Лет после победы над Жнецами, Земля, Ганновер, энергетический институт им. Томаса Эдисона 2 страница

– И в чем же их интересность? – спросил Ник. – Вы были на защите, видели, как меня на эту тему опустил Марголис.

Профессор Татэш улыбнулся.

– Виктор Марголис – умный человек, – сказал мужчина. – Он первым увидел в вашей работе большой потенциал и связался с ЕАСО. Это было больше года назад. Увы, чиновничья волокита донесла подробности до Комиссии по внешним связям слишком поздно. Буквально месяц назад мы передали в лизинг азари отличный рудовоз, но потеряли больше полумилиларда стандартов только на том, что головоногие продавили скидку из-за чрезмерной неэкономичности его движков. Будь в нашем распоряжении ваша разработка, мы бы смогли сэкономить эти полмиллиарда.

– Полмиллиарда? – выдохнул Ник. – Что, правда? Пятьсот миллионов?

– Шестьсот семьдесят два, если быть точным.

– Супер!

Ник вспомнил, что нужно дышать.

О таких перспективах он и мечтать не мог. Шутка ли, полмиллиарда живых денег только за одну сделку! Черт побери, нужно срочно патентовать свою разработку, пока ее не утащили корпорации…

Стоп.

Этот Алекс Татэш представился вайчаем. А только что оговорился, что работает в какой-то комиссии по внешним связям, наверняка чиновничьей. Или, того хуже, корпоративной. А это значит, что…

– Не волнуйтесь, Николас, – мужчина легко считал настороженность с физиономии Ника. – Никто не посмеет украсть вашу интеллектуальную собственность, я вам гарантирую.

– Как вы можете гарантировать порядочность корпораций? – спросил Николас.

– Есть методы, – улыбнулся Татэш. – Например, я могу поручить контроль за вашим правообладанием коллегам из Комиссии по этике. Поверьте, ни одна корпорация, входящая ли в ЕАСО или не входящая, не посмеет после этого даже приблизиться к вашей разработке. По большому счету, чтобы стать миллионером, от вас требуется всего ничего – упорно повкалывать с пяток-другой лет над совершенствованием своей разработки. Потом мы сможем запустить ее в серийное производство – уже не здесь, на Земле, а на Адмиралтейских верфях Венеры. Там куда больше места на орбите, и у ЕАСО не скованы руки. А еще мы строим группу орбитальных восстановительных доков у Марса, и поверьте, заказов на модернизацию старых кораблей у нас куда больше, чем возможностей по этой модернизации.

– Понятно…, – Николас картинно потер руки. – Вкалывать – это можно. Это я могу. Вот только еще один вопрос, если позволите.

– Конечно.

– Вы были на защите, и наверное, заметили, что я немного интересуюсь макроэкономикой.

– Да, заметил, – на тонких, бледных губах Алекса Татэша мелькнула слабая улыбка.

– Тогда объясните, откуда взялось это ваше предложение, – попросил Николас. – Я точно знаю, что во время войны Жнецы прокатились по орбитальным докам так, что там не осталось ничего живого. Мы потеряли… ну, говорят, от семидесяти до восьмидесяти пяти процентов грузового и пассажирского флота. А если учесть еще те корабли, что на тогда были в рейсе, то есть за границей Ретранслятора-Сол6, то получается, что от нашего невоенного флота остались рожки да ножки.

– Верно, – кивнул Татэш. – На сегодняшний день гражданский флот Ассамблеи почти полностью состоит из кораблей в возрасте не старше сорока девяти лет. И подавляющее большинство судов используют аннигиляционные движки, где впрыск дейтерия неактуален. Видите, я уже говорю, почти как профессиональный двигателист!

Мужчина засмеялся.

– Тогда что вы хотите модернизировать? – спросил Николас.

– На этот счет не беспокойтесь, – Татэш повернулся к собеседнику. – Как уже говорил, у нас огромное предложение по модернизации старых кораблей. И я официально предлагаю вам начать, что называется, вкалывать. На орбите Венеры висит один старый-старый, довоенных времен грузовик разработки «Вейланд-Ютани». Брат-близнец того, который познакомил человечество с первой инопланетной жизненной формой. Так вот, этот грузовик сейчас в процессе восстановительного ремонта. Раньше корабль назывался «Маришалло», но сейчас именуется «Салим».

– Я что-то не помню, – Ник прищурился, вспоминая вейландовские корабли. – Первым был «Навигаторе», за ним последовали «Капитано» и, чуть позже, уничтоженный экипажем «Ностромо». От него остался только спасательный челнок. А про этот ваш «Маришалло» ничего не знаю.

– «Маришалло» – это последний космический корабль серии «Марине», – сообщил профессор. – В отличие от первых трех, он сразу же задумывался как буксир, и не содержит отделяемого планетарного модуля. Но в целом это та же самая конструкция с устаревшими пропульсивными тяговыми двигателями. Их мы и хотим модернизировать в первую очередь. Возьметесь?

Ник взглянул на своего искусителя.

Как можно ответить «нет» на предложение поработать по далеко не самой актуальной на сегодня специальности, да еще в перспективе стать миллионером?

***

Ник вернулся в Ганновер лишь под утро следующего дня. Уставший до чертиков в глазах, но довольный, как слон. В его мультидокументе висел подписанный контракт на экспериментально-производственные работы. Оставалось только завизировать документ в канцелярии деканата – и пусть на Венеру открыт! То, что вместо пяти недель, ему придется повкалывать аж все восемь с возможностью продления и соответствующего переноса защиты диплома, Николаса совершенно не волновало. Работа на настоящем космическом корабле все лучше унылого копания в виртуальной среде обычной преддипломной практики.

Первым делом Ник отправил сообщение Ларе – девушка вопреки обыкновению оказалась офлайн, и достучаться до нее привычными методами не получалось. Проследив, как его радостное письмо отправилось к адресату, Николас вышел из виртуалки коммуникатора и направился в «Дэ шво» – небольшое французское круглосуточное кафе. В полшестого утра с поиском других мест общепита, понятное дело, было трудновато.

Пока Ник шел до кафешки, он дважды или трижды чуть было не упал, споткнувшись о внезапно вырастающие на пути бордюрные камни – мысли молодого человека витали далеко за пределами окрестностей Энергетического, и даже где-то вне гостеприимных просторов Земли. Николас душой уже был на Венере. Ну хорошо, пусть и не на самой планете, а на орбите Утренней звезды, где в огромных дегравитированных доках строятся самые большие корабли Ассамблеи. Настолько огромные, что даже дредноуты звездного класса времен войны кажутся по сравнению с ними утлыми суденышками. И не беда, что утлое суденышко может одним залпом развалить на части три таких гиганта. Все равно гиганты остаются гигантами.

С мыслями о космосе Ник добрался до «Де шво». Кафе было расположено на углу Херренхойзер и одной из парковых аллей. Если бы сотрудник Комиссии по внешним связям – один из подручных профессора Татэша – высадил его там же, где его «похитил» математик, то добраться до «Де шво» было бы проще простого. Но «катапульта» села по другую сторону Большого парка, и Нику пришлось изрядно пройтись. И без того нагулянный аппетит просто вопил о необходимости подкрепиться, и когда на горизонте показались знакомые огоньки «Де шво», Николас уже буквально исходил желудочным соком.

Когда до желанного предприятия общепита оставалось всего ничего – только перейти улицу, – ожил коммуникатор. Ник набросил на глаза визор и к несказанной радости осознал, что ему звонит Лара. Странно, конечно, что так рано – но, может, волнуется, и потому проснулась и залезла в Сеть?

– Привет! – крикнул Ник на бегу через дорогу.

Здесь, вообще-то, не было перехода, но и движения в столь ранний и совершенно еще темный час не наблюдалось ни на одном из транспортных уровней.

– Бодрое утро, – голос Лары был совершенно не заспанным, будто она и не ложилась. – Ты куда пропал? Мы тут уже было подумали, что тебя похитили с целью выкупа.

– В какой-то мере так и есть, – засмеялся Ник. – Только вместо выкупа грозятся сделать меня миллионером.

– Ого!

– Ага!

Ник добрался наконец до желанной точки и толкнул входную дверь «Де шво». Здесь все было старомодным, никакой электроники или автодоводчиков – именно этим в числе прочего французская едальня и привлекала посетителей.

– Ты дома? – спросил Ник.

– Что? – голос Лары, так и не включившей видеосвязь, как-то напрягся. – А, да. Я только пришла. Мы тут без тебя отмечали… ну, в общем, засиделись в парке, да. А ты где?

– Да я вот только прилетел из Сибири, – признался Ник. – Вот, ищу поесть.

– Что, в аэропорте нет еды? – изумилась Лара.

Николас не стал объяснять ей, что летал вовсе не на самолете, иначе бы путешествие рисковало затянуться куда больше, чем на десяток часов. Впрочем, девушка и не могла знать, что он пронзал пространство на «катапульте» – внешне гиперзвуковая машина профессора мало чем отличалась от обычного аэромобиля.

На котором, к слову, вполне можно было улететь и в аэропорт, да.

– Ложись давай, – посоветовал Ник. – Я тоже скоро спать.

– Да, я конечно…, – как-то немного рассеянно сказала Лара. – Сейчас вот в душ, и все дела. Ну ты вообще как? Расскажешь завтра, как прошла встреча с похитителем? Давай, до завтра, ага? Ну, то есть до сегодня.

– Хорошо! – Ник подал знак официанту, что собирается засесть на втором этаже кафешки. – Тогда я днем к тебе забегу, да?

– Ну…, а давай лучше я к тебе? – Лара зевнула в микрофон. – Только это… Ты знаешь, я задержусь. Давай ближе к вечеру, хорошо? Мне еще там кое-какие дела нужно переделать.

– К вечеру? – Ник преодолел первый пролет лестницы. – Ну, хорошо. Давай к вечеру. Я, может быть, успею отоспаться. Давай к шести, только чтобы без опозданий!

– Да, конечно! – Лара на секунду замолчала, а потом до Ника добрался ее смайлик в виде «Есть, сэр!». – А сейчас это… Пока и не пропадай! До встречи вечером, а я пошла в душ.

– Эх, такое зрелище пропускаю! – засмеялся Ник.

– Ничего, еще посмотришь, – хихикнула Лара. – Все, Ники, чмок-чмок. Ларо ушел. Увидимся!

Ник не успел ответить – сигнал коммуникатора девушки прервался.

Это тоже в привычках Ларины – вот так исчезать на ровном месте, и обязательно «в мужском роде». Ник много раз допытывался у подруги на этот счет, но каждый раз получал дежурную отговорку, что Лара не любит долгих прощаний, тем более по телефону. Прощаться, дескать, нужно совсем иначе, и вот в этом иначе «долго-долго» весьма уместно. Но только там, а не в сетевом трепе. В сетевом трепе все безличны и бесполы – отсюда и «Ларо ушел».

Ник сбросил с глаз визор и взошел наконец на второй этаж. Несмотря на совершенно не гостевое время суток, кое-какие посетители тут все же имелись. Большая часть помещения убрана на ночь, по-старинному, с опрокинутыми и повешенными на столешницы тяжелыми псевдодеревянными стульями, но пара столиков освещены. За ближайшим из них сидит Рудольф – местный бездомный на соцобеспечении. У старика давние проблемы со сном, и встретить его бодрствующим можно в любое время суток. Рудольф медленно, сосредоточенно поедает вегетарианскую похлебку. Немудрено – на большее в «Де шво» у него не хватило бы ежедневного соцпайка.

Еще один столик – ближе к углу помещения – занят парочкой молодых людей. Тоже обычное дело для тех, кому уж слишком не спится, а лучшее средство от молодежной бессонницы уже сто раз испробовано и даже немного приелось. Сидящую спиной девушку в светло-серой кофте Ник разглядеть не мог, а вот в парне узнал Кшиштофа Арешинского – аспиранта кафедры наземных транспортных систем. Он, помнится, вел у них несколько лабораторных по шасси и опорно-двигательным агрегатам.

Аспирант заметил Ника и оторвался от подруги. Наверняка это было нелегко – поза молодых людей, склонившихся друг к другу через неширокий стол и держащих друг друга за руки не давала особых поводов усомниться в статусе парочки.

– О, Святой Николас собственной персоной! – улыбнулся Кшиштоф. – Какими судьбами, Санта? Извини, я не успел повесить на ночь носок.

Аспирант, сколько Ник его помнил, не упускал случая пошутить насчет имени своего студента. Не просто так, конечно – с подачи самого Ника. Опуская подробности, Ник однажды крепко поспорил с Кшиштофом на предмет возможности передвижения саней Санта-Клауса по воздуху, если у оленей в копытах будет по стандартному плазменному ускорителю АН/БН-12, что повсеместно использовались в качестве маневровых двигателей малых судов. Ник уверял, что при достаточно хорошо проработанной аэродинамике днища саней, они вполне способны скользить по воздуху, влекомые упряжкой из всего шести «плазменных оленей». Дело, понятное дело, было под Рождество, и этот бред показался Нику тогда вполне уместным.

Пари он, конечно, проиграл – не смог предоставить Кшиштофу внятную систему управления тягой через оленьи копыта, а под конец и вовсе исторгнул пораженческий идиотизм в виде «но система все равно условно работоспособна». С тех пор аспирант и подтрунивал над Николасом, называя его то святым, то «условно летающим».

– Я так…, – улыбнулся Ник. – Пролетом.

– Условным? – Кшиштоф вернул Нику улыбку и повернулся к подруге. – Милая, не хочешь загадать себе желание на Рождество. У нас тут почти работоспособный Санта-Клаус.

Аспирант засмеялся.

А вот Нику было не до смеха. Хорошее настроение снесло одним мощным… одной мощной… волной? Нет.

Цунами?

Тоже маловато будет.

Одним плазменным фронтом на границе дейтериево-тритиевой реакции. Огненной купелью термоядерного синтеза.

Ларина Стерх повернулась к несостоявшемуся рождественскому волшебнику. Сказочному персонажу, не существующему в действительности.

И сказочному идиоту, если уж начистоту.

– Привет, Лара, – произнес Ник.

Говорить было куда сложнее, чем дышать во время старта профессорской «катапульты». Там-то просто сдавливало грудь, а сейчас… сейчас сдавило что-то внутри нее.

Или вообще все.

– Привет, – без особой радости произнесла девушка. – Какими судьбами, Ник?

– Да вот…, – Николас сглотнул, потом еще раз. – Зашел, понимаешь, позавтракать. Только прилетел, понимаешь…

Ларина отвернулась и вынула свои узкие, точеные кисти из интеллигентских, тоже не особо широких ладоней Кшиштофа. Потерла пальцы и, снова повернувшись к Николасу, вздохнула:

– Надо было тебе признаться, что ты не в аэропорте, Николас. А здесь, у института.

– И тогда бы все было хорошо? – спросил Ник.

Осознал, что внезапно плоховато видит Лару. Расфокусировка, мать ее. Преломление светового пучка, то есть потока фотонов в полном соответствии с квантовой электродинамикой, мать ее.

Странное дело. Рефлексы тела бунтуют, воздуха нет, говорить сложно – но в сознании полнейший порядок. Все выстроено фрагмент к фрагменту, словно сложился наконец здоровенный пазл, не дающий покоя ему уже добрые пару месяцев. И внезапные перемены в планах на вечер-ночь-утро, и зачастившие исчезновения Ларины из Сети – все получило вполне логичное, стройно холодное объяснение.

– Мне кажется, или градус общения резко понизился? – спросил Кшиштоф, в упор глядя на девушку и только на нее.

– Нет, тебе не кажется, – сказал Ник. – По моему личному термометру мы сейчас пересекаем рубеж перехода бозонов7 в конденсат Бозе-Эйнштейна8.

– Лара? – аспирант выслушал Николаса, не отрывая взгляда от девушки.

– Что? – с вызовом бросила Ларина.

– Это правда?

– Что есть правда? Ты знаешь?

Ник на секунду узнал старую добрую Ларину Стерх – любительницу порассуждать на отвлеченные, чаще даже философские темы. Помнится, это очень сильно его забавляло – надо же, технарка, а лезет в гуманитарные области. Потом перестало забавлять, и все чаще стало раздражать.

Может быть, тогда все и началось. Вернее, закончилось.

– Может ты знаешь, Николас? – Лара повернулась к Нику. – Или правда только в термоядерных двигателях, квантовой физике и скучных посиделках в компании с группой озабоченных недотрашек? А потом – какие мы крутые среди вас, ничтожеств! – прогулка под звездами и ложимся спать со своей выделенной девушкой к пяти утра? И никто даже не поинтересуется у девушки, нет ли у нее более других планов или пожеланий!

– Тебе достаточно было попросить, – начал Ник, но оборвал сам себя. – Впрочем, теперь это уже неважно. Я смотрю, ты сама справилась с недостатком разнообразия.

– Смешная ситуация, правда, – хмыкнул Кшиштоф и встал из-за стола.

– Смешная? – Ник вскинул брови.

Из уголка правого глаза предательски потекло.

Холодно, четко, расчетливо, понятно. Даже без спазмов в горле, без судорожно сжатых ладоней и внезапно стальных ногтей, берущих соскоб эпидермиса с ладоней. Пожалуй, даже температура этой одной единственной слезинки была близка к замерзанию насыщенной солями воды.

– Да, смешная, – аспирант нащелкал на коммуникаторе оплату то ли позднего ужина, то ли раннего завтрака. – Впервые вижу сам себя в зеркале, и зеркало это – другой человек.

– Не человек, – поправил его Ник. – Санта-Клаус.

– Нет, Николас, – Кшиштоф снял курточку со спинки своего стула. – Ты не Санта-Клаус больше. Не считай, что я вдруг проникся к тебе теплыми чувствами, и мы теперь будем плакаться друг другу в жилетку. Но за рефлексию спасибо. Очень смешная, должно быть, картинка получается, если со стороны смотреть.

Аспирант кивнул Нику и в свойственной ему резкой манере прогрохотал по лестнице вниз. Ник и Ларина остались наедине – если не считать старины Рудольфа, меланхолично дочерпывающего свою социальную похлебку.

– Мне не смешно, Ники, – сказала Лара. – Но извиняться не буду.

– Не помню, чтобы ты когда-нибудь извинялась, – припомнил Ник.

Ларина Стерх действительно никогда не извинялась. Не за что было? Еще вчера Ник подумал бы именно так. Но теперь…

– Ну и что теперь?

Девушка не ответила. Взяла со стола недопитый бокал Кшиштофа и залпом его осушила, в полном молчании.

– Что ты хочешь услышать?

Лара говорила вроде бы с ним, но смотрела в сторону. Было похоже, что ей все равно, куда направить взгляд, лишь бы не на «Санту» и не на спинку кресла, на котором недавно сидел Кшиштоф.

И вот теперь Ник окончательно понял, что «теперь стало ничто».

Ничто больше не удерживает его на Земле. И даже наоборот, гонит к звездам – хоть на Венеру, хоть на Марс, да хоть бы в пояс Койпера, где всей жизни – несколько автоматических станций и сотня рудодобывающих шаттлов-заводов.

Земля перестала быть домом, милым домом.

Глава 1. Немножко ЧП

Полани лазает по тоннелям, электромагнитный импульс электромагнитно пульсирует, кварианка раздевается, а ее капитан спаивает ее алкоголем и делает предложение.

Если кто-то считает, что лазать по неприспособленным для этого местам увлекательно – тот накрепко засел в своем счастливом детстве.

Увлекательно только до тех пор, пока тебя не заставляют забраться в самое глухое ответвление технического тоннеля, после чего поработать там часочка три-четыре. Ну или как получится, если вообще получится.

У Полани пока получалось. Расплатой за это стали напрочь отсиженные ноги, поскольку работать приходилось или на корточках, или сидя вдоль тоннеля, но развернувшись в сторону распределительного щитка вспомогательной энергосистемы. Сидеть, как говорится, на попе ровно не получалось никак – отсиживалось решительно все, что вообще говоря, лучше не отсиживать. Ей уже восемь раз приходилось делать паузу и растягиваться в полный рост на грязном металлическом полу, чтобы возобновить кровоток в конечностях. Но с каждым разом эффект становился все короче и короче. И вот теперь снова – она чуть не выронила паяльник, когда попыталась усесться поудобнее.

А работы оставалось еще часа на полтора. Полани закончила возиться с распределением основных потоков энергии, но предстояло еще заново откалибровать все счетчики и схемы управления – после тотального энергетического краха, который накрыл корабль на прошлой неделе, абсолютно все системы сказали свое прощальное «прости» и навсегда потеряли оперативную память. Включая калибровочные таблицы числом около двух с половиной тысяч – это если не учитывать резервные, которые по здравому размышлению было решено не восстанавливать в виду отсутствия времени и ресурсов.

В особенности отсутствия трудовременных ресурсов.

Ярчайшим признаком сей печальной ситуации была сама Полани’Альтис нар Салим – талантливый программист, вынужденный работать не кодом и цифрами, а очень даже диффузионным паяльником и примитивным диагностическим пультом, коему уже лет шестьдесят место на свалке.

Но – нехватка ресурсов.

Странное дело. На действующих кораблях ресурсов хватает. Может, не настолько, чтобы провозгласить гармонию полного достатка, но хватает. А ведь их не нужно ремонтировать двадцать четыре часа в сутки. На «Салиме» же, временно поставленном на прикол, законсервированном и целиком на внешней поддержке энергией и продовольствием, почему-то категорическая нехватка этих самых ресурсов. Это не считая того, что он и во здравии-то не мог похвастаться беспроблемностью. «Салим», мягко говоря, несколько устарел – даже по меркам кварианского флота, содержащего на ходу раритеты двухсот- и даже трехсотлетней давности. А родной корабль Полани… Сколько девушка помнила «Салим», он постоянно досаждал проблемами, серьезными и не очень (но чаще серьезными). Словом, подобно старому деду, требовал повышенного внимания буквально ко всему и не прощал наплевательского к себе отношения. И на нем командование экономит. Выделяет на порядки меньше ресурсов, чем на какой-нибудь свежевосстановленный фрегат, распределенный во Флот по соглашению с землянами и не требующих решительно никаких вложений!

Сплошное «ох, твою бош’тет», одним словом.

Правда, есть маленькая оговорка. «Салим» – это человеческий корабль. Триста лет назад люди еще не вышли в космос, не говоря уж о создании приличных транспортов. Но уже полтора века спустя они уже создали данное чудо, а сегодня строят корабли, до которых далековато, пожалуй, всем расам Галактики, включая кварианцев.

Не стыдно признать, что мигрирующему флоту остро не хватает человеческих технологий. Земля рождает миллионы и десятки миллионов человек ежегодно, у Земли есть не только техника, но и наука, а вместе с ней – заводы и фабрики, родной дом, наконец. У кварианцев же… Раннох остался где-то там, за Ретрансляторами. По-прежнему жаркий и засушливый, но теперь уже совершенно свободный, готовый к реколонизации, но… Но еще более недоступный, чем последние триста лет. Остается лишь порадоваться за тех двух с небольшим миллионов кварианцев, которые после победы над гетами остались на заново отвоеванной планете. У них есть светлое будущее под палящим солнцем. Им больше даже не мешают геты-недобитки – спасибо капитану Шеппарду, избавившему Галактику от синтетической жизни.

Но без малого пятнадцать миллионов – по-прежнему космические странники, пусть и нашедшие временный приют в пространстве человеческой системы. Да, их больше не называют «галактическими цыганами», во всяком случае, публично. Вклад кварианского народа в победу над Жнецами сложно переоценить, и дело даже не в легендарной Тали’Зора. Ее заслуги велики, но решающую роль сыграл все-таки мощнейший кварианский флот и умение «галактических цыган» вскрывать защиту сложнейших алгоритмов искусственного интеллекта. Но у людей Мигрирующего Флота снова нет своей планеты. И единственный дом, который нужно защищать и о котором надо заботиться – это космический корабль.

В случае с Полани – старый, еле живой человеческий транспорт, переоборудованный под проживание полусотни человек. Да-да, «Салим», несмотря на значительные размеры, очень тесен, и даже пятьдесят душ на борту стесняют друг друга. К счастью, на время ремонта больше половины экипажа отправлены в отпуска – на бывшие когда-то родными корабли. Полани некуда отправляться, она родилась здесь, на «Салиме» – было это пятнадцать лет назад. И все это время она ни разу не покидала старенький транспорт. И вряд ли покинет в обозримом будущем – по договоренности с землянами, кварианцы сильно ограничили поток Паломников.

Может быть, люди и не против «галактических цыган». Может быть, они даже готовы щедрой рукой победителя снабжать Мигрирующий Флот продовольствием и ресурсами. Но очевидно, что терпеть миллионы молодых бродяг на своей территории земляне не собираются. С Флота во внешний мир выбираются единицы счастливчиков: те, кому повезло, кого заметили работодатели из числа землян. Старшая сестра Полани – из числа таких. Вот уже семь лет она работает на каком-то сверхсекретном космическом корабле ВКС Ассамблеи. Не будь она, как и Полани, талантливым программистом, ей не удалось бы даже намекнуть о текущем месте службы – земные военные очень, очень ценят секретность. Сама себя сестра в шутку называет «Гила’Альтис вас что-то нар где-то», намекая на запредельный статус секретности ее текущей работы.

Увы, анкета Полани, отправленная еще год назад на межпланетную биржу труда Солнечной системы, так и висит без интереса с чьей-либо стороны. Вчера девушка проверила статус объявления – два просмотра за неделю. И конечно, ни одной заявки.

Полани вздохнула и открыла очередной калибровочный блок. Вообще-то, их не положено перепрограммировать, только менять. Так написано в рулетке9 корабля. Но у кварианцев за столетия ограниченности в ресурсах выработался свой собственный взгляд на простые правила. Девушка подключила зонд к информационной шине блока, подала питающее напряжение, раскопала в схеме запирающий контур, затем замкнула адресный каскад на прямой выход с диагноста. Теперь оставалось включить вспомогательное питание щитка и перепрограммировать калибровочный массив. Девушка потянулась назад и щелкнула основным силовым рубильником. В принципе, его можно включить и дистанционно, но для этого неплохо бы иметь в наличии массив аварийных аккумуляторов на базе эффекта массы. К сожалению, блэкаут недельной давности их обнулил в первую очередь – вместе с доброй порцией бортового оборудования, которое закончили ремонтировать вот буквально сегодня утром.

Щелкнули приводные реле – Полани запустила питание контура.

Но ненадолго.

Стоило ей перенести внимание на инструметрон, как что-то стукнуло позади, где-то в глубине мотогондолы ухнуло, немного искрануло в щитке – и тут же наступила полная, непроглядная темнота. Вырубило все, от подсветки технического тоннеля до переносной лампы-софита. Между прочим, эту шестикилограммовую гирю Полани волоком тащила за собой все шестьдесят метров техтоннеля.

Даже сигнальная индикация костюма – и та благополучно вырубилась.

– Пол… ни… о у тебя там с… …ай немед…о!

Связь рвалась. Увы, Полани еще не заработала себе на нейтринный коммуникатор, которыми пользуются старшие техники, поэтому приходилось мириться с несовершенством радиосвязи.

–..о там. …. …… сь? – снова чей-то голос.

Очнулся костюм – на полсекунды раньше инструметрона, тоже решившего отдохнуть. Теперь ВИ обоих устройств во весь голос вопили о своем недовольстве мощнейшим электромагнитным всплеском. Полани даже не стала вглядываться в показатели напряженности поля – ясно, что если вынесло даже сверхзащищенную и сто раз дублированную инфосистему машгора10, то всплеск и в самом деле был неслабым.

Спустя секунду Полани убедилась в этом на личной… так сказать, пятой точке. Под ней буквально горел пол! Термоизоляция костюма не справлялась с теплом от раскаленных вихревыми токами металлических панелей.

Вот ведь любят же люди все делать из железа и стали!

Включился наконец аварийный фонарик на челюстной части маски. Пока еще неверно, но Полани хотя бы выбралась из кромешной тьмы, заполнившей техтоннель. Надо полагать, о восстановлении служебных ламп в этой части корабля можно забыть надолго – земляне-проектировщики в принципе не предполагали возможности быстрого ремонта аварийного, по сути, освещения.

– Все нормально, я в порядке, – сказала девушка, перекатываясь с одного бока на другой, где защита костюма еще держалась. – У меня тут немножко ЧП.

– Энерг… а у тебя там …гаватный пробой!

Полани узнала Дирака’Сина, старшего инженера технической службы с «Хелиш Ра». Временно, на период подготовки к Паломничеству, ее поставили в подчинение к этому нестарому еще, но невероятно ворчливому специалисту, специально выписанному с другого корабля Флота. Считалось, что опытный инженер поможет молодой неоперившейся программистке познать все тонкости оперативного ремонта в стесненных ресурсами обстоятельствах. Неясно, кто из двоих пострадал больше, но лично для Полани шефство зануды-инженера ощущалось как непременная и крайне болезненная казнь. Впрочем, это чувство вполне могло быть взаимным. Дирак’Син тоже не питал особой теплоты к «пигалице компьютерной».

– Вылезай оттуда немедленно! – наконец-то, связь нормализовалась, и голос Дирака перестал срываться. – Сейчас поджаришься!

Видимо, когда в мотогондоле вырубило всю электронику, инженер подключился к ее собственному машгору, прорастившему новые сигнальные связи взамен испорченных ЭМ-всплеском. Теперь Дирак считывал данные обстановки, пользуясь детекторами ее костюма.

Прерогатива старших офицеров в любой момент залезать в личное пространство подчиненных выводила Полани из себя. Хорошо еще, упомянутая возможность распространялась только на рабочее время и требовала одобрения со стороны «курируемого».

– Все нормально, – ответила девушка, сканируя пространство инструметроном. – Пол быстро остывает. Тут рядом массив керамики, она забирает тепло.

– Все равно вылазь! – крикнул Дирак. – Я пускаю диагностических дронов, ты с ними не разминешься!

Вот это было куда ближе к голосу разума. Диаметр полнофункционального дрона-диагноста почти семьдесят сантиметров, и в техтоннеле с диагональю сечения чуть больше полутора метров с ним действительно лучше не встречаться. Вреда не нанесет, конечно, но вот уговорить тупого дрона попятиться, сдать назад – та еще задачка.

Дата добавления: 2015-08-05