Голоса (очерк второй).

В тишине и в темноте голос становится иным. Описание голосов в художественной литературе – гигантская сокровищница метких наблюдений. Кто-то из литераторов особенно часто обращается к слуховым к слуховым образам, и для него голос – едва ли не основной материал характеристики. Другой, напротив, опирается преимущественно на зрительные впечатления, на описание фигуры, жестов, походки (с.55). Из сказок может быть собрано целое ожерелье фрагментов – каждый о голосе: то страшном, то мягком и проникновенном. Здесь целая система установившихся в народном сознании оценок и ценностей, а также представлений, важных для понимания человеческих типов. У древних греков наиболее ценными считались нижние голоса. Описание и определение этических и эстетических представлений, содержащиеся в трудах античных мыслителей, могли бы составить целый раздел книги о голосах. В искусстве художественного чтения особенно важны собственно звуковые качества голоса и интонационная сторона (с.56-57). О музыкантах-певцах написано много. Необыкновенная мощь голоса того или иного знаменитого певца сохраняется в памятных легендах о нем. Голосом погасить пламя свечи – свидетельство истинного дара. «Певец Михайлов пробасил: колонна гнется – проба сил!» - этот каламбур как подпись к дружескому шаржу есть не только веселое поздравление, но и фиксация оперных нормативов. Крик «киай!», издаваемый мастерами японской борьбы «каратэ», освобождает в бойце особую жизненную энергию «ки» (по-китайски «чи» или «ци» - Л.В.) делает его неуязвимым и, вместе с тем, едва ли не физически поражает противника. Голос гипнотизера, заклинателя дождя, заклинателя змей (с.57). Пробежавшие вдруг по коже мурашки дадут ясно почувствовать, сколь сильными чарами может обладать волшебное заклинание (с.58). Здесь заключены различные магические свойства голосов. По словам одного из героев Кнута Гамсуна, голос – опасный аппарат, в нем скрывается тайна, целый неведомый мир, который является как бы отчизной этого голоса. «Тайны вокальной речи» - так назвал свою книгу В.П.Морозов, исследователь профессионального голоса (Л.,1967). Она характеризует лишь голоса профессиональных певцов европейской школы, притом только со стороны акустических и психофизиологических подходов. И там приоткрывается в интересных ракурсах частица того неведомого мира, который является почти бескрайней отчизной и тайной голосов. Но ведь существуют и внеевропейские певческие культуры. А детское пение! (с.59). В речи звуки наделены множеством смыслов. Они – и элементы фонетической системы языка, и материал слов, и частицы звукоизобразительного ряда. В своем сцеплении они выступают как носители интонации, а также диалектных особенностей произношения. В них много надречевого и даже доречевого. Домашние животные реагируют на речь человека главным образом в ее доречевом содержании. Жалобное мычание теленка, повизгивание щенка, шипение напуганного котенка – звуки, наделенные смыслом от природы. В человеческой речи доречевые, дочеловеческие смыслы высвободить, выявить трудно даже в специальных исследованиях. Изучение младенческого голоса выяснило, что наиболее частым и естественным для новорожденных является звук, напоминающий гласную «а». Первые слоги, складывающиеся в слова – ма-ма, па-па, дя-дя … Во всех странах эти первые слова содержат фонему «а» и простейшие смычные согласные. Язык, речь приспосабливают природные звуки к своей фонетической системе (с.60). Но и до слов, младенец сначала невольно, а потом намеренно использует голос для общения. Он уже умеет плакать кричать, похныкивать, и взрослые не могут спокойно слушать эти звуки. Плач действует как пытка – до того велика его смысловая сила. Здесь объединяются в одно целое интонация и надрывные звуки дыхательно-импульсного характера. Они же – в другом интонационном оформлении – появляются и при смехе. Гортанное «х» и предфонема «а», постоянно переходящая в «э», составляют простейший алфавит плача и смеха. Кроме них в смехе и плаче действует резко запирающий дыхание гортанный элемент. Смех появляется и завоевывается позже плача, хотя между ними сохраняется какая-то общность, облегчающая переходы от одного к другому. Еще есть смех сквозь слезы и рыдающий смех. В смехе больше, чем в плаче, элементов произвольности, нацеленности на общение, потому он ближе языку и речи. В языке не случайно возникли изобразительные слова-частицы, имитирующие смех: ха-ха-ха, гы-гы-гы, хе-хе-хе. Труднее найти эквиваленты плача. Смех может принимать немые формы ухмылки, усмешки, свистящего одним дыханием хохота. Смеются одними плечами, давясь от смеха. Но и дав голосу свободу, все равно хватаются за живот, смеются до колик, до упаду, гогочут, запрокинув голову, уперев руки в бока, приседая и всплескивая руками. Смех запечатлевается в позах, в нем ощутимы жесты, сотрясения тела. Есть еще смех зловещий, подлый, предательский, дьявольский, леденящий душу. Мефистофельский смех замечательно разработан Ф.И.Шаляпиным – отсюда целая культура вокального сардонического хохота. В итальянской опере примадонны развили фиоритурный смех – легкий, кокетливый, серебристый. Можно смеяться нарочно, насильно, по долгу службы (с.61). Плач стимулировать труднее, хотя капризные дети (и взрослые, про которых говорят «ну, он и артист!» - Л.В.) постигают это искусство в совершенстве. Будучи доязыковым и надъязыковым, смех сам порождает множество жаргонов, и человек ориентируется в них как полиглот. Смех это проинтонация, синкрезис (предначальное нераздельное единство-слитность – Л.В.) звука, интонации, жеста и смысла. В наиболее чистом, свободном от наигранности смехе, участвует та же предфонема «а» или «аэ». Ее универсальность и емкость невероятны. Ею настраивается малыш, убаюкивающий себя собственным голосом. Поразительное предвосхищение музыки уже в доречевой возрастной стадии. Трогательность долго сохраняется в детском голосе (поэтому в кантатно-ораториальных сочинениях или просто в хоровых, воплощающих серьезные «взрослые» идеи, нередко используются детские голоса, привносящие особый звуковой свет в драматическую картину музыки – Л.В.) (с.62).

Дата добавления: 2015-08-05