Глава 9 5 страница

Орудия главного калибра законсервированных линейных крейсеров передавалось Северному флоту. В Заполярье от Архангельска до полуострова Рыбачьего начали энергично возводить долговременные береговые батареи. С этой целью была сконструирована трехорудийная железобетонная стационарная башенная установка, оснащенная 180-мм орудиями с индивидуальным наведением каждого ствола и более совершенными дальномерами и прицелами. В то же время береговая артиллерия пополнилась одноорудийными башнями с пушками 356-мм и 406-мм калибра. Их прицельная дальность достигала 21-45 км в зависимости от характера зарядов и калибра орудия, что являлось важным фактором для обороны коммуникаций на побережье Ледовитого океана[1050].

Слабым местом боевых кораблей ВМФ по опыту анализа морских операций второй мировой войны оказалось количество зенитных систем и пулеметных установок для отражения воздушных атак противника. В Великобритании для обеспечения противовоздушной охраны морских портов, военно-морских баз и конвоев к этому времени были переоборудованы в «крейсера ПВО» тяжелые военные корабли этого класса «Калькутта» и «Ковентри»[1051], а также легкие крейсера «Карлайл», «Клеопатра», «Аргонавт» и «Пенелопа». В Германии в качестве корабля ПВО был перевооружен устаревший легкий крейсер «Гельдерланд», получивший после реконструкции название «Ниоба». Германия в ходе второй мировой войны, имея незначительные запасы стратегического сырья, сумела ввести в строй своих ВМС еще один тяжелый корабль ПВО на базе перевооруженного голландского броненосца береговой обороны «Якоб ван Хеемскерк». Правда, воевать этому кораблю не пришлось: он не сумел покинуть Кильский канал по причине активизации союзной тяжелой бомбардировочной авиации.

В рапортах вице-адмирала Н.Г. Кузнецова предлагалось в срочном порядке создать «вспомогательные крейсеры ПВО» на базе легкого учебного крейсера «Ворошилов»[1052], устаревшего черноморского крейсера «Коминтерн» и быстроходного учебного корабля КБФ «Комсомолец» водоизмещением 11 897 тонн[1053]. Это требовало установки на них новых двигательных установок, 150-мм броневых поясов и усиления бронирования палубы до 130 мм. Обладая сравнительно большим запасом хода и просторными трюмами, они были способны сопровождать линкоры и транспортные корабли в дальних переходах, обеспечивать дозаправку малых кораблей обеспечения в море, отражать воздушные налеты самолетов противника и отбивать атаки торпедных катеров. Кроме того, «Коминтерн» имел на борту разведывательный самолет, который можно было установить и на легком разведывательном крейсере «Ворошилов», и на «Комсомольце» после их переоборудования. Несмотря на обоснованные предложения представителей наркомата, в первую очередь контр-адмирала И.С. Исакова, о необходимости усиления систем ПВО на всех без исключения крупных советских надводных военных судах, И.В. Сталин неизменно отвечал: «Воевать будем не у берегов Америки!». В этой связи он говорил, что новые советские истребители будут обладать превосходством в воздухе, а немецкий флот в своей структуре не имеет авиационных подразделений, кроме разведывательных гидросамолетов и вспомогательных самолетов. Отказавшись обсуждать дальнейшую военную судьбу устаревших кораблей, Сталин недовольно заметил: «Вы бы еще “Аврору” воевать отправили!». Накануне войны в составе советского ВМФ не оказалось ни одного крейсера ПВО, а строительство нового авианесущего крейсера было приостановлено[1054].

Оперативные планы НКО и НКВМФ СССР накануне войны не предполагали активного использования военных кораблей Северного флота. В его составе находились 8 эскадренных миноносцев, 15 подводных лодок, 7 сторожевых кораблей, 2 тральщика, 15 больших охотников за подводными лодками и 116 боевых самолетов[1055]. Постоянные учения, проводимые по приказу нового командующего флотом контр-адмирала А.Г. Головко, создали у немецкой военной разведки устойчивое впечатление о том, что «русские располагали в Мурманске примерно 14 эсминцами и более чем 20 подводными лодками»[1056].

Из воспоминаний очевидцев и отрывочных документов известно, что на ленинградском Морском заводе начали строить уникальный легкий малый крейсер, оснащенный четырьмя 533-мм минно-торпедных аппаратов, тремя 150-мм артиллерийскими орудиями главного калибра с индивидуальным наведением стволов в центральной башне и ракетными установками БМ-13. Работы по строительству перспективного корабля были прекращены с началом Великой Отечественной войны, а позже он был разобран на металл[1057].

Очевидное отставание советских артиллерийских кораблей по огневой мощи и дальности хода Советское правительство пыталось компенсировать покупкой в Германии недостроенного линейного крейсера «Лютцов» за 100 млн. золотых марок без вооружения и силовой установки. Корабль привели в Ленинград на буксирах, и назвали «Петропавловском». Начальник Генерального штаба вермахта Ф. Гальдер в этой связи с явным удовлетворением записал в дневнике: «13.12.39. “Лютцов” продан России за 40 000 марок (корабль имеет конструктивные дефекты)»[1058]. Корабль вначале назвали «Петропавловском». Крейсер удалось достроить и вооружить после окончания Великой Отечественной войны и спустить на воду под названием «Таллинн». После ходовых испытаний выяснилась его полная боевая непригодность, и тяжелый крейсер был разрезан на металл.

Одновременно в Германии были приобретены два огромных комфортабельных, но тихоходных дизель-электрохода. В Советском Союзе они получили названия «Иосиф Сталин» и «Вячеслав Молотов». Гиганты были атакованы немецкой авиацией при эвакуации командиров и краснофлотцев с полуострова Ханко осенью 1941 года. «Молотов» затонул, а потерявший ход после попадания авиационной бомбы «Иосиф Сталин» был отбуксирован в Гамбург[1059].

Гросс-адмирал Э. Рёдер в беседе с Гитлером в июле 1940 года высказался против «русской кампании», потому что задачи войны с Советским Союзом не соответствовали возможностям германского флота. Ввод германских крейсеров и эсминцев в Черное и Балтийское море был затруднен из-за непрекращающейся блокады балтийских и средиземноморских проливов многочисленными английскими кораблями. Применение тяжелых кораблей в Баренцевом и Норвежском морях превращало их в мишени для самолетов британских авианосцев и многочисленных советских подводных лодок. Его тревожили и беспрецедентные по дальности береговые батареи Архангельска, и советская морская авиация[1060]. Для блокады советских кораблей в балтийских портах Э. Рёдер выделил чисто символические силы - 5 подводных лодок, 10 подводных минных заградителей, 28 торпедных катеров, 7 сторожевых кораблей и 5 тральщиков. Уничтожение кораблей Краснознаменного Балтийского флота возлагалось на I-й Воздушный флот Люфтваффе и немногочисленный финский флот. Он включал в себя 2 модернизированных броненосца береговой обороны «Ильмаринен» и «Вайнемайнен», 21 сторожевой корабль, 10 тральщиков, 7 торпедных катеров, 5 подводных лодок среднего водоизмещения и 4 канонерских лодки. Опытный немецкий флотоводец Э. Рёдер оказался провидцем: финский линейный корабль «Ильмаринен» был потоплен в июле 1941 года береговой артиллерией на траверзе Кронштадта.

Фарватеры в Балтийском море заблокировали с помощью воздушных постановок новых мощных магнитных и акустических мин, особенно эффективных в мелководной акватории. И во время перехода основных сил КБФ из Таллинна в Ленинград в июле-августе 1941 года из-за недостатка малых противолодочных кораблей и тральщиков серьезные повреждения от неприятельских минных постановок получили крейсер «Киров» и лидер «Минск». На немецких минах тогда подорвались и затонули эсминцы «Яков Свердлов», «Артём», «Калинин», «Володарский», «Гордый» и «Скорый», сторожевые корабли «Снег» и «Циклон», подводные лодки «С-5» и «Спидола», не считая многочисленных вспомогательных, транспортных и пассажирских судов.

На переговорах о поставках военной техники с представителями Великобритании и США в сентябре 1941 года И.В. Сталин поэтому поставил во главу угла вопрос о противолодочных кораблях и тральщиках. Союзники согласились предоставить в распоряжение ВМФ СССР в ближайшее время 28 быстроходных миноносцев (фрегатов), 89 тральщиков, 78 больших охотников за подводными лодками, 166 торпедных катеров, 60 сторожевых катеров, 43 десантных судна типа «Либерти» и 98 военно-транспортных кораблей.

Для боевых действий в акватории Черного моря немецко-фашистским командованием привлекались 5 итальянских подводных лодок типа «Сирена», 29 больших сторожевых кораблей и 40 торпедных и сторожевых катеров под командованием капитана 2-го ранга графа В. Боргезе. Противолодочные операции, разминирование фарватеров и оборону стратегических портов осуществляли 4 румынских эсминца типа «Кароль I», 3 миноносца, 2 подводные лодки среднего водоизмещения английской постройки типа «U», 3 канонерских лодки, 2 больших минных заградителя типа «Адмирал Мургешку», 3 торпедных катера и 10 тральщиков. Авиационную поддержку морских операций обеспечивали 1195 немецких, румынских и венгерских самолетов и гидропланов, в том числе 420 современных сухопутных средних двухмоторных бомбардировщиков. В 1942 году в Одессу в разобранном виде по железной дороге прибыли из Гамбурга 3 подводные лодки среднего водоизмещения для усиления итальянской флотилии.

Командование Черноморского флота могло противопоставить им только 625 боевых самолетов всех классов. Структура советской морской авиации была следующей: 45% составляли истребители И-15бис, И-153 и И-16, 31% - морские гидросамолеты-разведчики, 14% - бомбардировщики СБ-2 и 10% - торпедоносцы Р-5Т и ДБ-3Т[1061]. В 62-й авиационной бригаде «из всех типов этих, тогда уже далеко не современных, истребителей наиболее устаревшим был биплан И-15бис, вооруженный двумя пулеметами ПВ-1. Но зато он, как и его младший, более совершенный, собрат И-153, мог нести четыре пятидесятикилограммовые фугасные (ФАБ-50) или четыре двадцатипятикилограммовые осколочные (АО-25) бомбы и использоваться как штурмовик. Что же касается лучшего из упомянутых истребителей, нашей недавней гордости моноплане И-16, не только с мотором М-25, но и М-62, то, как показал опыт их боевого применения в Испании, он по решающим характеристикам — скорости, скороподъемности, вооружению — уступал немецким “мессершмиттам”»[1062].

Только 5-я Отдельная истребительная эскадрилья была оснащена истребителями-монопланами Як-1[1063]. В осажденной Одессе по причине ограниченных размеров аэродрома «Куликово поле» в городской черте они взлетали с Дерибасовской улицы, а садились на Французский бульвар.

Развернувшие в Северной Африке бои английской армии с объединенными итало-германскими войсками продемонстрировали стратегическую и тактическую косность британского верховного командования. Имея трехкратное превосходство в танках и бронеавтомобилях, оно настойчиво проигрывало все сражения в Ливии. «Северная Африка с полным основанием может считаться театром, где военные действия носили самый современный характер... Только в пустыне смогли найти полное применение и широкое развитие те принципы боевого использования танков, которые были теоретически разработаны перед войной. Только в пустыне развертывались настоящие танковые сражения с участием большого количества танков»[1064]. Следующим театром военных действий для грандиозных танковых сражений оказалась бескрайняя Россия!

Английские танки, прибывшие 15 мая 1941 года из метрополии и Ирака в Тобрук, являли собой невеселую картину. Из каждых 28 машин во­семь нуждались в капитальном ремонте. Большинство машин отслужило не менее половины положенного срока; почти всем «матильдам» требовался ремонт. Командование 15-й танковой дивизии приказу генерал-фельдмаршала Э. Роммеля сознательно подводили их под огонь своих за­маскированных артиллерийских орудий. У них имелось в наличии всего 13 зенитных 88-мм пушек FlaK.18, и они сы­грали решающую роль в сражении. Англичане упрямо придер­живались линейной «морской тактики», разворачивая свои танки широ­ким фронтом против позиций противника. Совершенно не учи­тывая сложившуюся обстановку, британские танковые подраз­деления предпочитали действовать без поддержки пехоты и артиллерии. Отметим, что в этом отношении советские танкисты им не уступали[1065].

Премьер-министру Великобритании У. Чёрчиллю понадобилось три года, чтобы создать современную армию, заставив британских офицеров пережить унижение от поражений во Франции, Греции и Северной Африке. Воздушная «битва за Британию» окончательно разрушила стереотипные представления летчиков Соединенного Королевства о том, что основной задачей авиации является прикрытие своих военно-морских баз и стратегических коммуникаций. Впервые англичане на собственном опыте осознали необходимость достижения абсолютного превосходства в воздухе вдоль всей линии фронта.

Гитлер прекрасно осознавал, что сопротивление Великобритании укрепляет ее армию, несмотря на большие потери. Он в очередной речи в рейхстаге 4 мая 1941 года впервые позволил себе публичные оскорбления в адрес Чёрчилля как подстрекателя вместе американскими евреями мировой войны: «Это самый кровожадный, самый дилетантский из всех политиков в истории... Больше пяти лет этот человек, как безумец, рыщет по всей Европе в стараниях хоть что-нибудь, но поджечь... Как солдат он дурной политик, а как политик - такой же солдат... Дар, которым владеет мистер Чёрчилль - это дар лгать с благочестивой миной на лице до такой степени обмана, когда славные победы превращаются в ужасные поражения. Чёрчилль, самая безнадежная бездарность в стратегии, только что умудрился потерпеть поражение сразу на двух театрах военных действий - на Балканах и в Африке. В любой другой стране его бы судили военным судом... Его патологическое состояние ума может быть объяснимо только как результат паралитической болезни или хронических запоев»[1066].

Для комплектования механизированных корпусов требовались средние и тяжелые танки новой концепции. Конструкторскому бюро Ж.Я. Котина было выдано срочное правительственное задание на разработку проекта тяжелого танка с противоснарядным бронированием. Двухбашенный танк, оснащенный 76-мм и 45-мм орудиями, был передан на государственные испытания под индексом СМК - «Сергей Миронович Киров». По причине большой массы, достигавшей 58 тонн, СМК не прошел предусмотренных Научно-технического отделом наркомата обороны полевых испытаний. Во время советско-финляндского конфликта единственный СМК был направлен на фронт, где был серьезно поврежден и взорван экипажем. После завершения войны финны разрешили вывезти корпус танка в Ленинград для исследования.

С учетом этого неудачного опыта на Кировском заводе был построен однобашенный танк КВ-1, защищенный 95-мм лобовой, 100-мм башенной и 75-мм бортовой броней и вооруженный 76-мм пушкой с высокой начальной скоростью снаряда. Одновременно с ним был передан на государственные испытания тяжелый 52-тонный «артиллерийский танк» КВ-2, оснащенный 152-мм гаубицей и 102-мм лобовой броней, который стал самой мощной боевой гусеничной машиной в мире, хотя фактически представлял собой самоходную артиллерийскую установку. Советский 48-тонный танк КВ-1 был неуязвим для танковых пушек и новых лучших 50-мм немецких противотанковых орудий. Единственным средством борьбы с ним были немногочисленные немецкие 88-мм зенитные пушки со специальным бронебойно-разрывным снарядом. Форсированный экономичный дизель В-2К мощностью 600 л.с. обеспечивал танку КВ-1 скорость 35 км/час, а пушка Ф-22 позволяла расстреливать бронебойными снарядами немецкие танки под любым углом. Броню этих танков не пробивали даже новые подкалиберные снаряды с вольфрамовым наконечником. Оба танка, хотя и имели проблемы с трансмиссией, были приняты на вооружение с условием устранения недостатков в ходе серийного производства[1067].

Начальник VI разведывательного управления СД бригаденфюрер СС В. Шелленберг вспоминал, как он спорил с начальником абвера адмиралом В. Канарисом о состоянии военного потенциала СССР. «Я оценивал количество и качество их танков гораздо выше, чем Канарис, и был убежден, что они запустили в производство новые модели, превосходящие наши машины. Я пришел к этому выводу в результате необычного приказа, который Гитлер, желая произвести впечатление на русских, отдал в марте 1941 года. Мы демонстрировали советской военной делегации наши передовые танковые заводы и танковые школы. Спокойное поведение русских во время этой выставки и профессиональные вопросы, которые они задавали, привели меня к заключению, что они уже располагают танками, лучшими, чем были у нас»[1068]. К этому выводу пришел и Г. Гудериан: «К началу войны против России мы думали, что сможем рассчитывать на техническое превосходство наших танков над известными нам в то время типами русских танков, что смогло бы до некоторой степени сократить известное нам значительное численное превосходству русских (в начале войны с Россией у нас было 3200 танков). Однако мне уже было известно одно обстоятельство: как раз весной 1941 года Гитлер разрешил русской военной комиссии осмотреть наши танковые училища и танковые заводы, приказав все показать русским. При этом русские, осматривая наш танк типа Pz.Kpfw.IV, не хотели верить, что это и есть наш самый тяжелый танк. Они неоднократно заявляли о том, что мы скрываем от них наши новейшие конструкции, которые Гитлер обещал им показать. Настойчивость комиссии была столь велика, что наши директора заводов и офицеры управления вооружений сделали вывод: "Кажется, сами русские уже обладают более тяжелыми и совершенными типами танков, чем мы". Появившийся в конце июля 1941 года перед нашим фронтом танк Т-34 и был типом танка новейшей конструкции» [1069].

Действительно, в массовое производство средний гусеничный танк Т-34 был запущен уже в 1940 году. «Танк Т-34 произвел сенсацию, - писал генерал-инженер Э. Шнейдер. - …Русские, создав исключительно удачный и совершенно новый тип танка, совершили большой скачок в области танкостроения. Благодаря тому, что им удалось хорошо засекретить все свои работы по выпуску этих танков, внезапное появление новых машин на фронте произвело большой эффект. Попытка создать танк по образцу русского Т-34, после его тщательной проверки немецкими конструкторами, оказалась неосуществимой»[1070]. Причину невозможности воспроизвести в металле концепцию нового танка очень верно вскрыл Г. Гудериан, написав, что «в ноябре 1941 года видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34, превосходящим наши боевые машины. Непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить, исходя из полученного опыта ведения боевых действий, меры, которые помогли бы нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложения офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т-34, для выправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил не встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора. Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось отсутствием необходимого сырья, также уступала легированной стали русских»[1071]. Иными словами, немецкая военная промышленность, базирующаяся на передовой науке, оказалась невосприимчивой к новым, революционным технологическим решениям. Немецкий военный историк Б. Мюллер-Гиллербранд признает, что «появление танка Т-34 было неприятной неожиданностью, поскольку он благодаря своей скорости, высокой проходимости, усиленной бронезащите, вооружению и главным образом наличию удлиненной 76-мм пушки, обладающей повышенной меткостью стрельбы и пробивной способностью снарядов на большой, до сих пор не достигаемой дистанции, представлял собой совершенно новый тип танкового оружия. Немецкие пехотные дивизии хотя и располагали каждая в общей сложности 60–80 противотанковыми орудиями и имели достаточное количество других противотанковых средств, но наши 37-мм пушки почти не оказывали поражающего действия на “тридцатьчетверки”. Вводимая на вооружение немецких войск в это время 50-мм противотанковая пушка была также недостаточно эффективным средством… Появление танков Т-34 в корне изменило тактику действий танковых войск. Если до сих пор к конструкции танка и его вооружении предъявлялись определенные требования, в частности подавлять пехоту и поддерживающие пехоту средства, то теперь в качестве главной задачи выдвигалось требование на максимальной дальности поражать вражеские танки, с тем чтобы создать предпосылки для последующего успеха в бою»»[1072].

Артиллерия вермахта в целом оказалась неэффективной против новых советских танков. «У немцев… неподготовленность к противотанковой обороне стала очевидной с появлением и непрерывным ростом количества русских танков Т-34. Танк Т-34 уступал немецкому танку Pz.Kpfw.IV, состоявшему на вооружении в начале русской кампании, по качеству вооружения и оптических приборов. Однако по качеству брони и проходимости танк Т-34 настолько его превосходил, что стал весьма опасным противником немецких танков, а для пехоты и противотанковой обороны немецкой армии был настоящим кошмаром.… Если при отражении русских массированных танковых ударов даже танковые соединения встречались с большими трудностями, то нечего говорить о пехотных дивизиях... Первые довоенные образцы 37-мм и 50-мм противотанковых орудий на механической тяге соответствовали требованиям того времени по бронепробиваемости, дальности стрельбы, весу и габаритам. Однако к началу войны развитие танков опередило развитие противотанковых орудий. Увеличение толщины брони и улучшение формы танка направило развитие противотанковых орудий по пути, который закончился тупиком» [1073]. Обер-лейтенант артиллерии Б. Винцер вспоминал: « Наши 37-миллиметровые противотанковые орудия посылали снаряд за снарядом в лобовую броню танков Т-34. Попадание за попаданием, но никаких пробоин. Круто в небо уходил светящийся след от взорвавшегося снаряда, с диким визгом и жужжанием ударяли рикошетом стальные снаряды в порядки советской пехоты и в деревья. Так мы впервые столкнулись с Т-34. Видимо, от нас утаили его существование, когда внушали, что ничто не может устоять против наших 37-миллиметровых противотанковых пушек»[1074]. Зенитные 88-мм орудия FlaK.18 являлись наиболее эффективным средством противотанковой обороны. Но они были очень громоздки и малоподвижны, чтобы расчеты могли быстро перемещать их на опасные направления. На открытой местности такие орудия сами превращались в мишени.

«Т-34 с его хорошей броней, идеальной формой и великолепным 76,2-мм длинноствольным орудием всех приводил в трепет, и его побаивались все немецкие танкисты вплоть до конца войны,- писал капитан танковых войск О. Кариус. - Что нам было делать с этими чудовищами, во множестве брошенными против нас? В то время 37-мм пушка все еще была нашим сильнейшим противотанковым оружием. Если повезет, мы могли попасть в погон башни Т-34 и заклинить его. Если еще больше повезет, танк после этого не сможет эффективно действовать в бою. Конечно, не очень-то обнадеживающая ситуация!»[1075].

Американский историк А. Кларк приводит впечатления другого немецкого офицера о столкновении с Т-34. «Русские танки так проворны, на близких расстояниях они вскарабкиваются по склону или преодолевают болото быстрее, чем вы провернете башню. И сквозь шум и грохот вы все время слышите лязг снарядов по броне. Когда они попадают в наш танк, часто слышишь оглушительный взрыв и рев горящего топлива, слишком громкий, благодарение Богу, чтобы можно было расслышать предсмертные крики экипажа»[1076].

Подобных оценок революционных конструкторских решений и технологических открытий, связанных с танком Т-34, существует настолько много, что им посвящены целые энциклопедии. Трофейные советские средние танки немецкие офицеры ценили очень высоко и постоянно использовали в своих дивизиях в качестве танков прорыва наряду с «тиграми» и «пантерами». Иногда их даже сводили в отдельные подразделения[1077]. И на их фоне, мягко говоря, нелепыми выглядят попытки отдельных маститых польских авторов, заразившихся в последнее время клинической русофобией, представить легендарную «тридцатьчетверку» посредственным танком, уступавшей всем средним и «великолепным» тяжелым немецким танкам. Единственным аргументом в пользу ревизии прежних гуманитарных ценностей является то, что благодаря Т-34 Советский Союз одержал победу над гитлеровской Германией, и «коммунисты поработили Польшу»![1078]. Так во имя исполнения социального заказа власти они исповедуют принцип Готфрида Лейбница: «Если бы геометрия так же противоречила нашим страстям и интересам, как нравственность, то мы бы так же спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам».

Рейхсминистр вооружений А. фон Шпеер писал: «Когда появился русский танк Т-34, Гитлер восторжествовал: он увидел в нем подтверждение правоты своего давнего требования снабжать танки более длинными орудийными стволами. Еще до моего назначения министром я как-то в саду рейхсканцелярии стал свидетелем горьких сетований Гитлера после осмотра им танка на упрямство офицеров Управления Генерального штаба вермахта по вооружениям. Они неправильно поняли смысл его требований оснастить средний танк длинноствольной пушкой, которая обеспечивала высокую начальную скорость снаряда. У них были свои контраргументы - длинный ствол на непредназначенном для этого танке поведет к перегрузке его передней части, столь радикальное новшество чревато опасностью того, что вся конструкция потеряет устойчивость. Этот эпизод Гитлер постоянно вспоминал, когда его идеи наталкивались на сопротивление: "Я тогда был прав, а мне не хотели верить. И сейчас я также оказался прав!" Тогда как армия хотела получить танк, сопоставимый с Т-34, Гитлер настаивал на оснащении танков тяжелой пушкой большой пробивной мощности и более толстой броней. И в этом вопросе он был подкован: держал в голове цифры, помнил результаты испытаний и начальную скорость снаряда. …В 1942 году Гитлер еще старался не обрывать подобные дискуссии окриком. Тогда он еще спокойно выслушивал возражения и так же спокойно приводил свои аргументы. Хотя, конечно, его аргументы имели особый вес. …Поскольку “Тигр” в первоначальном своем варианте был рассчитан на 50 тонн, а затем под давлением фюрера дошел до 57 тонн, то мы решили освоить 30-тонный танк нового типа, который, как говорило уже его название “Пантера”, должен был отличаться большими скоростью и маневренностью. Это достигалось его относительно небольшой массой и мощностью двигателя в отличие от “тигра”. Однако в течение года на него под давлением Гитлера было навешано столько брони и установлено орудие большого калибра, что, в конце концов, он с массой 48 тонн вышел на проектный вес “тигра”. Чтобы компенсировать превращение стремительной “пантеры” в тихоходный и неповоротливый “тигр”, мы начали проектировать серию малых, легких и поэтому более скоростных танков[1079]. А фирма “Порше” разработала документацию для сверхтяжелого танка весом в 100 тонн, который уже по одной этой причине мог бы производиться только штучно. Для введения разведки союзников в заблуждение мы назвали это чудовище “Маус”. Фердинанд Порше, впрочем, сам заразился увлечением Гитлера колоссальными видами вооружения и время от времени подбрасывал ему информацию о параллельных программах у противников. …Было большой ошибкой, что Гитлер взял на себя не только верховное командование вооруженными силами, а в их составе в качестве "хобби" возглавил разработку бронетанкового вооружения»[1080]. Выступая с Отчетным докладом XVIII съезду ВКП (б), И.В. Сталин справедливо отмечал, что «бешеная гонка авиационных вооружений капиталистических стран продолжается уже ряд лет и, несомненно, представляет один из самых характерных и определяющих моментов неизбежного всеобщего военного столкновения… Авиационное строительство форсировано продолжается всеми капиталистическими странами. Авиация – этот молодой род войск – рассматривается всеми капиталистическими армиями как панацея от всех военных затруднений. На авиацию империалистами поставлена ставка, через нее буржуазно-империалистические и фашистские правящие круги надеются добиться в будущей войне победы»[1081]. Нарком авиационной промышленности М.М. Каганович был отстранен от занимаемой должности. Главой наркомата стал опытный инженер А.И. Шахурин, а его заместителем по опытному самолетостроению – молодой талантливый авиационный конструктор А.С. Яковлев, которому И.В. Сталин первое время всецело доверял, а любое его суждение считал единственно верным.

Это заявление Сталина положило начало коренной модернизации авиационного парка ВВС. По представлению правительства в 1940 году советским конструкторам самолетов и двигателей были присвоены звания Героя Социалистического труда и научные степени докторов технических наук. Серийное производство всех военных самолетов «устаревших» конструкций прекращалось, и заводы приступали к выпуску новых истребителей и бомбардировщиков. «Уставной догматик» генерал-лейтенант Я.В. Смушкевич в июне 1940 года был переведен на должность заместителя начальника Генерального штаба по вопросам применения авиации[1082]. Начальником Главного управления ВВС РККА стал Герой Советского Союза генерал-лейтенант П.В. Рычагов. Фактически И.В. Сталин сам стал самостоятельно руководить самолетостроением.

Заместитель военного атташе Германии в СССР подполковник Г. Ашенбреннер в апреле 1941 организовал поездку по советским авиационным завода инженеров Люфтваффе. Они посетили в Москве ЦАГИ, завод, производивший истребители, завод в Филях, моторные заводы в Рыбинске и Перми. «Итоги были подведены в сводном отчете:

1) Заводы практически полностью независимы от внешних поставщиков.

2) Работа прекрасно организована, все продумано до мелочей.

3) Оборудование современное, в хорошем состоянии.

Дата добавления: 2015-08-05