Истоки трагических обстоятельств и социально-исторический смысл трагической коллизии романа

В истолковании вопроса о закономерности или случайности трагедии Григория Мелехова авторы концепции «сочувствия» стоят на несколько разных позициях.

Ф.БИРЮКОВ склоняется к тому, чтобы свести причины трагедии к необязательным, незакономерным случайностям: "Не было никакой предопределенности, фатальной неизбежности кровавых событий"[141].

Ошибки: перегибы, репрессии – не вытекают из природы исторических событий, они привнесены извне. Истоки их – в злой воле или негибком уме людей, осуществлявших власть и политику во время революции. Природа этих явлений не объективная, а субъективная.

Поэтому трагическая судьба героя романа – результат цепи случайностей. При условии ведения «правильной» политики, при условии выполнения ленинских требований («Не сметь командовать!») в отношении к среднему крестьянству, трагедии могло не быть.

А.ХВАТОВ рассуждал тогда иначе. С его точки зрения, трагедия была объективно обусловлена и явилась результатом проявления действий двух закономерностей.

Одной – неизбежной, а другой – так сказать, «неправильной», но тем не менее тоже вызванной объективными причинами.

Первая – это та самая социальная неустойчивость крестьянства, которая вызывает его колебания в революции между буржуазией и пролетариатом и о которой говорили и авторы предыдущих концепций.

Вторая – ошибки и искривления, связанные с трудностью борьбы, сложностью обстановки и, следовательно, вызванные также не злой волей, а, скорее, неумением людей и старыми привычками, воспитанными еще прежней жизнью в несправедливом обществе. «Новые социальные условия не рождаются в чистом виде, а представляют собой сложное и противоречивое единство, где нередко старое выступает в форме крайней революционности. Это может осложнить процесс осуществления гуманистических идеалов революции»[142]. Это звучит несколько туманно. Но речь идет о том, что люди, воспитанные в условиях старого миропорядка и получившие власть в ходе революции, не всегда умеют ею пользоваться осторожно, во имя гуманных принципов и идеалов революции и коммунистической идеи. Отсюда «перегибы», «хмель от власти», формулы: «Лес рубят – щепки летят», «Я вам, голуби, покажу, что такое Советская власть!», «По третьей категории!» и т.д.

Итоговый вывод А.Хватова:

«В эпоху социалистической революции, в обстановке острой классовой борьбы крайне опасны для дела революции и трагичны для человека попытки поисков «третьего пути». Социальная двойственность и нравственная промежуточность приводят к развязыванию мелкобуржуазной стихии, неизбежно становятся орудием контрреволюции. Вместе с тем при осуществлении революционных преобразований крайне опасен также курс «жесткой политики», не учитывающей обстановки, не считающейся с настроениями масс и проводимой от имени партии, народа и революции. Поэтому в «Тихом Доне» трагические уроки как результат художественного исследования эпохи революции и гражданской войны во всей сложности ее противоречий получают свое выражение и в образе Григория Мелехова, и в образе Михаила Кошевого» [143] (Курсив автора–С.С.).

Понятно, что такого рода объяснения теперь, в свете современных политизированных трактовок исторических фактов и в условиях смены идеологической парадигмы, могут показаться недостаточно глубокими и зависимыми от идеологических установок того времени. Однако оценивать их мы должны не на фоне сегодняшних представлений и нынешних не менее конъюнктурных идеологических установок, а по сравнению с предыдущими этапами познания.

Но, между прочим, в открывшей дискуссию первой и самой концептуальной статье А.Хватова была проведена мысль о том, что шолоховское художественное "предупреждение" касается не только прошлого (времени революции и гражданской войны), но и настоящего (т.е. времени создания и завершения романа). Именно поэтому, с точки зрения А.Хватова, "Шолохов не поставил точку в тот момент, когда герой находился в рядах Красной Армии, потому, что концепция его романа не сводилась к судьбам казачества в годы гражданской войны, а была шире – обнимала и широкий круг проблем социалистической революции с ее противоречиями и конфликтами, связанными с судьбами крестьянства".

В другом месте той же статьи он писал:

"Опрометчиво поэтому полагать, что революционная действительность не таила в себе тенденций, осложняющих осуществление личности во всей полноте её сил, и заранее искать причин трагических коллизий только в прошлом или в субъективных свойствах личности, порожденных условиями этого прошлого"[144]. На "эзоповском" языке 60-х годов здесь речь шла о том, что в "Тихом Доне" объяснены не только события революции, но и те тенденции, которые этими событиями были порождены и обернулись в 30-е годы новыми трагедиями.

10. Выводы. Достоинства и недостатки концепции «сочувствия»

Концепция «сочувствия» отчетливо показала, что в шолоховском романе нет односторонности, нет тенденциозности в освещении героев и событий революции и гражданской войны, что лагерь «красных» освещен в «Тихом Доне» столь же непредвзято, объективно и весьма сурово, как и противоположный – «белый» – лагерь.

Это конкретно-исторический подход к анализу романа.

Даже решительно отвергнувший основные идеи Бирюкова и Хватова А.Бритиков все же вынужден был признать, что статьи и книги авторов концепции «сочувствия» "подняли целый пласт идей и образов «Тихого Дона», до сих пор не находивших по-настоящему объективного освещения в литературоведении. Суровым, зачастую несправедливым требованиям, предъявляемым к Григорию Мелехову, сопутствовала сплошь апологетическая характеристика почти всех персонажей, действующих от имени партии"[145]. Это что касается внутрилитературного материала, текста самого романа.

Существенным достижением можно считать также введение в научный оборот и использование для интерпретации романа очень значительного документального материала, проливающего свет на содержание «Тихого Дона», на те реалии конкретной исторической действительности, которые нашли в нем художественное отражение. Особенно важное значение имела публикация письма Шолохова Горькому, а также обнародование и использование материалов, свидетельствовавших о зловещей роли Троцкого и его подручных, о политике «расказачивания» и репрессиях на Дону. Это внелитературный материал, но связанный с предметом изображения в романе.

Заслуживает внимания и идея «связи времен» в «Тихом Доне» как романе о революции и романе своего времени, времени создания произведения, хотя оппоненты авторов этой концепции и сочли её "неплодотворной" именно из-за того, что она представляет собой якобы "ретроспекцию трагических событий 1937 года в исторически иные условия гражданской войны" и не имеет опоры в материале романа[146]. Изображением трагических событий революции и гражданской войны Шолохов говорил тогдашнему, в том числе молодому, не помнившему времена гражданской войны читателю: вот где начало; то, что происходит сейчас, – это лишь следствие. Между прочим, Шолохов сам в письме Горькому сближал события 1919 года с событиями 30-х годов, в частности, с коллективизацией[147]. Понимание образа Григория Мелехова как существеннейшей части авторской концепции жизни, человека и мира открывало перспективу более широкого философского осмысления проблематики романа; правда, в конкретном анализе создатели концепции «сочувствия» от такой постановки проблемы удалились, оставив её скорее как заявку, как намерение, как перспективу дальнейшего исследования, сами же в своем анализе сосредоточились на проблемах не столько эстетических, сколько исторических и социально-политических.

Они сконцентрировали все свое внимание на «перегибах» и были правы в том смысле, что главным сюжетно-тематическим узлом, в котором сходятся все нити монументального произведения, является художественный анализ причин и следствий донской «Вандеи», Вешенского восстания. Но причины этого события толкуются ими все же несколько ограниченно.

Восстание в значительной степени было подготовлено самой историей. Революция не могла не задеть и задела особые привилегированные условия, в котором находилось казачество в сравнении с крестьянством Центральной России[148]. И если бы не было перегибов и репрессий, восстание все равно могло бы возникнуть, пусть в меньших масштабах. Не случайно же именно на Дон бежали из столиц генералы (Корнилов, Каледин, Деникин и др.), решившие начать гражданскую войну против Советской власти. Туда же стремилось и всё контрреволюционно настроенное офицерство (вспомните Студзинского из "Белой гвардии" и "Дней Турбиных" или Рощина из "Хождения по мукам" – писатели недаром об этом говорили в своих произведениях о гражданской войне). Когда Ленин в сентябре 1917 года писал о возможности русской Вандеи на Дону, то он, конечно, не предполагал никаких «перегибов» именно на этой территории и имел в виду лишь объективные социально-экономические условия жизни донского казачества, неизбежность для него сложной ломки в будущей социалистической революции. Кроме того, крестьянская "Вандея" в годы революции полыхала не только на Дону и нашла отражение в литературе не только в "Тихом Доне", хотя именно в нем – самое яркое, самое талантливое и самое глубокое.

Сводить все причины лишь к перегибам – значит подменять целое частным. Это самая слабая сторона концепции «сочувствия», и если иметь в виду не анализ собственно исторического события, отраженного в «Тихом Доне», а сам роман, то следствием такого подхода и такой методологии анализа стало сужение, редуцирование трагедийного комплекса шолоховской эпопеи.

Дата добавления: 2015-08-18