Парадиалог как коммуникативный саботаж

- Хотите еще сухарик?

- Нет, благодарю, - ответила Алиса. - Одного совершенно достаточно.

- Надеюсь, вы утолили жажду? - сказала Королева.

Алиса не знала, что ответить, но, к счастью,

Королева ответа и не ждала...

Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье

Когда выпадают какие-либо пресуппозиции коммуникатив­ного акта, он может быть семантически абсурдным, но он не является абракадаброй с прагматической точки зрения. Про­иллюстрируем это эпизодом из пьесы С. Беккета «В ожидании Годо»:

ПОЦЦО (резко). Кто такой Годо?

ЭСТРАГОН. Годо?

ПОЦЦО. Вы меня приняли за какого-то Годо.

ВЛАДИМИР. Что вы, мсье, как вам такое в голову могло прийти, мсье...

ПОЦЦО. Кто он?

ВЛАДИМИР. Да так,...один знакомый.

ЭСТРАГОН. Ничего подобного! Мы его совсем почти не знаем.

ВЛАДИМИР. Ну, в общем, да, конечно, близко мы не знако­мы, но... тем не менее¹...

Как видим, высказывания участников этого разговора про­тиворечивы и даже абсурдны, но эта абсурдность является ком­муникативно осмысленной (страх Владимира и Эстрагона перед Поццо). Участники диалога все же реализуют принцип коопе­рации как желание достичь взаимопонимания, однако выпаде­ние тех или иных пресуппозиций делает это взаимопонимание не совсем коммуникативно удачным (аномальным, курьезным, странным и т. п.), но не совершенно бессмысленным.

Парадиалог же, напротив, дает образцы коммуникатив­ного нонсенса, или коммуникативной абракадабры. Здесь нет \ сущностного взаимопонимания, ибо оно вообще не преследует­ся участниками разговора. Даже если взаимопонимание стало трагическим пониманием взаимного непонимания - это хотя и

1. Беккет С. В ожидании Годо // Театр. Пьесы / пер. с англ. и фр., сост. В. Ланицкого. СПб.: Азбука, Амфора, 1999. С. 38.

абсурдная, но все же осмысленная коммуникация. Парадиалог же строит эрзац коммуникации, ее симуляцию.

Абсурд - это драма каких-то смысловых интенций, их краха. Нонсенс же - это свободная игра форм, в нем нет серьезной, дра­матической ангажированности эмоций. Но в нем есть, правда, удовольствие от бессмыслицы - забавное, смешное поведение, в чем-то даже злое, аналогичное детско-отроческим удовольст­виям от созерцания и причинения бессмысленных разрушений, издевательств, ерничанья, глумления и прочее.

Заметим попутно, что феномен «удовольствия от бессмысли­цы», на связь которого с веселым, счастливым смехом обратил внимание проницательный ум Ницше¹, находится в прямой и глубокой связи с парадиалогическим дискурсом. На это указы­вает и анализ комического у 3. Фрейда, явно инспирированный текстом немецкого философа. Замечательно, что Фрейд подчер­кивает регрессивно-инфантильную природу смеха, проистекаю­щего из «удовольствия от бессмыслицы». Тем самым он проти­вопоставляет данный тип комизма остроумию². Впрочем, на это намекает и Ницше, называя бессмысленный смех «радостью ра­бов на празднествах сатурналий»³. Эти характеристики полно­стью согласуются с нашим анализом парадиалоговых практик, где также налицо регрессивный элемент.

С учетом указанного комизма тем более очевидно, что пара-диалог как коммуникативный нонсенс систематически наруша-

¹ «Можно даже сказать, — писал Ницше, — что почти всюду, где есть счастье,
есть и удовольствие от бессмыслицы. Выворачивание опыта наизнанку,
превращение целесообразности в бесцельное, необходимого в произволь­
ное, но притом так, что этот процесс не причиняет никакого вреда и лишь
воображается из шаловливости, доставляет наслаждение, потому что это
на мгновение освобождает нас от власти необходимого, целесообразного и
опытно данного...». См.: Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое.
Соч.: в 2 т. М.: Мысль, 1990. Т. 1. С. 348.

² «Человек, - по словам Фрейда, - не решается высказать бессмыслицу, но
характерная для ребенка склонность к бессмысленному, нецелесообразному
поведению оказывается прямым производным удовольствием от бессмысли­
цы....Слова «пьяная болтовня» и «банкетная газета» дают доказательст­
ва того, что критика, вытеснившая удовольствие от бессмыслицы, стала
уже настолько сильной, что она не может быть даже временно устранена
без токсического вспомогательного действия....Чрезвычайно поучительно
видеть, как с подъемом настроения уменьшаются претензии на остроумие.
Расположение духа заменяет остроумие, равно как остроумие должно стре­
миться заменить собой расположение духа, в котором проявляются прежде
запрещенные возможности наслаждения и скрытое за ними удовольствие от
бессмыслицы. См.: Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному.
СПб.: Алетейя, 1998. С. 158-159. 3. См.: Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое... С. 348.

ет правила коммуникации, известные как постулаты Грайса: требование информативности, истинности, релевантности, ясно­сти изложения своих мыслей участниками коммуникации¹. К этим постулатам можно было бы добавить еще один - «постулат порядочности»: Будь справедлив по отношению к собеседнику, не старайся его обидеть, не переходи на личности, употребляй аргументы ad rem, а не ad hominem. Отсутствие этого постулата у Грайса не случайно: его максимы имеют отношение, скорее, к ценностной картине мира, чем к языковой картине реальной коммуникации. В случае парадиалога полностью выполняется не столько принцип кооперации в смысле Грайса, сколько прин­цип коммуникативного саботажа (Т. Николаева). Во всяком слу­чае, если мы и можем говорить о коммуникативной кооперации участников парадиалога, то в совершенно ином смысле, который Грайс практически не обсуждает. Проиллюстрируем на приме­рах из теледуэли Жириновского и Проханова, в чем конкретно выражается упомянутый «коммуникативный саботаж».

Возьмем первый постулат Грайса, постулат информативно­сти. Согласно этому постулату, высказывания участников диа­лога не должны содержать лишней, не относящейся к делу ин­формации. Напомним, что тема теледуэли - резолюция парла­ментской ассамблеи Совета Европы, осуждающая преступления коммунистических режимов. Можно было бы ожидать, по край­ней мере, от Проханова - как критика этой резолюции - аргу­ментированной речи, сообщений по существу.

Но с чего начинает Проханов? С красочной метафоры про «дохлого советского кита», содержащей ноль информации о под­линных мотивах поведения Жириновского, зато внушающей об­раз оппонента как «недочеловека», гада ползучего. Типичный пример подмены аргументов ad rem аргументами ad hominem. Но открывающий диалог Жириновский (и в известной мере за­дающий его тон) делает то же самое: мифический образ «при­шедших ночью» кровожадных комиссаров «в кожанках и мау­зерах, подготовленных в Германии, в Америке» дополняется бредообразной логической нелепицей об их «страшных преступ­лениях» за сто лет. Информации по существу - ноль, зато нали­цо сознательное желание задеть и оскорбить собеседника.

Возьмем второй постулат Грайса: постулат истинности, тре­бующий, чтобы участники коммуникации говорили правду, не

1. См. об этом: Падучева Е. В. Тема языковой коммуникации... С. 83-84.

высказывали необоснованных, тем более, ложных суждений. Для Жириновского, который частенько в одной фразе формули­рует сразу несколько логических абсурдов, этот постулат при­меним только с обратным знаком. Не лучше обстоит дело и с дискурсом Проханова. Его слабость к метафорическим образам и мифическим сюжетам также несовместима с постулатом ис­тинности, который вообще-то применим, скорее, для академи­ческого обмена мнениями.

Парадиалог также систематически нарушает и постулат ре­левантности (Говори то, что в данный момент имеет отношение к делу). Как далек этот принцип от паралогического дискурса теледуэли Жириновского и Проханова, очень хорошо показыва­ет этот фрагмент.

ПРОХАНОВ. Вы - предатель стратегический, вы предаете всех, к кому прикасаетесь!

ЖИРИНОВСКИЙ. Нет! А за что мы должны защищать Ирак?

ПРОХАНОВ. На вас Каинова печать!

ЖИРИНОВСКИЙ. За что Ирак защищать?!

ПРОХАНОВ. Вы - Иуда.

ЖИРИНОВСКИЙ....Взял наши танки, ракеты на 9 милли­ардов долларов, теперь ничего не отдает. Ничего.

ПРОХАНОВ. Защищайте благодетелей своих!

ЖИРИНОВСКИЙ. Может, еще Киев защищать? Киев тоже защищать?!

ПРОХАНОВ. Киев надо брать так, как его брала первая кон­ная армия.

Этот пример также очень хорошо показывает прагматиче­скую абсурдность самого общения в парадиалоге, где «со-бе-седники» таковыми вообще не являются. Для каждого из них «некто другой» выступает в роли спорадического стимула для саморазвертывания автокоммуникативного по сути дискурса. Это напоминает разговор с воображаемыми собеседниками во сне или в бреду. Правда, в отличие от последних, парадиалог, особенно политический, имеет дело с реальным противником, которого нужно подавить речевыми средствами.

В парадиалоге мы видим не просто злоупотребление аргу­ментами ad hominem, не просто стремление унизить, оскорбить собеседника, реализуемое лексическими средствами непрямой передачи смысла; налицо огульные обвинения, грубая брань и взаимные оскорбления как будто солидных людей. Так, Проха-

нов не затрудняет себя лишними объяснениями, а прямо гово­рит своему визави: «Вы — Геббельс!», «Вы живете на дотации врагов России», «Вы - Иуда!», «Вы - предатель стратегический». Жириновский тоже в долгу не остается: «Вы — лжец!», «ВЫ — сумасшедший!», «ВЫ - террорист-одиночка!», «ВЫ - кучка не­добитых коммунистов!», «ВЫ - мерзавцы и негодяи, будьте ВЫ прокляты, мерзавцы!».

Но - какой милый парадокс: все эти страшные оскорбления ничего страшного не вызывают. Публика хохочет. Жириновский оскорбляет, а Проханов не оскорбляется; Проханов пугает, а Жириновскому не страшно. Где-то мы это уже видели. Конечно же, это очень похоже на любой фиктивный дискурс. Это - тот мир нонсенса, с которым сталкивается кэрролловская Алиса в «стране чудес». Но только вот у Кэрролла речь идет о сказке-сне маленькой девочки, а у нас - о взрослых дядях с политическим статусом, общающихся наяву и на глазах миллионов телезрите­лей. А это рождает подозрение: не является ли разыгрываемая перед зрителем «страна чудес» на самом деле «страной дураков» из совсем другой сказки?

Дата добавления: 2015-08-03