Автобиография

Настоящая "Автобиография" представляет собой часть "Продолжения братского увещания об умерении рвения любовью" ("Continuatio admonitionis fraternae de temperando charitate zelö) - большого полемического произведения, над которым уже тяжело больной Коменский работал в последние полтора года своей жизни (1669-1670). Работа над ним, судя но всему, была не закончена, так как повествование обрывается неожиданно в текст выглядит явно незавершенным. Однако конец его нам неизвестен.

"Продолжение" - последняя крупная опубликованная работа Комен-ского. Она вышла в свет на латинском языке в Амстердаме не ранее первой половины 1670 г. В комениологической литературе датой ее издания обычно называется 1669 г.- согласно выходным данным. Однако, как ясно видно из авторского текста (§ 70), Коменский 19 сентября 1669 г. из-за болезни прервал работу, успев дойти в своем повествовании ("в своей защите") едва до середины - до августа 1642 г. (весь автобиографический фрагмент в целом охватывает период с 1628 по 1658 г.). Он вновь вернулся к рукописи и приступил к описанию последующих событий лишь 6 января 1670 г.

Как произведение, продиктованное текущей полемикой, "Продолжение" было вскоре забыто. Оно было обнаружено работавшим в конце XIX - начале XX в. в России словацким комениологом Я. Квачалой, много сделавшим для собирания обширного, но разрозненного наследия великого чешского мыслителя. (Единственный известный сейчас экземпляр "Продолжения" находится в Ленинградской публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)

Автобиографический фрагмент "Продолжения" (§ 39-128) был опубликован Я. Квачалой в 1913 г. на языке оригинала в журнале "Архив по исследованию жизни и сочинений Я. А. Коменского", первая же его часть (§ 1-38) - А. Шкаркой в 1961 г. в журнале "Акта Комениана. Архив по исследованию жизни и творчества Коменского". Полный текст "Продолжения" в составе обеих частей в переводе на шведский и английский языки с приложением фотокопии латинского оригинала издан М. Блекастад в Стокгольме в 1975 г.

Название "Автобиография" было дано фрагменту Й. Гендрихом при публикации его на чешском языке в 1924 г. На русском языке "Автобиография" публикуется впервые. Перевод сделан М. Н. Кузьминым и Ю. И. Ритчиком с чешского языка по т. VIII Избранных сочинений Я. А. Коменского (Прага, 1976).

"Продолжение" занимает совершенно особое место в наследии Коменского. Дело в том, что дневники, которые он постоянно вел, не сохранились. Исключение представляют лишь небольшая часть рабочего дневника 1646 г., посланного им в Англию С. Гартлибу (его обнаружила в 1969 г. в архиве Гартлиба в Шеффилде и опубликовала в 1974 г. Д. Чапкова), и рабочие заметки последних лет жизни "Clamores Eliae" ("Вопли Илии", опубликованные в 1977 г. Я. Новаковой). Поэтому наряду с сохранившейся корреспонденцией "Продолжение" является уникальным источником по биографии великого педагога.

Наименование работы "Продолжение братского увещания..." отражает тот факт, что она была второй частью полемики Коменского против Самуила Маресия (1599-1673) - воинствующего теолога кальвинистского направления, профессора теологии университета в Гронингене. Первая часть полемики - "О рвении без знания и любви. Братское увещание Коменским Самуила Маресия" - вышла на голландском языке годом раньше как ответ на памфлет Маресия, направленный против друзей Коменского и его самого.

Причиной полемики Коменского послужили резкие нападки Маресия на посланные ему для отзыва вводные части "Панортосии", а попутно и на некоторые другие теологические, пансофические и педагогические работы Коменского.

Естественно, что критику Маресия Коменский не мог оставить без ответа: "Панортосия" - "Всеобщее исправление" - была шестой частью "Всеобщего совета об исправлении дел человеческих" (см. примеч.), главного философского сочинения Я. А. Коменского, представлявшего синтетический итог всей его научной системы, над которым он беспрерывно работал более двух с половиной десятилетий. В конце 60-х гг., чувствуя, что силы его на исходе, он торопился завершить и издать этот труд.

Уже одно это обстоятельство свидетельствует, что полемика касалась вопросов отнюдь не второстепенных, какими бы умозрительными многие из них нам сейчас ни казались.

Да и тот литературный прием, который Коменский ранее никогда (за единственным, может быть, исключением) не употреблял, а теперь решил использовать в своем ответе Марселю,- факты собственной жизни как аргумент научной полемики - весьма показателен.

Как легко заметит читатель, написанная Коменским "Автобиография" отнюдь не академически спокойное хронологическое изложение значимых событий прожитого, тщательно отобранных автором в назидание потомкам. Это и не ретроспективная аналитическая оценка свершенного, обычно предпринимаемая на склоне лет.

Это, скорее, живой рассказ об основных событиях собственной жизни, очерк истории ее наиболее бурного тридцатилетия, предпринятый под особым углом зрения. Это прежде всего история его научных занятий, показываемая не столько в аспекте внутренних стимулов, сколько в плане внешних побуждений как ответная научная рефлексия на очевидные потребности эпохи, часто как непосредственный ответ на прямые запросы ученых, на "социальный заказ" общественных деятелей.

Это и было главным доказательством важности защищаемых им истин, ибо проблемы, заботившие Коменского, выступают как насущнейшие вопросы жизни того времени, глубоко и всерьез волновавшие умы многих современных ему мыслителей и политиков.

Чтобы яснее понять причины этого, следует вспомнить об историческом характере того гигантского общественного перелома, который совершался в эпоху Коменского и активной частицей которого был он сам.

Это была эпоха межформационного разлома, эпоха охватившего с XVI в. уже многие страны Европы постепенного и необратимого вызревания буржуазного общества, быстро проходившего подростковый этап первоначального накопления. Развитие буржуазных отношений постепенно размывало старую социальную структуру. На смену малоподвижному, ориентированному на свой замкнутый локальный мир, связанному бесчисленными путами внешних предписаний и ритуалов члену общины, цеха, сословия приходит новый исторический тип личности с новым составом общественно необходимых качеств - активный, деятельный индивид с широкими социальными связями, свободный от внешних корпоративных уз, полагающийся в своей деятельности лишь на самого себя. Как неоднократно отмечал К. Маркс, это была новая ступень в историческом развитии человека.

Именно этот крупнейший исторический сдвиг в социальном статусе и социальной психологии индивида объективно отразил и оформил протестантизм XVI в., высвободив человека из-под всеобщеобязательной принудительной внешней опеки церковной организации, присущей католицизму, и предоставив ему свободу в общении с богом, переведя "вовнутрь" существенные социально-психологические регулятивные механизмы его поведения.

Но тот же исторический сдвиг обнаружил и недостаточность в новых условиях прежних механизмов социализации индивида и породил настойчивую общественную потребность в создании нового социального института - массовой всеобщей школы. (С этим сразу же столкнулся протестантизм: чтобы каждый верующий, свободный теперь от церковного ритуала, мог сам руководствоваться Библией, его следовало прежде всего обучить грамоте.)

С другой стороны, тот же социальный сдвиг обнаружил малопригодность в новую историческую эпоху господствовавшей более тысячи лет старой религиозной концепции человека с присущей ей трактовкой его места в мире, смысла и целей его земного бытия. (Протестантизм, как известно, переакцентировал трактовку этих частей христианской доктрины.) Но тем самым обнаружилась и несостоятельность связанного с ней воспитательного идеала, следовательно, малопригодность прежних целей и задач воспитания и образования, их содержания и методов. Таков был исток объективной общественной потребности, обусловившей рождение педагогической науки нового времени.

В "Автобиографии" читатель найдет немало примеров тому, как остро были заинтересованы и с какой последовательной настойчивостью просили и побуждали Коменского заниматься педагогическими проблемами (включая предложения о разработке национальных школьных реформ) различные общественные и государственные деятели Англии, Голландии и Швеции. Характерная закономерность: все это были экономически развитые, уже некатолические страны, где интерес политиков к новой постановке школьного дела четко отражал и выражал общественную потребность в формировании индивида с новыми социально-необходимыми качествами.

В этом общественно-историческом контексте и становится особенно понятным общий смысл и главный итог научной деятельности Коменского. Выступая как выразитель и продолжатель мощной прогрессивной культурной традиции, глубоко поняв новую историческую реальность (чему, безусловно, способствовал его специфический индивидуальный жизненный опыт), Коменский переплавил и синтезировал гигантскую сферу знания о человеке. Переосмыслив огромный взаимосвязанный комплекс философских, науковедческих, педагогических и психологических проблем - от общей концепции человека и социальной детерминированности всеобщего образования через транслируемое содержание культуры и совокупность воспитательной деятельности вновь к человеку, он создал самостоятельную и целостную систему педагогической науки нового времени.

Коменский дал столь проницательные, глубокие, точные и тонкие ответы на вопросы о природе человека, о смысле и истинных целях его воспитания, о законах и искусстве последнего, что ответы эти далеко перешагнули границы своего времени и сегодня продолжают оставаться богатейшей сокровищницей педагогической мысли, многие ценности которой не раскрыты полностью еще и доныне. Это был поистине гигантский научный подвиг.

Следует, впрочем, сразу заметить, что этот очевидный внушительный, социальный эффект индивидуальной деятельности Коменского-ученого был, в свою очередь, результатом и неявных, скрытых причин. Чтобы увидеть их, следует заглянуть в глубинные пласты, раскрыть социальную миссию самой науки вкупе с внутренними мотивами деятельности Коменского.

Дело в том, что теоретическое знание, наука, которая была до той поры лишь средством рационального объяснения мира, формой уяснения отношения человека и человечества к миру, в XVI-XVII вв. резко расширяет свои социальные функции. Обретая связь с техникой нарождающегося капиталистического производства, обогащаясь экспериментом и связью с практикой, она становится, наконец, также и базисом деятельности, средством преобразования мира. Именно на этой основе начинается ее быстрый взлет, происходит огромный скачек - великая научная революция XVI-XVII вв., свой вклад в которую внесли (не говоря уже о самом Коменском) и Ф. Бэкон, и Р. Декарт, и Г. Гроций, с чьими именами читатель встретится на страницах этой "Автобиографии".

И хотя процесс этот захватил в первую очередь естественные и технические науки, общее движение повлекло за собой и гуманитарное знание. Это было обусловлено необходимостью выработки полной научной картины мира взамен теологической его трактовки, обнаруживавшей все более свою несостоятельность как в природной, так и в социальной части.

Как показала история, создание даже общих контуров новой научной картины мира потребовало чрезвычайно напряженных усилий многих поколений мыслителей и ученых и заняло более двух с половиной столетий.

Вместе с тем общественная наука в духе новой ее миссии неоднократно дерзала выступить в роли не только истолкователя, но и устроителя мира.

Конечно, до тех пор пока не были раскрыты структура общества и закономерности его движения и не был постигнут сложный, многослойный механизм исторического процесса, этим попыткам суждено было оставаться утопиями. Однако через них человеческая мысль упорно нащупывала пути изменения существующего несправедливого мироустройства.

Именно поэтому, если мы переведем многие вопросы полемики Коменского с Маресием с языка представлений теологической схоластики, присущего обществознанию XVII в., на язык понятий современной науки, то окажется, что обсуждению подвергался широкий круг фундаментальных проблем, тяготеющих в конечном счете к философии истории. И именно в этом контексте следует рассматривать значение и смысл философских, пансофических и педагогических исследований Коменского. Ибо Коменский отчетливо ощущал эту новую роль науки как мощного рычага переустройства и преобразования мира.

Его надежды, его поиски в этом направлении не были абстрактными размышлениями кабинетного ученого: им двигало вполне конкретное чувство, перед ним стояла совершенно ясная цель.

Прожив более 40 лет в изгнании, Коменский все эти годы настойчиво искал пути достижения главной своей жизненной цели - освобождения родины из-под власти Габсбургов. В первые два десятилетия цель эта, несмотря на все трудности, казалась все же весьма реальной, прижизненно достижимой: сначала надежду вселял сам ход военных действий между Протестантской унией и Католической лигой, столкнувшихся в Тридцатилетней войне (1618-1648), затем - дипломатические переговоры между ними. И Коменский, европейски известный педагог и ученый, авторитетный церковный деятель - один из высших иерархов самостоятельной протестантской церкви, общины чешских братьев, активно стремился склонить к поддержке "чешского вопроса" многих влиятельных политиков протестантского мира. В "Автобиографии" читатель найдет немало примеров тому, сколь большое значение в самых различных жизненных ситуациях имели для Коменского эти соображения.

Но Вестфальский мир 1648 г. окончательно развеял эти надежды и заставил искать иные исторические силы, которые могли бы способствовать достижению желаемой цели - пусть не сейчас, хотя бы в перспективе. Вместе с тем Тридцатилетняя война показала, что судьба его родины не может быть устроена без решения главных проблем современного ему европейского общества.

И Коменский ищет такой инструмент преобразования общества, который открыл бы человечеству путь к миру, справедливости и благоденствию. Он находит его в универсально организованном воспитании, т. е. в исправлении мира через исправление человека.

Наиболее полно выраженные Коменским в его "Всеобщем совете об исправлении дел человеческих", эти идеи с особой силой прозвучат, как известно, сто лет спустя в философии европейского Просвещения. Однако, как покажет дальнейшее развитие европейской общественной мысли, время в сущности лишь более четко определит условия и более строго очертит рамки действенности постигнутой Коменским объективной взаимосвязи.

Какой же нужно было обладать силой ума, чтобы уже в середине XVII в. почувствовать, понять и оптимистически оценить новую социальную роль науки и образования и их место в механизме исторического развития человеческого общества!

Таков был общественно-исторический контекст, в условиях которого развертывалась научная педагогическая и философская деятельность Коменского, цели и результаты которой он защищал в полемике против Маресия.

Публикуемая "Автобиография", являющаяся для современного читателя наиболее интересной частью этой полемики, воскрешает живые черты индивидуальности великого чешского педагога и мыслителя и картины бурной исторической эпохи, в которой он жил.

Дата добавления: 2015-08-10