Читайте также: |
|
Толчком к дискуссиям вокруг постпозитивизма стала работа одного из учеников Поппера - Томаса Сэмюэла Куна (18.07.1922-17.06.1996) «Структура научных революций» (1962).[135] Ее идеи зародились в период преподавания в Гарварде, когда автор исследовал теоретические истоки механики XVII в. и обнаружил, что физика Аристотеля не была подготовительной фазой для физики Галилея и Ньютона. Если механика XVII в. понимает движение исключительно в терминах массы и силы, то в аристотелевской традиции движение рассматривается как качественное изменение состояния движущегося объекта. Анализируя революции в науке, Кун показывает, что история науки не была линейным процессом накопления знаний, скорее это чередование периодов «нормальной науки» и отрицающей ее «революционной науки». Так, аристотелевская физика функционировала в качестве образца («парадигмы») нормальной науки от классической античности до позднего Средневековья; в течение всего этого периода она задавала понятийный инструментарий и основное направление научного поиска. Физические и математические открытия XVI-XVII вв., связанные с именами Коперника, Галилея, Декарта и Ньютона, создали ситуацию научной революции, в ходе которой сторонники старой парадигмы столкнулись с приверженцами «новой науки». Период нормальной науки вновь наступил лишь в конце XVII в., когда ньютоновская физика обрела широкое признание среди ученых и утвердилась в качестве парадигмы научного исследования.
В целом концепцию развития науки в «Структуре научных революций» можно представить в виде следующих положений:
Во-первых, Кун вводит понятие парадигма[136] или дисциплинарная матрица, означающее принятие членами научного сообщества определенной модели научной деятельности - совокупности теоретических стандартов, методологических норм, ценностных критериев, мировоззренческих установок. Парадигма задает методы решения проблем, устанавливая, какие из них научны, а какие недопустимы. Она вырабатывает стандарты решений, нормы точности, допустимую аргументацию и т. п. Парадигма детерминирует содержание научных терминов и утверждений. С помощью образцов решений проблем парадигма воспитывает у своих приверженцев умение выделять определенные «факты», а все то, что не может быть выражено ее средствами, отсеивать.
Во вторых, Кун делит все развитие науки на 2 составляющие: нормальную науку - период однозначного господства некоторой парадигмы, и научную революцию, когда парадигма "взрывается" изнутри под давлением проблем, неразрешимых в рамках данной дисциплинарной матрицы. Особенно Куна интересует переход между ними, когда в ходе революционного кризиса создаются основы новых парадигм, оспаривающие первенство друг у друга. Кризис разрешается победой одной из них, что знаменует начало нового "нормального" периода.
В-третьих, Кун отрицает возможности эволюционной смены парадигм научного знания: «...переход между конкурирующими парадигмами не может быть осуществлен постепенно, шаг за шагом посредством логики и нейтрального опыта. Подобно переключению гештальта, он должен произойти сразу (хотя не обязательно в один прием) или не произойти вообще». С точки зрения существующих на данное время методологических стандартов, новая парадигма всегда будет меньше соответствовать большинству эмпирических фактов, решать меньше проблем, ее технический аппарат будет слабее разработан, а понятия менее точны. Однако новое поколение ученых в условиях парадигматического кризиса готово принять ее на веру, что означает отсутствие рационального перехода между дисциплинарными матрицами.
В-четвертых, Кун отстаивает тезис о несоизмеримости[137] парадигм, что предполагает невозможность установления каких-либо логических отношений между сменяющими друг друга теориями. Это связано с неизбежной зависимостью научных фактов от парадигмы, в рамках которой они исследуются, или отсутствием теоретически нейтрального языка наблюдения. Овладевая содержанием парадигмы, ученые видят весь мир сквозь ее призму. Не факты судят теорию, а теория определяет, какие именно факты войдут в осмысленный опыт. С этим связано отрицание Куном преемственности в эволюции науки: знание, накопленное предыдущей парадигмой, отбрасывается после ее крушения, а научные сообщества просто вытесняют друг друга.
Таким образом, значение истории науки для методологии Кун усматривает в трех факторах: история может давать материал для методологических обобщений; история помогает сблизить методологию с наукой; история корректирует и исправляет построения методологов.
Основным оппонентом Куна выступил Имре Лакатос (Липшиц) (1922 – 1974), эмигрировавший в 1956 г. из Венгрии в Австрию, а затем в Великобританию, где с 1960 г. стал учеником Поппера, а позже редактором «Британского журнала философии науки». В своих основных работах «Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы» и «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ» Лакатос отстаивает следующую концепцию развития науки:
Таким образом, поскольку в процессе проверки некоторой теории всегда принимает участие по крайней мере еще одна теория, Лакатос называет первую объяснительной, а вторую - обосновывающую экспериментальный результат,— интерпретационной. И хотя все научно-исследовательские программы имеют свой исследовательский потенциал и логику развития, соотнесены они могут быть лишь историографически. История науки выступает именно той интерпретационной гипотезой, которая объединяет все многообразие научной деятельности в единую структуру.
Идеи Лакатоса во многом получили развитие в концепциях Ларри Лаудана (р. 1940) и Стивена Тулмина (1922-1997). Первый из них в работе «Научный прогресс» (1977) предложил теорию «традиций исследования». Примерами таких традиций он считает дарвинизм, квантовую теорию, электромагнитную теорию света. Каждая из них представляет собой не единую научно-исследовательскую программу, а несколько связанных между собой теорий. Кроме того, каждая традиция характеризуется некоторыми метафизическими и методологическими особенностями, совокупность которых и формирует ее специфику. Но главное, эти традиции имеют свойство развиваться в определенном историческом контексте, модифицируя свои идеи и формулировки, меняя акценты в своей методологии исследования. Далее Лаудан сформулировал так называемую «сетчатую модель обоснования», снимающую противопоставление «интернализма» и «экстернализма». С его точки зрения, внутринаучные факторы делятся на 3 уровня: эмпирический материал, методология исследования (или научно-исследовательские программы), общая для разных дисциплин парадигма. Им соответствуют 3 внешних фактора: личные интересы ученого, институциональное деление по школам, социальный заказ. В каждой отдельной научной ситуации исследователь по-разному решает проблему их соотношения, ставя во главу угла какой-то один из них. Но остальные факторы при этом не исчезают. Поэтому рациональная реконструкция развития науки вполне возможна, если учитывает именно ситуативное соотношение как интернальных, так и экстернальных факторов.
С. Тулмин также был склонен к изменению масштаба анализа событий истории науки. По его мнению, научные революции не носят столь глобального характера, который приписывал им Кун, и являются гораздо более мелкими и обыденными эпизодами возникновения и усвоения новшеств в науке. Постоянное появление, отбор и закрепление новых идей, понятий, методов характерны для обычного развития науки. Стандарты рациональности и понимания при этом формируются исторически, что находит проявление в формировании «концептуальных популяций» (или популяций понятий). Согласно Тулмину, основные черты эволюции науки сходны с дарвиновской схемой биологической эволюции. Содержание концептуальных популяций (аналог биологических видов) подвержено изменению, что влечет за собой изменение методов и целей научной деятельности; возникновение концептуальных новшеств балансируется процессом критического отбора (аналог биологической мутации и селекции). Этот двойственный процесс приводит к заметному изменению лишь при определенных условиях (аналог выживания или вымирания видов в борьбе за существование); сохраняются те концептуальные варианты, которые лучше адаптируются к требованиям интеллектуальной среды.
Пауль (Пол) Фейерабенд(1924 - 11.02.94).
Фейерабенд родился в январе 1924 г. в Вене. Поскольку его детство пришлось на годы правления национал-социалистов в Германии, он стал членом Гитлерюгенда, во время второй мировой войны перешел в офицерскую школу и участвовал в военных действиях на восточном фронте в чине лейтенанта, был ранен и награжден Железным крестом. После демобилизации Фейерабенд изучал пение и театральное искусство, а в 1947 г. поступил на отделение истории и социологии в Венском университете, но вскоре переориентировался на изучение физики. Для написания докторской диссертации в 1951 г. при содействии Британского Совета добился поездки к Л. Витгенштейну, но поскольку тот именно в этот момент умер, Фейерабенд выбрал себе в научные руководители К. Поппера и вошел в круг его учеников – Агасси, Лакатоса и др. Отказавшись от приглашения Поппера стать его ассистентом в пользу своего друга Агасси, в 1953 г. Фейерабенд вернулся в Вену, где стал работать также в русле аналитической философии под руководством Артура Папа. Правда, в интеллектуальном плане до середины 1960-х гг. Фейерабенд оставался «попперианцем», переводил «Открытое общество» и другие работы своего учителя на немецкий.[139] В 1958 г. он переехал в Беркли и получил американское гражданство.
С 1967-68 гг. Фейерабенд перешел к критике построений своего учителя под лозунгом «теоретического плюрализма», стал часто шокировать коллег ультра-левыми высказываниями, ссылаясь при этом на В.И. Ленина и называя себя сторонником марксистской диалектики. В 1970 г. выходит его первая версия работы «Против методологии: очерки анархистской теории познания», в которой взгляды нового этапа получают теоретическое обоснование.[140]
Английское название «Against Method. Outline of an anarchistic theory of knowledge» предполагает вербальное сопровождение действия, направленного против метода, что как бы переводит саму работу Фейерабенда из текста в сферу жеста. Посвящение Имре Лакатосу также делает акцент на ее диалогический характер, не сводимый к изъявительному наклонению речи: «Имре Лакатосу — другу и соратнику-анархисту. Данное сочинение представляет собой первую часть книги о рационализме, которую мы хотели написать с Имре Лакатосом. Я должен был нападать на рационалистскую позицию, а Имре — отстаивать и защищать ее, парируя мои аргументы. Мы полагали, что обе эти части дадут представление о нашем долгом споре по этим вопросам — споре, который начался в 1964 году, продолжался в письмах, лекциях, телефонных разговорах, статьях почти до самых последних дней жизни Имре и превратился в неотъемлемую часть моей повседневной работы. Этим обстоятельством объясняется стиль данного сочинения: это длинное и в значительной степени личное письмок Имре, в котором каждая резкая фраза написана в рассчете на то, что на нее будет дан еще более резкий ответ. Очевидно, что в настоящем виде книга существенно неполна. В ней отсутствует наиболее важная часть — ответ человека, которому она адресована. Тем не менее, я публикую ее как свидетельство того сильного и стимулирующего влияния, которое на всех нас оказывал Имре Лакатос».
Далее Фейерабенд декларирует «вненаходимость» собственной позиции по отношению к классической науке. Противопоставляя методологию как свойство парадигматических структур деятельности и практикам простых людей, он отмечает, что «изнутри» практически невозможно адекватно описать жизнь научного сообщества в целом, поэтому позиционирует свою работу как выход за рамки академического сообщества. Ключевым при этом становится отнесение автором собственного текста к жанру памфлета, максимально связанного с социальными потребностями общества.[141]
Эта оппозиция формирует следующее противопоставление: научная практика анализа как наблюдения или описания отделяется от «соучастия» и преобразования действительности. Последнее может осуществляться самыми разными способами, но все они основываются на «котриндукции», абсолютизируя которую, Фейерабенд называет себя дадаистом. Позитивность дадаизмасводится автором к следующим моментам:
В совокупности эти построения провозглашаются Фейерабендом теорией эпистемологического анархизма, направленной против всех видов генерализаций и структуралистских методологий. Автор подчеркивает при этом, что его собственная позиция также ситуативна в рамках современных условий развития академического сообщества. Его методами становится не столько анализ, сколько интеллектуальная игра и провокация, апелляция к эмоциям и социальным интересам людей.
Одним из моментов этой интеллектуальной игры становится у Фейерабенда проведение достаточно прозрачных аналогий между своим выступлением и галилеевской революцией в физике. С его точки зрения, Галилей для обоснования собственных научных идей активно прибегал к пропаганде, ориентированной на психологическую составляющую коммуникации.Одним из приемов Галилея стала интерпретация своих революционных идей как известных всем банальностей и восходящих еще к античности аксиом. Схожим образом сам Фейерабенд использует общепризнанные для западной цивилизации идеи (свободное и плюралистическое общество, демифологизация, сам образ Галилея как творца классической науки), которые становятся лишь декорацией для его способа научной пропаганды. Кроме того, Галилей одним из первых ученых стал писать на родном итальянском языке, понятном широкому кругу публики, что, как ни странно, стало веским доводом в пользу его научных воззрений. Он был блестящим, остроумным полемистом и большое внимание уделял литературной форме своих сочинений. Но самым важным было то, что выступление Галилея совпало с мощным социальным движением против всей старой идеологии. Для Фейерабенда не вызывает сомнения то, что Галилей победил не потому, что его теория соответствовала фактам, подтверждалась фактами (Фейерабенд показывает, что этого-то как раз и не было), но в силу блестяще осуществленной коммуникативной стратегии.
В 1978 г. выходит работа Фейерабенда «Наука в свободном обществе», где методологический анархизм получает наиболее радикальное выражение. Автор делает акцент на социальную составляющую науки, которая представляется лишь одной из консервативных традиций[142] взаимодействия человека с окружающей действительностью. Ее претензиям на монополию и вневременную объективность Фейерабенд противопоставляет многообразие и свободное сочетание различных практик: политики, искусства, религии, мифологии[143] и повседневного общения. В «свободном обществе» все эти традиции должны иметь равные права и равный доступ к власти. Другим аргументом, нарочито апеллирующим к «демократическим ценностям», становится у автора акцент на обогащение знаний, эмоций и представлений с помощью искусства, которое должно вытеснить традиционную академическую науку (оперирующую лишь абстракциями в виде терминов), в силу своей большей плодотворности и гуманности. Наука нового времени ориентировала человеческое сознание на техническое воспроизводство и накопление, в том числе и абстрактных теоретических конструкций в нуждах индустриального общества. Современные социальные изменения ведут к неизбежной трансформации этого научного идеала.[144]
Таким образом, концепция «методологического анархизма» Фейерабенда опирается на следующие базовые принципы:
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 104 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Неорационализм | | | История науки |