Восстановление этики в правах и ее возрождение

Ясно, что как раз настойчивое акцентирование благодати и исключение Закона из сотериологического процесса стимулируют вопросы в Рим 6:1, 15 (предвосхищенные уже в 3:8). Что, помимо Божьих заповедей, может уберечь нас от совершения зла? Что может побудить нас исполнять их, если не убежденность, что речь идет о том, быть или не быть? Эти вопросы рассматривались как наиболее уязвимая часть Павлова богословия, особенно в возражениях со стороны римского католичества против «паулинизма» протестантской традиции. Апостол принимает этот вызов и предлагает обоснование этики, не зависящее от Закона. Для него основа христианской этики — это Христос, а также сопричастность верующих Христу и отождествление с Ним. Это — самая суть Рим 6:1–11. Только непонимание искупления Христовой смертью как вовлекающего в себя наше собственное существование, может вести к ослаблению этической мотивации. Для Павла искупления по настоящему не произошло «на некоем отдаленном холме», если Голгофа не сделалась решающим поворотным пунктом в нашей собственной жизни, водоразделом между двумя направлениями потока жизни.

Чтобы втолковать это своим читателям, он напоминает им об их крещении (которое оставалось в те времена знаменательным днем — в новозаветные времена мы не слышим о каком‑либо крещении младенцев). Поступая так, он мог полагаться на те коннотации к термину «крещение», которые нам уже не близки. Как показывает метафорическое применение этого термина в таких текстах, как Мк 10:38–39, Лк 12:50; 1 Кор 10:1–2 и 1 Петр 3:20–21, «крещение» рассматривалось как глубоко затрагивающий опыт, как некая жертва, что‑то такое, что заставляло человека «больше никогда не быть таким, каким он был прежде». И, разумеется, уже Иоанн Креститель истолковывал крещение как обряд покаяния, то есть прощания человека с грехом. Этот традиционный смысл крещения был углублен Павлом с помощью идеи об отождествлении с Христом в Его смерти или о «сораспятости Христу» (Рим 6:6) — так же как израильтяне всех поколений могут говорить о своем участии в Исходе и праздновать это отождествление со своими отцами на пасхальной трапезе[74]. Кроме того, отождествление с Христом подразумевает и Его воскресение как начало новой жизни, которая посвящена Богу. Таким образом, жить во Христе означает жить для Бога (см. Рим 6:8–11). Может ли быть у этической заботы более сильный стимул?

К несчастью, некоторые толкователи предположили, что Павел не только исправляет ложное понимание своего сотериологического учения в предшествующих главах Послания к Римлянам, но и критикует неверное понимание крещения некоторыми из его читателей. Но эта теория не выдерживает критики. Ясно, что крещение — это не тема данного отрывка, а только средство для аргументации. Оно не могло бы выступать в такой роли, если бы его смысл, в свою очередь, был затемнен или был предметом спора. В Рим 6:1–11 нет ни малейшего намека на то, что Павел обсуждает две разные проблемы: ту, что происходит из его прежних аргументов, и другую, основанную на неверном понимании крещения. Негативное следствие этой широко распространенной экзегетической идеи часто выражалось в предположении, что призыв Павла к обновлению жизни ослаблен — словно Павел старался отложить начало новой жизни, вместо того чтобы акцентировать этическое воздействие воскресения Христова здесь и сейчас.

Вторая половина Рим 6 (стихи 15–23) сосредоточена на антропологии. Здесь апостол развивает теорию человеческого существования как необходимо служащего некоторой высшей силе или цели. Нет никакой возможности жить самодостаточной жизнью. Единственный выбор, который у нас есть, — это выбор между разными господами, идеалами или идолами. А основная матрица для многообразия жизненных сценариев — это выбор между добром и злом, праведностью и неправедностью. Если христиане верят, что они освобождены от трагических последствий греха (как показано в главе пятой), то служение Богу не имеет никакой альтернативы — а оно тождественно служению праведности. Нельзя предпочесть свободу от бремени греха и при этом не ввериться Божьей воле.

Косвенным результатом этого пассажа является важное исправление широко распространенной ошибки, допускаемой при сопоставлении иудаизма и христианства. Многие люди думают, что христианство — это религия любви или милосердия, в противоположность иудаизму как религии праведности или справедливости. Они упускают из виду тот факт, что уже Ветхий Завет свидетельствует о любви Бога (включая Его милость к грешникам), и игнорируют значение праведности как этической ценности в Новом Завете — и не только у Матфея (см. Мф 3:15; 5:6, 10, 20; 6:33; 21:32), но и в этическом мире Павла. Хотя слово dikaiosyne (греч. «праведность», «справедливость) он употребляет лишь частично в этическом смысле (а частично — в сотериологическом), отрицательные термины adikia (греч. «неправедность) и adikos (греч. «неправедный) свидетельствуют о важности этического понятия «праведность» (см., напр.: Рим 1:18, 29; 2:8; 3:5; 6:13; 9:14). Парадоксальное (сотериологическое) определение Павлом праведности Бога как прощения (или «оправдания нечестивых») не отбрасывает этическую праведность как центральное понятие универсальной этики.

Но может ли это этическое наставление побудить верующих к соответствующей жизни? Более ли оно эффективно, чем Закон, который лишь объявляет моральные нормы, но оказывается неспособным наделить силой для исполнения своих заповедей? Ответ на этот вопрос дается в Рим 8:1–13. В отрывке 7:14–25 Павел обличал силу греха над человеческой природой в ее немощи («плоть») как ответственной за наши нравственные падения. Здесь грех казался как бы демоном, овладевающим человеческими телами так, что они действуют против Божьей воли и даже вопреки собственной интуиции и совести. Теперь же, в главе восьмой, апостол вводит силу, которая сильнее греха и которая может устранить его, как бодрствующий кормчий, управляющий кораблем нашей жизни. А именно, Святой Дух как дающая жизнь сила, явленная в воскресении Христовом, может сотворить чудо изменения сердец и умов верующих, так что нравственная сущность Закона начнет формировать их жизнь. Это чудо не сотворено раз и навсегда, но действует в повседневных решениях. Однако Павел принимает как само собой разумеющееся, что эти практические решения суть только претворение и подтверждение основного решения, которое подразумевается тем фактом, что человек принадлежит Христу[75] и является чадом Божьим (см. 8:12–17).

Между прочим, Павел не выдумал этот этический смысл дара Духа в тот момент, когда писал Послание к Римлянам. Еще в Гал 5:16–26 он приводил доводы в этом отношении, чтобы исправить неверное понимание христианской свободы, якобы ведущей к распущенности (Гал 5:13).

Дата добавления: 2015-08-05