Изумрудная скрижаль 5 страница

Тат. Я хочу, отец, слушать их и мыслить.

(16) Гермес. Соблюдай же спокойствие, дитя, и слушай ныне гимн, содержащий хвалу, подобающую палингенесии, тот гимн, который я не мог решиться открыть тебе столь легко.

[Поскольку сказанному не учатся, разве что в конце всего, но скрывают его в молчании.] [Итак, дитя, встав на открытом месте и глядя в сторону южного ветра, пади ниц перед Солнцем [когда оно садится]; и то же самое делай, когда оно восходит в направлении востока.] [Соблюдай спокойствие, дитя.]

[Тайный гимн]

(17) Да отворится передо мной всякий засов космоса; да воспримет всякая природа звук гимна. Отворись, земля, не колыхнитесь, деревья; я намерен воспеть того, кто и все, и единое есть.

Отворитесь, небеса, остановитесь, ветры; круг бессмертный да воспримет мое слово.

Ибо я намерен воспеть творца всего, сплотившего землю, и вознесшего небо,

И извлекшего из океана сладкую воду во вселенную,

чтобы помогла она пропитанию всех человеков,

И того, кто назначил огонь освещать всякое дело богов и людей.

Да даруем разом мы все хвалу ему, тому, кто парит в небесах, творца всякой природы.

(18) Вот каково око моего ума; и о если бы была принята хвала моя силам.

Силы во мне, воспойте единое и все; подпойте желанию моему, все силы во мне.

Знание святое, освещен я тобой и чрез тебя умозрительный свет воспеваю. Радуюсь я в радости ума; силы все, вместе со мною радуйтесь.

И ты подпевай мне, воздержание;

< Самообладание... > Справедливость моя, воспевай справедливое через меня; Общность моя, воспевай все через меня; Истина моя, воспевай истину <через меня>.

Благо, благо во мне, воспевай; жизнь и свет, от вас к нам нисходит хвала.

Я благодарен тебе, отец, энергия сил моих;

я благодарен тебе, о боже, сила энергий моих.

(19) Так призывают силы во мне желание твое исполнить; все воспевают твоим пожеланием.

Твой логос через меня воспевает тебя; ибо мой логос пасешь ты, о ум.

Через меня ты прими от всего словесную жертву; ибо все от тебя, все к тебе.

Ум, что во мне, освети своим светом; душу мою спаси своей жизнью.

[Дух, что во мне... духонесущий творец, ты еси бог.]

(20) Твой человек вопиет пред тобой через все порожденья твои, ищет от вечности он славословье.

То, что ищу я, я знаю; волей твоей остановлен; желанием твоим возрожден.

21) Тат. Произнося свою похвальную речь, отец, ты поместил ее и в космосе моем.

Гермес. Дитя, говори: «в умопостигаемом мире».

Тат. В умопостигаемом, отец, в силе моей благодаря твоему гимну и при посредстве твоей хвалы озарил меня ум. В дополнение мечтаю и я посвятить славословие богу по своему разумению.

Гермес. Только не делай этого наобум, дитя.

Тат. То, что я вижу в уме, говорю я, отец.

Тебе, родоначальнику генесиургии,

Я, Тат, посылаю богу словесную жертву.

Боже, ты — отец;

Владыка, ты — ум.

Прими от меня те слова, что ты хочешь; Ибо тебе, желающему всего, посвящаю я их.

Гермес. Неплохо, дитя! Ты посвятил богу, отцу всего, угодную ему жертву. Однако прибавь еще, дитя, следующее: «Посредством слова».

(22а) Тат. Благодарю тебя, отец [за то, что ты одобрил мою молитву].

Гермес. Я радуюсь, дитя, тому, что <слова мои упали на благодатную почву и что> принесли они в тебе плоды — бессмертные произведения добродетели, порожденные истиной; ибо ты познал самого себя и отца нашего так, как это положено в уме.

(22Ь) Получив это наставление от меня, дитя, ты теперь должен хранить молчание и никому не излагать учения о палингенесии, с тем чтобы не прослыли мы клеветниками всего.

<...> И — ничего более; ибо каждый из нас достаточно позаботился о самом себе: я — говоря, а ты — слушая.

ГЕРМЕС ТРИСМЕГИСТ АСКЛЕПИЮ — ЗДРАВСТВОВАТЬ В МЫСЛИ

(1) Поскольку сын мои, Тат, пока ты отсутствовал, пожелал, чтобы я научил его природе сущего, недопустимо было мне отсрочить его наставление, так как я был принужден им, весьма молодым и только что пришедшим к знанию, вести весьма продолжительную беседу, чтобы мое учение стало вполне доступным для него. Изложив для тебя главное содержание сказанного в немногих словах, я пожелал послать написанное тебе, [дав ему скорее мистическое истолкование,] поскольку ты уже вполне зрел по годам и являешься знатоком природы.

(2) Если все зримое уже возникло и возникает, [а рожденное возникает благодаря не самому себе, а иному,] и имеется многое [рожденное или, вернее, все] зримое, и все оно различается между собой и не подобно себе, и возникающее возникает благодаря иному, следовательно, есть некто, кто его творит; при этом он нерожден, потому что он должен быть старше рожденного. В самом деле, рожденное, как я утверждаю, возникает силой иного; и среди рожденных сущих не может быть ни одного, которое было бы старше их всех, — таково лишь нерожденное. (3) Далее, он единый и лучший среди всего, и он единственный на деле мудрый во всем, поскольку нет ничего старше его; в самом деле, он руководит множеством возникающего благодаря своей величине и его различиями благодаря непрерывности созидания. Коль скоро рожденное видимо, то и он видим; действительно, он созидает именно с той целью, чтобы быть видимым. Таким образом, созидая вечно, он также вечно видим.

(4) Таким образом, он достоин того, чтобы мыслить о нем и мыслящему его удивиться, а удивившемуся счесть самого себя блаженным, поскольку он познал отца; ибо что могло бы быть слаще, чем узнать родного отца? Итак, кто же он и как мы будем его узнавать? В самом деле, справедливо ли относить к нему одно лишь наименование «бог» или же также «творец» или «отец»? Или допустимы все три: «бог» благодаря его силе, «творец» благодаря энергии, а «отец» на основании блага? Действительно, по силе он превосходит возникающее, по энергии он оказывается среди всего <, а благ он сам...>.

(5) Поэтому, отказавшись от многословия и пустословия, необходимо мыслить два названных предмета: возникающее и созидающее; ибо между ними нет никого, как нет и ничего третьего. Итак, во всех случаях, когда ты мыслишь и слушаешь, помни о них двоих и считай, что все и есть они, не выдвигая предположений о чем-либо недоступном или таинственном: ни среди высшего, ни среди низшего, ни среди божественного, ни среди изменчивого; ибо все есть двое — возникающее и созидающее. И одно от другого отделено быть не может; ведь созидающий не способен существовать без возникающего <, а возникающее — без созидающего. В самом деле, и то и другое есть именно то, что оно есть; и потому одно невозможно отделить от другого, как невозможно его отделить от самого себя. (6) Действительно, если творец есть не что иное, как одно лишь созидающее, простое и несоставное, то ему необходимо творить хотя бы по той причине, что творение есть рождение для творящего. И любое возникающее не в состоянии быть возникающим благодаря самому себе, но ему как возникающему необходимо возникнуть силой иного; рожденное без созидающего не возникает и не существует. В самом деле, иное без иного теряет собственную природу [вследствие лишенности иного]. Таким образом, если признано, что сущее есть два названных — возникающее и созидающее, которые в своем единстве есть единое, то одно оказывается предшествующим, а другое — последующим, и в качестве предшествующего выступает созидающий бог, а как последующее — возникающее, каково бы оно ни было.

(7) И не будь излишне бдителен, опасаясь того, что вследствие разнообразия возникающего ты каким-то образом принизишь или обесчестишь бога. В самом деле, слава у него одна: созидать все, и таково подобие сущности бога — творчество; и не следует предполагать для него, созидающего, чего- либо дурного или безобразного. Ибо таковы претерпевания, следующие за становлением, словно ржавчина за медью или нечистоты за телом. Однако тот, кто изготовил медь, вовсе не создал ржавчину, а тот, кто породил тело, не произвел на свет нечистоты. Точно так же и бог не создал порока, напротив, сама продолжительность становления создает ее, когда оно словно отцветает. Именно по этой причине бог и создал изменение как некое повторное очищение становления.

(8) Далее, если тот же самый художник в состоянии создавать и небо, и землю, и море, и богов, и людей, и всех неразумных животных, и бездушное, то разве для бога невозможно творить все? О полное безмыслие и неведение бога! Люди, придерживающиеся такого мнения, впадают в наинеобычайнейшее заблуждение; действительно, они, утверждая, что придерживаются в отношении бога благочестивых мыслей, уже тем, что не относят на его счет сотворение всего, не просто не знают бога, но в дополнение к своему незнанию еще и позволяют себе величайшие богохульства по его поводу, поскольку они приписывают ему некую страсть — гордыню или бессилие. В самом деле, если он творит не все, то либо потому, что пренебрег тем, чего не творит, либо потому, что не в состоянии творить этого; допускать и то и другое нечестиво. (9) Ибо бог обладает лишь одним свойством — благом; благому же не свойственны ни гордыня, ни бессилие. Все рожденное на самом деле появилось на свет от бога, то, что есть, было создано благим и могущим все. Ведь таков бог — благо; благу же свойственна всяческая способность созидать все.

(10) И если ты желаешь понять, как он созидает и как возникает возникающее, позволено тебе увидеть самое лучшее и наиболее похожее изображение. Взгляни на земледельца, бросающего семя в землю: там — пшеничное, там — ячменное, там — какое- то другое; взгляни на него же, когда он сажает виноград, яблони и все остальные деревья. Точно так же и бог сеет на небе бессмертие, на земле — изменение, а во всем — жизнь и движение. [Перечисленных качеств не так уж и много, напротив, их мало и они легко исчислимы; в самом деле, их всего четыре.] Ибо есть два существа: сам бог и становление, в которых заключено все сущее.

XVI

[ОПРЕДЕЛЕНИЯ] АСКЛЕПИЯ ЦАРЮ АММОНУ

[О боге, о материи, о порочности, о судьбе, о Солнце, об умопостигаемой сущности, о божественной сущности, о человеке, об устройстве плеромы, о семи звездах, о человеке по подобию.]

(1) Я послал тебе, царь, эту великую речь, словно венец и набросок всех остальных, не согласующуюся с мнением большинства, но полностью противоречащую ему. В самом деле, тебе будет казаться даже, что имеется противоречие с некоторыми моими речами. <...> (1Ь) Ибо Гермес, мой учитель, часто, беседуя со мной как наедине, так, порой, и в присутствии Тата, говорил, что тем, кто читает его книги <с открытым умом>, их слог кажется весьма простым и ясным, тем же, кто исходит из противоположных предпосылок, они покажутся клеветническими, поскольку смысл их будет представляться неясным и заключающим в себе скрытое значение слов. И еще более неясным он покажется в будущем, когда эллины пожелают перевести нашу речь на свой собственный язык, что приводит к величайшему искажению и неясности написанного. (2) Речь, истолковываемая на отеческом языке, обладает ясным смыслом слов; в самом деле, само качество ее звучания <...> и сила египетских имен содержат в себе энергию произносимого. Итак, царь, насколько ты можешь — а можешь ты все, — оставь эту речь непереведенной, с тем чтобы подобные таинства не дошли до эллинов и чтобы способ выражения эллинов, высокопарный, расслабленный и словно рисующийся, не привел к исчезновению священного, устойчивого и действенного звучания имен. Ибо эллины, царь, пользуются пустыми словами доказательств, и такова вся эллинская философия — пустой шелест слов. Мы же пользуемся не словами, а величайшими звучаниями предметов.

(3) Я начну мою речь с этого, призвав себе в помощники бога, господина, творца, отца и обрамление всего, того, кто [един, будучи всем, и] все, являющееся единым [и в едином], притом что единое не занимает второго положения, но оказывается взятым в совокупности единым и сущим; ибо плерома всего есть единое. Запомни этот ход моей мысли, царь, на время всего изложения моей речи. В самом деле, если кто-нибудь попытается отделить все [которое, похоже, является единым и тождественным] от единого, отнеся наименование «все» ко множеству, а не к плероме и тем самым отделив все от единого, он уничтожит само все; а это невозможно. Действительно, все должно быть единым, если, конечно, существует, — а оно, разумеется, существует и никогда не прекращает существовать, — с тем чтобы не была расторгнута плерома всего.

(4) Ты мог бы, пожалуй, увидеть на земле множество источников вод и воздуха, изливающихся в наиболее срединных ее частях, и в одном и том же месте доступные созерцанию три природы: воздух, воду и огонь, происходящие из единого корня. Потому-то земля, как полагают, и является хранилищем всякой материи; и производит она ее поставки, а взамен получает свыше наличное бытие. (5) В самом деле, именно так и соединяет небо и землю демиург — я имею в виду Солнце, — опускающий сущность, а поднимающий материю; он располагает вокруг себя все, и влечет к себе все, и дарует все от самого себя; ибо независтливо дарует всему собственный свет. Ведь оно есть то, благие энергии чего распространяются не только на небе [и в воздухе], но и на земле и достигают даже глубочайших ее расщелин [и бездн]. (6) Трехмерное его тело есть <источник зримого света>; и если имеется также некая умопостигаемая сущность, то ее вместилищем будет его свет. То же, откуда эта сущность появилась или проистекла, ведает лишь сам бог. Солнце, по своему местоположению и по природе близкое нам, позволяет себя созерцать. Бог же незрим, поскольку мы не можем увидеть его и лишь с большими усилиями мыслим его благодаря некоей догадке; (7) при этом созерцание Солнца не основано на догадках, а доступно для простого зрения. В самом деле, оно наиблистательнейше освещает весь космос — и лежащий выше его, и располагающийся ниже; ибо оно располагается посредине, словно нося космос в качестве венка. Итак, оно позволяет ему перемещаться не вдали от самого себя, но если следует сказать истину, то вместе с самим собой, словно благой возничий, оберегающий колесницу космоса и ставящий ее в зависимость от самого себя, чтобы не могла она нестись без разбора; имеются также поводья — жизнь, душа, дух, бессмертие и становление.

(8) Вот каким образом оно творит все: бессмертному оно уделяет вечное постоянство и при посредстве восходящего движения собственного света в той мере, в какой оно посылает его вверх из иной части, обращенной к небу, питает бессмертные части космоса, а благодаря тому свету, который оно испускает вниз, освещающему весь объем воды, земли и воздуха, оно животворит и побуждает к становлению то, что располагается в названных частях космоса, и благодаря изменениям [по спирали] заново созидает и меняет форму у живых существ,

(9) в то время как взаимное их изменение дарует им взаимный переход из рода в род и из вида в вид, и точно так же оно поступает в применении к великим телам, когда созидает их. В самом деле, постоянство всякого тела есть изменение, причем у бессмертного оно не связано с распадением, а у смертного — связано; именно в этом состоит отличие бессмертного от смертного [и смертного от бессмертного]. (10а) И подобно тому, как свет его плотен, точно так же плотно и его животворение, непрерывное в отношении своего места и управления.

(10Ь) Ибо вокруг него также располагаются многочисленные хоры демонов, подобные разнообразным войскам, которые живут вместе с бессмертными и, тем не менее, недалеки от здешних мест. Они, занимая промежуточное положение, надзирают над человеческими делами и вершат то, что назначено богами, посредством бурь, ураганов, смерчей, воздушных пертурбаций и землетрясений, а также голода и войн, сражаясь с непочтением к богам. (11) Ведь именно таков величайший человеческий порок. [Ибо Дело богов — творить добро, долг людей — быть благочестивыми, а обязанность демонов — помогать богам.] Действительно, на все остальное, что дерзают совершать люди, они отваживаются либо по ошибке, либо в силу необходимости, [которую называют роком,] либо вследствие неведения; и все это неподотчетно богам, и только неблагочестие подлежит наказанию.

(12) Подлинным же спасителем и кормильцем всего этого рода является Солнце; и подобно тому, как умопостигаемый космос, объемлющий чувственно воспринимаемый, наполняет свой объем разнообразными и всеформными идеями, точно так же и Солнце, [объемлющее] все, что есть в космосе, наполняет его рождениями всех существ и придает ему силу, дает всем существам, а когда они хворают и устремляются <к гибели>, принимает их в себя.

(13) Ему подчинен хор демонов, а вернее, хоры; в самом деле, их много и они разнообразны, поскольку подчинены руководству звезд, и равны им по числу. Таким образом, они, расположенные наподобие бруска, служат каждой звезде, будучи благими и дурными по своей природе, то есть по своей энергии; ибо сущность демона есть энергия. [А есть и такие среди них, которые смешаны из блага и зла.] (14) Поскольку им по жребию назначена власть над всеми предметами на земле, <...> они причинствуют также и для беспорядков, творящихся на земле, и творят многообразную рознь — как общую для городов и народов, так и частную для каждого из них. Ведь они преобразуют наши души и привлекают их к самим себе, расположившись в наших жилах, в мозгах, в нервах и в артериях [и в самой голове] и достигая самой печени.

(15) В самом деле, каждого из нас, когда он появился и обрел душу, захватывают демоны, прислуживающие в самый момент рождения, которые подчинены каждой из звезд; ведь они в этот момент изменяются, не оставаясь теми же самыми, но вновь совершают кругооборот. И потому они, погрузившись в две <неразумные> части души, при посредстве тела тревожат ее — каждый в согласии с собственной энергией. Разумная же часть души пребывает в покое, неподвластная демонам, и она готова принять бога.

(16) Итак, в тот момент, когда в разумной части воссияет луч <света,> [при посредстве Солнца] <исходящий от бога>, демоны, которые все малы, тотчас остаются без Дела; ибо никто — ни демон, ни бог — не в состоянии противиться единому лучу бога. Всех же остальных людей как в душах, так и в телах ведут и направляют демоны, поскольку люди любят и принимают их энергии; и существует <демоническая> любовь, не имеющая смысла, которая ошибочна и приводит к ошибкам. Стало быть, <демоны> управляют всем вот этим земным устроением, используя в качестве орудия наши тела. И именно такое устроение Гермес назвал роком.

(17) Итак, умопостигаемый космос зависит от бога [, а чувственно воспринимаемый космос — от умопостигаемого]; Солнце же при посредстве умопостигаемого [и чувственно воспринимаемого] космоса управляет потоком блага (то есть демиургии), исходящего от бога. Вокруг Солнца располагаются восемь сфер, зависящих от него: сфера неподвижных звезд, шесть сфер блуждающих звезд и одна околоземная. Демоны зависят от этих сфер, а люди — от демонов; именно в таком порядке всё и все зависят от бога. (18) Потому-то бог есть отец всего, а Солнце — демиург; космос же — орудие демиургии. И умопостигаемая сущность управляет небом, небо — богами, демоны же, подчиненные богам, руководят людьми. Таково воинство богов и демонов. (19) Бог созидает все сам по себе при посредстве перечисленного, и всё есть части бога, а если оно — части бога, то, следовательно, бог есть все. Итак, созидая все, он творит самого себя; и не мог бы он, пожалуй, никогда остановиться в своем творении, поскольку сам он не может прекратить существовать. [И подобно тому, как бог бесконечен, точно так же и творчество его не имеет [ни начала, ни] конца.]

<Диалог Тата с царем Аммоном>

— Не обратить ли тебе внимание, царь, на то, что существуют и бестелесные изображения тел?

— Какие? — спросил царь.

— Не кажется ли тебе, что видимое в зеркалах является бестелесным?

— Так и есть, Тат, [ты мыслишь божественно,] — ответил царь.

— Однако существует и другое бестелесное; например, не кажется ли тебе, что бестелесны и идеи, которые проявляются в телах не только одушевленных, но и бездушных существ?

— Ты хорошо говоришь, Тат.

— Таким образом, <подобно тому, как тела отражаются в зеркалах, > точно так же имеются и отражения бестелесного в телах [и тел — в бестелесном, то есть чувственно воспринимаемого космоса в умопостигаемом,] а умопостигаемого космоса — в чувственно воспринимаемом. Потому, царь, преклоняй колени перед статуями, так как и они обладают идеями, происходящими из умопостигаемого космоса.

И в этот момент царь встал и сказал:

— Пришло время, пророк, проявить заботу о гостях и уделить им внимание; мы продолжим свою теологическую беседу завтра.

XVIII

[ВОСХВАЛЕНИЕ ЦАРЕЙ] [О ТЕЛЕСНЫХ СТРАСТЯХ, ПРЕПЯТСТВУЮЩИХ ДУШЕ]

(1) Если тем, кто объявляет об исполнении гармонии наимузыкальнейшей мелодии, во время выступления для их замысла окажется препятствием дисгармония инструментов,

[Это предположение смешно; ибо, если инструменты окажутся негодными для использования, музыкант обязательно будет освистан зрителями. В самом деле, он [со знанием дела] претендует на то, чтобы продемонстрировать неустанное искусство, но при этом бранит несовершенство инструментов. Ибо бог, будучи по своей природе музыкантом, не просто сочиняющим гармонию песен, но и соотносящим ритм собственной мелодии с отдельными инструментами, неутомим как бог; действительно, усталость — не от бога.]

(2) [если это произойдет когда-нибудь у мастера, который пожелал состязаться в музыке так, как следует, после того как трубачи показали свои навыки, а флейтисты воспроизвели на своих музыкальных инструментах звучание [мелодии], завершая свирелью и плектром звучание [песни],] то причину тому будут видеть не в духе музыканта, [и не в лучшем, напротив, ему окажут подобающие почести,] но будут бранить поврежденность инструмента, потому что он сделался препятствием для самого прекрасного, так как музыканту он помешал в исполнении мелодии, а у слушателей похитил звучную песнь. (3) Точно так же и в отношении нас самих вследствие телесной слабости никто из видящих ее не должен выдвигать обвинения против нашего творца; напротив, пусть он знает, что бог заложил в наш род неутомимый дух, поскольку он находится в вечном и тождественном положении в собственном знании, [непрерывно дарует нам счастье,] оказывает во всем одни и те же благодеяния. (4) Если, например, материя, используемая [Фидием] Демиургом, не подчинилась его разнообразным замыслам, <виновен в этой ошибке не он. И если музыка идет не в лад, но> сам музыкант исполняет ее по мере сил, то мы не должны обвинять в ошибках его самого, но нам следует бранить недостаточное натяжение струны, потому что именно оно, за которым последовало понижение звука [или его повышение], нарушило ритм благозвучия.

(5) [Однако никто и никогда не обвинит музыканта в досадном происшествии с его инструментом; напротив, чем больше хулят инструмент, тем более возвеличивают музыканта, когда он зачастую своим ударом по струнам извлекает правильный звук; и слушатели проявляют тем большую любовь к такому музыканту.]

[Тем не менее, они и не имели против него обвинения.]

[Так же и мы, достопочтенные, давайте вновь настроим нашу собственную внутреннюю лиру в тон с музыкантом.]

(6) Впрочем, я, разумеется, вижу некоего музыканта: если он в какой-то момент [даже без использования лиры] подготовил себя к исполнению великого по природе сочинения, [подобно тому, как он часто пользуется инструментом,] он каким-то таинственным способом настраивает струны так, что слушатели поражаются ему, расположенному к собственному величию в высшей пользе. [Так, рассказывают следующее: когда один музыкант участвовал в состязании в игре на кифаре и когда порвалась струна, получил помощь со стороны лучшего. ]Про одного кифареда, пользующегося в своих музыкальных занятиях помощью благосклонного к нему бога, рассказывают, что однажды, когда он участвовал в состязании в игре на кифаре, у него порвалась струна, что стало для него препятствием в участии в состязании. [Благорасположение лучшего заменило ему струну и предоставило ему благодать славы.] Ибо вместо струны, благодаря промыслу лучшего, мелодию завершила севшая подле цикада, [и восполнила она место, где должна звучать струна,] кифаред же, [благодаря исцелению струны] перестав горевать, снискал победную славу. (7а) Именно так, достопочтенные, как я ощущаю, случается и со мной. Только что я признался в своей слабости [и совсем недавно был болен], и вот — благодаря силе лучшего была словно восполнена мелодия [, которую я исполнял в честь царя].

(7Ь) Итак, предел нашей помощи есть прославление царей; это от их победных памятников возник замысел этой речи. Давайте же пойдем; ибо этого желает бог; [давайте же поспешим, ибо этого хочет музы- кант и для этого он настроил свою лиру;] и Музыкант будет исполнять тем более звучную песнь [и будет музицировать еще приятнее], чем большие требования будут к нему предъявлены.

(8) Так вот, поскольку струны его лиры настроены в первую очередь для похвалы царей и обладают они звучанием хвалебной песни, [и цель состоит в царственных панегириках,] он побудил самого себя прежде всего к восхвалению высшего царя всего [благого бога], и [, начав свою песнь с высшего,] во второй черед он перейдет к тем, которые обладают своим положением как изображением того; ведь и самим царям угодно, чтобы песнь о высшем постепенно нисходила вниз и оттуда же, откуда к ним приходят мелодии победы, последовательно приходило прославление надежд. (9) Стало быть, пусть музыкант обратится к величайшему царю [всего — к богу], который бессмертен [во всем и вечен] и извечно обладает своей властью, он — первый победоносный, от которого все победы приходят к тем, кто следует за ним [, к его преемникам в победах]. (10) Значит, речь наша приходит к панегирикам им, и обращается она со всей возможной поспешностью к царям, пританам общественного спокойствия и мира, власть коих вздымается издревле силою лучшего [бога], победа коих направляется его десницей, решения коих прежде принятых в ходе войн предопределены их благородством, памятники доблести коих воздвиглись прежде сражения, [коим свойственно не только царствовать, но и быть лучшими,] коих варвары пугаются прежде их движения.

[О славословии лучшего, хвалебная песнь царю]

(11) Однако речь моя спешит к началам, чтобы достигнуть своей ли и завершить свое изложение на славословии лучшего [а затем и наибожественнейших царей, руководящих для нас миром]. [В самом деле, подобно тому, как мы начали с лучшего [и с высшей силы], точно так же мы вновь положим противоположный предел в самом лучшем.] Ибо Солнце, питающее всех своих отпрысков, само [, первое восходя,] собирает первые плоды величайшими руками [словно используя их для сбора плодов], своими лучами [(а лучи у него — это руки)] собирая более всего наполненные амброзией растения, и точно так Же нам, [берущим свое начало от лучшего и] воспринимающим истечение его мудрости в [сверх]небесные растения наших душ и вновь пользующимся ими, [необходимо упражняться в славословии] ему [, дождь которого он прольет для нас] на все наши посевы.

(12) Итак, подобает, чтобы богу, [всечистейшему и] отцу наших душ, в мириаде уст и голосов восходило славословие, пусть даже не по достоинству его, ибо не соразмерны они говоримому. Ибо новорожденные не в состоянии воспеть отца по достоинству, но воздают они ему подобающим образом те славословия, которые в силах их [и обретают они в этом прощение]. Более того, само это и есть высшее прославление бога — то, что он превышает панегирики собственного потомства. И прооймий, [и посвящение,] и средняя часть, и завершение славословий — в том, чтобы согласиться, что отец обладает беспредельной силой и недостижимыми пределами. (13) [Таково и славословие царю,] [ведь по природе нам, людям, поскольку нам случилось быть его потомками, свойственно возносить похвалы.] Ибо следует просить прощения, пусть даже в первую очередь дети получают его от отца прежде всякого извинения; и подобно тому, как для [только что появившихся на свет и] новорожденных естественно, чтобы отец не отворачивался от них за их бессилие, напротив, чтобы он радовался их узнаванию, точно так же естественно, чтобы и бог радовался нашему славословию. Знание всего, которое управляет жизнью для всего, дарует нам и способность совершать славословие богу. (14а) Ибо бог, поскольку он благ и вечно светозарен, в самом себе обладает пределом собственной сиятельности, а поскольку он бессмертен, из своей неиссякаемой энергии он предоставляет вот этому космосу удел бесконечности, призыв к спасительному славословию.

* * *

(14Ь) И нет здесь различия людей между собой, [и нет здесь противостояния,] напротив, у всех одна и та же мысль, [и единое у всех предвосхищение,] и единый у них ум [отец], и единое ощущение [действующее через них]; ибо любовный напиток для них — та же самая любовь, созидающая единую гармонию всех их.

* * *

(15) Давайте именно так и будем славословить бога; но снизойдем же и к тем, кто воспринял от него скипетр. Ибо нужно, [начав с царей и] отточив свое искусство в отношении их, приучить самих себя [к хвалебным песням] и поупражняться в почитании лучшего. [И с самого начала следует прежде всего упражняться в славословии ему и оттачивать тем самым это упражнение, с тем чтобы сроднились с нами самими такое упражнение в почитании бога и славословие царю.]

(16) в самом деле, нужно и им воздать должное, ибо они отворили для нас благолетие столь долгого мира. Добродетель же царя <проявляется в поддержании мира>, и одно лишь имя его способно установить мир; ибо царем он именуется потому, что легкой ногой он ступает по вершинам и повелевает при посредстве слова [, ведущего к миру]; [разумеется, потому, что по природе царствам свойственно превосходить варварские земли;] таким образом, само имя его есть символ мира. [Поэтому часто одно имя царя останавливает врага.] Более того, даже статуи его служат тихой гаванью для тех, кто переживает тяжелую зиму; и уже одно лишь изображение царя, будучи показанным, [дарует победу и] предоставляет неустрашимость и неуязвимость согражданам.

Дата добавления: 2015-08-13