Изумрудная скрижаль 3 страница

(9) Далее, ощущение и мышление у всех живых существ приходят извне, вдыхаемые в них объемлющим их; космос же, восприняв их единожды, одновременно со своим возникновением, и почерпнув их от бога, владеет ими. Бог же вовсе не лишен ощущений и мышления, как полагают некоторые; ибо они высказывают эту хулу вследствие суеверия. И ощущение, и мышление бога есть само то, что всегда приводит все в движение. В самом деле, все то, что существует, Асклепий, пребывает в боге, поскольку возникает благодаря ему и зависит от него, будь то действующее при посредстве тел, будь то движущееся благодаря душевной сущности, будь то животворящее в духе, будь то воспринимающее мертвое. [И это вполне естественно.] И не будет такого времени, когда будет отвергнуто хотя бы одно из сущих;

[когда же я говорю о сущих, я имею в виду бога;] ибо бог владеет сущими, и нет ни одного сущего, которое было вне его, как и такого, вне которого был бы он сам. А вернее, я говорю не о том, что он владеет ими, но, если следует мне открыть истину, что он сам и есть все [хотя и не извне принимая это в дополнение к себе, но даруя вовне].

(10) Вот какого мнения тебе, Асклепий, следовало бы придерживаться, имея в виду истину, а не думая о том, что не заслуживает доверия; ибо вера следует за мышлением, а неверие — за безмыслием. В самом деле, логос не достигает истины; ум же велик: взяв в свои проводники до некоторого момента логос, он возвышается к истине. Обдумав все и отыскав созвучное тому, что было истолковано логосом, он начинает верить ему и останавливается на этой прекрасной вере. Итак, те, кто [с помощью бога] достигает мышления, как было сказано выше, веруют, те же, кто не достигает, — лишены веры.

Именно это пусть и будет сказано относительно мышления и ощущения.

X

ключ

Гермеса Трисмегиста

(1а) Вчерашнее рассуждение, Асклепий, было посвящено тебе; сегодняшнее же будет справедливо посвятить Тату, тем более что оно является кратким изложением «Общих положений», которые были представлены ему.

(1Ь) Итак, Тат, бог, отец и благо обладают одной и той же природой, или, вернее, энергией. В самом деле, слово «природа» есть определение рождения и роста, каковые подразумевают изменчивое и движущееся. Энергия же бога относится к неизменному и неподвижному, то есть к божественному, одним среди которого он желает видеть и человеческое. Учение, посвященное энергиям — как божественным, так и человеческим, мы изложили в другом месте; его следует иметь в виду и в данном случае, как и во всех остальных.

(2) В самом деле, его энергия есть воление; его сущность состоит в желании, чтобы Все существовало. Ибо чем бы еще мог быть бог и отец [и благо], как не бытием всего того, чего еще не существует? Однако таково само наличное бытие сущих. Таков бог, таков отец. К нему присоединяется благо, причем такое, которое не свойственно ничему другому. Действительно, космос [и Солнце] сам отец всех благ, выступающих в сопричастности, но, пожалуй, не причинствует во благе для живых существ; ибо не причинствует он и для жизни. Если дело обстоит именно так, то, разумеется, потому, что он принуждается волением бога, без которого ничто не может ни существовать, ни возникать. (3) Причинствует же он, как отец для потомства, предоставляя свое семя и пищу, поскольку воспринимает от бога [при посредстве Солнца] дар блага. Ибо благо есть действенное начало; оно же не может возникнуть ни в чем другом, кроме как только в нем, который не воспринял в себя ничего, но желает, чтобы все было. Ведь я, Тат, не буду говорить о созидающем: созидающий на протяжении длительного времени бывает несовершенен, поскольку он то творит, то не творит. Кроме того, он порой созидает качества и количества; причем порой он творит количественно и качественно определенное, а порой противоположное. Бог же [отец и благо] является отцом в силу самого своего воления к бытию всего. (4а) Ибо он желает, чтобы все это было, и тем самым, следовательно, оно и существует. И в первую очередь, Тат, существует само благо, поскольку все остальное есть вследствие него.

(4Ь) <...> В самом деле, собственным признаком блага является познаваемость.

Тат. Ты наполнил нас, отец, благим и прекраснейшим зрелищем; и я близок к тому, чтобы подобным зрелищем было помрачено око моего ума.

Гермес. Но ведь вовсе не получается того, чтобы, подобно тому как луч Солнца, огненный по природе, ослепляет и заставляет закрыть глаза, то же производило и созерцание блага. Напротив, оно светит до тех пор, пока созерцающий его в состоянии воспринимать достигающее его умопостигаемое сияние. Ибо оно, конечно, мощнее в своей способности поражать, но безвредно и полно всяческого бессмертия. (5) И в самом деле, те, кто может извлечь для себя из этого зрелища нечто большее, часто погружаются в телесный сон; освободившись же от тела, они достигают этого наипрекраснейшего созерцания, подобно тому как его достигли Уран и Крон, наши предки.

Тат. Хорошо бы и мы удостоились его, отец!

Гермес. Хорошо бы, дитя. Но пока мы еще слишком слабы для его восприятия и потому не обладаем силой, достаточной, чтобы отворить очи нашего ума и узреть красоту блага, его нетленность и непроизносимость. В самом деле, ты будешь видеть его тогда, когда тебе будет нечего сказать о нем; ибо знание о нем есть глубокое молчание и бездеятельность всех чувств. (6) Действительно, тот, кто осмыслил его, не в состоянии мыслить ни о чем другом; тот, кто узрел его, не может созерцать ничего другого, как не может слышать ни о чем другом и вообще каким бы то ни было способом привести в движение тело; в самом деле, утратив все телесные ощущения, он пребывает в неподвижности, охватив все умом, и возвышает и возводит ввысь всю свою душу при посредстве <оцепенения> тела, и в целом превращает самого себя в сущность. Ибо невозможно, дитя, чтобы душа обожествилась, пребывая в человеческом теле; напротив, необходимо, чтобы она изменилась и именно так, начав созерцать красоту блага, обожествилась.

(7) Тат. Как ты говоришь, отец?

Гермес. У всякой делимой души, дитя, имеется воистину множество изменений.

Тат. Но в свой черед — что значит «делимая»?

Гермес. Разве ты не слышал в «Общих положениях» о том, что от единой всеобщей души происходят все души, которые сами по себе словно бы обособлены, но странствуют по всеобщему космосу? Так вот, этим душам свойственны многочисленные изменения, будь то к лучшему, будь то к противоположному. Ибо одни, пребывающие в облике пресмыкающихся, превращаются в души водных животных, души водных животных — в души сухопутных, души сухопутных — в души пернатых, а души воздушных живых существ — в человеческие. Человеческие же души, изначально обретшие бессмертие, превращаются в демонов, а затем, следуя по этому пути, входят в божественный хор; [есть же два божественных хора: один образованный блуждающими <звездами>, а другой — неподвижными;] именно такова высшая слава для души. (8а) Однако если душа, воплотившись в человеческое тело, остается дурной, то она не вкушает бессмертия [и не принимает участия в благе], но, пройдя обратно по уже пройденному пути, превращается в душу пресмыкающегося. Такова кара для дурной души.

(8Ь) Порочность же этой души есть невежество; ибо душа, не познавшая ничего среди сущего — ни его природу, ни благо, но пребывающая слепой, погружена в телесные страсти и, злосчастная, не узнав самой себя, рабствует противоестественным и негодным телам, словно неся на себе тело как бремя и не повелевая им, но подчиняясь ему. Такова порочность души. (9) Напротив, добродетель души есть знание; ибо познавший благ, благочестив и уже божествен.

Тат. Кто же этот человек, отец?

Гермес. Тот, кто не говорит о многом и не слушает многого. Ибо тот, дитя, кто проводит время в беседах и, внимая слухам, борется с тенями, так как бог и отец [и благо] невыразим в словах и не может быть услышан. В самом деле, речь в этом случае идет об ощущениях. (10а) Знание же во многом отличается от ощущения. Ощущение возникает, когда преобладает материальное начало, и как орудием оно пользуется телом, поскольку не в состоянии существовать помимо него; знание же [есть цель науки, а наука — дар бога; ибо всякая наука] есть бестелесное, и как орудием оно пользуется самим умом; ум же противоположен телу. Итак, душа, погрузившаяся в тело, сближается и с тем, и с другим: и с умопостигаемым, и с материальным. И это не может обстоять иначе; ведь все должно состоять из противоречия и противоположности, поскольку именно таково положение дел во всем сущем <...>.

Тат. А что ты думаешь о материальном боге, о космосе?

Гермес. Космос не есть зло, не есть он еще и благо; ибо он материален и подвержен страстям; более того, он есть первое среди всего подверженного страстям и второе среди сущего, [и он нуждается в самом себе,] и сам он [иногда возникает, но] существует вечно, пребывая же в становлении, он вечно возникает благодаря становлению качественно и количественно определенного в нем. Следовательно, он подвижен, ибо всякое становление есть материальное движение. (п) Умопостигаемый покой возбуждает материальное движение следующим способом. Коль скоро космос — это сфера, то есть голова, [а выше головы нет ничего материального, подобно тому, как под ногами нет ничего умопостигаемого, но лишь все материальное,] [и ум есть эта самая голова, движущаяся по кругу, то есть так, как это свойственно именно голове,] так вот все те живые существа, которые занимают место вблизи оболочки этой головы, где располагается душа, по своей природе бессмертны, поскольку душа в них преобладает над телом. Те же, которые находятся далеко от оболочки, смертны, поскольку тела в них больше, нежели души. Таким образом, все состоит из материального и умопостигаемого. И поскольку тело сотворено одушевленным, все есть живое существо.

(12) И космос есть первое среди всех остальных живых существ; человек же — второе живое существо, следующее за космосом, но первое из смертных [обладающее одушевленностью]. При этом он является не только благим, но и дурным, поскольку он смертен. Ибо космос не благ, поскольку ему свойственно движение, и не дурен, потому что бессмертен; человек же дурен и как подвижный, и как смертный. (13) Душа же человеческая перемещается следующим образом: ум пребывает [в логосе, а логос] в душе, душа же в духе. И дух, проникая по жилам и артериям, вместе с кровью приводит тело в движение и несет его, словно некий груз. Потому-то некоторые и полагают, что душа есть кровь, заблуждаясь тем самым по поводу ее природы и не придавая значения тому, что сперва необходимо выйти вовне душе, и тогда, когда дух переместится вовне, кровь застывает в жилах и артерии останутся опустошенными. Такова смерть тела.

(14а) Все зависит от одного начала, а начало зависит от единого и единственного. И начало движется, чтобы стать началом всего; единое же и единственное покоится и не движется.

(14Ь) Итак, имеются три живых существа: бог [отец и благо], космос и человек; и бог владеет космосом, а космос — человеком. И космос становится сыном бога, а человек — сыном космоса и словно внуком бога. (15а) Следовательно, бог не остается в неведении о человеке, напротив, он его хорошо знает и сам желает быть познанным им. И единственное спасение для человека — знание о боге; таково восхождение на Олимп; лишь благодаря ему душа становится благой.

(15Ь) <...> Но она никогда не остается благой, в силу необходимости она становится дурной.

Тат. Как ты это говоришь, Трисмегист?

Гермес. Взгляни, дитя, на душу младенца, еще не воспринимающую собственное разделение, когда тело ее еще мало и пока не обрело полный свой объем. Разве не прекрасное она зрелище во всех отношениях, поскольку не замутнена она пока телесными страстями и еще почти что примыкает к душе космоса? Когда же тело станет объемным и совлечет ее к телесным объемам, оно породит забвение; отделив же себя от красоты и блага, она уже не участвует в них, но вследствие забвения их она становится дурной.

(16) Противоположное случается с теми, кто покидает тело. В самом деле, душа, совершая восхождение к самой себе, отделяется от духа, а ум — от души. Ум, очистившись от своих покровов и будучи по природе божественным, обретя огненное тело, странствует по всякому месту, осудив душу на суд и заслуженное наказание.

Тат. Как ты это говоришь, отец, что ум отделяется от души, а душа от духа, после того как ты сказал, что душа есть оболочка ума, а дух есть оболочка души?

(17) Гермес. Необходимо, дитя, чтобы слушающий прослеживал ход мысли говорящего и сливался с ним в духе и чтобы он имел слух более острый, нежели голос говорящего. Соединение оболочек этих возникает в земляном теле. В самом деле, невозможно, чтобы в земляном теле обосновался ум сам по себе; ведь земляное тело не в состоянии перенести столь великое бессмертие и вытерпеть столь великую добродетель, изменив свой облик вместе с ней, ибо оно подвержено страстям. Итак, ум взял душу, словно некую оболочку; душа же, будучи и сама божественной, словно оболочкой пользуется духом, дух же поселяется в теле; в самом деле, дух заключает себя в кровь, а душа — в дух. (18) Далее, всякий раз, когда ум покидает земляное тело, он сразу облачается в свой собственный огненный хитон, которым он не мог пользоваться, когда обитал в земляном теле из земли. Действительно, земля не переносит огня; ибо вся она вспыхивает пусть даже от малой его искорки; именно по этой причине вокруг земли течет вода, словно укрепление и стена, противостоящая языкам пламени. Ум же, будучи самым острым среди всего умопостигаемого, обладает телом, также самым острым из всех стихий, — огнем. В самом деле, будучи демиургом всего, в ходе демиургии он пользуется огнем как орудием. И всеобщий ум является демиургом всего, человеческий же — лишь наземного; в самом деле, будучи свободным от огня, ум, помещающийся в человеке, не в состоянии созидать божественное, поскольку по своему нахождению он является именно человеческим. (19а) Человеческая же душа, хотя не всякая, но, по крайней мере, благочестивая, является демонической и божественной. И такая душа, проведшая борьбу за благочестие — а борьба за благочестие заключается в том, чтобы познать бога и не обидеть ни одного человека, — вся в целом становится умом; и вслед за уходом из тела, когда она становится демоном, для служения богу она получает в свой удел огненное тело. Нечестивая же душа остается в пределах собственной сущности, караемая ею, и ищет земляное тело, в которое она смогла бы войти.

(1%) Но тело это человеческое; в самом деле, другое тело не принимает человеческой души. И не положено, чтобы душа человеческая входила в тело неразумного животного, ибо таков божественный закон — оберегать человеческую душу от подобного оскорбления.

(20) Тат. Так какое же наказание, отец, получает человеческая душа?

Гермес. Да какое же может быть большее наказание, дитя, для человеческой души, чем неблагочестие? Какой огонь обладает таким же жаром, как неблагочестие? Какой хищный зверь столь силен, чтобы растерзать тело так же, как неблагочестие терзает саму душу? Или ты не видишь все то зло, от которого страдает неблагочестивая душа, когда она кричит и взывает: «Я горю, я полыхаю! Что мне сказать, что сделать — не ведаю! Поедает меня, злосчастную, обуревающее меня зло! Не вижу я и не слышу!» Разве эти крики не принадлежат той душе, которая получает подобающее ей наказание? Или ты, дитя, точно так же как большинство, полагаешь, будто душа, покинув тело, воплощается в животном? Это величайшая ошибка! (21) Ведь кара для души следующая. В самом деле, ум, облачившись в нечестивую душу, терзает ее бичами ее прегрешений, при посредстве которых такая душа и получает свое наказание; ибо она обращается к богохульствам, к убийствам, к дерзости и к разнообразному насилию, при посредстве которого прегрешают люди. Войдя же в благочестивую душу, ум указывает ей путь к свету знания. Подобная душа никогда не пресытится воспеванием и восхвалением бога и равным образом не перестанет совершать благодеяния на словах и на деле для всех людей и во всем, подражая своему отцу. (22а) Потому-то, дитя, человеку, почитающему бога, необходимо молиться о ниспослании ему прекрасного ума.

Итак, душа переменяется к лучшему; к худшему же ей перемениться не положено.

(22Ь) Существует общность душ; и души богов образуют общность с душами людей, а души людей — с душами бессловесных животных. Лучшие заботятся о худших: боги — о людях, а люди — о бессловесных живых существах; бог же — обо всех; в самом деле, он лучше всех [и все хуже его]. Таким образом, космос подчиняется богу, человек — космосу, а бессловесные живые существа — человеку; бог же — превыше всего и вокруг всего. И словно лучами бога оказываются его энергии; лучи же космоса — природы, а человека — искусства и науки. И энергии, действующие в космосе, оказывают влияние и на человека при посредстве физических лучей космоса; природы же совершают свое действие при посредстве стихий. [А люди — при посредстве искусств и наук.] (23) И таково всеобщее управление, притом что все зависит от природы единого бога и управляется при посредстве единого ума; нет ничего божественнее и деятельнее его, он образует единство людей с богами, а богов — с людьми. Таков благой демон; душа, полная им, блаженна, пустая же им — злосчастна.

Тат. Как ты это снова говоришь, отец?

Гермес. Так вот, полагаешь ли ты, дитя, что всякая душа обладает умом? [Причем благим; ибо ныне речь идет именно о таком уме, а не о прислуживающем, о котором мы говорили выше, о том, который посылается вниз для совершения суда.] (24а) В самом деле, ум часто покидает души; и в ту пору душа не смотрит и не слушает, но оказывается подобной бессловесному живому существу, поскольку душа без ума «ни сказать, ни сделать ничего не может». Вот сколь велика сила ума. Однако он не переносит тупую душу, напротив, он оставляет ее прикованной к телу и испытывающей от него муки внизу. Подобная же душа, дитя, не обладает умом; потому-то и необходимо полагать, что подобный человек даже и не человек вовсе. Но он не поддерживает души порочные и оставляет их привязанными к телу, которое тянет их вниз.

(24Ь) В самом деле, человек — божественное живое существо, которое несопоставимо со всеми остальными наземными живыми существами, но сравнимо только с так называемыми высшими небесными богами; а вернее, если следует дерзнуть сказать истину, подлинный человек располагается даже превыше них или, по крайней мере, занимает с ними во всех отношениях равное по силам положение. (25) В самом деле, ни один из небесных богов не будет опускаться на землю, покинув пределы неба; человек же восходит на небо, и измеряет его, и знает, каковы его высоты и каковы низины, и в точности изучает все остальное; еще более важно то, что он оказывается вверху, не покидая землю, — столь великая протяженность присуща ему. И потому следует дерзнуть сказать, что земной человек — смертный бог, а небесный бог — бессмертный человек.

Потому-то все вещи управляются при посредстве их двоих — космоса и человека, а подчинено все единому богу.

Ум к Гермесу

(1) Ум. Придерживайся моего учения, Трисмегист Гермес, и помни о сказанном. Что же касается меня, то я не задержусь со своим рассказом.

Гермес. Поскольку многие люди много чего наговорили обо всем и о боге, и эти рассказы противоречат друг другу, я не могу научиться истине. Просвети меня относительно нее, господин, ибо лишь тебе одному я мог бы довериться в разъяснении этого вопроса.

Ум. Так слушай же, дитя, о том, в каком положении находятся бог и все.

(2) Бог, вечность, космос, время, становление.

Бог созидает вечность, вечность — космос, космос — время, время — становление.

Подобием сущности для бога является благо, [красота, счастье, мудрость,] для вечности — тождественность, для космоса — порядок, для времени — изменение, для становления — жизнь [и смерть]. Энергии у бога — ум и душа, у вечности — бессмертие и пребывание, у космоса — возобновление и взаимное возобновление, у времени — рост и уменьшение, у становления — качество <и количество >.

Далее, вечность — в боге, космос — в вечности, время — в космосе, становление — во времени.

Далее, вечность покоится вокруг бога, космос движется в вечности, время проплывает по космосу, становление возникает во времени.

(3) Итак, истоком всего является бог [, сущностью — вечность, материей же — космос]. Силой бога выступает вечность, делом вечности — космос, никогда не возникший, но вечно возникающий благодаря вечности. Поэтому он никогда не погибнет, ибо вечность нетленна. И не гибнет ничто в космосе, так как он объемлется вечностью.

[Гермес. А [мудрость] <сущность> бога — что сна есть?

Ум. Благо и красота.] [И мудрость есть счастье и всяческая добродетель.] (4а) И вечность упорядочивает материю, поскольку она заложила в материю бессмертие и пребывание; [ибо ей принадлежит становление;] в самом деле, становление [и время располагаются на небе и на земле] имеет две природы, и на небе оно относится к неизменному и нетленному, а на земле — к изменчивому и тленному. Итак, космос зависит от вечности, подобно тому, как сама вечность зависит от бога; и душа вечности — бог, душа космоса — вечность [, а душа земли — небо].

(4Ь) [Бог располагается в уме, ум — в душе, а душа — в материи.] [Все перечисленное — через Вечность.] И вот это всеобщее тело, в котором находятся все тела, полно души; душа полна ума, а ум полон бога. Душа наполняет его изнутри и охватывает снаружи, животворя все: извне — это великое и совершенное живое существо [— космос], а внутри — все живые существа, и в высшем она пребывает на небе в тождественности, а в низшем — на земле, изменяясь вместе со становлением.

(5) Это самое все связует вечность — будь то по необходимости, будь то благодаря промыслу, будь то по какой-то иной причине, которую подразумевает или будет подразумевать кто-нибудь, — и в таком состоянии и находится бог в своем действии. Энергия же бога по своей силе не может быть превзойдена, — пожалуй, с ней невозможно сопоставить ни человеческую, ни божественную энергию. Потому-то, Гермес, не придерживайся того мнения, что хотя бы что-нибудь среди низшего или высшего подобно богу, ибо в этом случае ты отклонишься от истины. В самом деле, нет ничего подобного [неподобному,] единственному и единому. И не сочти, что он уступает кому-либо другому по своей силе; ибо кто гложет сделать то же, что он? Кто другой причинствует для жизни и является творцом бессмертия и изменения? Разве является ему другим действие или творение? Ведь бог не бездеятелен, коль скоро в таком случае все было бы бездеятельно; ибо все полно бога. Однако ни в космосе, ни в каком месте нет бездеятельности [и нет ее ни в чем другом]. В самом деле, бездеятельность есть пустое имя, не имеющее отношения ни к созидающему, ни к возникающему. (6а) Необходимо, чтобы возникало все — всегда и всяким способом. Ведь творец — во всех <своих творениях>, а не в каком-то одном, и созидает не что-то одно, а все, поскольку совершает свое действие повсюду. В самом деле, сила не является собственным достоянием возникающего, напротив, возникающее подчинено ему.

(6Ь) Подвергни же детальному рассмотрению при моем посредстве космос, который находится перед твоим взором [и тщательно обдумай его красоту], чистое тело, древнее коего нет ничего и которое, тем не менее, во всем находится в поре расцвета и юности [и даже более чем в поре расцвета].

(7) Взгляни также и на находящиеся перед тобой семь космосов, упорядоченных в вечном порядке и наполняющих вечность различным бегом. Все полно света, огня же нигде <, кроме как на небесах, нет>; ибо благодаря дружбе противоположного и слиянию неподобного огонь сделался светом, который сияет благодаря энергии Солнца, прародителя всякого блага, архонта всякого порядка и вождя семи космосов. Посмотри на Луну, предводителя в их беге, орудие природы, изменяющую низшую материю; посмотри на Землю, расположенную в середине всего, основание прекрасного космоса, дарующую пропитание и прокормление наземным живым существам. Рассмотри, сколь велико множество бессмертных живых существ и сколь велико множество смертных и Луну, совершающую свой путь между ними [— смертными и бессмертными]. (8а) Все они полны души, все движутся — одни по небу, а другие по земле. [и ни левое не противостоит правому, ни правое — левому, ни верхнее — нижнему, ни нижнее — верхнему.]

(8Ь) И чтобы изучить то, что все эти живые существа рождены, о наилюбезнейший Гермес, ты уже не нуждаешься во мне. Ведь они являются телами и обладают душой, благодаря которой совершают движение; свести же их воедино невозможно без некоего посредника. Следовательно, необходимо, чтобы был кто-то подобный, причем, разумеется, единый. (9) В самом деле, в то время как движения их различаются между собой — и их много, и их тела не подобны друг другу, но, тем не менее, для них всех установлен единый порядок, невозможно, чтобы существовало два их творца или же большее их число. Действительно, при наличии многих творцов не мог бы сохраниться единый порядок; за многими творцами последовала бы зависть <и борьба между лучшим и худшим>, и творцы погрузились бы в споры. И если бы один был творцом изменчивых и смертных живых существ, то он возжелал бы создать и бессмертных, подобно тому, как творец бессмертных пожелал бы создавать и смертных. Далее, если бы их было двое, то, в то время как материя и душа едины, кому из них было бы назначено предоставлять их для творения? А если им обоим, то кому принадлежала бы большая часть? (10) Понимай это следующим образом: всякое живое тело подразумевает свое составление из материи и души — и бессмертное и смертное, и разумное и бессловесное. Ведь все живущие тела одушевлены, а неживущие, в свой черед, есть материя сама по себе; равным образом в распоряжении творца имеется и душа сама по себе, сущность жизни. Почему же тогда жизнь бессмертных живых существ должна быть иной, чем жизнь смертных? Разве не разумно, чтобы тот, кто создает бессмертные живые существа, творил и смертных? Ведь тот, кто создает бессмертных, причинствует для жизни вообще.

(11) Таким образом, то, что существует некто создавший всех их, очевидно. Совершенно ясно также, что он един, ибо едина Душа, едина жизнь и едина материя. Кто же он? Да кто другой мог бы им быть, как единый бог? Ибо кому другому подобало бы сотворить одушевленное, как не единственному богу? [Следовательно, есть единый бог. Это самое смешное.] Ты согласился, что космос един, что Солнце едино, что Луна едина и что Земля едина. Так в каком же числе, согласно твоему желанию, должен выступать бог? [Итак, он все творит сам.] И если бы богов было много, то это было бы самое смешное.

(12а) И разве сделал бог что-то сверхъестественное, когда сотворил [жизнь и душу,] бессмертие и изменение, когда ты сам в состоянии делать столько дел? Ведь и ты смотришь, говоришь, слышишь, обоняешь, осязаешь, гуляешь, мыслишь и дышишь. И отнюдь не получается такого, чтобы один человек смотрел, другой слышал, третий говорил, четвертый осязал, пятый обонял, шестой прогуливался, седьмой мыслил, а восьмой вдыхал; напротив, есть единый человек, который совершает все эти действия.

(12Ь) Однако невозможно также быть богом помимо созидания. В самом деле, если бы ты перестал выполнять названные действия, то уже перестал бы быть живым существом; точно так же и бог: если бы он пренебрег своими действиями (о чем даже говорить не положено) — уже не был бы богом. (13а) Действительно, если было доказано, что ничего не делающий человек не в состоянии и существовать, то разве это тем более не справедливо применительно к богу? Ибо если существует нечто, чего он не созидает, то бог несовершенен (о чем даже говорить не положено); если же нет такого отношения, в котором он был бы бездеятелен, то он совершенен. Следовательно, бог созидает все.

(13Ь) И если бы ты вверил мне себя хотя бы на короткое время, Гермес, то ты легко понял бы, что действие у бога одно — цель его в том, чтобы все возникало [возникающее, или единожды возникшее, или то, что возникнет в будущем]; такова, о наилюбезнейший, жизнь; [такова красота,] таково благо. [Таков бог.] (14) И если ты хочешь понять это на деле, посмотри, что происходит в тебе самом, когда ты стремишься к деторождению. Конечно же, твое состояние не похоже на его; ибо он не испытывает наслаждения, так как нет у него другого — единомышленника. Следовательно, будучи самодействующим, он всегда пребывает в действии, сам будучи тем, что он созидает. Ведь если бы последнее было отделено от него, то все рухнуло бы и всему было бы необходимо быть мертвым, поскольку в этом случае не существовало бы жизни. И если все оказывается живыми существами, то, [и жизнь едина,] следовательно, и бог един. Далее, если все есть живые существа — и то, что на небе, и то, что на земле, и у всего благодаря богу возникает единая жизнь, и эта самая жизнь и есть бог, — следовательно, все возникает благодаря богу. [Жизнь же есть единство [ума] <тела> и души. Стало быть, смерть вовсе не гибель того, что было соединено, а расторжение единства.]

(15а) [Итак, вечность есть изображение бога, космос есть изображение вечности, Солнце есть изображение космоса, человек есть изображение Солнца.] (15Ь) <...> Изменение же, как говорят, является смертью, потому что распадается тело и жизнь уходит в область незримого.

С учетом этого рассуждения, о наилюбезнейший мой Гермес, я утверждаю, что и космос изменяется в вечности, поскольку каждый день некая часть его жизни оказывается в области незримого, но при этом никогда не распадается. И таковы свойства космоса — кругообороты и исчезновения; и кругооборот есть возвращение, а исчезновение — обновление. (16а) <...> Он всеформен, поскольку не обладает формами, заложенными в нем самом, но сам изменяется.

Дата добавления: 2015-08-13