Читайте также:
|
Общая идея выражена Л.Якименко так: «В гражданской войне Григорий постоянно выступал против того, чтобы делиться казачьей землей. При всяком напоминании о земле в нем ощетинивается собственник, готовый кровью, жизнью защищать свою собственность, биться за нее» [177].
Каков же, с точки зрения концепции «отщепенства», смысл его главных, решающих поступков, образующих «линию жизни» Григория и стержень всего романного сюжета?
БОЙ ПОД ГЛУБОКОЙ. СТОЛКНОВЕНИЕ С ПОДТЕЛКОВЫМ
В 1918 году Григорий воюет на стороне большевиков. Он первым из хутора идет на службу в Красную Армию.
После боя под станицей Глубокой, в ходе которого была взята в плен большая группа офицеров во главе с полковником Чернецовым, председатель Донревкома Подтелков устраивает на дороге самосуд, жестокую расправу, убийство пленных. После этого Григорий уходит из Красной Армии.
Почему? Может быть, его оттолкнула жестокость этого самосуда? Он горячий, импульсивный человек, и, возможно, того, что случилось на его глазах, достаточно, чтобы он был отброшен к другой стенке?
Нет, считают авторы "концепции отщепенства", это только так кажется. Это всего лишь повод. Причина же – в другом.
Не самосуд оттолкнул Григория от большевиков. Дело в том, что, будучи в лагере красных, Григорий никогда до конца с красными не был. Он хотел, по его словам, только «спробовать». Спробовал – и обжегся. Отсюда вывод: «Дело тут, разумеется, не в каком-то отвлеченном человеколюбии Мелехова. В этом проявилась скрытая сила его глубокой неудовлетворенности, которую подспудно переживал Григорий… Причиной его отхода от красных было несогласие с советским решением вопроса о земле» [Яким., 81-82].
БЕЛОГВАРДЕЙСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ
Когда в начале лета 1918 года на Дону началась мобилизация в войска атамана Краснова для борьбы с большевиками, на хуторе Татарском у Ивана Алексеевича Котлярова собрались обсудить создавшееся положение и решить, что делать, пятеро казаков – все бывшие красноармейцы. Валет и Кошевой – за то, чтобы уйти из хутора, уклониться от мобилизации. Остальные (Котляров, Христоня) от мобилизации в белую армию уклониться не прочь, но и из хутора уходить не хотят. Не хочет уходить и Григорий Мелехов – бывший красный командир. «Уходить сейчас же. Нынче же сматывать удочки! – возбужденно горячился Валет. Григорий Мелехов, сосредоточенно, с каким-то тихим озлоблением вертевший в руках выдернутый из стены ржавый гвоздик, холодно обрезал Валета: – Ты не сепети! Твое дело другое: ни спереду, ни сзаду – снялся да пошел. А нам надо толком обдумать. У меня вот баба да двое детишков. Тебе можно языком трепать… Как был ты Валет, так и остался им! У тебя, кроме пинжака, ничего нету…»
А вот комментарий Л.Якименко к сцене этого разговора: «Это – высокомерно-злобные слова крепкого "хозяйственного" казака, который бездомного, обиженного жизнью Валета не считает за человека… В процессе обострения гражданской войны явственно раскрывается душа Григория – душа хозяйчика, взращенного веками существования классового общества» [Яким., 85 - 86].
Не захотел Григорий уйти к красным – пришлось сражаться в рядах белых. Но казаки пока еще настроены примиренчески по отношению к Советам. И как только войскам Краснова удается вытеснить Красную Армию с Дона, как только военные действия переходят границу Донской области, начинается массовое дезертирство казаков из белой армии.
И одним из первых оставляет позиции и возвращается домой, в хутор, Григорий Мелехов.
Фронт открыт. Красная Армия вновь занимает Дон. При приближении красных войск Григорий, как и его брат Петр, не уходит из хутора «в отступ». Остается, выжидая дальнейших событий.
Он первым из хутора вступил в свое время в Красную армию, в числе первых ушел из армии Краснова, а теперь, наблюдая то, что принесла с собой новая власть на Дон, первым же открыто проявляет недовольство действиями Советской власти.
РАЗГОВОР В РЕВКОМЕ
Это центральный, ключевой эпизод в романе. Он имеет исключительно важное значение, и авторы всех трактовок, всех концепций неизменно обращаются к нему. И все трактуют его смысл по-разному. Сейчас речь о том, как эту ситуацию объясняют сторонники концепции «отщепенства». Поскольку нам и дальше придется вновь и вновь обращаться к этой сцене, здесь придется процитировать текст романа достаточно подробно.
Разговору в ревкоме предшествует общая авторская характеристика ситуации на Дону и той атмосферы, которая сложилась в казачьих хуторах и станицах к этому моменту – концу зимы 1919 года:
«Все Обдонье жило потаенной, придавленной жизнью. Жухлые подходили дни. События стояли у грани. Черный слушок полз с верховьев Дона… Говорили о том, что не фронт страшен, прокатившийся волной и легший возле Донца, а чрезвычайные комиссии и трибуналы. Говорили, что со дня на день ждут их в станицах, что будто бы в Мигулинской и Казанской уже появились они и вершат суды короткие и неправые над казаками, служившими у белых. Будто бы то обстоятельство, что бросили верхнедонцы фронт, оправданием не служит, а суд до отказу прост: обвинение, пара вопросов, приговор – и под пулеметную очередь…
В Татарском казаки собирались вечерами на проулках, делились новостями, а потом шли пить самогон, кочуя из куреня в курень. Тихо жил хутор и горьковато…»
Что несет Советская власть казакам?
В смутном настроении идет Григорий в ревком, где заправляют его бывшие друзья – красноармейцы Котляров и Кошевой. Котляров как раз вернулся из Вешенской, переполненный впечатлениями от встречи с новым окружным – теперь уже советским – начальством.
«Разделся и, еще не повесив бурки, заговорил:
- Ну, повидал я председателя.– Иван Алексеевич, сияющий, блестя глазами, подошел к столу. Одолевала его нетерпячка рассказать.– Вошел к нему в кабинет. Он поручкался со мной и говорит: «Садитесь, товарищ». Это окружной! А раньше как было? Генерал-майор! Перед ним как стоять надо было? Вот она, наша власть-любушка. Все ровные!
- Его оживленное, счастливое лицо, суетня возле стола и эта восторженная речь были непонятны Григорию (Здесь и далее в тексте в цитатах из Шолохова полужирным шрифтом слова выделены мною – С.С.) Спросил:
- Чему ты возрадовался, Алексеев?
- Как – чему? – У Ивана Алексеевича дрогнул продавленный дыркой подбородок.– Человека во мне увидали, как же мне не радоваться? Мне руку, как ровне, дал, посадил…
- Генералы тоже в рубахах из мешков стали остатнее время ходить. – Григорий ребром ладони выпрямил ус, сощурился.– Я на одном видал и погоны, чернильным карандашом сделанные. Ручку тоже казакам давали…
- Генералы от нужды, а эти от натуры. Разница?
- Нету разницы! – Григорий покачал головой.
- По-твоему, и власть одинаковая? За что же тогда воевали? Ты вот – за что воевал? За генералов? А говоришь – «одинаково».
- Я за себя воевал, а не за генералов. Мне, если направдок гутарить, ни те, ни эти не по совести.
- А кто же?
- Да никто!…
- Ты нам голову пришел морочить, Григорий. Сам не знаешь, чего ты хочешь.
- Не знаю,– охотно согласился Григорий.
- Чем ты эту власть корить будешь?..
- А чего ты за нее распинаешься? С каких это пор ты так покраснел?.. А власть твоя, – уж как хочешь – а поганая власть. Ты мне скажи прямо, и мы разговор кончим: чего она дает нам, казакам?
- Каким казакам? Казаки тоже разные.
- Всем, какие есть.
- Свободу, права… Да ты погоди!.. Постой, ты чего-то…
- Так в семнадцатом году говорили, а теперь надо новое придумывать! – перебил Григорий .– Земли дает? Воли? Сравняет?.. Земли у нас – хоть заглонись ею. Воли больше не надо, а то на улицах будут друг дружку резать. Атаманов сами выбирали, а теперь сажают. Кто его выбирал, какой тебя ручкой обрадовал? Казакам эта власть, окромя разору, ничего не дает! Мужичья власть, им она и нужна. Но нам и генералы не нужны. Что коммунисты, что генералы – одно ярмо.
- Богатым казакам не нужна, а другим? Дурья голова!.. Богатых-то в хуторе трое, а энти бедные… Нехай богатые казаки от сытого рта оторвут кусок и дадут голодному. А не дадут – с мясом вырвем! Будя пановать! Заграбили землю…
- Не заграбили, а завоевали! Прадеды наши кровью ее полили, оттого, может, и родит наш чернозем.
- Все равно, а делиться с нуждой надо. Равнять – так равнять!
- Постой, ты не ругайся! Я по старой дружбе пришел погутарить, сказать, что у меня в грудях накипело. Ты говоришь – равнять… Этим темный народ большевики и приманули. Посыпали хороших слов, и попер человек, как рыба на приваду! А куда это равнение делось? Красную Армию возьми: вот шли через хутор. Взводный в хромовых сапогах, а «Ванек» в обмоточках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны, и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укоренятся они – куда равенство денется?.. Говорили на фронте: «Все ровные будем. Жалованье и командирам и солдатам одинаковое!»… Нет! Привада одна! Уж ежли пан плох, то из хама пан во сто раз хуже! Какие бы поганые офицеры ни были, а как из казуни выйдет какой в офицеры – ложись и помирай, хуже его не найдешь! Он такого же образования, как и казак: быкам хвосты учился крутить, а глядишь – вылез в люди и сделался от власти пьяный, и готов шкуру с другого спустить, лишь бы усидеть на этой полочке.
- Твои слова – контра! – холодно сказал Иван Алексеевич, но глаз на Григория не поднял.– Ты меня на свою борозду не своротишь, а я тебя и не хочу заламывать. Давно я тебя не видал и не потаю – чужой ты стал. Ты Советской власти враг! … И ты поперек дороги нам не становись. Стопчем! Прощай!
Григорий шел, испытывая такое чувство, будто перешагнул порог …»
В чем видит смысл этого эпизода концепция «отщепенства»?
Как ее приверженцы понимают позицию Григория?
С их точки зрения, его выступление – это «демагогия классового врага». Григорий утвердился к этому времени на враждебных Советской власти позициях. Он пришел в ревком "с выношенными, готовыми мыслями" [Яким., 87]: ведь после столкновения в ревкоме "то, что казалось неясным, неожиданно встало с предельной яркостью. Он, в сущности, только высказал вгорячах то, о чем думал эти дни, что копилось и искало выхода". Его вопросы чисто риторические, они заранее предполагают готовые ответы, которые самому Григорию ясны: нет равенства, нет воли; казакам Советская власть, кроме разорения, ничего не дает; что коммунисты, что генералы – одно ярмо.
Григорий Мелехов к этому времени противостоит Советской власти, он внутренне подготовлен к восстанию. "В душе Котлярова и Кошевого возобладали чувства казака-труженика, они объединили их с революционным народом России; в душе Мелехова – собственнические и сословные предрассудки" [Яким., 89].
ВОССТАНИЕ
При первом же известии о восстании Григорий со злобной яростью несется в хутор, чтобы примкнуть к нему: «Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними! Насмерть, рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю! Гнать их, как татар, из пределов области!».
Комментарий Якименко к этому внутреннему монологу таков: «В этой философии злобного собственника звучит голос столетий неправды, голос уходящего мира, где всяк за себя, где человек человеку – волк» [91].
Григорий становится во главе восстания, командует дивизией, успешно бьет красных, завоевывает огромный авторитет среди повстанцев.
Воюя с красными, он не хотел в то же время воевать и за генералов, считая, что воюет только «за казаков». Но жизнь показала, что восстание было на руку Деникину. Григорий начинает мучиться чувством неправоты своего дела. В нем вновь просыпаются, как считают авторы концепции «отщепенства», чувства труженика.
Стоя на кургане, наблюдает он движение своих войск по степной дороге. Мимо него, командира дивизии, текут густые лавы конницы, гордое чувство власти над массой вооруженных людей волнует его. И вдруг его, как молния, пронзает мысль: «А главное – против кого веду? Против народа. Кто же прав?– опьяняющая сила власти состарилась и поблекла в его глазах. Тревога, горечь остались, наваливаясь нестерпимой тяжестью, горбя плечи».
Григорий приходит к пониманию обреченности восстания, к горькому осознанию и своей вины, к мысли о необходимости мириться с Советской властью. Кульминации эти настроения достигают после соединения повстанцев с белой армией Деникина. "Соединение казаков-повстанцев с белыми обостряет в Григории чувства труженика", – комментирует Л.Якименко [130].
НОВОРОССИЙСК
Отброшенные после соединения с деникинской армией к Черному морю, казаки решают, как быть дальше? Плыть в Крым, к Врангелю? Эмигрировать? Уйти в Грузию? Перейти в Красную Армию? Григорий Мелехов принимает именно это, последнее решение. Почему он вступил в Конную Буденного? Сторонник Л.Якименко В.Литвинов трактует этот поворот в его судьбе следующим образом: «Нет, не рванулся он всей душой в буденновскую конницу – его туда, крепко взяв под локоть, привели жизненные обстоятельства после разгрома деникинцев»[46].
Иначе говоря, он идет в Красную Армию потому, что некуда деться. "Выходит, безвыходность заставила. Шкуру спасал", – ядовито комментирует суждения В.Литвинова Ф.Бирюков[47]. А потом, после кратковременной службы в Красной Армии, Григорий приходит домой и, столкнувшись с Кошевым, снова бежит из хутора. А само его "решение заняться после увольнения из Красной Армии мирным хлеборобством", по словам того же В.Литвинова, "не было мыслью, закономерно и поступательно вызревшей, как плод многолетних исканий… Просто это – последнее превращение все той же идеи "самостийности", которая, как пуля на излете, закономерно вырождается (как пуля? – С.С.), ищет защиты в исторической философии эгоцентризма: не трожьте, оставьте меня в покое! Дайте пожить своим миром! Пропади все пропадом!…"[48]
В БАНДЕ ФОМИНА
Участие в банде Фомина, с точки зрения авторов концепции «отщепенства», – логическое завершение жизненного пути героя романа. Дремучая душа собственника окончательно загнала Григория в угол: «Не примирился Григорий окончательно с Советской властью.– пишет Л.Якименко.– После тяжелых заблуждений он пришел по сути к бандитскому анархизму: ни красных, ни белых… В банде Фомина продолжает Григорий борьбу против Советской власти» [136]. "И это означает окончательное падение Мелехова. Он не только порвал с народом, он оторвался от казачьей массы, стал отщепенцем"[49].
Итак, авторами концепции «отщепенства» найдена СОЦИАЛЬНАЯ первопричина колебаний – «две души» крестьянина. Социальная неустойчивость.
Но ведь, строго говоря, это еще не объясняет до конца трагедии Григория Мелехова. Вскрыта, скажем так, причина колебаний, а не их результат. Ведь колебания не предполагают обязательного трагического исхода: не один Григорий колебался; колебались даже бедняки; восстание возникло не в богатых южных округах Донской области, а на Верхнем Дону, где казачьи наделы были в несколько раз меньше, чем на Юге; колебались 85 тысяч повстанцев, но из них 70.000 сложили оружие, и только 15.000 ушли с белыми в Крым, к Врангелю, а потом в Турцию, – в эмиграцию.
Колебания – это состояние неустойчивого равновесия. Чем же определяется их результат? Какая причина перевесила чашу весов, вывела Григория из состояния неустойчивого равновесия и бросила в пучину братоубийственной войны против своих же казаков?
В чем, стало быть, глубинная причина трагедии?
Здесь мы подходим к важнейшему моменту, который имеет отношение к философской подоснове концепции «отщепенства».
4. Философское содержание концепции «отщепенства»
Вопрос сводится к следующему: что лежит в основе трагедии – случайность или закономерность? Объективные обстоятельства или субъективные факторы?
В эстетике, в теории трагического существуют разные ответы.
Эстетика Гегеля (а затем Белинского, а также эстетика марксистская) утверждают закономерную природу трагического. Эстетика Чернышевского, напротив, строится на доказательстве того, что в основе трагического лежит не закономерное, а случайное.
Как обстоит в этом отношении дело в концепции «отщепенства»?
Чем определяется в ней конечный результат судьбы героя, выход из состояния колебаний к трагическому финалу?
Вот когда вопрос возникает в такой постановке – а он не может не возникнуть: сама логика этого требует, – то в аргументации авторов и приверженцев концепции «отщепенства» появляется цепь логических рассуждений, которые в итоге приводят к поискам источника трагедии не в области социально-закономерного, а в области случайного, и переводят его из сферы действия объективных факторов в сферу субъективного.
Лев Якименко приходит к выводу о личной, субъективной обусловленности трагедии Григория Мелехова.
Трагедия как бы переносится "внутрь, в глубины сознания"[50], и сводится к неверному, ошибочному выбору, а ошибку совершает человек.
Григорий все время оказывается перед необходимостью выбора. Он мечется, ищет – и ошибается. Но каждый раз он сам выбирает свое место в схватке, и если при этом ошибается – то никто, кроме него, не виноват. И ничто не виновато. Сам виновен. Никто его не толкал.
Колебания между белыми и красными как следствие социальной двойственности – неизбежны. Но выход из них продиктован случайностью, прихотью "ошибочного" выбора.
А жизнь, действительность, с точки зрения концепции «отщепенства», не раз давала Григорию Мелехову возможность правильного выбора.
Перед казнью Подтелкова он мог уйти вместе с Кошевым и Валетом из хутора, пробраться в Красную Армию, но не ушел – и оказался у белых.
Во время восстания мог своевременно повиниться перед советской властью, но не сделал этого и докатился с разбитыми белыми армиями аж до Черного моря.
В Красной Армии, у Буденного, мог дослужить до конца войны, но ушел раньше времени, вернулся в хутор, в тяжелую обстановку назревавшего мятежа, – и оказался в банде Фомина.
То есть жизнь, считают авторы концепции «отщепенства», давала Григорию не один случай верных решений, "правильного" выбора, соответствовавшего "подлинным" интересам народа и самого героя. Но Мелехов их упустил, не использовал.
Вывод Якименко: «Так Шолохов подводит к пониманию самого существа трагедии Григория Мелехова: «поганая песня» жизни Григория, о которой с такой ненавистью говорил Михаил Кошевой, могла прозвучать совсем по-иному» [132 – 133].
"Ведь все могло пойти по-другому", – вновь и вновь повторяет Л.Якименко этот вывод в споре со своими оппонентами[51].
То есть случилось так, а могло быть – в тех же обстоятельствах и при том же характере – совсем иначе. Все дело в случае, субъективной прихоти, нелепой ошибке. Выходит, что мы имеем дело с трагедией "неиспользованных жизненных и исторических возможностей", трагедией случая, "неверного, ошибочного выбора"[52].
Следовательно, в поисках источника трагедии концепция «отщепенства» упирается в свободу воли, сводит его к случайности выбора, к прихоти свободно выбирающей личности.
Такова философская суть концепции «отщепенства». В этом смысле ее авторы идут не за Гегелем и не за Марксом, а скорее за Чернышевским.
Итак, ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ концепции:
q Главный герой «Тихого Дона» – народ, а не Григорий Мелехов.
q Социальная основа трагедии – двойственность природы крестьянина, которая обусловливает его колебания в революции между белыми и красными.
q Конечная причина трагической судьбы – случайность ошибочного выбора, субъективная прихоть, личная ошибка героя.
Но из этих основных положений вытекает ряд важных следствий.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 96 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава III | | | О характере эволюции образа Григория Мелехова |