Глава 9 13 страница

Корпус имел на вооружении 932 танка, хотя по документам их было 858 единиц. Вероятно, в состав его автобронетанкового парка входили дополнительно три роты - 33 тяжелых самоходных артиллерийских установок на шасси тяжелых танков. Современных танков Т-34 и КВ-1 было лишь 169 единиц, которые генерал Рябышев грамотно свел в отдельные батальоны. Этим шагом он не допустил, увы, повсеместную ошибку своих коллег-танкистов, прошедших солидную кавалерийскую подготовку. «Если бы русские использовали эти танки в достаточных количествах в самом начале войны, чтобы прорывать фронт противника, немцам, возможно, пришлось бы отступать уже после первых недель. Однако русские танки Т-34 использовались по две-три машины вперемешку с танками устаревших моделей…. Подвеска Кристи, которой были оснащены шасси Т-34, действовала очень эффек­тивно при движении по бездорожью, однако наводчик из-за тряски не имел никаких шансов поразить цель на ходу. Несмотря на это, русскими уставами предписывалось: “вести огонь, не останавливаясь”. Возможно, это было правильно, так как вид надвигающихся танков, стреляющих на ходу, деморализует противника. В случае израсходования комплекта боеприпасов русские танкисты смело таранили неприятель­ские танки»[1253]. Л. Дейтон тут не совсем точен, поскольку процитировал статью из Полевого устава бронетанковых сил Великобритании. В Боевом уставе автобронетанковых войск РККА 1939 года подобное требование отсутствовало, но на практике «стрельба с ходу» по бронированным целям советскими танкистами применялась повсеместно.

Командир 8-го механизированного корпуса с разрешения командующего КОВО получил автобронетанковую технику из воздушно-десантных бригад и танковых училищ. Остальные бронемашины были 11 различных классов и типов, и на большинстве из них истекал моторный ресурс. Помимо этого, 197 танков из-за технических неисправностей подлежали заводскому ремонту и были в ремонтных парках. Средства противовоздушной обороны составляли четыре 37-мм зенитных орудия и 24 зенитных пулемета. Артиллерия и тут состояла из крупнокалиберных гаубиц, ненужных маневренным подразделениям танков дальнего действия. Из-за нехватки тракторов их пришлось транспортировать с помощью танков.

Перед началом войны управление и 7-я мотострелковая дивизия дислоцировались в Дрогобыче, 12-я танковая дивизия - в районе Стрыя, а 34-я танковая дивизия - в районе Садовой Вишни. По требованию Д.И. Рябышева 20 июня 1941 года по специальному распоряжению штаба Киевского Особого военного округа все танки, в том числе опытные и законсервированные, были полностью заправлены горючим и получили двойной боекомплект. Перед рассветом 22 июня корпус был поднят по тревоге и к исходу дня организованно выведен в район в 10 км западнее Самбора. Лишь один полк 7-й мотострелковой дивизии, своевременно не получивший боевой приказ, попал под бомбовые удары авиации врага, потеряв при этом 190 человек, из которых 120 были ранены и контужены.

Командир 19-го механизированного корпуса К.К. Рокоссовский, чтобы ускорить выдвижение своих дивизий к месту развертывания, усадил свою мотопехоту на танки за отсутствием автомобилей. Это было вопиющим нарушением устава, но корпус вовремя прибыл в указанный район. Дивизии 22-го корпуса располагались в 120-150 км от Дубно, причем 41-я дивизия полковника П.П. Павлова, потеряв радиосвязь со штабом корпуса, ушла в другом направлении, к Ковелю, согласно довоенному плану прикрытия и увязла в болотах. Недоукомплектованный 9-й корпус и единственная 19-я дивизия 22-го корпуса отразили первый удар 1-й танковой группы, внеся панику в ряды противника. Фланговый удар 9-го механизированного корпуса вылился в тяжелый встречный бой с 13-й и 14-й танковыми дивизиями вермахта, нанеся им значительные потери. 19-й механизированный корпус перешел в наступление из района восточнее Ровно в направлении Дубно и атаковал правый фланг 11-й танковой дивизии. Вначале соединения корпуса отбросили противника на 25 км в юго-западном направлении. Однако в результате большого превосходства противника в силах и средствах, а также весьма слабого взаимодействия с 9-м механизированным корпусом добиться решительного перелома обстановки в свою пользу на данном направлении не удалось. Танковые бои были ожесточенными, но почти не согласованные по месту и времени удары не привели к достижению цели. Понеся ощутимые потери, оба советских механизированных корпуса с боями были вынуждены отходить к Ровно.

Основная тяжесть дальнейших боев легла на танковые и мотострелковую дивизии 8-го механизированного корпуса, который выдвигался своим ходом к Дубно из фронтового резерва.[1254].

Понесший потери 4-й механизированный корпус вступил в бой самостоятельно силами одной танковой дивизии и одного мотострелкового полка, не дожидаясь подхода 8-го механизированного корпуса и не имея связи с соседями. Генерал-лейтенант А.А. Власов оставался верен себе. Его нехитрая конармейская тактика набега без флангового обеспечения прославила его в декабре 1941 года, когда 20-я армия прорвала немецко-фашистскую оборону на Истре. Она же погубила 2-ю Ударную армию, окруженную под деревней Мясной Бор в 1942 году, когда командарм перебежал на службу к гитлеровцам. К 28 июня корпус полностью лишился техники и попал в окружение. К счастью, рядом занимала оборону 112-я стрелковая дивизия, солдаты которой внезапной контратакой выручили танкистов из неминуемой беды. Как старший по званию генерал Власов отвел обессиленные потерями пехотные подразделения на рубеж реки Горынь, и стяжал себе лавры героя

Атака 8-го механизированного корпуса дала советским танкам возможность вклиниться в расположение противника на глубину 30-45 км. Ожесточенные бои с переменным успехом продолжались до 29 июня. «Войска корпуса нанесли противнику тяжелые потери. Наши танкисты раздавили четыре мотоциклетных батальона, более 50 орудий разных калибров, подбили и уничтожили 150 танков. Наши зенитчики сбили 9 самолетов врага. Огнем всех систем корпус уничтожил большое количество гитлеровских солдат и офицеров. 300 фашистов мы взяли в плен»[1255].

Генерал-полковник Г. Гот вспоминал совещание в ставке Гитлера 28 июня. Главнокомандующий сухопутными войсками В. фон Браухич докладывал: «Как и ожидалось, тяжелее всех пришлось группе армий “Юг”. Войска противника, оборонявшиеся перед соединениями северного крыла, были отброшены от границы, но они быстро оправились от неожиданного удара и контратаками своих резервов и располагавшихся в глубине танковых частей остановили продвижение немецких войск. Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28 июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контратаки противника из района южнее Припятских болот по войскам, продвигавшимся вдоль шоссе Луцк – Ровно - Житомир. Эти контратаки заставили крупные силы 1-й танковой группы изменить направление своего наступления и вместо продвижения на Киев повернуть на север и ввязаться в бои местного значения. Но и [3-й] танковый корпус, действовавший на южном фланге, добился не больших успехов. Его передовые части к концу июня находились в 100 километрах западнее реки Случь.… От одной заботы, которая волновала ОКХ перед войной, немецкое командование было освобождено: противник не помышлял о том, как бы ему уйти “в бескрайние русские просторы”. Своими контратаками он останавливал наше наступление, упорным сопротивлением препятствовал охвату или сражался до последнего. Решающее сражение до сих пор так и не произошло»[1256].

На фронте 5-й армии немецко-фашистские войска, действительно, вынуждены были на неделю остановиться на реке Случь. Против нее, занявшей оборону в Коростенецком укрепленном районе на старой государственной границе, Г. фон Рундштедт позже приказал развернуть 9 пехотных и моторизованных дивизий.

Начальник Генерального штаба вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер не отличался многословием. Его ежедневные записи напоминают стенограммы. Но в те тревожные дни он записал в своем дневнике неожиданно пространные откровения потрясенного событиями профессионального штабного оператора:

«28.06.41. В полосе группы армий “Юг” 8‑й русский танковый корпус наступает от Бродов на Дубно в тыл нашим 11‑й и 16‑й танковым дивизиям. Надо надеяться, что тем самым он идет навстречу своей гибели….

29.06.41. На правом фланге 1-ой танковой группы Клейста 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение и [даже] зашел в тыл 11-й танковой дивизии. Это вклинение вызвало большой беспорядок в войсках между Бродами и Дубно. Противник угрожает Дубно с юго‑запада, что при учете больших запасов вооружения и [трофейного] имущества в Дубно крайне нежелательно.

В тылу 1‑й танковой группы также действуют отдельные группы противника с танками, которые даже продвигаются на значительные расстояния.

Необходимо глубоко продумать вопрос о своевременном создании соответствующей группировки в группе армий “Юг” для ведения ею дальнейших операций. Существующая группировка не соответствует предстоящим задачам группы армий “Юг”.

Дальнейшая задача группы армий “Юг” состоит в том, чтобы, не ведя серьезных фронтальных боев, прорвать русскую тыловую оборонительную позицию, проходящую по линии Белокоровичи, Новоград‑Волынский, Могилев‑Подольский, устье Днестра, а затем повернуть на юг западнее Днепра. Имеется два удобных участка для прорыва: на севере, где главный удар следует нанести в направлении Новоград‑Волынский и Житомир, а на юге - в районе Староконстантинова, где должна действовать другая, менее сильная, но также приспособленная для прорыва, ударная группа. Здесь, видимо, имеется брешь в укреплениях. Если здесь удастся прорваться, то ударная группа, наступающая севернее, сможет повернуть от Житомира на юг, выделив заслоны на север и против Киева.

Группа армий “Юг” должна начать перегруппировку сил для предстоящего прорыва тыловой оборонительной позиции русских. При этом следует учитывать вероятность того, что фронтально отходящие русские войска организованно отойдут и закрепятся на этом оборонительном рубеже, а также подтянут сюда по железным дорогам резервы из глубины. 1‑й танковой группе придется придать пехоту. (Видимо, это не было сделано умышленно в связи с разногласиями, возникшими между командованием 1‑й танковой группы и 6‑й армии.) 17‑ю армию придется эшелонировать на большую глубину, а часть сил из ее состава перебросить в 6‑ю армию и 1‑ю танковую группу. Для того чтобы достаточно усилить правое крыло группы армий, которое теперь, после овладения районом Ровно, может подвергнуться атаке противника с севера, из восточной части Полесья, следует своевременно произвести перераспределение артиллерии, саперных частей и частей связи в соответствии с новым планом наступления на тыловую оборонительную позицию противника.

Оперативный отдел Генерального штаба сухопутных войск получил указание обсудить эти вопросы с командованием группы армий “Юг”.

Разговор с Кейтелем (ОКВ) снова показал, что фюрер проявляет беспокойство по поводу:

а) напряженного положения на фронте 1-й танковой группы южнее Дубно;

б) угрозы прорыва противника из района Пинских болот (из района Рокитно);

в) преждевременного выдвижения группы армий “Центр” за линию Минск, Бобруйск до окончательной ликвидации мешка восточнее Белостока. Я постарался успокоить фюрера»[1257]. Остается сожалеть, что Гальдер не поведал потомкам, какими же доводами он успокоил Гитлера.

По существу начальник Генерального штаба вермахта предложил изменить всю структуру группы армий «Юг», что означало бы переход к временной обороне на данном участке советско-германского фронта. Перегруппирование такой массы войск заняло бы не меньше недели. А это в свою очередь сказалось бы на реализации плана «Барбаросса» и его сроках в целом. В общем, изящная на бумаге концепция «блицкрига» в России через неделю разбилась вдребезги, но не об украинские овраги, а об русскую солдатскую отвагу.

Немецкие авторы избегают вспоминать об этом сражении. В результате, у многих исследователей создается ложное впечатление о том, что умудренный боевым опытом генерал-фельдмаршал Г. фон Рундштедт якобы не придал танковым контрударам РККА большого значения. В действительности, все обстояло иначе. Командующий группой армий «Юг», зная, что у него нет подвижных резервов и артиллерии для развертывания узлов противотанковой обороны, а рассчитывать на подкрепления из Варшавского генерал-губернаторства из-за загруженности дорог и нехватки гужевого и автомобильного транспорта в скором времени не приходится, принял самое простое решение. Он приказал штабу 1-й танковой группы до предела сузить фронт наступления и продвигать войска эшелонами друг за другом по кратчайшему прямому шоссе Дубно - Луцк – Житомир. Большая стратегия была подменена нехитрой евклидовой геометрией. Генерал-полковник Э. фон Клейст, на всякий случай, запретил при объявлении тревоги употреблять слова «русские танки прорвались!» Равнинная местность вдоль линии наступления 1-й танковой группы позволяла с помощью танкеток, бронеавтомобилей и легких танков производить постоянную разведку подходов к шоссе. Немецкие генералы отказались от захвата Ковеля и Ровно, куда, исходя из данных авиационной разведки, уже подтягивались советские механизированные корпуса. Они стремились выиграть время и миновать до их сосредоточения опасный участок – «бутылочное горлышко» около Дубно. В конечном счете, Рундштедт и Клейст избежали разгрома «старым казачьим способом»: они быстро покинули поле боя благодаря мобильности своих компактных бронетанковых дивизий и фронтальным кровопролитным атакам позиций 1-й артиллерийской противотанковой бригады[1258]. Этот сомнительный успех достался им немалой ценой. Противник потерял более 700 танков, штурмовых орудий, бронетранспортеров и все бронеавтомобили. Тыл 1-й танковой группы оказался дезорганизованным, но, главное - было упущено время. Поэтому один из создателей плана «Барбаросса» генерал-полковник Ф. Гальдер 29 июня и поставил вопрос о необходимости безотлагательной перегруппировки войск группы армий «Юг» [1259].

В течение месяца 5-я армия Юго-Западного фронта создавала для вермахта «Припятскую проблему». Она произвела 150 частных наступательных операций при поддержке немногочисленных танков и бронеавтомобилей 9-го механизированного корпуса и артиллерии. Она умело маневрировала и наносила неожиданные чувствительные удары по скоплениям неприятельских войск и по транспортным колоннам, пока оставались боеприпасы на складах царской армии. Мудрость российских конструкторов вооружений состояла в том, что снаряды и патроны дореволюционных пушек, гаубиц и стрелкового оружия подходили к современным системам. Армия исчерпала их к середине августа, когда в ее строю оставалось только 2400 активных штыков[1260].Самоотверженные действия 5-й армии генерал-майора М.И. Потапова, удержали противника на подступах к Киеву до подхода подразделений 37-й армии, 29-го стрелкового корпуса, 2-й и 5-й воздушно-десантных бригад. Они вовремя заняли казематы Киевского укрепленного района.

Генерал-майор вермахта И. фон Бутлар очень точно оценил исход летних сражений 1941 года: «Ведя тяжелые кровопролитные бои, войска группы “Юг” могли наносить противнику лишь фронтальные удары и теснить его на восток. Моторизованным немецким соединениям ни разу не удалось выйти на оперативный простор или обойти противника, не говоря уже об окружении сколько-нибудь значительных сил русских.… В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе. Стало совершенно очевидным, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия данной страны, были совсем непохожими на те, с которыми немцы встречались в предыдущих “молниеносных войнах”, приведших к успехам, изумившим весь мир».[1261] План «Барбаросса» был похоронен уже в первых приграничных сражениях. Московская битва стала реквиемом по последнему «блицкригу» в истории.

Превосходство немецко-фашистской авиации в июне 1941 года вызывало законное раздражение И.В. Сталина, знавшего, что численного преимущества у Люфтваффе нет. Когда советские войска вынуждены были оставить большую часть Прибалтики и Белоруссии, он спросил на заседании ГКО начальника Главного управления ВВС генерал-лейтенанта П.Ф. Жигарева, почему командармы жалуются, что в небе не видно наших самолетов. Начальник Главного управления ВВС РККА сказал, что приказ о перебазировании авиационных дивизий из внутренних военных округов отдан, «надо обождать, пока они не прибудут!» Сталин был не удовлетворен ответом, и попросил высказаться авиационного представителя в ГКО генерал-майора Г.А. Ворожейкина. Его выступление было предельно конкретным.

Авиационный полк по штатному расписанию представляет собой комплекс различных служб, включающий в себя летно-подъемный состав, инженерно-технический батальон, батальон аэродромного обслуживания, полевую авиаремонтную мастерскую (ПАРМ), караульный взвод, медико-санитарный взвод, хозяйственно-заготовительную роту и взвод связи и ВНОС. Все эти подразделения имеют соответствующее имущество, начиная с токарных станков и кончая простынями, и несколько сотен специалистов, командиров и красноармейцев. Начальники служб подотчетны только управлению тыла армии. Перебазирование полка по уставу предусматривает свертывание и всего остального хозяйства, иначе он подлежит временному переводу в резерв для доукомплектования. «В смешанных авиадивизиях все полковые службы обычно сосредоточены в одном месте, так удобнее». Смена одного полка отрицательно сказывается на боеспособности всей дивизии. Поэтому комдивы не спешат докладывать о безвозвратных потерях. «Вывод – новые подразделения прибудут на фронт не раньше, чем через три-четыре недели!»

«Изменять устав во время войны, - сказал И.В. Сталин, - несвоевременно», и взял со стола лист бумаги. Это было письмо Героя Советского Союза подполковника С.П. Супруна с предложением сформировать Особые авиационные полки из летчиков-испытателей. И, вероятно, тогда родилась плодотворная идея: временно использовать «хозяйство» - материально-техническую базу - обескровленных фронтовых авиационных подразделений для обеспечения боевой деятельности истребительных авиационных полков Особого назначения.

Генерал Г.А. Ворожейкин предложил начать с 237-го ИАП Западного фронта. В его составе осталось 7 истребителей И-16. Первая эскадрилья Особого назначения, укомплектованная летчиками-испытателями из НИИ ВВС РККА и ЛИИ НКАП, на самолетах ЛаГГ-3 перелетела под Смоленск и стала базироваться на полковом аэродроме. Командиром был назначен подполковник А.Б. Юмашев, а его заместителем - А.П. Гринчик[1262].

С.П. Супрун в течение недели сформировал 401-й ИАП Особого назначения. Он получил 24 истребителей МиГ-3. Его заместителем стал К.К. Коккинаки. Полк улетел в расположение 23-й смешанной авиационной дивизии Западного фронта. За время боев летчики сбили 57 немецких самолетов. В неравном бою под городом Орша 4 июля 1941 года погиб сам С.П. Супрун, уничтоживший четырехмоторный бомбардировщик Фокке-Вульф Fw-200С «Кондор». Теоретически сделать это было невозможно, и это был первый случай уничтожения тяжелого самолета одним истребителем. Раненный огнем стрелков, он был атакован четырьмя «мессершмиттами» сопровождения. Супруну удалось сбить еще одного из них, но увернуться от очередей других он не смог. Посмертно ему было присвоено звание дважды Героя Советского Союза[1263].

Подполковнику П.М. Стефановскому было поручено комплектование 402-го ИАП Особого назначения. Двадцать три летчика-испытателя под его командованием убыли на Северо-Западный фронт на истребителях МиГ-3 в район базирования 57-й САД. В течение месяца опытные пилоты уничтожили в воздушных боях 35 неприятельских самолетов[1264].

Одновременно из летчиков-испытателей был сформирован 430-й штурмовой авиаполк (22 самолета Ил-2) под командованием подполковника Н.И. Малышева. Полк также вошел в состав 23-й САД. На Западном фронте в это время сложилась критическая ситуация: командование ВВС Западного фронта тогда располагало лишь 118 боеспособными истребителями и 22 бомбардировщиками СБ. Летчикам-штурмовикам приходилось не только совершать по три-четыре вылета в день, но и подниматься на перехват вражеских самолетов. Но в условиях полного превосходства противника в воздухе даже кратковременная боевая деятельность штурмового полка Особого назначения имела мощное психологическое значение[1265].

В начале июля 410-й и 411-й бомбардировочные полки Особого назначения, укомплектованные испытателями и оснащенные самолетами Пе-2, под командованием А.П. Кабанова и В.И. Жданова также вылетели на фронт[1266].

Авиационные полки Особого назначения не могли изменить ситуацию в воздухе, но свою социальную задачу, в общем выполнили. Немецкое командование, озадаченное неожиданным появлением необычных по технике пилотирования летчиков на новых самолетах, перебросило из Германии в полосу наступления групп армий «Центр» и «Север» две истребительных эскадры, ожидая прибытия новых подобных соединений. В Управлении ВВС РККА приобрели первый практический опыт широкого маневрирования мобильными подразделениями на угрожающих направлениях. В дальнейшем формировались аналогичные эскадрильи советских асов - обычно им давали название «Меч».

Летно-подъемный состав 212-го дальнебомбардировочного авиационного полка Особого назначения, созданного по инициативе подполковника А.Е. Голованова, отбирался из «миллионщиков» - пилотов и штурманов ГВФ, налетавшим миллион километров. Летчик прибыли со своими техниками и мотористами. Они получили 10 новеньких бомбардировщиков Ил-4. Командиры кораблей после ознакомления с самолетами сразу потребовали установить в хвостовой части шкворневую пулеметную установку, а в экипаж ввести второго стрелка. Тот вел огонь лежа. Возражения главного инженера ВВС Прибалтийского Особого военного округа полковника А.Л. Шепелева не возымели действия: приставка «ОсНаз» позволяла отступать от устава.

Герою Советского Союза М.В. Водопьянову было поручено сформировать 81-ю дальнебомбардировочную авиационную дивизию Резерва Главного командования. Знаменитый полярный летчик получил 25 новейших дальних бомбардировщиков Ер-2 и ТБ-7 (Пе-8) для вооружения двух полков. Штаб дивизии возглавил начальник полярной авиации Главсевморпути М.А. Шевелев.

Летно-подъемный состав 432-го ДБАП состоял из и профессиональных полярных экипажей с многолетним стажем, которые прибыли в Москву со своими испытанными техниками и мотористами. Из управления Главсерморпути в его состав были мобилизованы А.Д. Алексеев, К.Э. Пусэп и А.П. Штепенко. Полк возглавил полковник П.А. Лебедев. Материальная часть 420-го ДБАП состояла из двухмоторных бомбардировщиков Ер-2, а личный состав – из летчиков-испытателей НИИ ВВС РККА и ЛИИ НКАП СССР.

Все пилоты являлись непревзойденными мастерами полетов в чрезвычайных погодных условиях, но не имели боевого опыта. Противозенитный маневр, перестроение над целью строем «клина», организация наблюдения и взаимодействия стрелков, обороняющих верхнюю и нижнюю полусферы, ориентирование при уходе от цели под огнем зениток и появлении ночных истребителей – все эти премудрости ремесла летчиков-бомбардировщиков усвоить в течение короткого времени было невозможно.

Новые самолеты оказались непростыми для освоения экипажами. Пе-8 и Ер-2 являлись бомбардировщиками нового поколения, которые в эксплуатации и пилотировании существенно отличались от привычных для полярных и гражданских летчиков многомоторных транспортных машин АНТ-4, АНТ-6 и устаревших «юнкерсов» и «дорнье». Аксиома авиационных начальников курсов по усовершенствованию командующего состава (КУКС) гласила: «Легче обучить орленка летать, чем дрессировать старого беркута!» Режимы наддува моторов на больших высотах, счисление скорости ветра в разных областях атмосферного давления, изменение «шага винтов», ручное управление дизельными двигателями, применение элементов механизации крыла и даже убирающиеся шасси создали немало проблем для заслуженных асов. Кроме того, все самолеты Ер-2 и ТБ-7 имели различные винтомоторные установки, что сказывалось на их боевой высоте, грузоподъемности и дальности полета. Казалось бы, очевидным являлось требование ставить перед такими разными самолетами различные оперативные задачи. Но к этому верному выводу советское Верховное командование заставил прийти практический опыт, пусть и на первых порах неудачный. Англо-американское авиационное командование первое время также пыталось формировать сводные бомбардировочные соединения из тяжелых самолетов Боинг В-17 серий С и Е, «манчестеров», «стирлингов», «ланкастеров» и «галифаксов» для организации массированных дневных налетов на промышленные объекты «третьего рейха», что приводило к громадным потерям. Потом в штабах Бомбардировочных воздушных армий союзников офицеры научились разделять функции для каждого типа самолетов.

Летный состав дивизии попросту не был готов к рейду на Берлин. Однако комбриг М.В. Водопьянов поспешил отрапортовать в Кремль о готовности 81-й авиадивизии к выполнению правительственного задания. План полета, подготовленный под руководством М.А. Шевелева, был, мягко говоря, неграмотным с военной точки зрения. Бомбежка Берлина ночью 8-9 августа 1941 года принесла больше потерь, нежели успехов. Флагманский самолет Героя Советского Союза М.В. Водопьянова из-за повреждений от зенитного огня совершил вынужденную посадку в расположении 8-й армии Северо-Западного фронта. Казалось, что самого сурового наказания за случившееся ему не избежать.

Маршал авиации А.Е. Голованов писал об этом так: «Отдавая должное личным боевым качествам М.В. Водопьянова как летчика и командира корабля, Верховный Главнокомандующий в то же время отметил, что у него нет достаточных навыков и опыта в организаторской работе, необходимых для командования 81-й авиадивизией. …Видимо, Сталин решил, что энтузиазм и личное рвение Водопьянова и его товарищей — дело, конечно, очень хорошее, но все это должно быть подкреплено должной выучкой всего летного состава и надлежащей организацией. Действительно, почему Водопьянов взял к себе заместителем Шевелева, который… собственно летных дел не знал, и организовать боевые вылеты, конечно, не мог. Заместитель должен сам быть если не отличным, то хорошим летчиком, знать все тонкости летного дела, готовить и сколачивать экипажи»[1267]. Поэтому гроза прошла стороной: И.В. Сталин понял, что если лучшие летчики Советского Союза не справились с задачей, то причины неудачи следует искать не в людях, а в неверной системе планирования и управления[1268].

Германские источники сдержано сообщают о столкновениях с летчиками Особых истребительных полков. В них постоянно звучит рефрен: «на фронте появились русские асы». Исход воздушных боев с ними складывался не в пользу Люфтваффе: редкий боевой вылет советских летчиков обходился без сбитых самолетов противника. Персональная символика на бортах истребителей в то время были запрещена: звездочки по количеству уничтоженных вражеских самолетов стал первым рисовать на фюзеляже своего самолета Герой Советского Союза старший лейтенант М.В. Баранов осенью 1942 года в период Сталинградской битвы. Асов-испытателей узнавали «по почерку». Они не только в совершенстве владели самолетами, они умели пилотировать так, что их достоинства, неизвестные строевому летчику, становились залогом победы в бою, потому что летали вопреки Боевому Уставу и наставлениям ВВС РККА.

Герой Советского Союза заслуженный летчик-испытатель СССР М.Л. Галлай рассказывал автору: «Экзамены на знание уставов мы все, конечно, сдавали перед аттестацией на очередное воинское знание, и каждый раз находили в них много нового. Перед самой войной я узнал, что личным оружием советского летчика при выполнении боевого приказа является сабля. Зачем она нужна в полете, спрашивать у высокого начальства я не стал. Соблюдать устав, написанный каким-то безграмотным чинушей из наркомата обороны, в реальной военной обстановке было равносильно самоубийству. К тому же сабель нам не выдали!»

Реального перелома в положении во фронтовом небе Особые полки совершить не могли, и такой цели перед ними никто никогда не ставил. Однако благодаря их усилиям противник впервые перестал себя чувствовать хозяином в воздухе, да и тактика советских строевых летчиков изменилась в лучшую сторону. Все испытатели в сентябре 1941 года были отозваны в Москву. Свой богатый практический опыт они передали фронтовикам.

В отличие от «третьего рейха» и Японии в СССР заблаговременно готовился массовый авиационный резерв. В 1938 году И.В. Сталин обязал Центральный Совет Осовиахима подготовить в течение двух лет 150 тысяч летчиков. План был выполнен, хотя по объективным подсчетам в среднем военным летчиком становился лишь каждый десятый курсант. Они зачислялись в запас, если им не хватало мест в военных авиационных училищах. Следствием этого стало появление в начале Великой Отечественной войны женских авиационных полков.

В сентябре 1941 года Герой Советского Союза подполковник М.М. Раскова обратилась к И.В. Сталину с предложением сформировать женскую смешанную авиационную дивизию. Как рассказывал мне Главный маршал авиации А.Е. Голованов, Верховный Главнокомандующий внес вопрос в повестку дня заседания ГКО. «В мировой практике, - сказал И.В. Сталин, - еще не было подобного прецедента». Немцы, говорил он, непременно воспользуются этим, чтобы раструбить на весь мир о том, что советские военно-воздушные силы разгромлены, что большевики заставляют женщин воевать, что у Красной армии нет современных самолетов. И в то же время, заключил И.В. Сталин, нужно поддержать патриотический порыв советской молодежи, хотя в мобилизации женщин в авиацию необходимости нет. Ходатайство М.М. Расковой было удовлетворено, но собравшиеся генералы предложили сформировать не смешанную дивизию, а три отдельных авиационных полка с тем, чтобы использовать их на различных фронтах.

Дата добавления: 2015-08-05