Поиски причин

Почему пал Багдад? Как он мог прийти к этой ка­тастрофе? Летописцы, жившие в то время, а позже и мусульманские летописцы искали причины, виновных. Визирь ал-Алками должен ответить за все, говорили сунниты, так как он был шиитом (в 1257 году в Баг­даде началась жестокая гражданская война между суннитами и шиитами). От таких разногласий стра­дал «город мира» уже в течение нескольких столе­тий. В 1257 году шиитский квартал ал-Кар был раз­граблен, не пощадили даже дома близких родствен­ников визиря ¹⁸. У войска халифа, которое большей частью состояло из тюркских наемников, отняли — в связи с этими беспорядками? — военные ленные по­местья. Повсюду в Багдаде с тех пор можно было на­толкнуться на нищенствующих солдат. Народные по­эты сожалели о гибели войска, оплакивали «ослабле­ние ислама и мусульман». Визирь разрушил жизнен­ные устои наемников и таким образом коварно отдал в руки татар царство халифа¹⁹.

Совсем иначе думает багдадский шиит Ибн ат-Тик­така (писал в 1302 году). Он называет халифа аль-Мустасима мягкосердечным идиотом, который про­водил время с певцами и паяцами, изучал книги, конечно, не извлекая из этого никакой пользы. Он не имел вообще никаких способностей государственно­го деятеля; даже собственных сыновей не сумел обуз­дать. До аль-Мустасима (прав. 1226-1242) действо­вал хороший обычай: халиф своих собственных де­тей и ближайших родственников сажал в тюрьму. Аль-Мустасим простил своему старшему отпрыску Абуль-Аббасу то, что он был в большом почете у черни под именем Абу Бакр, затем организовал гра­бежи 1257 года²⁰. Когда в Багдаде распространилась весть, что монгольское войско движется на восток, аль-Мустасим ничего не предпринял. Ибн ал-Алками все время заставлял пассивного медлительного халифа готовиться к войне, все было напрасно. На­конец, из Хамадана в Багдад много раз прибывали с предложениями посланники. Только тогда халиф снизошел до того, чтобы послать ответ, сдержанный и неоднозначный. Поэтому Хулагу решился идти войной на Ирак²¹. Ибн ат-Тиктака защищает визиря от об­винения в предательстве халифа и в том, что он отдал империю татарам, жаждавшим крови. Все предостережения и советы визиря не нашли откли­ка, так как аль-Мустасим, хотя и был расположен к своему визирю, допустил, что придворная клика от­странила Ибн ал-Алками от всех решений. Когда Ху­лагу стоял перед воротами Багдада, визирь первым должен был засвидетельствовать почтение хитрому завоевателю. Именно это толковали превратно сун­ниты как косвенное доказательство предательства²². Но Ибн ат-Тиктака уверяет: как раз то обстоятель­ство, что Ибн ал-Алками, которому содействовали ученый Насир-ад-дин ат-Туси, после этого быстро получил повышение по службе у Хулагу и был на­значен правителем Багдада, доказывает, что визирь не был предателем, так как предателю Хулагу ни­когда бы не доверял²³.

Подобные обоснования, составленные из анекдо­тов и слухов, вряд ли могут нас убедить. Они сле­дуют из событий, происходивших непосредственно перед катастрофой, и отбираются в зависимости от того, рассказывает ли их шиит или суннит. Насир-ад-дин ат-Туси рассказывает дальше. Свое сообще­ние он начинает с размышлений, которые позволя­ют оправдать нападение. Хулагу даже считал, что на­падение было вынужденным: монгол придерживался мнения, что Аббасиду нужно предъявить определенные претензии. Это позволило также Ибн ат-Тиктаке от­метить, что аль-Мустасим сдерживал Хулагу. Конеч­но, ат-Туси и Ибн ат-Тиктака, будучи шиитами, осуждали аббасидского халифа и склонны были ви­деть в завоевателях своих покровителей²⁴. А трагизм аль-Мустасима в том, что он, очевидно, не смог сде­лать правильные выводы.

«Когда самодержец мира, воплощение безопаснос­ти и спокойствия Хулагу-хан принял решение втор­гнуться в страну исмаилитских еретиков, чтобы их ис­коренить, он отправил посланника к халифу: «Ты за­явил, что тебе со мной по пути. Признаком того, что мы идем одним путем, является то, что ты поддер­живаешь нас войсками, как только мы выступаем против врага». Сначала халиф был готов выполнить эту просьбу, но изменил свое мнение, когда ему воз­разили, что хитрый монгол хочет только лишить Баг­дад военной защиты, чтобы можно было его без опас­ки атаковать. После падения Аламута Ибн ал-Алка­ми хотел помириться с монголом, передав свои изви­нения и ценные подарки. Но противники визиря подозревали, что он хотел спасти только собственный дом. Аль-Мустасим дал себя уговорить послать толь­ко малоценные дары. Разгневанный Хулагу потребо-иал, чтобы сам халиф или один из его высших при­дворных предстали перед ним. Только когда в Баг­даде начались тактические маневры, Хулагу выступил из своего зимнего лагеря»²⁵.

Но какому праву мог монгольский полководец тре­бовать от халифа военной поддержки? Уже посол Абассида аи-Иаснра (прав. 1180-1225) ездил к мон­голам. Конечно, до ушей халифа дошло, что в Сред­ней Азии образовалась новая сила, которая могла быть ему полезной в войне против хорезмских шахов, теснивших его империю с востока²⁶. До 628 года (х)* (начался 9.11.1230), сообщает летописец Ибн аль-Асир (1160-1233), проживавший вблизи Мосула, Аламут — тогда уже в союзе с Багдадом — гнал толпу втор­гшихся в Северный Иран татар к последнему шаху Хорезма Джелал-ад-дину²⁷; татары, таким образом, оказали услугу Аламуту и Багдаду.

Хорезм, цветущая страна на юге Аральского моря, уже при Чингисхане подвергся нападению монголов. Джелал-ад-дин упорно стремился создать противодей­ствие захватчикам на севере и западе Ирана, вклю­чая и Азербайджан. При этом он вступил в конфликт с Исмаилитами и Аббасидами. Они, очевидно, над­еялись с помощью монголов уничтожить интригана-шаха. В верхнем течении Тигра в 1231 г. он был за­держан дозорным отрядом татар. Его последние от­ряды были рассеяны, он сам бежал, но вскоре после этого был убит курдскими разбойниками. Призывы к мусульманским правителям выступить против вра­га сообща не были услышаны. Немного позже, прав­да, Аббасиды и Исмаилиты поняли, что они ввяза­лись из-за краткосрочной выгоды в азартную игру, развязка которой могла стать для них смертельной. Татары не удовлетворились захватом Хорезма. Уже в 1220 году некоторые из их отрядов продвинулись дальше на запад, обошли Каспийское море на юге и после этого вернулись через степи на восток. Ибн аль-Асир изображает потрясающую судьбу, которая выпала на долю городов Хамадана и Рея, но тут же замечает, что кучка чужого войска пополнилась мусуль­манами, которые участвовали в грабежах. Позже та­тары подошли второй раз; около 1225 г. начались в западном Иране и Азербайджане битвы между ними и Джелал-ад-дином. Он, как упоминается, не нашел поддержки, татары после его смерти смогли обосновать­ся там и в Южной Анатолии. Так в поле их зрения попал Багдад; в 1238 г. туда прибыл в первый раз монгольский посланник, который потребовал от Аббасидов подчинения²⁸.

В 1246 году монголы выбрали нового великого хана — Гуюка. По этому поводу князья, которые поддерживали с ними отношения, отправили послан­ника в Каракорум, где встречались монгольские принцы. Список исламских правителей, которые пос­лали туда представителей, был на удивление длин­ный. Он включал самых важных властителей Хора­сана, северо-западного Ирана, Азербайджана, Луристана, Ширвана, султана сельджуков из Коньи — этот прибыл лично, князей Алеппо, Мосула, Эрзерума, Фарса и Кирмана, Исмаилитов Аламута, багдадско­го халифа, который послал своего старшего совет­ника²⁹. После вступления на трон Гуюк незамедли­тельно стал принимать меры, чтобы продолжить дело, начатое Чингисханом: завоевание Евразии. Один поход на запад он хотел возглавить сам, од­нако доверил главное командование сначала Элчи-гэдэю, племяннику Чингисхана, к которому должна была стекаться дань Сельджуков и грузин, Алеппо и Мосула. За этим, между прочим, наблюдали из Ев­ропы. Францисканец Джованни дель Карпини, ко­торый поехал по поручению папы Иннокентия IV в Каракорум, видел там коронацию Гуюка в 1248 году; через год после возвращения Джованни король Франции Людовик IX* задержался в Никозии. Там он принимал посла Эльчигэдэя, передавшего напи­санное по-персидски письмо, в котором христианам в завоеванных монголами землях гарантировалась полная свобода вероисповедания. Эльчигэдэй хотел побудить короля Людовика к нападению на Египет, чтобы аббасидский халиф не мог ожидать оттуда ни­какой помощи. Главной целью похода Эльчигэдэя было, конечно, порабощение исмаилитов. Их послан­ников новый великий хан после торжества своего коронования отпустил домой «униженными» и «сми­ренными». К багдадскому верховному судье халифа отнеслись сначала с уважением. Он получил диплом, названный ярлыком. С принятием такого ярлыка от­ношение великого хана к получателю в глазах мон­голов было однозначным: последний подчинился³⁰ и продолжал править как его вассал. Немного позже у верховного судьи халифа отобрали диплом и дали вместо него послание с угрозами халифу, на кото­рого жаловался полководец Гуюка. О закулисной стороне этого происшествия мы ничего не знаем. Во всяком случае, с тех пор отношения Багдада с мон­голами не улучшились³¹. Напрашивается подозрение, что халиф и князь Аламута теперь испугались пос­ледствий своей попытки использовать татар в качес­тве инструмента против хорезмийцев. Как нужно было защищаться от злоупотребления властью мон­голами? И как нужно было дать понять тем невер­ным, что вербовка в союз, которую они превратно истолковали в соответствии со своей простой схемой разделения человечества на платящих дань «спутников» и на «врагов», была не чем иным, как порабо­щением?

Дата добавления: 2015-08-21