Slove(a)n Slaven 4 страница

Таким образом, К.В. Болсуновский предполагает, что родовые знаки включают в себя инициалы их хозяев. Однако, к сожалению, ни одно­го конкретного примера он не приводит, хотя публикует множество княжеских знаков с монет (сребреников) Владимира, Святополка, Ярослава и других князей. Тем самым интересное предположение ос­талось недоказанным и, кроме того, не состыковалось с другим пред­положением, а именно о том, что из отдельных элементов знака можно составить титул князя, например ВАСИЛЕВС. Ведь не может же один и тот же знак носить и обозначение титула, и инициалы владельца — для этого просто потребуется очень много элементов внутри знака.

Карл Болсуновский обозначил новое направление, по которому позже пошел ряд исследователей. В конце концов оно тоже дало свой выход на «алфавит икс», хотя его опередили другие подходы. Чтение В.Л. Янина. То, что сложный княжеский знак может быть разложен на элементы, решил продемонстрировать В.Л. Янин. С его позиций, из одного княжеского знака, принадлежащего кня­зю-отцу, может возникнуть другой, принадлежащий князю-сыну, за

счет выделения одного из элементов более сложного знака⁴.

Схема остроумная, однако до звуковых значений В.Л. Янин не дошел, полагая, что таковых и не было. Так что «чтением» это можно назвать весьма условно. Между тем в основу данного пунктирного знака поло­жен чуть более сложный знак, начертанный на стене кивория в Боголюбове, который действительно имеет слоговое чтение.

Чтение Н.В. Энговатова. У О. Чилики-на мы читаем такое сообщение: «С помощью найденного алфавита Н.В. Энговатову уда­лось расшифровать княжеский знак на об­ ратной стороне древних монет. Взяв моно­грамму князя Изяслава, сына Ярослава

Мудрого, ученый попытался разложить ее на знаки древнего алфа­вита. Когда он их поставил по порядку, получилось слово ИЗЯС-ЛАВЪ»⁵. Мы имеем возможность реконструировать эту дешифровку Н.В. Энговатова, опираясь на предложенные им знаки и зная его чтение. Правда, в данном случае это не монета, а печать.

Здесь показана печать Изяслава, изображение которой взято из работы В.Л. Янина⁶, и ее чтение Н.В. Энговатовым, выполненное нами по аналогии с его чтением имени СВЯТОСЛАВЪ на другой печати⁶. К большому сожалению, дальше прочтения одной монограм-

мы, как и в случае К.В. Болсунов-ского, дело не пошло. Кроме того, система сложного кирилловско-гла-голического письма, с которой он работал, очень сомнительна.

Но вообще говоря, если бы этот эпиграфист проявил настой­чивость, он мог бы действитель­но обнаружить на печатях кирил­ловские надписи. Я показываю, как это могло бы получиться, и читаю на этой же печати имя ВЛАДИМИР.

Чтение Г.С. Гриневича. Один знак был прочтен и эпиграфистом конца XX века Г.С. Гриневичем.

Уже в журнальном варианте своего исследования он писал: «Суще­ствует мнение историков о том, что известный княжеский «трезу­бец» выражает понятие: царь, герой, Бог. «Трезубец» представляет собой лигатуру, то есть совместное написание двух письменных зна­ков, которые читаются как И («и» — личное местоимение мужско­го рода, «он») — БО, ОН БОГ»⁷. Однако в журнальном варианте отсутствовало изображение. В монографическом варианте добавлено, что слово БОГ как значение знака устно сообщено доктором истори­ческих наук Н.Р. Гусевой и что чтение надписи абсолютно совпадает с представлениями специалистов о «содержании» княжеского знака⁸. Представлен тут и сам знак⁹.

В принципе у нас нет претензий ни к попытке чтения на основе славянского «алфавита икс», ни к разложению лигатуры, ни к чтению

конкретных знаков. Но неясно, почему вместо слова БОГЪ пишется БО. Вместе с тем вряд ли князь носил бы эмблему с надписью ОН БОГ — эмблема должна была говорить от его лица, и даже если пренебречь этическими моментами, должна была заявлять Я БОГ! Так что чтение Гриневича вряд ли приемлемо.

Чтения М.Л. Серякова. Три знака читает другой исследователь конца XX века М.Л. Серяков. Он сообщает, что заимствовал их из статьи Б.А. Рыбакова¹⁰. «В составленной им (Рыбаковым) схеме эво­люции родового знака Рюриковичей, бывшего в основе своей двузуб­цем или трезубцем, из общего ряда достаточно явно выделяются два знака, изображенные здесь слева, принадлежавший Юрию Владимиро­вичу Долгорукому и личный знак его сына Всеволода Юрьевича, боль­ше известного как Всеволод Большое Гнездо. Первый княжеский знак почти в точности совпадает со знаком брахми Ю, обозначающим как раз тот звук, с которого начиналось имя владимирского князя. Со знаком Всеволода было сложнее, хотя и он более явно походил на индийский. Как уже говорилось выше, три точки (или три вертикаль­ных черточки) означают в брахми звук И. Но что же находилось в центре? После долгих поисков и тщательного анализа знаков мне удалось найти ему соответствие — слог ХУ из более позднего слоя брахми. Вместе эти знаки создавали божественную монограмму И.Х. — Иисус Христос! Итак, Всеволод использовал исконную русскую пись­менность, в основе своей языческую, для обозначения самого почитае­мого в христианстве имени в качестве своего личного знака — столь

велика была его любовь к Богу»¹¹. На наш взгляд, опять князю припи­сываются божественные свойства! Не мог князь использовать моно­грамму Иисуса Христа! Кроме того, у нас есть другое чтение этих монограмм, которые, разумеется, имеют прототипом не слоговое письмо брахми. Третий знак М.Л. Серяков приписывает владимиро-суздальско-му князю Дмитрию Константиновичу (1323-1383) и читает этот знак Д.К.", что, вообще говоря, верно, но не в отношении данного знака.

На этом мы завершаем рассмотрение чтения княжеских знаков эпиграфистами за исчерпанием темы. В принципе, знаки эти долж­ны были бы привлечь их большее внимание, учитывая важность данной проблемы для историков. С другой стороны, монограммы читать очень сложно, для этого требуется большой эпиграфический опыт, и уже сам факт обращения к ним перечисленных дешифров-щиков говорит о серьезности вопроса. Для истории дешифровки важны два положения, добытые в этих попытках: монограммы можно разложить на элементы, и в простейших случаях ими являются ини­циалы имен князей.

Но этим путем дешифровка «загадочных знаков» не пошла. Сложность тут состоит в том, что инициалы вообще редко присут­ствуют в письменных памятниках, хотя бы потому, что сокращать имена до инициалов люди стали не так давно. То есть путь этот не столько неверный, сколько очень трудоемкий и не вполне безоши­бочный. Но, может быть, проще придать славянский смысл руни­ческим текстам?

Чтение Финна Магнусена, дополненное А. Шёгреном. Пионе­ром этого направления опять выступает Финн Магнусен, прочитав­ший надпись на брактеате, найденном в 1817 году в крестьянском дворе Туна Лунда под шведским городом Упсала в провинции Уп-ланд. Описал брактеат профессор Шредер, руны сочли за нескан­динавские. Убор на голове у изображенного мужчины был признан за русский по описаниям арабов. Поэтому А. Шёгрен счел брактеат за русский. Если бы надпись оказалась действительно русской, то, исходя из того, что она найдена в Швеции, можно было бы сделать далеко идущие выводы о широких контактах шведов и русских во времена Рюрика. Брактеат выглядел так¹².

Магнусен прочитал на надписи ИГОРИТЕЛЬАЭ, тогда как Шёг­рен дополнил это чтение, прочитав второй текст кверху ногами как ИР СИОЛИ. На первый взгляд, ни то, ни другое не имеет смысла, однако Шёгрен, как обычно, «дотягивает» первую надпись до IGOR ITEL HAT, а вторую до IMMER TATIGER FURST, то есть ИГОРЬ ИМЕЕТ ИТЕЛЬ (древнее название Волги) и ПОСТОЯННО ДЕЙ­СТВУЮЩИЙ КНЯЗЬ. Обе части вызывают большое сомнение. Во

времена Игоря Старого Волга (Итиль) не принадлежала Руси, ибо там жили хазары, буртасы, печенеги, булгары и т.д., но не русские. Не понятно и выражение ПОСТОЯННО ДЕЙСТВУЮЩИЙ КНЯЗЬ, ибо князей, действующих время от времени или с переры­вами, не бывает. Еще удивительнее, что одна и та же надпись чита­ется то прямо и слева направо, то кверху ногами и задом наперед. Кроме того, ряд знаков вообще не встречается среди рун. Наконец, совершенно неясно, каким ветром Игоря занесло в Упсалу, да еще с известием об обладании Волгой. При ближайшем рассмотрении видно несоответствие между датской и немецкой частями надписи, ибо А Э трактуется как HAT, YR как IMMER, SIOLI как THATIGER FURST; то есть датская часть состоит из каких-то полунамеков. Удивляет начало чтения, ибо текст оказывается на брактеате кверху ногами. Непонятна интерпретация многих знаков; так, в рунах нет знака О для обозначения О, равно как нет и знака R конечного в виде R. Короче говоря, много недоуменных вопросов возникает даже на уровне чтения знаков. Таким образом, говорить о нормальном чтении и понимании данной надписи не приходится.

Чтение Т. Воланского. В 1845 г., через четыре года после Фин­на Магнусена читать надписи на различных брактеатах по-славян­ски стал Тадеуш Воланский, поляк из Гнезно. Он прочитал ряд скан­динавских и прибалтийских надписей на разных подвесках и нашел, что они имеют славянское происхождение. При этом его не смутило,

что надписи были выполнены рунами, а читались они по-латыни, на основном языке Средневековья. Так он прочитал, например, надпись на золотой подвеске, которую он приписал королю прибалтийских славян Самбору¹³. Эпиграфист полагает, что надпись гласит IMMOLAVIT SAMBORIUS DUX KURCHO OLITRI, что он понима­ет как ПОЖЕРТВОВАЛ КНЯЗЬ САМБОР КУРУ. При этом он за­мечает: «В этом имени божества буква О вместо конца помещает­ся в середине, так что вместо КУРХО (KURCHO) стоит КРОХУ, а вместо буквы СН, не известной в руническом алфавите, взято двойное УД, что объединено в монограмму и читается как D. Во всяком случае еще и сегодня у славян российских встречается эта замена»'³. На наш взгляд, объяснение странное. Русские не заменяют X на Д, поскольку в нашей азбуке есть соответствующие буквы; в тексте надписи вообще нет буквы К, а остальные буквы переставил эпиграфист по своему произволу. Если же буквы не переставлять, не опускать и читать именно так, как они написаны, мы получим совер­шенно иной текст, а именно ALII I ITS MOSGIES AX DODU OLLUTORU, что абсолютно не напоминает чтение Воланского. Нет тут ни КНЯЗЯ, ни САМБОРА, ни КУРА. Нет тут и ЖЕРТВОВА­НИЯ. Все это выдумал эпиграфист. Да и вряд ли славяне писали по-латыни.

Чтение надписи на другой подвеске. По поводу другой подвески Т. Воланский пишет, что он ее «рад был бы отдать киевлянам, Вла­димиру Первому по Нестору, когда Перуну приносились в жертву и

сжигались дети обоего пола.
На этой небольшой подвеске
жертвующий убивает детей.
На славянско-рунической над­
писи читаем: ВЕЛИКИЙ
ОМИНАТОР ЕССИО-ПЕР-
КУН (PONTIFEX

MAXIM US IESSO-

PERKUNUS)»'⁴. На наш взгляд, тут все утрировано! Картинка в центре подвески не более понятна, чем рису­нок в центре предыдущей подвески, так что «сжигание детей» — лишь одно, и притом не самое достоверное из толкований. Чтение задом наперед — вещь, конечно, интересная, но чаще всего указывающая на ошибку эпиграфиста. Анализ надписи начнем с конца. Латинский смысл текста — перевод самого Т. Воланского. На самом деле он прочитал другой текст, ВЛЫКАОЫИ (4 гласных кряду! И это в одном из славянских языков!) ОМТР ЙЕСЫЫО (3 гласных кряду!) ПРКУ-НУ. Честно говоря, здесь несколько понятно только слово ПРКУНУ, но это не русский ПЕРУН, а литовский ПЕРКУНАС. Остальные слова неясны: кто такой ЙЕСЫЫО, а также ОМТР, и что означает ВЛЫКАОЫИ? (ВОЛКОВЫЙ? ВОЛЧИЙ? ВЛАДЫКОВЫЙ? ВЕ­ЛИКИЙ?). Короче говоря, данное чтение не может быть отнесено к славянскому; но оно и не латинское. Эпиграфист что-то читал неизве­стно на каком языке, смысл текста остался темным.

Чтение И.А. Фигуровского. В 50-е годы нашего века ряд усилий по дешифровке памятников смешанного письма предпринял канди­дат филологических наук, доцент Елецкого педагогического институ­та И.А. Фигуровский. Надпись на луке из Старой Ладоги является рунической, и потому славянское ее чтение этим исследователем выг­лядит не просто странным, но и каким-то искусственным. Однако он исходил из желания доказать родство германских рун со славянской глаголицей и поэтому читал руны «глаголически».

Еще удивительнее кажется полученный результат, который зву­чит (якобы по-русски) так: ПАЗЬ ПОКОВЬЕ ПО ЛОДИЯХЪ. ДОМОДЗИ ЛОВОЧУ ВРЕВОРУСУ. ПЕЛЕГОЛ(Ъ) ЕСТ(Ь)¹⁵. К сожалению, невозможно принять это чтение за руническое, кото­рое дало бы нечто вроде АН Л А А АИ... Фигуровский предлагает свои, очень своеобразные значения рунических знаков. Однако и эти чтения он не выдерживает: совсем не получается слово ЛОВОЧУ, ибо по его же правилам надо читать ЛВОУЗ ВО; а после слова ВРЕВОРУСУ

снова появляется непонятное слово ВО. Нет в тексте и слова ЕСТЬ, добавленного им. С позиций русского языка совсем непонятно, что значит ПАЗИТЬ ПОКОВЬЕ ПО ЛОДИЯХ или ДОМОДЗИ ЛОВО-ЧИТЬ ВРЕВОРУСУ. Иными словами, эпиграфист совершил кряду не менее четырех недопустимых вещей: скандинавский язык принял за русский, читал руны необычным способом, не выдерживал его, и не дал его критического анализа. Но иного и ожидать было нельзя: руни­ческий текст читается на основе совершенно другой письменности.

Так обстояло дело с чтением памятников, которые, казалось бы, имели какое-то отношение к Руси, но были написаны германскими рунами. Примерно такая же ситуация складывается и при чтении тюркских рун как славянских документов.

На территории России были обнаружены руны иного вида, при­надлежащие тюркским и иным народам, проживавшим здесь в на­чале второго тысячелетия н.э. Одним из таких народов были хаза­ры. Мы не имеем ничего против попыток дешифровки их письменности, считая, что каждый вид графики рано или поздно должен быть прочи­тан. Нас только смущает подход к изучению этих знаков как славянс­ких и к попыткам вычитать из строк чужих языков нечто, оформлен­ное по-славянски. Так что лишь славянское понимание неславянских текстов мы называем здесь псевдодешифровками. Как и в анализе германских рун, мы не придерживаемся соответствия хронологии де­шифровок хронологии публикаций текстов, поскольку считаем, что типологически понимание славянской слоговой письменности как гер­манских (а также любых других) рун отбрасывает исследователя на уровень понимания XIX века.

Пробуждение интереса к хазарской письменности. В начале XX века ряд выдающихся русских археологов занимались раскоп­ками юга России. При этом их занимали вопросы происхождения

менности. Как мы уже отмечали в первой главе, возглавил это направ­ление исследований археолог А.А. Спицын, который в 1908 году по­знакомил общественность с надписями на камнях Маяцкого городища, зарисованными художником В. Струковым еще в 1897 году. А.А. Сии-цын признал надписи аланскими или хазарскими, относящимися к VIII-IX веку нашей эры и являющимися по характеру начертания знаков арамейскими в своей основе. Позже он пришел к выводу о происхож­дении глаголицы из знаков маяцкого алфавита и о дальнейшем рас­пространении ее на Балканах. Тем самым у русской глаголической письменности появился хазарский след. А поскольку глаголица к тому времени считалась более ранним типом славянского письма по сравне­нию с кириллицей, хазарская письменность стала изучаться как воз­можное протописьмо славян. Оппонентом Спицына выступил А.С. Ра­евский, который в 1919 году выводил глаголицу из сходства с самаритянскими, пальметскими, пехлевийскими и коптскими знаками. Но в лице смоленского археолога Л.Я. Лавровского А.А. Спицын на­шел поддержку, ибо тот предполагал скифское происхождение маяц-ких надписей и в 1926 году выступил с сообщением о дешифровке двух скифо-сарматских надписей. Таким образом, А.А. Спицын был пионером в хазарской трактовке истоков славянской письменности.

В более позднее время, уже после войны, в 1949 году на заседа­нии сектора этногенеза Института материальной культуры Б.А. Ры­баков сделал доклад «К вопросу о письменности в русском кагана­те». По мнению Б.А. Рыбакова, русским алфавитом до X века как раз и были знаки на кирпичах из Саркела и на сосудах из Надь-Сент-Миклошского клада. Тем самым, мнение А.А. Спицына стало господствующим, несмотря на очевидное несходство хазарских и славянских знаков. Однако в то время надписей было известно мало, и потому одни знаки было легко принять за другие. Кроме того, данную точку зрения поддержал и В.В. Бартольд. Основываясь на рукописях персидского историка XIII века Мерверруди, повторив­шего более древние источники, Бартольд делал вывод о заимствова­нии хазарами некоторых знаков русского письма у русского наро­да¹⁶. Хотя при этом получается, что не русские заимствовали хазарские знаки, а наоборот, но все равно можно отметить, что развитие русской письменности было каким-то образом связано с развитием письменнос­ти хазар. Для более подробного исследования были необходимы дос­таточно крупные, в несколько слов тексты, и вскоре они были обна­ружены.

Описания М.И. Артамонова. Одним из первых, в 1954 году, опи­сал два любопытных хазарских предмета с неизвестными надписями М.И. Артамонов. «В Новочеркасском музее давно уже хранится бак-

лажка с рунической надписью по верхнему краю ее лицевой стороны. Хотя надпись эта состоит не менее чем из 16 знаков, все попытки дешифровки ее оканчивались неудачей. Во время Великой Отечествен­ной войны в мае 1942 года в Новочеркасский музей поступила вторая такая же баклажка с надписью. Она была доставлена в музей полит­руком П. А. Ниловым с указанием, что находка сделана близ станицы Кривянской на глубине 1,5 м. К сожалению, никаких других данных относительно условий этой находки не известно. По всей видимости, баклажка была найдена при рытье оборонительных рубежей. Бак­лажки, на которых находятся интересующие нас надписи, — обычные сосуды для воды или кумыса, широко распространенные у средневеко­вых кочевников Причерноморья и Венгрии и в несколько измененном виде продолжающие бытовать до настоящего времени... К сожале­нию, сосуды подобного рода почти не издавались»¹⁷. М.И. Артамонов приводит рисунки как сосудов, так и надписей на них, из которых мы воспроизводим одну¹⁸.

М.И. Артамонов отмечает, что «попытка Немета выдать болгар­ские надписи на сосудах Сент-Миклошского клада за печенежские лишний раз свидетельствует о тюркском типе надписей болгарско­го, а следовательно, и хазарского языка»¹⁷. Таким образом, М.И. Ар­тамонов атрибутировал данные надписи как хазарские.

Чтение A.M. Щербака. Первую попытку чтения этих надписей как хазарских предпринял в 1959 году A.M. Щербак¹⁹. Его результат подвергся сильной критике и к тому же не имел отношения к славян­ским знакам, поэтому мы его не приводим. Однако критик Г.Ф. Тур­чанинов отмечает, в частности, неточность в передаче знаков в про-рисях A.M. Щербака, что, видимо, имелось еще в публикациях М.И. Артамонова, и приходит к выводу о том, что A.M. Щербак «не дешифровал письмо Маяцких камней и Новочеркасских фляг»²⁰.

Чтение Г.Ф. Турчанинова. Этот исследователь в 1964 году пред­принял попытку прочитать надписи упомянутых двух сосудов как буквенные на основе аланских и касожских языков, относящихся к иранским и состоящих в родстве с языком современных осетин. Он

получил чтение: ХУМИГ КЪАН ЗАЙ. ЛАЙУК ЗАУЭ КУУАЙ. ЛЪА^НБК. ЛЪА^НП, что означало СОСУД (КЪАН) ДЛЯ ВОДЫ, ПРИНАДЛЕЖАВШИЙ ВОИНУ КУУЕВА РОДА. ЗНАТНЫЙ БЫЛ, и другое чтение: ЛУХ'А. К'АЙСИХ. КАН. КАЙСЫХА, что означало МУЖЕСТВЕННЫЙ ВОСПИТАННИК КАЙСИХИ, СЮДА ПРИПЛЫВШИЙ²¹. Его результаты приведены, чтобы по­казать достаточно приемлемые, осмысленные чтения, их, конечно, можно улучшать, но основа уже существует. При этом следует об­ратить внимание на то, что Г.Ф. Турчанинов предлагает отличные прорисовки текста надписей обеих баклажек. Легко видеть, что над­писи имеют словоразделители в виде одной или нескольких точек и по сравнению с публикацией Артамонова развернуты на 180 граду­сов. Эти предварительные сведения нам необходимы для того, что­бы понять действия эпиграфистов, подходивших к чтению данных надписей как славянских.

Чтение И.А. Фигуровского. В 1957 году, после работы М.И. Ар­тамонова, но до статьи A.M. Щербака прочитать надписи на баклаж­ках из Новочеркасского музея попытался И.А. Фигуровский, но уже по-славянски. Вряд ли он отдавал себе отчет в том, что читает тюркс­кие руны, которые, по мнению исследователей, являются хазарскими. Вот пример его чтения на основе глаголицы текста первой баклажки²². Результат получился таким: ЛМЕСИ РИМЕСИ ОЛМЮК (не правда ли, самое что ни на есть русское звучание!) От азербайджанских слов Фигуровский производит «славянское» значение ГЛИНЯНАЯ УДОБ­НАЯ ПЛЕТЕНКА или БАКЛАЖКА. Неясно только, почему все эти слова — ОЛМЮК, РИМЕСИ, ЛМЕСИ — следует считать славянс­кими, ибо они не имеют никаких славянских корней и флексий. Из рисунка видно, что ряд глаголических знаков этот эпиграфист был вынужден положить набок, чтобы добиться хотя бы какого-то види­мого сходства, и все-таки степень графического несовпадения между

текстом надписи и глаголическими знаками осталась очень большой. И это при том, что знаки глаголицы тоже довольно сильно деформиро­ваны. К тому же деформирован и исходный текст, поскольку он пере­вернут на 180 градусов, а его последний и предпоследний знаки не соответствуют точным прорисовкам Г.Ф. Турчанинова, хотя и соот­ветствуют прорисовкам М.И. Артамонова. Это означает, что исход­ный материал был не совсем точен. Так что перед нами пример едва ли не самого неудачного чтения.

На другой баклажке, с его точки зрения, написано нечто совер­шенно иное²³.

Здесь И.А. Фигуровский читает: ЛЬПИЛ(Ъ) — легко видеть, что знак, похожий на греческую букву ЛЯМБДА, находится у него не только в конце слова, но и на втором месте, то есть читать слово надо не с ЛЬ, а с немыслимого в русском языке сочетания букв ЬЛ. Третий знак он принимает за лигатуру П и И, однако П у него получился написанным вверх ногами. Заметим, что в более точной прорисовке Турчанинова пятым знаком с конца оказывается не кружок, а более сложный знак, который использует дальше и Фигуровский, но в значе­нии М (в слове ОЛМЮК). Тем самым вместо СЕЙ он должен был бы прочитать МЕЙ, что бессмысленно. К тому же точка в качестве слово-разделителя приходится на предыдущий знак, так что вместо славян-

ских слов ЛЬПИЛ(Л) СЕЙ Фигуровский должен был бы прочитать ЬЛЕПИЛМЕ — совершеннейшую бессмыслицу. Легко увидеть, что и дальнейшая дешифровка не выдерживает критики, мы воздержимся от подробного разбора, отметив лишь, что знак К в слове ОЛМЮК (на­поминающий N с тремя перекладинами) в двух других местах он читает как Ъ; один из простых знаков он читает как целое слово АДИНЪ или ЯДИНЪ (через ЮС МАЛЫЙ), то есть как иероглиф, и то же самое он проделывает со следующим знаком, который он читает как слово ИЗ, хотя прежде примерно такой же знак читал как Ч; а затем три знака кряду, вероятно, считает лигатурами и читает ОС, ЙО и РТ, то есть слоговым способом, хотя обычно слоговые знаки имеют конструкцию СГ, а не ГС или СС. Короче говоря, Фигуровский применяет ряд приемов, достойных осуждения. Что же он в конце концов получает? Текст ЛЬПИЛ(Ъ) СЕЙ ОЛМЮК ВСИЖЯЧИЙ ВЪЧ(ЯДИН)Ъ ИЗ(Ъ) РОСЙОРТА. Вероятно, это обозначает ЛЕПИЛ ЭТОТ ОЛ­МЮК ВИСЯЧИЙ ИСЧАДИИ ИЗ РОСЙОРТА (РОССИИ?). Даже в этом случае насилие над русским языком бросается в глаза. Тем не менее И.А. Фигуровский продемонстрировал, что в дешифровке допус­тимы любые вольности: текст можно брать не обязательно точно скопи­рованным, ориентировать его можно произвольно, не приводя для это­го убедительных оснований; допустимы не только буквенные, но слоговые и даже словесные прочтения; при чтении какие-то знаки можно добав­лять (Ъ), другие — переставлять (ЬЛ читать как ЛЬ), третьи — читать по-разному (то К, то Ъ; то Ч, то ИЗ); наконец, вполне допустимы «русские» прилагательные типа ВСИЖЯЧИЙ, ЛМЕСИ(Й), РИМЕ-СИ(Й) и существительные типа ВЪЧЕЯДИНЪ, РОСЙОРТ или ОЛ­МЮК. Все эти особенности воспроизвел его последователь Г.С. Грине-вич. Если встать на очень формальные рельсы, то следует признать, что первым эпиграфистом из числа читавших тюркские руны слоговым способом, был И. А. Фигуровский.

Приведенные в данном разделе примеры показывают, насколько далеко могут занести эпиграфистов их необузданные фантазии и пото­му насколько осторожными должны быть слависты, чтобы не стать жертвами подобных недоразумений.

Итак, эпиграфисты почему-то принимали неславянские надписи за славянские. Вообще говоря, причину этого понять можно: чтобы от­личать одни надписи от других, надо хорошо себе представлять, как выглядят одни и как другие. А именно этого энтузиасты и не знали, пытаясь читать все, что попадалось под руку (а под руку попадало очень немного текстов, так что хотелось использовать любую возмож­ность). Разумеется, попадались им и славянские надписи, которые они тоже пытались прочитать.

Чтение Н.В. Энговатовым надписи на печати Святослава. В 60-е годы XX века Н.В. Энговатов попытался прочитать надпись на пе-

чати Святослава как глаголическую. Этому предшествовало изучение этим исследователем процесса сложения глаголицы и выявление им знаков так называемой «протоглаголицы», то есть глаголицы, лишен­ной орнаментальных петелек. Тем самым «таинственные знаки» слого­вой письменности стали пониматься им как протоглаголические, кото­рые, однако, легко превратить в глаголические. С этими взглядами эпиграфист подошел к чтению знаков на печати Святослава, которую он прочитал так, как указано на рисунке¹. Чтение гласит: СВЯТОС-ЛАВЪ ИНГОРЕВИЧЬ, А СЕ ЕГО ПЕЧАТЬ. ЛЕТА Е(СТЬ) 6471 (963). До сей поры мы обычно весьма сильно критиковали получен­ный результат. В данном случае мы его отмечаем как особо удачный, но... если бы знаки славянского слогового письма действительно были буквами глаголицы. А поскольку это не так, то данный результат совершенно не вытекает из исходного текста.

Дата добавления: 2015-07-24