Бенедетто Кроче.

Развитие историко-философских представлений Бенедетто Кроче прошло 4 этапа:

1 этап – 1886 – 1892 гг. – эрудитский (или позитивистский). После окончания учебы в 1886 г. Кроче около пяти лет путешествовал по Европе, изучая специфику влияния итальянского Возрождения на культурные процессы в разных странах. К данному периоду принадлежат следующие работы Кроче: «Неаполитанская революция 1799 г.», «Театры Неаполя эпохи Ренессанса», «Испания в жизни Италии».

2 этап – 1892 – 1902 гг. Сложность обобщения разрозненных сюжетов в единую картину вызвали у Кроче отказ от позитивизма и достаточно долгие методологические поиски в 1890-ые гг. В это время закладываются основы его эстетической теории, свидетельством чего служит работа «История под общим понятием искусства» (1893), но одновременно ученый испытывает и существенное влияние марксизма, проявившееся в исследованиях «О научной форме исторического материализма» (1895), «Исторический материализм и марксистская экономия» (1901).

3 этап – 1902 – 1926 гг. – неогегельянский период, ставший самым плодотворным и принесшим Кроче весьма высокий академический, а также политический статус.[81]

Считается, что окончательно неогегельянские[82] взгляды Кроче сформировались к 1902 г., когда выходит его «Эстетика как наука об экспрессии и общая лингвистика», в которой разворачивается учение об интуиции, постигающей мир в его конкретности и индивидуальности. Данная работа стала первой частью общего проекта, полностью реализованного в дальнейших трех частях: «Основные черты логики как науки о чистом понятии» (1905), «Философия практики. Экономика и этика» (1909), «Теория и история историографии» (написана в 1912-1913, издана в 1915). Как неогегельянец Кроче рассматривает всю реальность как проявление Духа. Но существует этот Дух только в непосредственных актах мысли, которые делятся ученым на четыре вида – 2 теоретических и 2 практических. Теоретический дух проявляется в логике (всеобщая теоретическая мысль) и эстетике (индивидуальная теоретическая), практический дух - в этике (всеобщая практическая) и экономике (индивидуальная практическая). Наибольший интерес Кроче вызывает при этом эстетика как ярко выраженный синтез универсального и конкретного (правда, все же при некотором преобладании первого). Эстетика[83] имеет в ос­нове интуицию, которая схватывает индивидуальное и непов­торимое: в искусстве единичные творческие акты полностью основываются на универсальной идее прекрасного. Так же и в истории - за любым событием стоит мысль, причем не абстрактная (как идеал красоты может иметь только конкретное воплощение), а живая, современная и актуальная.

Наиболее четкое отражение эта концепция «абсолютного историцизма» Кроче получила в работе «Теория и история историографии». Через противопоставление подлинной истории и различных видов «псевдоистории» ученый декларирует следующие методологические принципы (их нумерация прямо соответствует параграфам первой части работы):[84]

1. История как всегда современное и актуальное мыслительное действие противопоставляется хронике (синонимами которой в тексте становятся филология и эрудитский подход), понимаемой как мертвое следование тексту источника в отрыве от личной интерпретации. «Всякая подлинная история есть история современная» - заявляет Кроче, имея в виду происхождение интереса к прошлому из интеллектуальных и прагматических потребностей историка. Причем эта субъективность интерпретации не неизбежна, но именно необходима, поскольку только при ее активном участии возможно достичь диалектического единства содержания источника и интеллигибельных конструкций исследователя. «Наша душа и есть то горнило, в котором достоверное переплавляется в истинное, а филология, сливаясь с философией, порождает историю».
2. Кроче выделяет несколько подвидов «псевдоистории» (помимо филологии как акцента на мертвой хронике): поэтическую, для которой характерен приоритет чувства без привязки к многообразию источников; риторическую (или практическую), которой свойственно подчинение практической политической цели. Их объединяет неадекватное расширение активности субъекта познания. Специфика истории как науки для Кроче состоит именно в синтезе акта мысли с фактическим материалом прошлого: «История всегда конкретна».
3. Этот синтез необходим также в предметном плане как объединение «всеобщей истории» и «специальных историй»: политической, экономической, культурной и т.д. Основу данного объединения составляет именно актуальное мыслительное действие исследователя: «Нет такого факта, который не был бы познан в порождающем его действии, благодаря тому сознанию действия, которое присутствует в единстве духа». Правда, Кроче сразу отмечает, что отказ от всеобщей истории, основанной на хронике, не означает отрицание универсального элемента в историческом процессе. «Частное и конечное детерминировано мыслью, а потому одновременно познается как всеобщее в форме частного». Такая конструкция объединяет философию и историю в одно целое.
4. Это жизнеспособное объединение также противопоставляется двум «мертвым» формам взаимодействия - «философии истории» и позитивистскому детерминизму, для которых в равной степени характерно разделение и противопоставление субъекта и объекта познания. Согласно Кроче, любой исторический факт уже представляет собой определенный продукт мысли. Историческая реальность существует только внутри источника, поэтому в строгом смысле необходимо говорить не об эмпирической истории, а об историографии или развитии исторической мысли.
5. Кроче последовательно рассматривает три основные понятия философии истории: развитие (или прогресс), ценность (объединяя оценку и отнесение к ценности) и цель. Они представляются тезисом, антитезисом и синтезом: позитивизм видел историческую действительность как объективное развитие; «философия истории», опровергая его, - как отнесение к субъективной ценности; «собственно история» предполагает своей целью (и одновременно средством) объяснение, но не как суждение, а как «оправдание» или понимание. За этой несколько сбивчивой формулировкой стоит, видимо, попытка объединить процедуры объяснения и понимания, до этого противопоставляемые в рамках полемики позитивистов и сторонников неокантианства.
6. (и 9 пункт) Единственное противопоставление, принимаемое Кроче, относится к предметному разделению человеческой истории («гуманистической») истории природы. Освоить вторую часть ученому кажется невозможным, поскольку в естественной истории не участвует живая мысль – ее источники имеют нечеловеческое происхождение.
7. Противопоставление фактов сознания и фактов материи порождает вопрос о возможности внутренней дифференциации или периодизации исторических явлений. Логического критерия для этого не существует – периодизация или отбор имеют практический, а не научный характер. Единственным их условием, напоминает Кроче, должен быть «органический мыслительный характер», противопоставляемый схематизму чистой хронологии и других внешних признаков.
8. Основой этой внутренней классификации становится у Кроче процедура различения (тоже синтезирующая тождество и разделение - «диалектическое единство есть диалектическое различие»), свойственная человеческому мышлению априори. «Различие не есть разделение, а пространственно-временное расположение». Именно в нем проявляется личная индивидуальность историка, впрочем, одновременно с общечеловеческими свойствами сознания.

Отмеченные положения концентрируются вокруг идеи синтеза эмпирического материала источников и субъективности интерпретации. «За кадром» остается научный контекст построений Кроче: длительная полемика неокантианцев (идеи которых упоминаются как «философия истории») и позитивистов (представителей «детерминизма» и адептов хроники)[85] может быть прекращена за счет снятия противопоставления мысли и материальных источников, поскольку за ними все-таки лежит интеллектуальная деятельность субъекта познания. Принципиальным и ключевым понятием при этом становится «универсальное конкретное» - универсальность сознания и «Идеи»[86] существует только в конкретных проявлениях – материале исторических источников. Именно в этом и заключается неогегельянство Кроче: Абсолютная Идея существует только в конкретных и индивидуальных мыслительных актах, кроме которых в истории (то есть историографии) нет абсолютно ничего живого. Остальное – лишь псевдоистория, хроника и филология.

4 этап – 1926 - 1952 гг. – усиление интереса к политической истории. Непосредственным стимулом к трансформации взглядов Кроче стал погром в его палаццо, устроенный фашистами,[87] и «Манифест интеллектуалов-фашистов», написанный его бывшим другом Джентиле. В 1928 г. выходит его «История Италии 1871-1915 гг.», в 1935 г. – «Несовпадение истории литературной и истории гражданской», а в 1938 - «История Европы 1815-1915 гг.». В этих трудах Кроче обращается к политическим и культурным причинам мировой войны, а также неизбежной поляризации общества и проигрыша либеральных сил. В теоретическом плане эти идеи были закреплены в исследованиях «Моральные аспекты политической жизни» (1929), «История как мышление и как поступок» (1938) – акцент в них делается на идее свободы в истории. Но в то же время появляются и категории, ограничивающие волю исторического субъекта – долг[88] и мораль как индивидуальное осознание и признание свободы Другого.

Германское неогегельянство. Отмар Шпанн (1.10.1878 - 8.7.1950).

Толчком к развитию неогегельянства в Германии стали разногласия внутри неокантианского движения, а потом и утрата им былого влияния. Один из наиболее значительных представителей неогегельянства в Германии Г. Лассон сказал в 1916 г., что "гегельянство — это кантианство, которое обрело целостную и завершенную форму". Кроме того, стимул к обновлению гегельянства дала и популярная в Германии после первой мировой войны философия жизни (в качестве примера стоит назвать "Историю молодого Гегеля" (1905) В. Дильтея). Г. Глокнер и Г. Лассон предприняли переиздание корпуса сочинений Гегеля, что еще более расширило популярность идей неогегельянства. В своих наиболее известных работах ("Приключения духа" Глокнера (1938) и "Мировоззрение Канта" (1914), "От Канта до Гегеля" (1921 — 1924) и "Самоосуществление духа" (1928) Кронера) лидеры немецкого неогегельянства делали акцент на разделении двух типов познания: рациональном и "рационально-иррациональном", называемом также «схватыванием» или «постижением», близком интуиции и "конкретному мышлению". Влияние неокантианства и концепции понимания Дильтея здесь представляется очевидным, но принципиально новым стало внимание к единству обоих способов познания. Впрочем, гегелевская идея диалектического синтеза как снятия противоречий также была скорректирована именно в духе кантовских представлениях об антиномиях, то есть неуничтожимых противоречиях, в то же время не являющихся антагонистическими.

Другой характерной особенностью немецкого неогегельянства стала его связь с активным ростом правых умонастроений в обществе как реакцией на поражение в первой мировой войне, революционные преобразования 1918-1919 гг. и исключение Германии из разряда мировых держав после Парижской мирной конференции. Популярность консервативных трактовок философии истории делала политические и идеологические моменты более важными, чем методологические нюансы.[89] Поэтому апелляции к немецкой классической философии имели не столько неогегельянский характер, сколько общественно-политическую ориентацию.[90]

Дата добавления: 2015-08-18