Читайте также:
|
|
Он многое утратил, пережил, но не перестал быть сильным и прекрасным человеком. Никакого физического и тем более морального разложения героя в романе не происходит.
Он подлинно трагическая, то есть прекрасная личность, – "до последней строки", как писал еще в 1940 г. Б.Емельянов[95]. В работах А.Бритикова и его сторонников[96] этот тезис получил развернутое и многостороннее освещение. Они показали, что текст романа неопровержимо свидетельствует: чем больше утрат, тем более человечным человеком становится Григорий.
Он защитит от расправы пленного, который ведет себя мужественно и смело.
Он выпустит из тюрьмы несправедливо арестованных и содержащихся как заложники пленных и родственников красных казаков[97].
Он не проедет равнодушно, как другие, мимо тела убитой женщины.
Он трогательно нежен к Аксинье, к жене и детям; такую нежность он раньше проявлял не всегда. Когда Григорий, оставив лошадей в яру, подошел к окну астаховского куреня, «он слышал только частые удары сердца да глухой шум крови в голове». Очутившись в доме, Григорий «хотел обнять Аксинью, но она тяжело опустилась перед ним на колени»; он «гладил ее рассыпавшиеся по спине волосы, горячий и мокрый от пота лоб», а когда Аксинья вышла за Дуняшкой, он «поспешно подошел к кровати, долго целовал детей, а потом вспомнил Наталью и заплакал».
И вот случилось непоправимое: смертельно ранена Аксинья. Всего лишь один счастливый день – самый счастливый и – увы! – самый последний день своей жизни – провела она со своим, – казалось, теперь уже навсегда своим Григорием.
«Григорий успел поддержать ее, иначе бы она упала.
- Тебя поранили? Куда попало? Говори же… – хрипло спросил Григорий.
Она молчала и все тяжелее наваливалась на его руку. На скаку прижимая ее к себе, Григорий задыхался, шептал:
- Ради господа-бога! Хоть слово! Да что же это ты!?
Но ни слова, ни стона не услышал он от безмолвной Аксиньи».
А следующие за этой сценой страницы романа, изображающие смерть и похороны Аксиньи, "поднимают Григория в глазах читателя на такую высоту подлинно человеческого обаяния, до которой он ни разу не поднимался на всем протяжении эпопеи. Потрясающее душу страдание Григория, когда он, «словно пробудившись от тяжкого сна, поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца» – лучшее подтверждение того, что душа Григория осталась душой настоящего человека"[98].
Григорий в конце своего пути не превратился в «рубаку», который только и знает науку «умерщвления людей холодным оружием», как писали о нем сторонники концепции «отщепенца». Он остался крестьянином.
"Через весь "Тихий Дон" проходит мотив неистребимой любви Григория к труду. Четыре раза – четыре! – подчеркивает Шолохов неодолимое стремление Григория к труду и в двух последних главах романа – на протяжении каких-нибудь шестнадцати последних его страниц"[99].
Он зовет Аксинью уйти на Кубань или дальше и говорит: «Никакой работой не погнушаюсь. Моим рукам работать надо, а не воевать».
После смерти Аксиньи, в землянке дезертиров, «он целыми днями сидел на нарах, вырезывал из дерева ложки, выдалбливал миски, искусно мастерил из мягких пород игрушечные фигурки людей и животных».
Бандит Чумаков, отправляясь промышлять разбоем на большой дороге, насмешливо говорит Григорию: «Твое рукомесло, Мелехов, – ложки-чашки вырезывать, – не по мне».
«Собственничество» Григория концепция отщепенства считает главной губительной его страстью. Это очень преувеличено, а уж особенно по отношению к финалу.
Григорий резко осуждает разбой и мародерство в отряде Фомина:
«Мне это надоело, Фомин! Кончай грабиловку и гулянки! Завтра же прикажи, чтобы опорожнили вьюки… Отсеки им это, как ножом! Тоже, борцы за народ называются! Огрузились грабленым добром, торгуют им на хуторах. Стыду до глаз! И на черта я с вами связывался? Народ об нас начинает плохо говорить».
Аксинье – перед их уходом из хутора: «Много не бери с собой. Возьми теплую кофту, две-три юбки, бельишко какое есть, харчей на первый случай, вот и все».
У Григория два коня – один другого лучше. Аксинья спрашивает его:
«Куда же мы поедем отсюда?
- На Морозовскую. Доедем до Платова, а оттуда пойдем пеши.
- А кони?
- Бросим их.
- Жалко, Гриша!
- Жалко, не жалко, а бросать придется. Нам лошадьми не торговать!»
Вспомним еще один из тезисов концепции «отщепенства»: «Григорий утратил чувство прекрасного, выключился из мира природы» [Яким., 141].
А вот как рисует его Шолохов в одной из финальных глав четвертого тома:
«Григорий жадными глазами озирал повитую дымкой степь, синеющие на дальнем гребне сторожевые курганы, переливающееся текучее марево на грани склона… С равным интересом следил он сейчас и за гудящим косым полетом ястреба-перепелятника, и за медлительным ходом черного жука, и за легким покачиванием багряно-черного тюльпана. Стоило лишь протянуть руку, чтобы сорвать его, но Григорий лежал не шевелясь, с молчаливым восхищением любуясь цветком». И этот человек «выключился из мира природы»?
Таким образом, "финал романа свидетельствует, что в отношении Григория к близким и "далеким" людям, к народу в целом, в отношении к труду, к природе и к собственности… нет ничего противоестественного, звериного, страшного. Наоборот, все говорит о том, что Григорий сохранил в себе подлинно человеческие начала, моральные и социальные"[100].
Следовательно, концепция нравственного вырождения, одичания и гибели Григория Мелехова, – убежденно считают авторы концепции "исторического заблуждения", – должна быть решительно отброшена как ложная и чуждая художественной правде романа Шолохова.
Сам Шолохов говорил: «Больше всего нужно для писателя передать движение души человека. Я хотел рассказать об этом очаровании человека в Григории Мелехове»[101].Именно это ему и удалось сделать!
Весь смысл романа, вся трагедия 8-й части и состоит в том, что Григорий в своей сущности остается таким же, каким был. Представить Григория Мелехова моральным выродком, вызывающим только отвращение, – значит перечеркнуть все, что сделано Шолоховым. Это значит уничтожить трагедию, сведя ее к жалкой мелодраме.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 264 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
И проблема «исторического оптимизма» романа | | | Критика предыдущих подходов. |