Slove(a)n Slaven 5 страница

В действительности знаки на реальной вещи Святослава совершен­но другие, ничего общего не имеющие с буквами глаголицы, в чем легко убедиться, взглянув на обе стороны печати². Таким образом, прекрасный результат получился оттого, что эпиграфист читал не ре­альный текст, а нечто, придуманное им самим.

Чтение надписи на Таманском брактеате. Теперь речь пойдет о чтении смешанной надписи и уже не на основе глаголицы, а на основе кириллицы, или, точнее, на основе современного русского гражданского шрифта. Таманский брактеат XI-XII века принадле­жал Всеволоду Ольговичу и сохранился не полностью. В задачу эпиграфиста входило чтение его надписи, что Н.В. Энговатов и сделал, прочитав Г-ДИ, ПОМОЗИ РАБУ СВОЕМУ КИРИЛЛУ³. Легко видеть, что начало слова ПОМОЗИ, то есть ПО, на брактеа­те отсутствует, а расстояние между предыдущим словом РАБУ и буквами МОЗИ слишком мало для размещения этой приставки. Кроме того, слово ПОМОЗИ Энговатов читает в обратном порядке, против часовой стрелки. Так же он читает и следующее слово МЫ, которое у него почему-то становится МИ. Если читать дальше в том же направлении, можно прочитать ИГОДП, тогда как эпиграфист усматривает тут ГОСПОДИ, да еще в сокращении Г-ДИ. Наконец, от слова РАБУ имеются только две буквы АБ, но их следует прочи­тать в прямом порядке; почему направление чтения одного и того же текста меняется с обратного на прямое, неясно. Княжеский знак читается как КИРИЛЛУ, что опять же непонятно. Короче говоря, с таким чтением невозможно согласиться.

Надпись на обломке ребра барана. Н.В. Энговатов попытался прочитать на основе русского гражданского шрифта и надпись на ребре барана, найденную Д.Я. Самоквасовым при раскопках Чер­ниговских курганов⁴. Надпись мы поместили в горизонтальной плос­кости. У Н.В. Энговатова в результате получилось осмысленное чтение. Поскольку мы знаем только этот результат из статьи О. Чи-ликина¹, нам пришлось реконструировать чтение Энговатова. Оно гласит: А ЕМУ ЯТИ ТУУРА. ЯГЪРБУН. Это эпиграфист интер­претирует, как А ЕМУ ВЗЯТЬ ДВУХ ТУРОВ. Мы можем понять также и подпись как прозвище: Я — ГОРБУН. Здесь нас вполне устроил бы результат, если бы он соответствовал исходным дан­ным. Однако, мы видим, что если первую букву А действительно можно обнаружить в тексте надписи (хотя и тут правая мачта не написана, а возникла механически из-за вертикали, проходящей через всю надпись), то уже вместо ЕМУ хочется прочитать ЕПЮ, ЯТИ образована из лигатуры Я и Т, написанных кверху ногами и с зер­кальным Я, И напоминает зеркальное Ц, слово ТУУРА разбито на две части, где в первой буква Т лежит на боку, а У перевернута вверх ногами, Р представляет собой то ли И, то ли письменное П, у А нет перекладины, Я имеет петельку, но отсутствует низ, у Г за крышу принята горизонтальная разделительная линия, Р является самой последней буквой записи, но читается вслед за Ъ, зато знак, написанный раньше и, следовательно, имеющий право на более ран­нее прочтение, читается трижды — и как Б (с крышей и горизон­тальной разделительной линии), и как У (зеркально), и как Н (но не как Ъ, хотя после Н должен следовать Ъ). Таким образом, ре­зультат получен с очень большим количеством натяжек, что вызы­вает огромные сомнения. Сомнительно, чтобы какой-то Горбун рас­поряжался раздачей туров. Так что в целом данное чтение явно неудовлетворительно.

Чтения И.А. Фигуровского. В 1957 году за дешифровку «зага­дочных знаков» взялся доцент Елецкого педагогического института И.А. Фигуровский, не предполагая, что перед ним — славянская небуквенная письменность.

Чтение надписи на безымянном пряслице. Весьма сложные на­чертания на пряслице заимствованы из книги по истории культуры Древней Руси⁵. В основу своего чтения И.А. Фигуровский также положил глаголицу, очищенную от петель. В результате у него по­лучилось чтение ВОДАЙ МОЛВЕ⁶, где первый знак больше похож на Л, чем на V, второй знак напоминает глаголическую букву А (крест), но не О; Д глаголическое тоже здесь неузнаваемо и т.д. Короче говоря, нет ни одной буквы глаголицы, которая напомина­ла бы знаки данной надписи.

Чтение надписи на пряслице из Вышгорода. Прорись дана Б.А. Ры­баковым⁷. Эта надпись прочитана И.А. Фигуровским удивительным способом. Во-первых, он отдает себе отчет в том, что тут есть вкрап­ления кириллицы, и читает этот фрагмент как НАЙДЕТ и как ХТ(О). Затем, здесь есть глаголическое чтение, которым, вероятно, прочита­но слово ВО ДАСТ (правда, знак для С им не выявлен, так что реаль­но он читает ВОДАТ), слово СЛАВА и слово ДЧИ. Наконец, слово ВЬСЕ им прочитано как две верхних палочки буквы В, как вертикаль­ная палочка от Ь, как зеркальный знак для С и как положенная на перекладины буквы Е, то есть по-кирилловски, но с поворотом букв. Здесь мы не можем согласиться с В.А. Истриным, который полагает, что И.А. Фигуровский пользуется логографическими и слоговыми значениями знаков⁸, ибо в принципе все приведенные им значения букв (кроме С) находят подтверждение в соответствующих знаках надписи. Тем самым способ чтения у нас серьезных возражений не вызывает. Но зато мы никак не можем согласиться с полученным результатом. Окончательное чтение И.А. Фигуровского гласит: ВЬСЕ СЛАВА ДЧИ ВОДАСТ, ХТ(О) НАЙДЕТ. Нам неясно, что это озна­чает. Может быть, ВЬСЕСЛАВА — это женское имя? Но кто такая или что такое ДЧ? И что ей ВОДАСТ ВЬСЕСЛАВА. Или, возможно, ВЬСЕСЛАВА ВОДАСТ тому, ХТО НАЙДЕТ эту самую ДЧИ? Сло­вом, не текст, а сплошные загадки!

Чтение надписи на пряслице из Гродно. И.А. Фигуровский заим­ствует изображение надписи на этом пряслице у Л.В. Алексеева⁹ и дает его чтение таким образом⁶. Кирилловская часть надписи прочита­на им верно, это слово ИМЯ. Однако дальше идет кирилловская лигатура ГИ, которая почему-то понимается им как три глаголических буквы (хотя тут, на наш взгляд, нет абсолютно никакого сходства) МОЛ, далее единственный слоговой знак читается как В, и маленький штрих — как О. Получается текст ИМЯ МОЛВО. Если к чтению почти нельзя придраться, то окончательный результат сильно озадачи­вает: зачем на пряслице писать ИМЯ МОЛВО? Кто-то хочет вымол­вить имя? Но тогда должна быть иная запись ИМЯ МОЛВИТЪ. Слово МОЛВО вообще неизвестно в русском языке. Тем самым к загадке нечитаемых знаков надписи эпиграфист добавил непонятное слово.

Чтение надписи на пряслице из Старой Рязани. Эта надпись, взятая из археологической работы¹⁰, имеет удивительное чтение. В данном случае перед нами не «загадочные знаки», а самая обыч­ная кириллица, которая приняла, по мысли эпиграфиста, очень стран­ное содержание.

Эпиграфист читает тут неведомое русскому языку слово СВЬЧЖЕНЬ⁶, не давая никаких комментариев. Вообще-то, тут на­писано слово КНЯЖЕН, то есть КНЯЖИН (имеется в виду ПРЯС-ЛЕНЬ), как я и показываю на рисунке, только ЮС МАЛЫЙ и Е тут положены набок и поменялись местами (так процарапал автор надписи).

Разумеется, чтение СВЬЧЖЕНЬ можно отнести к числу наибо­лее забавных эпиграфических курьезов.

Самооценка И.А. Фигуровского. Интересно, как относится к ка­честву собственной работы сам дешифровщик. <<Еще раз вспомним, что употребление древнерусских букв никогда и никем не было рег­ламентировано. Понятно, что и расшифровщик может допустить ошибки и неточности. Но боязнь ошибок не должна останавливать нас в таком исключительно важном деле, как расшифровка надпи­сей, оставленных нашими далекими предками. В данный момент важно убедиться, что самобытное развитие Древней Руси действительно было, что реальный след древнерусской письменности остался, что древнерусские надписи поддаются расшифровке, что в основу рас­шифровки может быть положен один ключ, одна система знаков, -хотя и неизбежны варианты букв.Что же касается невольных оши­бок и неточностей при расшифровке, то они в дальнейшем несомненно будут исправлены»". Соглашаясь с тем, что древнерусская письмен­ность оставила свой след и что она имеет единый ключ, я все же не могу принять положение о том, чтобы не бояться ошибок. Ошибок бояться надо и необходимо стремиться к тому, чтобы их не делать. Иначе мы будем вместо слова КНЯЖИН ПРЯСЛЕНЬ читать нечто несусветное — СВЬЧЖЕНЬ.

И.А. Фигуровский как эпиграфист. Подводя итог чтениям И.А. Фигуровского в целом, следует напомнить, что он пытался прочитать по-славянски и рунические тексты, то есть обладал до­вольно широким грамматологическим кругозором. По сравнению с Н.В. Энговатовым он делает шаг вперед, далеко отойдя от кирил­ловского или буквального глаголического чтения. Его «протоглаго-лица» уже обладает всеми признаками особого начертания, не по­хожего на другие виды славянского письма. В рассмотренных нами чтениях он старается быть предельно точен, почти не пропускает и не переставляет знаки, и потому вместо прекрасных результатов Энговатова, полученных неизвестно откуда, получает странно звуча­щие, но подлинные продукты предложенного метода чтения. И все его ВРЕВОРУСЫ, ПЕЛЕГОЛЫ, ДЧИ и ВЬСЕСЛАВЫ как раз и свидетельствуют не о его небрежении или лености, но о выборе негодной гипотезы.

К сожалению, получив самый первый и весьма сырой материал, И.А. Фигуровский имел неосторожность выступить в 1962 году на Международном съезде славистов в Москве¹². Разумеется, реакция коллег была отрицательной. Позже В.А. Истрин объявил его чте­ние «образцом пренебрежения как закономерностями развития письма, так и особенностями славяно-русского языка»-¹³. Я пола­гаю, что тут сгущены краски. На самом деле, И.А. Фигуровский, произнеся верные слова о необходимости найти единый ключ к де­шифровке, так и не смог его обрести, не имея надлежащего эпигра­фического опыта. Так что пренебрегал он не от желания похулига­нить, а от незнания.

Подход М.Л. Серякова. Своеобразный подход развивает М.Л. Серяков. Он полагает, что славянская докирилловская пись­менность была близкой по графике к древнему индийскому письму брахми. Хотя с нашей точки зрения этот путь чтения представляет­ся бесперспективным, все же будет интересно взглянуть на получен­ные здесь результаты.

Чтение надписи Эль Недима. М.Л. Серяков прочитал ее первой, совершенно неожиданно для себя, ибо при обзоре дохристианской письменности не ставил задачу ее дешифровки. Читал он так¹⁴: ДАЙ УДАЧИ ТЕ, РАТНЫЙ БГ! Текст не вполне понятен, ибо он служил пропуском на территорию русских; такое приветствие было бы умест­но, если бы эта записка вручалась князю непосредственно, а не предъяв­лялась бы каждому постовому. Так что в правильности чтения сомне­ния возникают уже на этапе рассмотрения общего смысла. Есть претензии и с эпиграфической точки зрения. Так, первая лигатура читается только в нижней части (кстати, усмотрение в нем зеркально­го ДА довольно сомнительно), тогда как верхушка ее остается без внимания. Вообще говоря, подобный знак был выделен этим эпигра­фистом в его сводной таблице как К, а в письме брахми как КХА, но его чтение привело бы к непонятному слову К ДАЙ или КХА ДАЙ. Следующие три знака в тексте изображены похожими на жирные за­пятые с длинными хвостами, эпиграфист достаточно смело толкует их

как три точки, расположенные по треугольнику. Вообще говоря, па­лочка в брахми читается как Р, а кружочек, в том числе и с точкой внутри, — как ТХА. Если знак в виде уголка еще имеет какое-то сходство со знаком У, то признание следующего за ним знака за ДА достаточно сомнительно. Следующий знак отличается от ЧА квадрат­ным основанием; чтобы его читать ЧИ, он должен иметь форму о, а

не а. Знак ТЕ в какой-то степени похож (хотя в надписи Эль Недима он гораздо сильнее вытянут по горизонтали), РА соответствует пись­му брахми и выглядит в виде черточки, но Т должно было выглядеть на транслитерации кружочком, как в тексте надписи, а М.Л. Серяков его почему-то изображает квадратиком. Н действительно изображает­ся перевернутой буквой Т, однако именно Н; чтобы получить чтение

НЫ (НИ), следовало бы добавить в него палочку, Л, чего, однако, нет в тексте. Наконец, последний знак в брахми обозначает БХА, и его чтение как БГ или БОГ — вольность М.Л. Серякова. Тем самым, строгое следование письму брахми дало бы иную транслитерацию: КХАДА ТХАР ТХАР ТХАР УДАТХА ТЕТХАР НАБХА, что, разуме­ется, ничего похожего на славянское звучание не имеет. Если учесть, что графически каждый из рассмотренных знаков" письма брахми весь­ма сильно отличается от начертаний надписи, чтение следует признать совершенно негодным.

Чтение надписи на камне из села Пневище. Эта большая надпись привлекла особое внимание М.Л. Серякова, и он посвятил ее чтению несколько страниц. В результате получилось вот что¹⁵. Здесь верхняя строка представляет собой графемы надписи (мы ее подробно рас­сматривали выше), вторая строка — их транслитерацию знаками пись­ма брахми, третья — транслитерацию буквами современного граждан­ского русского письма, и нижняя — окончательную редакцию текста.

Эпиграфист полагает, что в данной надписи говорится: ВОТ КНЯ-ЖЕ РЕЧЬ ДА(Л): А ГРАДУ ПРАВИ(ТЬ)... НАРЯД. ОДАРИ ТЕ­ПЕРЬ РОД ЩЕКА, КОИ МОГ УЩИТИ(ТЬ) РОТУА. Этот резуль­тат редактируется еще раз, и теперь получается гладкая фраза: КОГДА Я УМРУ (?), ГРАДУ ХРАНИТЬ ПОРЯДОК. (БОЖЕ)(?), ОДА­РИ ТЕПЕРЬ РОД ЩЕКА, КОТОРЫЙ МОГ ЗАЩИТИТЬ СПРА­ВЕДЛИВОСТЬ. Итак, выходит, что когда-то вблизи деревни Пневи­ще было княжеское захоронение и на нем якобы была высечена последняя воля князя. Однако никакого ГРАДА, который должен был ХРАНИТЬ ПОРЯДОК, поблизости не было. Не найдено и княжеской могилы. А иметь распоряжение князя в чистом поле весьма странно. Кстати, КНЯ-ЖЕ — это форма звательного падежа от слова КНЯЗЬ, она употребля-

ется только при обращении, но не в повествовании. И на могилах обыч­но писали эпитафии, пожелания от живущих умершему, но не цитаты из их речей и не их распоряжения. Кстати, чаще всего на надгробиях упоминаются имена покойных. Так что надгробной данная надпись быть не может. Сомнения усиливаются при взгляде на полученный текст в первой редакции. Тут есть несогласования (РОД... КОИ вместо КО­ТОРЫЙ) и странные слова (РОТУА, УЩИТИ), которых быть не должно. Сопоставление этого текста с подстрочником показывает ог­ромное желание эпиграфиста сделать его славянским. На самом деле подстрочник гласит (с разбивкой на слова в соответствии с текстом первой редакции): ВТА КАНУЙЖЕ РАЕЧА ДА. ГХАРАДАУ ПИРА-ВИ (далее идет текст, который М.Л. Серяков счел возможным опус­тить: РАЕ-РАЕ-РОК) НАР АДА (изображение рыбы). ОДХАРАТХА-ПАРА РАДА ЩЕКА, КА МАГА УЩЕТХА РАДАА. Ничего славянского тут также нет. Нечего говорить и о том, что знаки письма брахми плохо совпадают с графикой надписи.

Чтение надписи на печати Святослава. Последней крупной сла­вянской надписью, прочитанной М.Л. Серяковым, явилась легенда на печати Святослава¹⁶. В окончательном виде этот текст у него читается так: ТО СВЯТОСЛАВ... РОТУ ДАН, ГРА(МО)ТУ ИНА-Х...У (?) ГАБИЧА. Честно говоря, из него ничего невозможно по­нять: зачем дан Святослав какому-то РОТУ, и что такое ГРАМОТУ

ИНАХУ, и кто такой ГАБИЧ. Эпиграфист поясняет: «Последнее сло­во может быть именем, а может иметь общее происхождение с древнерусским словом «габити» — «притеснять» и в данном кон­тексте обозначать, вероятнее всего, «оттиск»»'⁶. Но и с таким пояснением нам неясно, что означает ГРАМОТУ ИНАХУ ОТТИСК. Ясно лишь, что ОТТИСК что-то делает с ГРАМОТОЙ, но что имен­но, непонятно. Короче говоря, неудовлетворительность чтения вид­на уже на уровне окончательного результата. Обращение к под­строчнику дает совершенно неславянский текст: КАТХА САТЛАГА РАТА?? ДАНА ГАРАТХУ ИНАХ??У ГАБИЧА. И опять знаки письма брахми мало соответствуют графике текста. Особенно вели­ко несовпадение двух знаков, БИ и ЧА слова ГАБИЧА.

Чтение надписи на перстне из Киевского клада. Из малых над­писей М.Л. Серяков читает монограмму на перстне Киевского клада,

опубликованную Н. Кондаковым¹⁷, хотя знакомится с ней по работе Б.А. Рыбакова¹⁸, перевернув эту надпись слева направо, поскольку считает, что оттиск должен быть зеркальным по отношению к надписи на щитке. Читает он эту надпись двояко: либо как ЛЕТА ДАНА, либо как ЛУДАНА, «название загадочного восточнославянского племени у некоторых арабских авторов»¹⁹. Оба варианта кажутся странными: что означает ЛЕТА ДАНА? ДАН ЛЕТОМ? Кем дан? Обычно дату подарка на самом перстне не изображают. Еще менее понятно название одного из племен в арабском произношении на перстне состоятельного киевлянина. Словом, интерпретация весьма странная. Обращение к подстрочнику просто пугает: оказывается, написано ЛАТА УДААНАА. Из этого трудно извлечь и первое, и второе чтение. При сравнении знаков надписи со знаками письма брахми видно отсутствие в после­днем тех знаков, которые М.Л. Серяков поместил в качестве обозна­чений звуков У и А. И тут чтение неудовлетворительно.

Чтение надписи на Тверском пуле. Это описание эпиграфиста настолько живо и увлекательно, что мы цитируем его дословно: «Следует рассказать об одной удивительной находке, совершить которую я меньше всего ожидал. Еще в прошлом веке в Твери най­дена и отдана в местный музей редкая монета, датируемая при­мерно XIV веком и описанная А. К. Жизневским²⁰. С первого взгля­да мне в глаза бросился знакомый уже по надписям Эль Недима знак БХА, БОГ. Это было абсолютно невероятно: вновь встре­тить исконную русскую письменность на тверской монете времен татаромонголъского ига, а это доказывало, что она использовалась, хоть и очень редко, вплоть до XIV века. Фантастика! А я-то полагал, что эта письменность безвозвратно исчезает вскоре пос­ле принятия христианства. Однако эта и еще две находки, о ко­торых речь пойдет ниже, с очевидностью свидетельствовали об обратном. Чтобы лучше осознать значение этой монеты, следует вспомнить, что в Индии до сих пор не найдено ни одной монеты с надписью на брахми. Все это делает уникальной тверскую наход­ку»²¹. Этот эпиграфист дает окончательное чтение в таком виде: МОНЕ(ТА) БОГОСО(ХР)А- (Н)Я(ЕМО)ГО.... Удивительно, но ни на одной монете с кирилловской легендой такого типа надписей нет. Как правило, повторяется одна и та же надпись: ПУЛ ТВЕРС­КОЙ или ТФЕРСКИЙ. Очевидно, такова же надпись и на читае­мой монете, тем более, что на нижней строке явно различима зер­кальная кирилловская надпись ПУЛ. Так что чтение М.Л. Серякова и на этот раз неудовлетворительное. Заметим, что реально читается только МАНЕ БХА СО А Я ГО, а все остальное домыслено эпиграфистом. Правда, пожалуй, здесь редкий случай, когда графика письма брахми

совпадает с прямоугольными начертаниями на Тверском пуле. И на этот раз гипотеза М.Л. Серякова о надписи брахми на тверской моне­те не оправдалась.

Чтение надписей на монетах Владимира. К чтению надписей на монетах князя Владимира М.Л. Серяков обратился в 1997 году²². Неясность в начертаниях, проявляющаяся в написании некоторых букв в лежачем положении, затрудняет их чтение, так что при нали­чии некоторого воображения их можно принять за знаки неизвестной письменности. Однако этот исследователь попытался прочитать и де­шифровать их на основе письма брахми, причем, как мы видим, он читал и интерпретировал не повернутые буквы, а как раз те, кото­рые особых сомнений не вызывают. И при этом он читал их не подряд, а выборочно.

Для чтения М.Л. Серяков взял изображения на монетах, как пря­мые, так и зеркальные. Сначала мы поместили свое чтение, СЕРЕБ­РА, затем чтение М.Л. Серякова, КАЕСА, которое он трактует как КЕСА(РЬ), то есть ЦАРЬ. Чтение удивляет во многих отношениях. Прежде всего, до Ивана Грозного на Руси ни царей, ни кесарей не

было; политический руководитель государства назывался КНЯЗЬ. Поэтому читать такое объяснение надписи странно. Далее, неясно, почему из 7 букв слова читается только 3 знака и с какой стати следует переворачивать изображение слева направо. Очевидно, это сделано по двум соображениям: с одной стороны, показать неясность начертаний для русского глаза и, с другой стороны, лучше согласо­вать с написанием знаков брахми. Наконец, из слова КАЕСА еще совершенно не обязательно выводится слово КЕСА(РЬ), ибо возмож­ны и другие следствия, например слово КАЕ(М)СЯ. И вообще непо­нятно, почему эпиграфист рассмотрел только одно слово надписи из нескольких. На наш взгляд, чтение слова СЕРЕБРА как КЕСАРЬ совершенно неоправданно. Да и вообще чтение кирилловского текста, даже неясного, как слогового кажется уж слишком большой вольно­стью эпиграфиста.

Оценка вклада М.Л. Серякова. Хотя этот исследователь в не­сколько меньших масштабах демонстрирует практически все те на­правления, в которых работали и другие эпиграфисты, то есть чи­тает и германские руны (на брактеате из Упсалы), и хазарские руны (на кирпичах Цимлянского городища), но мы судим о нем как о дешифровщике славянских знаков по его чтению монограмм и сла­вянских «загадочных» надписей. К большому сожалению, моно­граммы типа «княжеских знаков» не содержали инициальных аб­бревиатур, а слова, которые он вычитывал на славянских памятниках, весьма сильно отличались от принятых традиций (например, вмес­то слова СЕРЕБРО он читал КЕСАРЬ, вместо ПУЛ ТВЕРСКИЙ -МОНЕТА БОГОСОХРАНЯЕМОГО. На русских монетах таких над­писей никогда не было. Столь же удивительны его чтения и других памятников. Так что серьезных открытий в деле дешифровки он не совершил.

Вместе с тем нельзя сказать, что эти чтения были целиком бес­плодны. М.Л. Серяков показал, что ряд систем письма все еще до­статочно близок к традиционной славянской, так что их примене­ние способно давать какие-то осмысленные результаты. Кроме того, этот исследователь также отбирал памятники славянского письма, отмечал их особенности, демонстрировал определенную технику применения к их чтению восточного силлабария типа брахми, ра­зыскивал определенные пласты неизвестных видов письменности, критиковал коллег-эпиграфистов, выстраивал определенную кон­цепцию развития славянской письменности, то есть занимался пол­ноценной грамматологической деятельностью. Это дает возможность сравнивать его подход с подходами других исследователей. И хотя у него был ключ (в виде письменности брахми), но, увы, не от славян-

ского замка, и открыть содержимое именно славянских текстов ему не удалось.

Но все-таки приведенные примеры показывают, что хотя эпиг­рафисты и прилагали значительные усилия и не сидели сложа руки, даже приблизительно они ни один славянский текст не прочитали. Они пытались действовать «в лоб», отталкиваться от каждой кон­кретной надписи, не имея ни малейшего представления о системе докирилловского письма. И на их неудачи можно посмотреть не только как на закономерный провал, но и как на подготовительный этап дешифровки. Ведь отрицательный результат — тоже резуль­тат. И в данном случае он продемонстрировал, что никакое буквен­ное чтение славянских «загадочных» знаков не в состоянии решить проблему.

А если никакие ухищрения эпиграфистов не дают приемлемого чтения, значит, перед нами находится какая-то иная система пись­ма, очень похожего на латинские, греческие, рунические и кирил­ловские буквенные знаки, но в корне от них отличная. Так что прежде чем браться за конкретные дешифровки, надо понять суть этой системы и, возможно, продемонстрировать некоторые новые методики чтения. Но это означало переход к новому этапу — к осмыслению «загадочных знаков» как некоторой особой системы славянской письменности. За решение такой проблемы уже вряд ли мог бы взяться сторонний энтузиаст — тут нужен был специалист. И такой специалист нашелся — ленинградский лингвист Николай Андреевич Константинов.

ДЛЯ ТОГО ЧТООЫ ПРИСТУПИТЬ К прООНЫМ Дешифровкам, нсиилидими

было понять, с какого типа письмом исследователи имеют дело. Не­удачные попытки дешифровать славянское докирилловское письмо на основе буквенного подхода привели к выводу, что данный тип письма - не алфавитный. Ясно было, что это письмо и не иероглифическое (логографическое), ибо для Европы такое предположение выглядело бы слишком необычным. Оставались только две возможности: либо «загадочные знаки» имеют характер слогов, либо они занимают про­межуточное положение между слогами и буквами, представляя собой письмо консонантное, то есть письмо одними согласными буквами. Но возможны ли эти типы письма, известные для Индии и Индокитая (слоговое) и семитских народов Ближнего Востока (консонантное письмо евреев, арабов), также и для славян с их языками совершенно иного строя?

Прежде лингвисты не допускали и мысли о существовании в Европе каких-либо иных типов письма, кроме буквенного. Однако к середине 50-х годов XX века в Европе была дешифрована пись­менность Греции минойского периода, так называемое линейное письмо Б. И вдруг оказалось, что чуть ли не самый основной, в каком-то смысле эталонный народ античности, греки, чья письмен­ность первого тысячелетия до н.э., алфавитное письмо, была при­знана письмом-родоначальником всех других народов, этот народ лет за 500 до того писал слогами! Естественно, что этот факт вызвал довольно сильное смятение умов лингвистической общественности. До этого существовало представление о том, что тип письменности в общем и целом соответствует типу языка, так что изолирующие языки (типа китайского) писали логографическим письмом, то есть иерог­лифами; языки агглютинативные (типа тюркских) довольствовались силлабографией или письмом слогами, и, наконец, наиболее разви­тые флектирующие языки, к которым относился греческий, пользо­вались всеми преимуществами фонографического или буквенного письма. Тем самым флектирующим языкам теория как бы запреща-

Дата добавления: 2015-07-24