Новелла десятая. Маркиз салуццкий, вынужденный просьбами своих людей жениться

Маркиз Салуццкий, вынужденный просьбами своих людей жениться, берет засебя, дабы избрать жену по своему желанию, дочь одного крестьянина и, приживс ней двух детей, уверяет ее, что убил их. Затем, показывая вид, что она емунадоела и он женится на другой, он велит вернуться своей собственной дочерибудто это - его жена, а ту прогнать а одной рубашке. Видя, что она всетерпеливо переносит, он возвращает ее в свой дом, любимую более, чемкогда-либо, представляет ей ее уже взрослых детей и почитает ее и велитпочитать как маркизу. Когда кончилась длинная новелла короля, всем, поевидимому, сильнопонравившаяся, Дионео сказал, смеясь: "Добродушный человек, ожидавшийследующей ночи, чтобы сбить поднятый хвост призрака, не дал бы двух грошейза все похвалы, расточаемые вами мессеру Торелло!" Затем, зная, что емуодному осталось говорить, он начал: - Мягкосердые мои дамы, мне кажется,нынешний день посвящен был королям и султанам и тому подобным людям; потому,дабы не слишком отдалиться от вас, я хочу рассказать об одном маркизе, не овеликодушном подвиге, а о безумной глупости, хотя в конце из нее и вышелпрок. Я никому не посоветую подражать ей, потому что большою былонесправедливостью, что из того ему последовало благо. Давно тому назад в роде маркизов Салуццо был старшим в доме молодойчеловек, по имени Гвальтьери, который, будучи не женат и бездетен, ни в чемином не проводил время, как в охоте за птицами и зверями, ни мало непомышляя ни о женитьбе, ни о потомстве, за что его следует считать оченьмудрым. Это не нравилось его людям, и они несколько раз просили егожениться, дабы ему не остаться без наследника, а им без правителя, причемпредлагали найти ему такую жену и от таких отца и матери, что на нее можнобыло бы возложить добрые надежды, а он был бы ею очень доволен. На этоГвальтьери отвечал им: "Друзья мои, вы понуждаете меня к тому, чего ярешился никогда не делать, соображая, как трудно найти жену, привычкикоторой подходили бы к нашим, как велико число неподходящих и как трудножить тому, кто нашел жену, ему не соответствующую. Если вы говорите, что суверенностью познаете дочерей по нравам отцов и матерей и оттуда заключаете,что дадите мне такую, которая мне понравится, то это - глупость, ибо я непонимаю, как можете вы узнать их отцов и тайны их матерей; а хотя бы вы их изнали, дочки часто бывают не похожи на отцов и матерей. Но так как при всемэтом вам угодно связать меня этими узами, я также изъявляю на то согласие, адля того, чтобы мне жаловаться пришлось на себя, а не на других, если б деловышло худо, я сам хочу найти себе жену, причем заявляю, что если вы нестанете почитать ее как госпожу, кого бы я ни взял, вы почувствуете, квеликому своему урону, как тяжело мне, против моего желания, брать жену повашей просьбе". Почтенные мужи ответили, что они согласны, лишь бы он решилжениться. Гвальтьери давно уже приглянулись нравы одной бедной девушки издеревни, соседней с его домом, а так как она показалась ему очень красивой,он заключил, что с нею он получит утешение в жизни; потому, не ища далее, онвознамерился жениться на ней; велев позвать к себе ее отца, он согласился сним, большим бедняком, что возьмет ее себе в жены. Устроив это, Гвальтьерисобрал всех своих друзей в окрестности и сказал им: "Друзья мои, вамхотелось и хочется, чтоб я решился жениться, и я готов сделать это скорее,чтобы угодить вам, чем из желания иметь жену. Вы помните, что вы мнеобещали, то есть удовлетвориться и почитать своей госпожой, кого я возьму,кто бы она ни была, и вот наступило время сдержать мое вам обещание, и яжелаю, чтобы и вы исполнили ваше. Я нашел девушку себе по сердцу оченьблизко отсюда, которую я хочу взять в жены и через несколько дней ввести еев свой дом; потому позаботьтесь, чтобы свадебное торжество было прекрасно икак почетно вам встретить невесту, дабы я мог почесть себя довольнымисполнением вашего обещания, как и вы можете почесть себя исполнениеммоего". Добрые люди, обрадовавшись, ответили, что это им по сердцу и что, ктобы она ни была, они примут ее как госпожу и как госпожу станут чествовать.После этого все стали снаряжаться к тому, чтобы устроить прекрасное, большоеи веселое празднество; то же сделал и Гвальтьери. Он велел приготовитьвеликолепную и роскошную свадьбу и пригласить множество друзей, родных иименитых и других людей по соседству; а кроме того, велел скроить и сшитьмного красивых и дорогих платьев по росту одной девушки, которая казаласьему одинакового сложения с той, на которой он намеревался жениться; онприготовил, помимо того, пояса, кольца и дорогой красивый венец, и все, чтотребуется для молодой. Когда настал день, назначенный им для свадьбы, Гвальтьери в половинетретьего часа сел на коня, а с ним и все, явившиеся почтить его;распорядившись всем нужным, он сказал: "Господа, пора отправиться заневестой". Пустившись в путь, он вместе со всем обществом прибыл вдеревушку; подъехав к дому отца девушки, он встретил ее, поспешновозвращавшуюся с водой от колодца, чтобы затем отправиться вместе с другимиженщинами посмотреть на приезд невесты Гвальтьери. Когда Гвальтьерн увиделее, окликнув ее по имени, то есть Гризельдой, спросил, где ее отец, на чтоона стыдливо ответила: "Господин мой, он дома". Тогда Гвальтьери, сойдя сконя и приказав всем дожидаться его, вступил в бедную хижину, где нашел ееотца, по имени Джьяннуколе, которому сказал: "Я пришел взять за себяГризельду, но наперед желаю расспросить ее кое о чем в твоем присутствии". Ион спросил ее, станет ли она, если он возьмет ее в жены, всегда старатьсяугождать ему, не сердиться, что бы он ни говорил и ни делал, будет ли емупослушна, и многое другое в том же роде; на все это она отвечала, что будет.Тогда Гвальтьери, взяв ее за руку, вывел ее из дома, велел в присутствиивсего своего общества и всех других раздеть ее донага и, распорядившись,чтобы ему доставили заказанные им платья, приказал одеть ее и обутьпоскорее, на ее волосы, как были всклокоченные, возложить венец, и затем,когда все на то дивились, сказал: "Господа, вот та, которую я намерен взятьсебе в жены, если она желает иметь меня мужем". Потом, обратившись к ней,застыдившейся на себя и смущенной, он спросил ее: "Гризельда, хочешь ли тыменя мужем себе?" На что она ответила: "Да, господин мой". - "А я хочу взятьтебя себе женою", - сказал он и в присутствии всех повенчался с ней. Посадивее на выездного коня, он привез ее в почетном сопровождении в свой дом. Тутбыл свадебный пир, великолепный и богатый, и празднество такое, как будто онвзял дочь французского короля. Казалось, молодая вместе с одеждами переменила и душу и привычки. Онабыла, как мы уже сказали, красива телом и лицом и, насколько была красивой,настолько стала любезной, столь приветливой и благовоспитанной, что,казалось, она - дочь не Джьяннуколе, сторожившая овец, а благородногосиньора, чем она поражала каждого, кто прежде знавал ее. К тому же она былатак послушлива и угодлива мужу, что он почитал себя самым счастливым идовольным человеком на свете; также и в отношении подданных своего мужа онадержалась так мило и благодушно, что не было никого, кто бы не любил ееболее себя и не почитал от души, и все молились за ее счастье, благополучиеи возвышение; и как прежде обыкновенно говорили, что Гвальтьери поступил неособенно разумно, взяв ее в жены, так теперь признавали его за разумнейшегои рассудительнейшего человека на свете, потому что никто другой, заисключением его, не смог бы никогда угадать ее великие достоинства, скрытыепод бедным рубищем и крестьянской одеждой. Одним словом, не прошло многовремени, как она сумела не только в своем маркизстве, но всюду устроить так,что заставила говорить о своих достоинствах и добрых делах, обращая впротивное все, что говорили из-за нее против ее мужа, когда он на нейженился. Недолго прожила она с Гвальтьери, как забеременела и в урочное времяродила девочку, чему Гвальтьери очень обрадовался. Но вскоре после тогостранная мысль возникла в его уме, а именно желание долгим искусом иневыносимым образом испытать ее терпение, и он начал укорять ее словами,представляясь рассерженным, говоря, что его люди крайне недовольны тем, чтоона низкого рода, особенно же увидев, что у ней пошли дети; что они оченьопечалены рождением девочки и только и делают, то ропщут. Когда женауслышала эти речи, не изменившись в лице и ни в чем не изменив своемудоброму намерению, сказала: "Господин мой, поступи со мною так, как тынайдешь более удобным для своей чести и покоя; я буду довольна всем, ибознаю, что я ниже их и не была достойна той почести, до которой ты, по своеймилости, возвел меня". Этот ответ очень понравился Гвальтьери, так как онувидел, что она ничуть не возгордилась от почета, какой оказывали ей он илидругие. Немного времени спустя, передав в общих словах жене, что его подданныене могут выносить девочки, рожденной ею, он, научив одного из своихдомочадцев, послал его к ней, а тот, очень опечаленный с вида, сказал ей:"Мадонна, если я не желаю себе смерти, мне следует исполнить повеление моегогосподина. Он повелел, чтобы я взял вашу дочку и чтобы я..." Более он несказал. Жена, услыхав эти слова, видя лицо слуги и вспомнив мужа, поняла,что ему было приказано убить девочку: потому, быстро вынув ее из колыбели,она поцеловала и благословила ее, и хотя ощущала в сердце страшное горе, неизменившись в лице, передала ее в руки слуги со словами: "Возьми, исполни вточности все, что поручил тебе твой и мой господин, но не оставляй ее так,чтобы ее растерзали звери или птицы, если только он не приказал тебе этого".Слуга, взяв девочку, сообщил Гвальтьери все, что отвечала жена, а он,удивляясь ее твердости, отправил его с ребенком в Болонью к одной своейродственнице, с просьбою, чтобы она, никому не говоря, чья это дочь,тщательно ее воспитала и обучила нравам. Случилось после того, что жена снова забеременела и в урочное времяродила мальчика, чему Гвальтьери очень обрадовался, но так как емунедостаточно было уже сделанного, он нанес жене еще большую рану, сказав ейоднажды с гневным видом: "Жена, с тех пор как ты родила этого сына, я никоимобразом не могу ужиться с моими людьми, - так горько они печалуются на то,что внук Джьяннуколе будет им после меня господином; вследствие этого я ибоюсь, если только не желаю быть изгнанным, как бы не пришлось мне в другойраз сделать то же, что я сделал, а, наконец, и покинуть тебя и взять другуюжену". Жена выслушала его с невозмутимым духом и ничего иного не ответила,как только: "Господин мой, лишь бы ты был доволен и удовлетворено твоежелание, а обо мне не думай, ибо ничто мне не дорого, как лишь то, что, явижу, тебе по сердцу". Немного времени спустя Гвальтьери таким же образом,как посылал за дочкой, послал за сыном и, так же притворившись, что велелубить его, отправил на воспитание в Болонью, как отправил девочку, к чемужена отнеслась не с иным видом и не с иными речами, как то сделалаотносительно дочки, тогда как Гвальтьери сильно дивился, утверждая про себя,что никакой другой женщине того не учинить, что чинила она; если б он невидел ее страстной любви к детям, пока он допускал ее, он подумал бы, чтопоступает она так по равнодушию, тогда как теперь он познал, что онадействует как женщина мудрая. Его подданные, полагая, что он велел умертвитьдетей, сильно его порицали, почитая его человеком жестоким, а к женевозымели величайшее сожаление, она же ничего другого не сказала женщинам,соболезновавшим ей об убитых детях, как лишь то, что ей приятно, что в угодуих родителю. Когда прошло несколько лет по рождении девочки и Гвальтьери показалось,что настало время в последний раз испытать терпение жены, он сказал многимиз своих, что никоим образам не может выносить долее Гризельду как жену,сознавая, что поступил дурно и по-юношески, взяв ее за себя; потому онупотребит все старания, чтобы получить от папы разрешение взять другуюсупругу, а Гризельду оставить, за что многие почтенные люди сильно егоукоряли. На это он ничего иного не ответил, как только то, что так бытьдолжно. Жена, услышав про это и ожидая, что ей, повидимому, придетсявернуться в отцовский дом, а может быть, и пасти овец, как то делала прежде,и видеть в объятиях другой женщины того, которого она так много любила,сильно опечалилась про себя, но тем не менее, как она выдержала и другиенапасти судьбы, так с твердым видом решилась выдержать и эту. Не по многувремени Гвальтьери велел доставить себе подложные письма из Рима и показалих своим подданным, будто в них папа разрешал ему взять другую жену ипокинуть Гризельду. Потому, велев позвать ее к себе, он в присутствии многихсказал ей: "Жена, вследствие позволения, данного мне папой, я имею правовзять другую супругу, а тебя оставить, а так как мои предки были большиелюди и властители этих областей, тогда как твои всегда были крестьянами, яжелаю, чтобы ты более не была мне женой, а вернулась бы в дом Джьяннуколе стем приданым, которое ты мне принесла, а я возьму себе затем другую, которуюнайду более себе подходящей". Услышав эти слова, жена не без величайшего усилия, наперекор женскойприроде, удержала слезы и отвечала: "Господин мой, я всегда сознавала, чтомое низкое происхождение никоим образом не соответствует вашемублагородству, признавала, что чем я была с вами, то было от вас и от бога, иникогда не делала и не считала своим дарованного мне, а всегда представлялаего себе одолженным; вам стоит только пожелать его обратно, и мне должнобыть приятным и приятно отдать его вам: вот ваш перстень, которым вы со мнойобручились, возьмите его. Вы приказываете мне взять с собою принесенное мноюприданое; чтобы сделать это, вам не надо будет плательщика, да и мне небудет необходимости ни в мешке, ни в вьючной лошади, ибо у меня еще не вышлоиз памяти, что вы взяли меня нагой; если вы считаете приличным, чтобы всеувидели это тело, которое носило зачатых от вас детей, я уйду нагая, нопрошу вас в награду за мою девственность, которую я сюда принесла и которойне уношу, чтобы вам благоугодно было позволить мне ваять с собою па крайнеймере одну рубашку сверх моего приданого". Гвальтьере, которого более разбирал плач, чем что-либо другое, сохраняясуровое выражение лица, сказал: "Так возьми с собой рубашку". Все, кто тамбыли, просили его дать ей платье, дабы ту, которая была ему женой в течениеболее чем тринадцати лет, не увидали выходящей из его дома столь бедным ипозорным образом, как если б она вышла в одной рубашке; но их просьбы былинапрасны, потому жена в сорочке, босая и с непокрытой головок, поручив всехмилости божией, вышла из его дома и вернулась к отцу среди слез и стоноввсех, кто ее видел, Джьяннуколе, никогда не веривший, что Гвальтьери станетдержать его дочь своей женой, и ежедневно ожидавший этого события, сберег ейодежды, которые она сняла в то утро, когда обручился с ней Гвальтьери;потому, когда он принес их ей, она их одела и стала заниматься мелкойработой по отцовскому дому, как то делала прежде, мужественно переносясуровые напасти враждебной судьбы. Когда Гвальтьери все это устроил, он дал понять всем своим, что взял засебя дочь одного на графов Панаго, и, приказав делать большие приготовленияк свадьбе, послал сказать Гризельде, чтобы она пришла к нему. Когда таявилась, он сказал ей: "Я намерен ввести в дом ту, которую недавно взял засебя, и хочу чествовать ее первый приезд, а ты знаешь, что у меня в доме нетженщин, которые сумели бы прибрать комнаты и сделать многое другое, чтотребуется для такого торжества; потому ты, ведающая эти домашние дела лучшевсех других, приведи в порядок все, что необходимо, пригласи дам, какихсочтешь нужным, и прими их, как будто бы ты здесь была хозяйкой; затем,когда кончится свадьба, можешь вернуться к себе домой". Хотя каждое из этихслов было ударом ножа в сердце Гризельды, не настолько отказавшейся отлюбви, которую она к нему питала, как отказалась от счастья, она ответила:"Господин мой, я согласна и готова", и, войдя в своем платье из грубогороманьольского сукна в тот дом, из которого незадолго вышла в одной сорочке,она принялась выметать и прибирать комнаты, велела повесить в залах ковры иразложить настилки, занялась приготовлением кухни и, точно она былапоследней служанкой в доме, ко всему приложила руки; только тогда онаотдохнула, когда все приготовила и всем распорядилась, как то подобало.После того, велев пригласить от имени Гвальтьери всех дам в округе, сталаждать празднества, и когда наступил день свадьбы, несмотря на то, что на нейбыло рубище, с вельможным духом и вежеством приветливо встретила явившихсядам. Гвальтьери, который тщательно воспитывал своих детей в Болонье, у своейродственницы, выданной а дом графов Панаго, и у которого дочка, ужедвенадцатилетняя, была красавица, каком еще никто не видал, а сын - шестилет, послал в Болонью к своему родственнику, прося его, чтобы он с дочерьюего и сыном приехал в Салуццо, привез бы с собою богатую и почетную свиту ивсем бы говорил, что везет молодую девушку ему в жены, не открывая никому,кто она такая. Именитый родственник, устроив все, как просил его маркиз,пустился в путь и спустя немного дней вместе с девушкой, ее братом и знатнойсвитой прибыл к обеденному часу в Салуццо, где нашел всех местных жителей имного соседей из окрестности, поджидавших новую жену Гвальтьери. Когда она,встреченная дамами, вступила в залу, где были накрыты столы, Гризельда, вчем была, приветливо вышла ей навстречу и сказала: "Добро пожаловать,государыня". Дамы, много, но напрасно просившие Гвальтьери, либо дозволитьГризельде остаться в какой-нибудь комнате, либо ссудить ей одно из бывших ееплатьев, дабы она не выходила таким образом к его гостям, были посажены застол, и им стали прислуживать. Все разглядывали девушку, и каждый говорил,что Гвальтьери сделал хороший обмен, но в числе прочих хвалила очень иГризельда ее и ее маленького брата. Гвальтьери, который, казалось, вполне убедился, насколько того желал, втерпении своей жены, видя, что никакая новость не изменяет ее ни в чем, ибудучи уверен, что происходит это не от худоумия, ибо он знал ее разум,решил, что настало время вывести ее из того горестного состояния, которое,как он полагал, она таит под своим непоколебимым видом. Потому, подозвав еев присутствии всех, он сказал, улыбаясь: "Что ты скажешь о нашей молодой?" -"Господин мой, - ответила Гризельда, - мне она очень нравится, и если онатак же мудра, как красива, в чем я уверена, я нисколько не сомневаюсь, чтовы проживете с ней самым счастливым человеком в мире; но прошу вас,насколько возможно, не учиняйте ей тех ран, какие вы наносили той, другой,что была когда-то вашей, так как я уверена, что она едва ли перенесет их,как потому, что она моложе, так и потому еще, что она воспитана изнеженно,тогда как та, другая, уже с малых лет была в постоянных трудах". Гвальтьери,видя, что она твердо уверена, что девушка станет его женой, а тем не менееничего, кроме хорошего, не говорит, посадил ее рядом с собою и сказал:"Гризельда, теперь настало тебе время отведать плода твоего долготерпения, атем, кто считал меня жестоким, несправедливым и суровым, узнать, что все то,что я делал, я клонил к предвиденной цели, желая научить тебя быть женой, их- уменью выбирать ее и блюсти, себе - приобрести постоянный покой на все товремя, пока я буду жить с тобой, чего, когда я брал себе жену, я страшнобоялся, что не достигну; вот почему, дабы испытать тебя, я тебя язвил иоскорблял, ты знаешь, сколькими способами. И так как я ни разу не видал,чтобы ни словом, ни делом ты удалилась от того, что мне угодно, и, мнекажется, я получу от тебя то утешение, какого желал, я намерен вернуть теберазом, что в продолжение многих лет отнимал у тебя, и уврачевать величайшейнежностью те раны, которые я тебе наносил. Потому прими с радостным сердцемту, которую считаешь моей женой, и ее брата как твоих и моих детей: это -те, которых ты и многие другие долго считали жестоко убитыми мною; а я -твой муж, который более всего на свете тебя любит и, полагаю, можетпохвалиться, что нет никого другого, кто бы мог быть так доволен своейженой, как я". Сказав это, он обнял ее и поцеловал и, поднявшись вместе с ней,плакавшей от радости, направился туда, где дочка сидела, пораженная всем,что слышала: нежно обняв ее, а также и ее брата, они вывели из заблужденияее и многих других, там бывших. Обрадованные дамы, встав из-за стола, пошлис Гризельдой в ее комнату и, при лучших предзнаменованиях сняв с нее рубище,облекли ее в одно из ее прекрасных платьев и снова отвели в залу, какгоспожу, какой она казалась даже и в лохмотьях. Здесь она необычайнопорадовалась на своих детей, и, так как все от того развеселились, утехи ипразднества умножились и продлились на несколько дней; а Гвальтьери всесочли мудрейшим, хотя полагали слишком суровыми и невыносимыми испытания,которым он подверг свою жену; но мудрее всех они сочли Гризельду. Граф Панаго вернулся через несколько дней в Болонью, а Гвальтьери, взявДжьяннуколе от его работы, поставил его, как тестя, в хорошее положение, такчто он жил прилично и, к великому своему утешению, так и кончил своюстарость. А он затем, выдав свою дочь за именитого человека, долго иутешаючись жил с Гризельдой, всегда почитая ее, как только мог. Что можно сказать по этому поводу, как не то, что и в бедные хижиныспускаются с неба божественные духи, как в царственные покои такие, которыебыли бы достойнее пасти свиней, чем властвовать над людьми? Кто, кромеГризельды, мог бы перенести с лицом не только не орошенным слезами, но ивеселым, суровые и неслыханные испытания, которым подверг ее Гвальтьери? Аему было бы поделом, если б он напал на женщину, которая, будучи выгнаннойиз его дома в сорочке, нашла бы кого-нибудь, кто бы так выколотил ей мех,что из этого вышло бы хорошее платье. Новелла Дионео кончилась, и дамы достаточно о ней наговорились кто водну сторону, кто в другую, та порицая одно, другая кое-что хваля в ней,когда король, поглядев на небо и увидев, что солнце уже склонилось квечернему часу, не вставая с места, начал говорить: "Прелестные дамы, яполагаю, вам известно, что ум человеческий не в том только, чтобы держать впамяти прошедшие дела или познавать настоящие, но что мудрые люди считаютпризнаком величайшего ума уметь предвидеть, при помощи тех и других, и делабудущего. Завтра, как вы знаете, будет две недели с тех пор, как мы вышли изФлоренции, чтобы несколько развлечься для поддержания нашего здоровья ижизни, избегая печалей и скорби и огорчений, какие постоянно существовали внашем городе с тех пор, как наступила эта моровая пора; это мы, кажется мне,совершили пристойно, ибо, насколько я мог заметить, хотя здесь и былирассказаны новеллы веселые и, может быть, увлекавшие к вожделению и мыпостоянно хорошо ели и пили, играли и пели, что вообще возбуждает слабыхдухом и к поступкам менее чем честным, несмотря на это, я не заметилникакого движения, никакого слова и ничего вообще ни с вашей стороны, ни снашей, что заслуживало бы порицания, и мне казалось, я видел и слышал толькоодно честное, постоянное согласие, постоянную братскую дружбу, что, безсомнения, мне крайне приятно, к чести и на пользу как вам, так и мне.Потому, дабы вследствие долгой привычки не вышло чего-либо, что обратилосьбы в скуку, и дабы не дать кому-либо повода осудить наше слишком долгоепребывание, я полагаю, так как каждый из нас получил в свой день долюпочести, еще пребывающей во мне, что если на то будет ваше согласие, было быприлично нам вернуться туда, откуда мы пришли. Не говоря уже о том, что коливы хорошенько поразмыслите, наше общество, о котором уже проведали многиедругие вокруг, может так разрастись, что уничтожится всякая наша утеха.Потому, если вы согласны с моим советом, я сохраню венец, мне данный, донашего ухода, который я полагаю устроить завтра; если бы вы решили иначе, уменя уже наготове тот, кого я увенчаю на следующий день". Много было разговора между дамами и молодыми людьми, но, наконец, онипризнали полезным и приличным совет короля и решили сделать так, как онсказал; вследствие этого, велев позвать сенешаля, он поговорил с ним о том,что ему делать на следующее утро, и, распустив общество до часа ужина,поднялся. Поднялись дамы и другие, и, не иначе, как то делали обычно, ктопредался одной утехе, кто - другой. Когда настал час ужина, они сели за негос великим удовольствием, после чего принялись петь, играть и плясать; когдаже Лауретта повела танец, король приказал Фьямметте спеть канцону, которуюона так и начала приятным голосом: Когда б любовь могла существовать одна, Без ревности, - я женщины б не знала Счастливее меня, кто б ни была она. Коль женщине милы в любовнике красивом Веселость юноши, иль мужа мощь и смелость, Иль славный дух, иль нравов чистота, Слова в течении своем красноречивом, Ума испытанная зрелость, Все, чем душе дается красота, - Так без сомнения я из влюбленных та, На благо чье судьба все те дары послала Тому, по ком томлюсь, надеждами полна. Но так как спору нет, что женщины другие Нисколько мне умом не уступают, То трепещу от страха я, Всего ужасного жду для своей любви я, Боясь, что и себе другие пожелают Того, кем жизнь похищена моя. И вот, в чем для меня блаженство бытия, В том и источник слез, и бедствий всех начало, Которым я навек обречена. Когда б властитель мой внушал мне столько ж веры Умением любите, как доблестью душевной, Я ревности не знала б никакой; Но все мужчины-лицемеры, Менять предмет любви готовы ежедневно. Вот это-то и губит мои покои, И смерти я желаю всей душой. Какую б женщину я с ним ни повстречала, - Боязнь быть кинутой во мне уж рождена. Поэтому всех женщин ради бога Молю не делать мне обиды этой кровной. Но если вздумает любая между них Мне этот вред нанесть, открыв себе дорогу К нему посредством слов, иль ласкою любовной, Иль знакам", и о делах таких Узнаю я, - пусть мне лишиться глаз моих, Коль я не сделаю, чтобы она прокляла Свое безумие на вечны времена. Когда Фьямметта кончила свою канцону, Дионео, бывший рядом с нею,сказал, смеясь: "Вы сделали бы большое удовольствие, объявив всем о своеммилом, дабы по неведению у вас не отняли бы владение, так как вы уж очень нато гневаетесь". После этого было спето несколько других канцон, и, когдапрошла почти половина ночи, все, по распоряжению короля, отправилисьотдохнуть. Когда же настал новый день, все поднялись и, после того каксенешаль отправил их вещи, пошли под руководством благоразумного короля подороге во Флоренцию. Трое молодых людей, оставив семерых дам в Санта МарияНовелла, откуда с ними вышли, и распростившись с ними, отправились искатьдругих развлечений, а они, когда показалось им удобным, разошлись по своимдомам.

Дата добавления: 2015-08-03