Глава 9 11 страница

Узнав о немецко-фашистском нападении, И.В. Сталин утром 22 июня созвал совещание высших военных, партийных и государственных деятелей. К нему в кабинет прибыли С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, В.М. Молотов, Л.П. Берия и Л.З. Мехлис. Тогда была создана Ставка Главного командования в составе наркома обороны маршала С.К. Тимошенко (председатель), начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова, И.В. Сталина, В.М. Молотова, маршалов К.Е. Ворошилова, С.М. Буденного и наркома Военно-Морского Флота вице-адмирала Н.Г. Кузнецова.

К 7 часам 15 минутам была выработана Директива № 2, в которой от имени наркома обороны приказывалось:

«Командующим ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, КБФ, ЧФ и СФ:

1) Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения границу не переходить.

2) Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиации наносить на глубину германской территории до 100-150 км. Разбомбить Кёнигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать»[1225].

Инициатива оставалась в руках командующих военными округами, преобразованными в соответствующие фронты. Другое дело, как они ею воспользовались…

В полдень 22 июня 1941 года граждане СССР замерли у репродукторов, слушая Заявление Советского правительства. Бесстрастным холодным голосом В.М. Молотов объявил, что «внезапное нападение Германии на Советский Союз является беспримерным в истории цивилизованных народов фактом вероломства». Слова о «вероломстве и внезапности» в устах наркома иностранных дел звучали неискренне: военные действия «третьего рейха» против Польши, Нидерландов, Бельгии, Норвегии, Франции, Югославии и Греции всегда начинались авиационными бомбардировками военных объектов и мирных городов, а не обменом дипломатическими нотами. Да и мало кто из трезво мыслящих военных считал прочным Договор о ненападении с Германией, наблюдая концентрацию войск вдоль западной границы и постоянные немецко-фашистские провокации.

Результаты внезапной массированной бомбардировки советских военных аэродромов и воздушных боевых столкновений с самолетами Люфтваффе оказались вопреки ожиданиям Генерального штаба вермахта не такими сокрушительными, как ожидалось. За период с 22 июня по 9 июля было выведено из строя 1938 советских самолетов, в основном в Западном Особом военном округе. «В свою очередь, и потери немецкой авиации, - пишет подполковник авиации О. Греффрат,- не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любом другом из последующих промежутков времени. За период с 22 июня по 5 июля 1941 года немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 июля по 19 июля – 477»[1226]. Он подтверждает, что Люфтваффе к этому моменту потеряли 1284 самолетов. Документы Штаба имперской авиации свидетельствуют о том, что на аэродромах в Польше и Восточной Пруссии за это время было уничтожено 146 немецких истребителей и бомбардировщиков 1-ой категории в результате ответных атак русских самолетов на аэродромы противника. Генерал-фельдмаршал А. фон Кессельринг вспоминал: «Начиная со второго дня войны, я был свидетелем битвы с тяжелыми бомбардировщиками, действовавшими из глубины территории России. То, что русские позволяли нам беспрепятственно атаковать эти тихоходные самолеты, передвигавшиеся в тактически совершенно невозможных построениях, казалось мне преступлением. Они, как ни в чем не бывало, шли волна за волной с равными интервалами, становясь легкой добычей для наших истребителей. Это было самое настоящее “избиение младенцев”. Так была подорвана база для наращивания русской бомбардировочной армады. В самом деле, после этого в ходе всей данной кампании русские бомбардировщики больше не появлялись»[1227]. Заслуженному авиатору не пристало лгать. Ему-то было хорошо известно, что советская авиация после падения Минска, когда все высшие партийные и советские руководители во главе с И.В. Сталиным поняли, что предстоит длительная и кровопролитная война, изменила тактику применения бомбардировщиков. Дневные вылеты в составе целого полка себя не оправдали, и от них ГКО и командование ВВС отказалось. «Упрямство русских пилотов вошло в поговорку. Они не уклонялись от огня зенитной артиллерии и не делали никаких защитных маневров, когда на них пикировали немецкие истребители. Их потери были огромными. Часто не удавалось уцелеть ни одному самолету из группы, участвовавшей в налете. Но они прилетали все снова и снова. Следует ли этим восхищаться как презрением к смерти или качать головой из-за бессмысленности их жертвы? Это поведение — один из наибольших секретов русской души»[1228]. Вероятно, Геринг и Кессельринг с опозданием вспомнили классическую оценку русских авиаторов их противниками в годы первой мировой войны; «Было бы смешно говорить с неуважением о русских лётчиках. Русские лётчики более опасные враги, чем французы. Русские лётчики хладнокровны. В атаках русских, быть может, отсутствует планомерность так же, как и у французов, но в воздухе русские лётчики непоколебимы и могут переносить большие потери без всякой паники. Русский лётчик есть и остаётся страшным противником»[1229].

Одним из неожиданных «открытий» для асов Люфтваффе стали массовые тараны советских летчиков. В последнее время к ним сформировалось снисходительное отношение. Личный героизм пилотов сомнению не подвергается, но исподволь слышится: они шли на таран, потому что не умели воевать, даже – стрелять! Дважды Герой Советского Союза А.В. Ворожейкин объяснял мне, что этот способ уничтожения самолета противника нельзя оценивать земными мерками, особенно по аналогии с автомобилями. «Нужно за минуту рассчитать оптимальную скорость, определить высоту и угол вертикального перемещения самолета, чтобы не попасть под огонь стрелков, и все время регулировать обороты двигателя, чтобы в последний момент не свалится на крыло». Кроме того, следует построить маневр так, чтобы обломки киля при разрушении не снесли – «как бритвой» - твою собственную голову вместе с кабиной. Летчик должен точно управлять не только рулями, но и закрылками, посадочными щитками и триммером. Еще более трудным является опрокидывание неприятельского бомбардировщика в штопор ударом крыла своего истребителя под плоскость, Тут еще нужно в уме соотнести массу самолетов, определить момент снижения оборотов левого двигателя бомбардировщика для уклонения от твоего истребителя и сильным касанием консоли превратить его пологий вираж в беспорядочное падение. Летчик производит все эти сложнейшие вычисление в доли секунды, а для этого необходимы как теоретические знания, так и полное владение самолетом. Представляется, что о сложности ночного тарана распространяться вообще излишне.

По оценкам американских специалистов, большинство японских камикадзе попросту не смогли попасть в авианосец или линкор из-за отсутствия необходимых летных навыков. Вот и ответ на риторический вопрос, что означает таран как критерий оценки подготовки советских летчиков.

Во избежание упреков в квасном патриотизме, посмотрим краткую хронику событий первого дня войны.

Прибалтийский Особый военный округ:

5.35. Командир звена 728-го ИАП младший лейтенант Н.П. Игнатьев на истребителе И-153 таранил над городом Шяуляй бомбардировщик Юнкерс Ju-88.

7.30. Командир эскадрильи 16-го СБАП капитан А.С. Протасов на бомбардировщике СБ-2 таранил над городом Чюрлене бомбардировщик Юнкерс Ju-88.

Западный Особый военный округ:

4.25. Командир звена 46-го ИАП старший лейтенант И.И. Иванов на истребителе И-16 таранил над городом Жолква бомбардировщик Юнкерс Ju-88.

5.15. Старший летчик 123-го ИАП лейтенант П.С. Рябцев на истребителе И-16 таранил над городом Брест истребитель Мессершмитт Bf-109.

5.20. Командир звена 126-го ИАП старший лейтенант А.Н. Панфилов на истребителе И-153 таранил над городом Сувалки тяжелый истребитель Мессершмитт Bf-110.

6.50. Старший политрук 127-го ИАП капитан А.С. Данилов на истребителе И-153 над городом Гродно таранил тяжелый истребитель Мессершмитт Bf-110.

12.20. Командир эскадрильи 161-го ИАП старший лейтенант Г.П. Кузьмин на истребителе И-153 над городом Белосток таранил бомбардировщик Юнкерс Ju-88.

Киевский Особый военный округ:

4.15. Командир звена 124-го ИАП младший лейтенант Д.В. Кокорев на истребителе МиГ-3 таранил над городом Замбрув бомбардировщик Дорнье Do-215.

5.15. Летчик 12-го ИАП младший лейтенант Л.Г. Бутелин на истребителе И-16 таранил над городом Станислав бомбардировщик Юнкерс Ju-88.

5.30. Командир эскадрильи 33-го ИАП лейтенант И.К. Гудимов на истребителе И-153 таранил над городом Стрый бомбардировщик Хейнкель Не-111.

Одесский военный округ:

6.35. Командир звена 67-го ИАП старший лейтенант А.И. Мокляк на истребителе МиГ-1 таранил над городом Фокшаны румынский бомбардировщик ПЗЛ Р.37 «Лось».

Этими именами отнюдь не исчерпывается список героев-летчиков[1230].

«23.06.41. У нашего народа слегка подавленное настроение, - писал в своем дневнике Геббельс. - Народ хочет мира, а каждый вновь открытый театр войны готовит ему новые заботы и тяготы. Испанская пресса весьма рьяно поддерживает нас. Точно так же, как и шведская. В Европе распространяется нечто вроде атмосферы крестового похода. Мы сможем хорошо использовать это, но, не слишком напирая на лозунг “За христианство”. Это было бы все-таки слишком лицемерно»[1231]. Ряса средневекового католического первосвященника была явно не по росту воинствующему атеисту Гитлеру, да и под знамена паладинов «Великой Германии» не спешили встать новые борцы за веру в идеалы национал-социализма. Болгария, Финляндия и Венгрия заняли выжидательную позицию, а Турция отказалась объявлять мобилизацию. Император Страны Восходящего солнца Хирохито одобрил своим высочайшим указом советско-японский Договор о нейтралитете, подписанный 13 апреля 1941 года в Москве. Чрезвычайный и полномочный посол Германии в Токио генерал-лейтенант О. фон Отт информировал рейхсминистра Риббентропа о том, что «воспоминания о номонганских событиях (поражении на Халхин-Голе – А.Г.), которые до сих пор живы в памяти японской Квантунской армии, способствовали тому, и что Императорская ставка недавно приняла решение отложить на время военные действия против Советского Союза». В Генеральном штабе Японии считали, что войска Дальневосточного фронта насчитывали более 800 тысяч человек. В действительности, там находилось 63 кадровых стрелковых дивизий РККА, более 20 тысяч орудий и минометов, 4788 танков и бронеавтомобилей и 5 тысяч самолетов[1232].

Серьезным просчетом Сталина стала неверная оценка сроков нападения Германии на Советский Союз – он считал, что до капитуляции Великобритании Гитлер никогда не решится вести войну на два фронта, учитывая относительную слабость немецкого и итальянского военно-морского флота по сравнению с английским. СССР оказывался в одиночестве против хорошо организованной вооруженной немецко-фашистской коалиции, объединенных под общим командованием опытных высших офицеров вермахта. Сказалось и их умение массированно применять бронетанковую и авиационную технику союзников, в том числе и трофейную, умело организовывать ее быстрый ремонт в полевых условиях и обучать личный состав из призванных резервистов.

Герой Советского Союза М.М. Громов справедливо писал, что «Сталин совершил громадную и основную ошибку, уверовав в благородство Гитлера. Несмотря на заключённый с Германией договор о ненападении все данные говорили о полной готовности немцев к военным действиям с нами. В ночь на 22 июня вся связь между нашими частями была нарушена агентами фашистов, прифронтовая авиация в большинстве своём была уничтожена на земле при первом же внезапном фашистском налёте. Война застала нашу авиацию в период лишь начала перевооружения, и бомбардировочная авиация, состоявшая, в основном, из СБ, не могла противостоять “мессершмиттам”, а наши лучшие кадры лётчиков понесли большие потери. После этой своей непростительной ошибки Сталин был отличным Верховным Главнокомандующим. Он всегда был в курсе всех событий на фронтах и в тылу, вплоть до мельчайших подробностей. Каждый день он разговаривал не только с командующими фронтами, но и с некоторыми командующими армиями различных родов войск. Он знал досконально, какие технические и продовольственные заказы сделаны и когда поступят на фронт; знал всё вооружение и как оно оправдывает себя в бою. Всё это – его знание, умение и энергию – знали и могут подтвердить командующие фронтами и армиями»[1233].

Отказ от дипломатического признания факта «советизации» Эстонии, Латвии, Литвы и Молдавии американским Конгрессом и правительством Великобритании не придавал И.В. Сталину никакой уверенности в возможности военно-политического союза СССР, Великобритании и США против Германии в случае войны. К счастью, он ошибся: Советский Союз не остался в одиночестве. Утром 22 июня 1941 года премьер-министр Соединенного Королевства У. Чёрчилль, выступая с радиообращением к английскому народу, заявил: «Никто за последние двадцать пять лет не был более ярым противником коммунизма, чем я. Я не беру обратно ни одного слова, которое я когда-либо сказал о нем. Но сегодня это уже не играет никакой роли. …Если Гитлер считает, что нападение на Советскую Россию может вызвать хотя бы малейшее изменение больших целей и уменьшение усилий, которые мы прилагаем, чтобы его уничтожить, то он глубоко заблуждается. …Опасность, угрожающая России – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам…. России и русскому народу она окажет всю помощь, какую сможет»[1234]. Выступая в Палате общин в 1942 году, Чёрчилль прямо скажет: «России очень повезло, что когда она агонизировала, во главе ее оказался такой жесткий военный вождь - Сталин. Это выдающаяся личность, подходящая для суровых времен. Человек неисчерпаемо смелый, властный, прямой в действиях и даже грубый в своих высказываниях... Однако он сохранял чувство юмора, что весьма важно для всех людей и народов, и особенно для больших людей и великих народов»[1235].

Руководитель «Свободной Франции» генерал Ш. де Голль вспоминает, что «с Москвой нам удалось завязать союзнические отношения сразу. Надо сказать, что это было в значительной степени облегчено вследствие гитлеровского нападения, поставившего Россию перед лицом смертельной опасности. С другой стороны, Советы убедились в бессмысленности политики, в силу которой они в 1917 и в 1939 годах заключили договоры с Германией, повернувшись спиной к Франции и Англии. Кремлевские руководители, которых гитлеровская агрессия повергла в крайнюю растерянность, немедленно и бесповоротно изменили свою позицию. И если еще в тот самый момент, когда немецкие танки пересекали русскую границу, радио Москвы продолжало клеймить “английских империалистов” и “их деголлевских наемников”, то буквально часом позже московские радиостанции уже возносили хвалу Чёрчиллю и де Голлю... Уже 24 июня я телеграфировал нашему представительству в Лондоне следующие инструкции: “Не вдаваясь в настоящее время в дискуссии по поводу пороков и даже преступлений советского режима, мы должны, как и Чёрчилль, заявить, что, поскольку русские ведут войну против немцев, мы безоговорочно вместе с ними. Не русские подавляют Францию, не они оккупируют Париж, Реймс, Бордо и Страсбург... Немецкие самолеты и танки, немецкие солдаты, которых уничтожают и будут уничтожать русские, впредь не смогут помешать освобождению Франции”… Известия, приходившие из различных источников, создавали впечатление, что русские армии, понесшие урон в первых сражениях с наступавшими немцами, постепенно вновь обретали свою силу, что весь народ целиком поднимался на борьбу и что в эти дни национальной угрозы Сталин, который сам возвел себя в ранг маршала и никогда больше не расставался с военной формой, старался выступать уже не столько как полномочный представитель режима, сколько как вождь извечной Руси»[1236].

Наиболее сложное положение сложилось на Западном фронте. «Против войск Павлова, - пишет американский историк А. Кларк, - оказались сосредоточены 80% немецких танков Гёпнера, Гота, Гудериана. На севере наступали три танковые и две пехотные дивизии вермахта, или 600 танков на фронте в 35 км. Им противостояла одна слабая 125-я стрелковая дивизия. В группе армий “Центр” действовали две танковые группы, состоящие из семи дивизий численностью 1500 танков. Против них оборонялась 128-я стрелковая дивизия, разрозненные полки четырех других дивизий и 22-я танковая дивизия, находившаяся в процессе комплектованная. Южнее наступали шесть пехотных и моторизованных дивизий при поддержке 600 танков». А. Кларк приводит выдержку из письма одного из свидетелей танкового прорыва «линии Молотова» о том, что «русская оборона могла сравниться с рядом стеклянных теплиц»[1237]. На Западном фронте к утру 24 июля в окружении оказались 3-я, 4-я, 10-я армии и три неполные дивизии находившей в стадии формирования 13-й армии, или 10 стрелковых дивизий. Сборный отряд из остатков потрепанных в оборонительных боях стрелковых и танковых батальонов вывел из окружения заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант И.В. Болдин. Он оказался в начале немецко-фашистской агрессии в штабе 4-й армии в Бресте, чтобы выяснить причину невыполнения ее командующим генерал-майором А.A. Коробковым предписаний мобилизационного плана – на новые позиции по его халатности не были заблаговременно выведены все три стрелковых дивизии. Они частью погибли под немецкими бомбами в Бресте, частью были расстреляны немецкой дальнобойной артиллерией прямо в городских казармах, и только небольшие группы красноармейцев укрылись в Брестской крепости. Армия Коробкова как организованная войсковая единица фактически перестала существовать в первый же день войны.

Штаб 13-го механизированного корпуса, которым командовал генерал-майор танковых войск П.Н. Ахлюстин, ночью 22 июня 1941 года перешел на полевой командный пункт в лесу в 15 км юго-западнее Бельска, хотя должен был это сделать за три дня до этого срока. В 31-й танковой дивизии было несколько двухбашенных учебных танков Т-26, поскольку остальные остались в стационарных парках на месте прежней дислокации. Фактически дивизия вступила в бой как стрелковая часть. Связи с корпусом дивизия не имела и наступала с открытыми флангами, из-за чего сразу попала в окружение. К этому времени в ней оставалось всего 2 бронемашины с 45-мм орудиями, 3 легковые и 20 грузовых машин. В это время полноценный 50-й танковый полк 25-й дивизии стоял практически без дела. Только 3-й танковый батальон был послан на выручку своей пехоте. Танки попали в болото, многие застряли и были подбиты артиллерийским огнем. 13-й механизированный корпус, потерявший в тяжелых боях все свои танки, с небольшим количеством бронемашин двое суток вел сдерживающие бои. Разобщенные подразделения корпуса оказались в окружении. Когда 31-я танковая дивизия вела бой у местечка Лапы, а 208-я моторизованная небольшими очагами сопротивления сражалась на рубеже рек Нурец и Нарев, штаб 25-й дивизии начал отход на Волковыск.

Деблокирующий удар 11-го механизированного корпуса не привел к ожидаемым результатам: 240 советских танков прямо на марше были методично уничтожены немецкими бомбардировщиками, так как не имели авиационного прикрытия. Командир корпуса генерал-майор танковых войск Д.К. Мостовенко подчинялся командованию 3-й армии Западного Особого военного округа. В его составе находились 29-я танковая дивизия, 33-я танковая дивизия, 204-я моторизованная дивизия и 16-й мотоциклетный полк. Этот корпус находился в стадии формирования. Всего в корпусе было 305 танков, в том числе 242 легких танка БТ-7, БТ-5, Т-26 и 19 легких огнеметных ОТ-26. Из новых танков в наличии было 10 тяжелых танков KB и 34 средних Т-34. Корпус как боевая единица по существу представлял собой танковую бригаду, вооруженную главным образом легкими танками. К началу войны управление корпуса и 204-я мотострелковая дивизия дислоцировались в Волковыске, 29-я танковая дивизия - в Гродно, а 33-я танковая дивизия - в районе Сокулка.

Подошедшие к Гродно потрепанные авиационными ударами танковые дивизии 11-го механизированного корпуса вынуждены были перейти к активной обороне. Когда 29-я танковая дивизия сосредоточилась западнее Гродно, командующий 3-й армией генерал-майор В.И. Кузнецов отдал безграмотный с точки зрения тактики приказ: «Противник с целью спровоцировать конфликт и втянуть Советский Союз в войну перебросил на отдельных участках государственной границы крупные диверсионно-подрывные команды и подверг бомбардировке наши некоторые города. Приказываю: 29-й танковой дивизии во взаимодействии с 4-м стрелковым корпусом ударом в направлении Сопоцкин - Калеты уничтожить противника. Границу не переходить. Об исполнении донести». Одновременно 33-я танковая дивизия должна была контратаковать немецко-фашистские войска под Августовом, то есть наступать с необеспеченными флангами без мотострелков по расходящимся направлениям.

Поначалу советские танковые дивизии успешно контратаковали наступающего противника западнее Гродно. Здесь днем 22 июня и развернулось первое крупное танковое встречное сражение. Первой в 11.00 нанесла удар 29-я танковая дивизия под командованием полковника Н.П. Студнева. Встретив обошедших 56-ю стрелковую дивизию 40 вражеских танков Pz.Kpwf.III и бронетранспортеры с полком пехоты, продвигавшихся в направлении Сопоцкин, Гродно, дивизия атаковала их с ходу на рубеже Лойки – Голынка - Липск. Противник потерял 34 бронетранспортера, 21 танк и до двух батальонов пехоты. Советские части продвинулись вперед на 7-9 км и остановили вражеское наступление на этом направлении, выйдя на рубеж Лобны - Огородники. Глубже продвинуться на территорию Польши корпус был не в состоянии из-за недостатка боеприпасов и горючего.

В составе Западного Особого военного округа находился 6-й механизированный корпус, которым командовал генерал-лейтенант танковых войск М.Г. Хацкилевич. В оперативном отношении он подчинялся штабу 10-й армии. В его состав входили 4-я танковая дивизия, 7-я танковая дивизия, 29-я мотострелковая дивизия имени Финляндского пролетариата и 4-й мотоциклетный полк. Корпус пополнялся новейшими типами танков в первую очередь. К 1 июня 1941 года ему было отгружено с заводов 114 танков Т-34 из общего количества 138 изготовленных отечественной промышленностью боевых машин этого типа. Штатное количество новых танков в корпусе составляло 352 танка, но в действительности, учитывая его особые задачи в Плане прикрытия границы округа, в нем было 452 танка КВ и Т-34. Эта заботливость Военного Совета округа привела к тому, что он имел в строю 1131 боевую машину, и по уровню укомплектованностью техникой являлся лучшим механизированным корпусом РККА.

По планам командования ЗапОВО 6-й механизированный корпус в случае советско-германской войны, при успешном отражении первого удара противника включался в ударную группировку 13-й армии вместе с 13-м механизированным корпусом, чтобы нанести удар в направлении Косов – Воломин, выйти на реку Висла и обеспечить с севера удар 4-й армии. При втором оборонительном варианте действий, когда противник развернет мощное наступление до завершения военных приготовлений Красной Армии, 6-й механизированный корпус поступал в распоряжение командующего Западным фронтом, чтобы в районе Белостока предотвратить возможный прорыв немецко-фашистских войск в тыл фронта.

В случае прорыва крупных моторизованных сил противника на Белосток, 6-й механизированный корпус во взаимодействии с другими соединениями армии под прикрытием 7-й противотанковой бригады сосредотачивался в районе Страбля – Райск - Рыболы и атаковал противника в общем направлении на Высоке-Мазовецк, Замбрув или Соколы. Авиационное прикрытие корпуса возлагалось на 9-ю, 43-ю смешанные авиационные дивизии и 12 бомбардировочную авиационную дивизию ВВС фронта. В случае прорыва противника с фронта Соколув, Седлец на Белосток, 6-й корпус с 9-й и 12-й авиационными дивизиями из района Белостока наносил удар в направлении на Браньск, Цехановец. При этом здесь же действовал 13-й механизированный корпус, который по замыслу командования фланговым ударом отрезал пути отхода противника, опрокидывая его части под удар 6-го механизированного корпуса. Оценка этого документа Генерального штаба позволяет сделать вывод, что направление главного удара противника на Белосток считалась советским командованием наиболее вероятным. По этой причине корпус в начале войны оказался на периферии развернувшихся главных событий начального периода войны. Герои Советского Союза генералы армии Д.Г. Павлов и Г.К. Жуков, тем самым, учли опыт штабной игры в феврале 1941 года.

Немецкая разведка разгадала замысел Генерального штаба РККА. Советский 6-й механизированный корпус находился в гарнизонах в 90-100 км от линии соприкосновения с противником. Потеряв связь со штабом фронта, командир корпуса начал сосредоточение подразделений по довоенному плану прикрытия границы в Сокулках южнее Гродно, куда отступил и 36-й кавалерийский корпус. Их одновременно атаковали все боеспособные дивизии 3-й и 4-й танковых групп вермахта, боевые машины которых имели тройной боекомплект и запас бензина, рассчитанного на 700 км наступления. Превосходство в танках у противника было в соотношении 3:1. К исходу 26 июня у советских танкистов закончилось горючее и боеприпасы, а конники лишились всех лошадей. Командир 6-го корпуса генерал-лейтенант М.Г. Халкилевич погиб в бою. Уцелевшие танки даже нечем было уничтожить – их бросили без горючего, а командиры и красноармейцы стали лесами выходить к реке Березина.

28 июня Минск был оставлен войсками Красной армии.

По постановлению Государственного Комитета Обороны были арестованы и преданы суду военного трибунала за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти командующий Западным фронтом генерал армии Герой Советского Союза Д.Г. Павлов, начальник штаба фронта генерал-майор В.Е. Климовских, командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков и начальник связи генерал-майор А.Т. Григорьев. Они были приговорены к высшей мере наказания. Начальник артиллерии округа генерал-лейтенант Н.А. Клич оказался под следствием и позже был расстрелян[1238]. Представитель ГКО на Западном фронте маршал Г.И. Кулик за проявленную безынициативность был понижен в воинском звании до генерал-майора и освобожден от всех занимаемых должностей.

Для ликвидации создавшейся угрозы Ставка Главного Командования решила ускорить выдвижение на рубеж Днепра и верхнего течения Западной Двины войск второго стратегического эшелона с целью организации стратегической обороны на всем советско-германском фронте. Перед войсками первого стратегического эшелона и выдвигаемыми к фронту армиями второго стратегического эшелона была поставлена задача: подготовить на направлениях главных ударов противника систему эшелонированных оборонительных полос и рубежей, опираясь на которые упорным и активным противодействием подорвать наступательную мощь врага и остановить его.

Определив, что противник сосредотачивает 2-ю и 3-ю танковые группы, которые объединились в 4-ю танковую армию генерал-фельдмаршала Г. фон Клюге, на Смоленско-Московском направлении, Ставка приняла решение направить туда основную часть резервов. В соответствии с этим в тылу Западного фронта развертывались 19-я, 20-я, 21-я и 22-я армии. Им предписывалось к исходу 28 июня занять и прочно оборонять Полоцкий укрепленный район, и рубеж Витебск – Орша - Лоев. 2 июля указанные армии влились в состав Западного фронта, в командование которым вступил Председатель Ставки Главного командования маршал С.К. Тимошенко.

Задачей 20-й армии было сдерживания ударной группировки группы армий «Центр» с последующим ее разгромом. Для этого планировалось проводить активные действия соединений и частей, располагавшихся в междуречье Березины, Западной Двины и Днепра, остановить наступление 2-й танковой группы противника на оршинском направлении и не допустить ее выход к Днепру. Затем мощным контрударом двух механизированных корпусов на Лепельском направлении во фланг 3-й танковой группе задержать ее продвижение на Витебском направлении. Складывалась типичная ситуация, когда корпуса были вынуждены наступать по расходящимся направлениям.

Контрудар 5-го и 7-го механизированных корпусов в полосе 20-й армии Западного фронта на Лепельском направлении проводился с 6 по 10 июля 1941 года. Противник сопротивления практически не оказывал, но на следующий день наступающие войска в глубине наступления встретили хорошо организованное сопротивление танковых и моторизованных дивизий противника.

Соединения 7-го механизированного корпуса (командир генерал-майор танковых войск В.И. Виноградов), дислоцировавшегося до начала войны в Московском военном округе, совершили марш «комбинированным способом» - танки и тяжелая техника по железной дороге, а автотранспорт своим ходом, - и к 30 июня закончили сосредоточение восточнее Витебска. Там они начали активную подготовку непосредственно к боевым действиям в полосе обороны 20-й армии. Материальная часть корпуса располагала 765 легкими и малыми танками. К месту разгрузки успели доставить дополнительно 34 тяжелых KB-1 и 29 средних танков Т-34, не освоенные экипажами. Их применяли в обороне, вкапывая в землю в качестве неподвижных огневых точек.

В значительно более сложных условиях пришлось готовиться к контрудару 5-му механизированному корпусу, который прибыл из Забайкальского военного округа в КОВО в район Шепетовки. Соединения 16-й армии 25 мая 1941 года началась передислокации 16-й армии, с которыми были отправлены три дивизии 5-го механизированного корпуса (командир - генерал-майор танковых войск И.П. Алексеенко). Вместе с корпусом на запад двигалась 57-я отдельная танковая дивизия. При переброске были соблюдены все правила маскировки: танки были обшиты деревянными щитами, часовые замаскированы, экипажи ехали в закрытых теплушках. Он насчитывал 1070 легких, малых и плавающих танков. По дороге к ним по приказу Ставки добавили эшелон с 7 тяжелыми КВ-1 и 10 средними танками Т-34.

Дата добавления: 2015-08-05