Глава 1. Человек, как «существо стыдящееся». 1 страница

Оксана Лианова

По страницам Библии:

Живой разговор.

Люди, которые придумали мифы.

Мифы, которые создали людей.

«Игры, в которые играют люди.

Люди, которые играют в игры».

(название книги Эрика Берна)

Оглавление

Предисловие.

Глава 1. Человек, как «существо стыдящееся».

Глава 2. Добро и зло в контексте человеческого выбора.

Глава 3. Проклятие Иеговы.

Глава 4. Познание. Языческие боги и Священный Грааль.

Глава 5. Христианство, как наука. Наука, как вера.

Глава 6. Христианство, как игра. Игра, как жизнь.

Глава 7. «Кометные» уроки современной истории.

Глава 8. Мистика чисел.

Глава 9. Логика чисел.

Глава 10. Колесо Сфинкса.

Заключение.

Предисловие.

Мне всегда хотелось написать нечто примиряющее науку, религию и искусство. В их постоянной конфронтации и явном или неявном высказывании полнейшего презрения друг к другу я всегда находила что-то противоестественное. Хотя бы только потому, что любое проявление презрения – уже, само по себе, есть знак духовного несовершенства…

Мы все живем в одном мире, как едином и целостном организме, и никто здесь не имеет абсолютной монополии на истину. Честно вам признаюсь: когда я начинала эту книгу, я даже не догадывалась, к чему она приведет меня в конце. В отличие от предыдущих своих работ, я даже не знала, о чем будет эта книга. Я начинала практически с одного тезиса, а дальше шла уже за направлением мыслей, заданным мной в самом начале.

К моему величайшему изумлению, данная книга оказалась неким суммирующим результатом всего того, что было мной написано ранее. Я никогда не думала, что когда-нибудь вернусь к тематике своей первой книги «Пятый День творения: эра Водолея» или третьей «Сила на ее стороне». Тем не менее, я не только к ним вернулась, но и свела их воедино, вместе со второй своей книгой «Несколько эпизодов из жизни Повешенного», и даже (как мне кажется) ответила на ряд вопросов, на которые не могла ответить прежде. Появилась масса новых мыслей, сводящих все ранее мной сказанное к единому суммарному итогу.

Главной трудностью при написании четвертой книги, – с чем я никогда не сталкивалась раньше, – была ее схизматическая структура. Появлялась сначала одна мысль, которая в дальнейшем раздваивалась, затем каждая пара раздваивалась вновь и вновь, и так – до бесконечности. Я только тем и занималась, что бегала «за двумя зайцами» сразу (которые, к тому же, постоянно размножались) и боялась кого-либо из них упустить (не исключаю, что кого-то упустила). Иными словами, у меня не было возможности следовать за одной какой-то линией и планомерно разрабатывать отдельную идею или концепцию. Да это и неудивительно, ведь мысль человеческая многомерна и имеет массу следствий и продолжений. За всеми так легко не уследишь. Все давалось «здесь и сейчас», и от такого обилия дивергирующих мыслей мои глаза, что называется, разбегались, так что порой я не успевала все записывать: записываешь одно, – теряешь другое. Приходилось делать постоянные заметки, «узелки» и т.п. по ходу написания основного текста. А вот как потом к ним, ни с того ни с сего, возвращаться, – этот вопрос был для меня самой главной проблемой, которую было крайне трудно решить. Поэтому все главы книги получились на редкость плотно связаны между собой. Точнее даже будет сказать, – переплетены и «отзеркалены». Их разделение я производила исключительно условно. По сути, все написанное здесь является содержанием одной большой главы, но так ведь книги не пишутся…

Впрочем, довольно о моих проблемах. Как бы там ни было, книга получилась таким своеобразным монолитом, спаянным на всех своих концах. Быть может, это – и неплохо, хотя бы – в качестве эксперимента. Если вам хватит терпения дочитать мое творение до конца, вы обратите внимание на то, что к последним, итоговым своим тезисам я прихожу последовательно, опираясь вначале на одно видение ситуации, затем – уже на другое. Мы постигаем жизнь последовательно, и то, что в юности нам кажется последней, непреходящей истиной, спустя какое-то время представляется нам редким примитивом, а по прошествии еще большего числа лет – вообще немыслимой глупостью. Поэтому прошу не судить меня строго за те, быть может, слишком резкие высказывания, которые я позволила себе в начале книги. Поверьте мне: к ее концу я несколько сбросила свой воинственный тон и была уже не столь категорична в своих суждениях. Но к этому ведь надо было прийти! Так что, я надеюсь, вы меня правильно поймете.

Книга, конечно, вовсе не претендует на истину в последней инстанции. Это – всего лишь мои ненаучные рассуждения, основанные на тех знаниях, которые я получила на данный момент во всех сферах своей познавательной активности. Поэтому я почти ни на чем не настаиваю. Я просто размышляю… и предлагаю читателю подключиться к ответным размышлениям. В конце концов, все мы ищем истину. И хотелось бы когда-нибудь ее найти…

В этой книге отсутствует библиография, поскольку я ссылаюсь только на тексты Библии и Авесты и следую этим текстам, вне зависимости от того, насколько в «чистом» виде они сохранились на сегодняшний день. На данном этапе своей жизни я решила не спорить с авторитетными писаниями. Меня только поразила мудрость ветхозаветного текста, к которому я раньше относилась весьма скептически. И это стало для меня настоящим откровением.

А о чем, собственно, книга? Ответ, как я думаю, – уже в самом ее названии, и больше мне сказать здесь нечего. Большое вам спасибо за внимание.

Глава 1. Человек, как «существо стыдящееся».

Что есть человек? В чем его сущность? Является ли он «искрой Божьей», божественной единицей бытия, Самим Богом или, быть может, элементом Хаоса, первичной пустоты, свободы, буддийской Нирваны, зороастрийского Зервана, – кто это знает? Многие исследователи сходятся на том, что тайна величественного египетского Сфинкса, из глубины тысячелетий взирающего на наш совершенно-несовершенный мир, есть глубокая экзистенциальная тайна человека.

В самом деле: разве не загадкой о человеке «потчевал» своих непросветленных собеседников Сфинкс в известном античном мифе? Одному лишь Эдипу удалось рассудить, что существо, утром передвигающееся на четырех, днем на двух, а вечером на трех, есть человек в трех возрастах его земного существования. Человек в трех временных измерениях есть сам Сфинкс в животной троичности своего существа, дополняемой четвертой, высшей ипостасью богочеловеческого разума. Орел, Телец и Лев «фиксированного» астрологического кватернера обращены своим взором к четвертому, главному его элементу, – Ангелу, или Человеку. Человеку-Водолею, льющему воду из двух сосудов: с живой и мертвой водой. В его воле сделать так, чтобы два потока воды никогда не смешивались, но всегда ли он имеет такое желание, – не смешивать эти водные потоки?

Философ Вл. Соловьев однажды очень лаконично охарактеризовал человека как «существо смеющееся». Но несколько позже он выделил, на мой взгляд, куда более важную черту человека, назвав его «существом стыдящимся». Вот в этой-то характеристике Соловьева, как я полагаю, и проступил действительно христианский образ человека.

А что мы можем почерпнуть о генезисе человека из Библии? Великая Книга иудейской традиции, называемая христианами Ветхим Заветом, достаточно определенно высказывается на этот счет: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт.: 2); «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Быт.: 1).

Затем следует, по-видимому, уточнение: оказывается, Господь создал человека в «двойном комплекте» не сразу, ибо вначале был создан мужчина, Адам. «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке; и поместил там человека, которого создал, – повествует далее Библия. – И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла… И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; А от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт.: 2).

И только здесь на библейской сцене появляется женщина: «…Сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт.: 2). Далее идет описание классической медицинской операции, произведенной под наркозом («И навел Господь Бог на человека крепкий сон» (Быт.: 2)), в результате которой было изъято одно из ребер мужчины. А уже из ребра Адама Господь создал женщину, «кость от кости» и «плоть от плоти» его, ибо «взята от мужа».

«И были оба наги, – следует далее, – Адам и жена его, и не стыдились» (Быт.: 2). Пока не стыдились, – вплоть до самого библейского грехопадения. В этом фрагменте, как я полагаю, описан хрестоматийный «языческий» рай, в котором человек ощущает свое гармоническое единство с природой, со всем растительным и животным миром, населяющим первичный райский восток, – начало отсчета всекосмической истории.

Из текста Библии можно понять, что еще до сотворения Евы Господь внес в сознание Адама (если, конечно, это уже можно было назвать сознанием) элемент сомнения, заявив, что, вообще-то, несмотря на видимое благообразие, в мире существует некое зло. Зло, вполне мирно соседствующее с добром, и сия мировая дуальность локализуется в конкретном дереве (на которое Он тут же указал), с которого ни в коем случае нельзя вкушать плодов, иначе – неминуемая смерть.

Провокация, как говорится, – налицо. Состав преступления ясен. Но моею целью является вовсе не криминальная оценка столь подозрительного поведения Господа (чему можно посвятить отдельное исследование). Я хотела бы поговорить о факторе первого появления чувства стыда в деле формирования самосознания «неязыческого» человека.

…Яркий, замечательный, многообразный языческий мир с самых древних времен вызывал глубокую ненависть иудейских монотеистических аскетов, ориентированных на мужское единоначалие и подозрительно относившихся к жизнерадостной женской реальности. Какими только эпитетами не награждали богобоязненные иудеи представителей иных, конкурирующих духовных традиций! А между тем, сознание этих «проклятых язычников» крайне мало отличалось от сознания райского Адама, еще не познавшего так называемого грехопадения… Ведь они были убеждены, что мир устроен идеально и гармонично, что зло – понятие относительное, даже, скорее, ситуативное, и радостно прославляли этот лучший из миров и великую Царицу Ночи, так замечательно все здесь для них устроившую. Одним словом, вели себя, подобно Адаму, не стыдящемуся своей наготы по причине детского неведения оной.

То же самое, вероятно, можно сказать о современных нудистах, как неоязычниках нашего времени. Они полагают, что человеческое тело – высшее из произведений божественного искусства, которое не грех и другим показать, и самим посмотреть. Нудисты желают ощущать свое слияние со всем природным миром, с которым они находят свое истинное и нерасторжимое единство. «Если уж Сам Господь создал нас такими, – чего стыдиться?» – как будто, искренне удивляются они. И приводят совершенно убийственный, «контрольный» аргумент «в голову»: «Что естественно – то не безобразно».

Но почему же, все-таки, Вл. Соловьев назвал человека «существом стыдящимся»? Быть может, он был неправ, использовав не столь существенную черту, как аргумент определяющий? Или он имел в виду стыд несколько иного плана, – тот, что относится к нравственно-этической стороне человеческой личности? Но ведь любая категория здесь проявляется в своем «тройном» эквиваленте, и категория стыда – не исключение.

Стыд связан с осознанием греха, сознанием недолжного, сознанием несоответствия своего актуального состояния некоему высшему идеалу, запечатленному в душевной матрице человека. В языческой традиции нет представления о грехе, о несовершенном устройстве мира, нет элементарного историзма. Ощущение «кругового», «вневременного» времени довлеет над ощущением времени «линейного», исторического, а качественно «иные» прошлое и будущее здесь затемняются и ретушируются бесконечно длящимся единообразным настоящим. В такой ситуации человеку свойственно отождествлять себя с наличествующим мироустройством, полагая его единственно и непреложно данным и возможным для себя не только на нынешнем этапе бытия, но и на все грядущие земные времена. «Бритва Оккама», как ни возьми, экономия наличной энергии…

Языческое сознание – это сознание единства человека с миром предметов и людей, миром природы растений и животных, но только не с миром истории, не с личностным миром прошлого и будущего. Язычник никогда не скажет: «История земли – это и моя история; история человечества, вместе со всеми его взлетами и падениями, великими подвигами и жестокими злодеяниями, – это и моя история». Он никогда не возьмет на себя ответственность за совершенное другими, ибо ощущает свое единство с ними лишь на уровне поэлементного устройства биологического тела, но не на уровне осознанных поступков и ответственных решений. Для него все детерминируется Богом (или богами), который создал его таким, каким создал, – а значит, благим и совершенным.

Впрочем, здесь мне могут возразить, акцентируя внимание на том, что в языческом мире есть свой эквивалент ответственности, – ответственность за родственную кровь. Человек наследует грехи своих отцов и нередко является носителем родового проклятия. При этом он не ропщет, ибо, на его взгляд, так устроена жизнь. С тою же готовностью он берет на себя ответственность за свою общину, коль уж ему выпадет судьба родиться наследником вождя. Иными словами, и блага, и наказания он получает не столько за свои индивидуальные успехи или промахи (хотя бывает и такое), сколько за дела своего рода. Он связан кровною ответственностью и практически не действует, как свободная личность, – на это здесь наложено табу. Есть только «мы» и «они», и очень слабо выражены «я» и «ты».

Сознание язычника суть сознание востока, первичного этапа миротворения, на котором не проявлена рефлексия, свойственная сознанию запада. Двигаясь по небесному своду с востока на запад, наше небесное светило обретает некий опыт, дающий возможность оценить свои собственные действия, взглянуть на себя со стороны, с позиции своего зеркального партнера, обитающего на другом конце света. Христианское же сознание, несмотря на то что христианство возникло на востоке (аравийские земли традиционно считаются восточными), есть сознание зрелого запада. Сознание, наполненное памятью о прошлом. И иудейская «линейная» предыстория христианства является хорошим подспорьем для зарождения сей новой духовной парадигмы.

Итак, что же произошло в Эдемском саду? В чем состав преступления Адама? Рассмотрим ветхозаветное изложение подетально. Вот подходит к Еве змей-искуситель, который «…был хитрее всех зверей полевых, которых создал (заметьте! – О.Л.) Господь Бог» (Быт.: 3). Без особого труда коварный супостат внушает легковерной женщине, что она не умрет, а, напротив, обретет жизнь вечную, если попробует плоды с древа познания добра и зла. «Но знает Бог, – вещает он, – что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт.: 3).

«И увидела жена, – говорится дальше, – что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт.: 3). Тем не менее, когда по Эдему прохаживался Бог в поисках куда-то запропастившегося «венца творения», Адам оказался не ко времени наг и спрятался за деревьями ввиду внезапно постигшей его напасти, – некоего неизведанного прежде чувства стыда. Бог тут же догадался, в чем дело. «И сказал (возможно, с затаенной радостью в связи с тем, что Адам верно понял Его тонкий намек, предшествовавший этой истории. – О.Л.): кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт.: 3).

Услышав долгожданное подтверждение, Господь изобразил (возможно, впрочем, вполне искренне) свое крайнее негодование по поводу столь явного непослушания созданной им твари. Правда, с женщиной на эту щекотливую тему Господь, если верить Библии, так и не говорил: ее еще на свете не было, когда Он устанавливал табу для Адама. Но априори она все знала: Адам, как законопослушный гражданин Эдема, посвятил ее во все премудрости местной «безопасности движения». А если, кстати, так, то именно он обязан был взять на себя ответственность и контроль за соблюдением женою райской «техники безопасности». Впрочем, это – к слову…

Полный праведного гнева, Господь изгнал ослушников из рая, предварительно прокляв змея и сказав ему очень странные слова: «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт.: 3). Такой вот астрологический круг, символизирующий альфу и омегу. Сам круг есть образ человека, где Овен есть «верх», а Рыбы есть «низ». Первый знак Овна (голова) смыкается с последним знаком Рыб (пята). «Рыба гниет с головы»… о, Господи! Исходя из слов Иеговы, змей имеет отношение к знаку Овна, а семя женщины – к знаку Рыб. Знак Рыб – христианская эпоха. Стало быть, она женская?

Если двигаться по этой логической цепочке дальше, то получится, что откровение Иисуса Христа было «женским» откровением? О, как порадовались бы здесь сторонники масонской трактовки христианских событий! Но – нет! давайте оставим эмоции и «возьмем себя в руки», чтобы поразмыслить логически. Эра Рыб началась за 157 лет до нашей эры, – именно тогда точка прецессии Земли, двигаясь в обратном астрологическому движению Солнца направлении, вступила в последний градус Рыб. По-видимому, это и есть то самое время (II век до н.э.), когда семя женщины поразило змея в голову, а последний ужалил его в пяту.

Рождение Спасителя (начало н.э.) и его распятие (около 33 года н.э.) соответствуют времени прохождения прецессии по 28муº Рыб. Магическому, кстати сказать, градусу, которым управляет сам бог подземного царства Плутон, а экзальтирует в нем не кто-нибудь, а богиня гармонии и любви Венера. Мистерия смерти и воскресения через любовь? Но есть у этого градуса куда более интересная характеристика, чем общеизвестная сабианская (которую я здесь не буду упоминать, хотя в ней тоже можно найти параллели с мистерией жизни Христа). Это – один из так называемых градусов перегиба Зодиака, как ленты Мебиуса (по Б. Романову), ибо расположен он на одной оси с 28мº Девы (лагной перегиба, или точкой нарушения симметрии всего Зодиака). Многие революции и перевороты в мировой истории совершались при включении этих градусов. А разве не было грандиознейшим духовным переворотом воскресение Христа и символическое искупление Спасителем всех грехов человечества? Это было событием даже не локально-государственной, а общемировой значимости! Кроме того, указанные градусы являются точками золотых сечений для оси выбора по проблемам свободы (15еº Льва и Водолея), а, стало быть, в них осуществляется личностный духовный выбор человека, связанный с судьбою всей Вселенной, всего объективного мира. Именно свободный выбор Христа и обеспечил ему победу над смертью и обретение нового тела бессмертия.

Христианский духовный переворот, как видим, был осуществлен на «женской» территории, но в непосредственном контакте с «территорией змея» (в допустимых для орбиса пределах трех градусов). А поскольку 28йº Рыб противостоит градусу нарушения всей зодиакальной симметрии (читай: градусу максимального накопления кармических проблем, или человеческих грехов), то вполне логично, что именно в нем произошел тот самый перелом, что изменил не только ход мировой истории, но и духовные основы человеческого общества. Вот когда осуществилось проклятие Иеговы!

Таким же «сотрясением основ», по-видимому, было и «падение» Адама. Поскольку змей был в результате проклят, а из библейского текста следует намек, что он отождествляется со знаком Овна, на этом знаке остановимся подробнее. Овен символизирует человеческую личность, ее свободную волю и первичный импульс к творческой самореализации. Как начало Зодиака, он связан с востоком и зарей космического миротворения. Но в «проклятом» своем эквиваленте он означает войну, жестокость и насилие. Быть может, так задумано Творцом? Сам личностно-творческий принцип жизни наш добрый Господь «перекодировал» в воинственный, несущий смерть, а способом решения всех личностных проблем Он предложил войну. И разве в человеческой истории сие не проявилось в полной мере?

Женщина и война… женщина против войны… По сути дела, Господь заложил войну между женщиной и неким исчадием зла, символизирующим сам принцип войны. Бог мой! так из-за чего тогда столько поколений иудейско-христианских книжников отождествляло женщину со злом? Ведь Сам Господь сказал: быть между женщиной и прóклятым змеем вражде! Так в ком тогда на протяжении веков персонифицировался злополучный змей? Следуя простой логике, – в тех, кто боролся с женщиной: с ортодоксальными иудейско-христианскими «святыми», с инквизиторами не только по должности, но и по духу!

А далее – еще более интересные слова (как же раньше никто из знающих Библию не обратил на них внимание?): «Жене сказал: умножая умножу скорбь твою… и к мужу твоему влечение твое (Стало быть, имеется в виду: «умножу»? – О.Л.), и он будет господствовать над тобою (Стало быть, до этого – не господствовал? – О.Л.)) (Быт.: 3). И действительно: создавая жену для «человека», Господь говорил, что создает ему «помощника», чтобы не быть ему одному. По изначальному замыслу Господню, жена равна своему мужу, будучи единой плотью с ним. А столь прославляемые в иудео-христианской традиции отношения господства связаны не с естественным положением дел, а с первородным грехом, в результате которого жена стала испытывать к своему мужу неумеренное влечение (или любовь?), а он обрел над ней непомерную власть. Вот что стало знаком нарушения основ!

Самого Адама Бог, правда, не тронул, даже не проклял его. Проклял почему-то землю «за него»: «…Со скорбию будешь питаться от нее во все дни жизни твоей. Терние и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою (а до этого питался плодами из райского сада. – О.Л.). В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт.: 3).

Здесь странность: Бог изначально создал человека из «праха земного», но не делал из этого трагедии. Теперь же, в результате жестокой обиды, Он бросает в лицо человеку столь бессердечные слова с довольно явственным презрением. Дескать, что с тебя взять, коль ты прах, – да и только? Значит, Он с самого начала презирал Свое творение? Неудивительно, что Бог держал Адама «на коротком поводке»… Зато теперь, после инспирированного (как я полагаю) Самим Богом поступка, символизирующего личностное становление человека, Господь стал презирать его, по-видимому, еще больше. Но теперь-то за что? За первое проявление самостоятельности? За личностную инициативу? За любопытство? За любознательность? За то, что… человек вышел за пределы столь «естественного» для него статуса праха? И здесь мы можем сделать одно небольшое, но, – согласитесь, – существенное уточнение.

Прах-то – прах, но прах земной, а вот после ослушания эта земля была проклята, и весь состав человеческого тела автоматически стал проклят, а стало быть, человек стал смертен («…ибо прах ты, и в прах возвратишься», – заявил Бог, в то время как раньше из того факта, что человек есть прах, Он не делал заключения, что прахом человек и закончит).

А как же быть с бессмертною душой? Такого понятия в иудаизме, судя по всему, просто нет. Во всяком случае, на страницах Ветхого Завета душа едва упоминается. Вот «…стал человек душею живою», – и все, с него достаточно. А что это такое, что сие означает, что это человеку дает (а дает это человеку, – страшно сказать, – свободу!), – Библия не объясняет. Видимо, роль души исполняет Сам Господь, ибо Он, как здесь прекрасно сказано, просто вдохнул в созданного из праха-земли Адама дыхание жизни, да и дело с концом. Человек родился эдакой одухотворенной материей, не способной на самостоятельные, личностно регулируемые поступки, определяемые человеческой природой, а, проще говоря, – душой.

Так не актуализировала ли душа свое наличное бытие в момент этого самого отступления от Господнего табу? Не является ли момент познания добра и зла самым первым проявлением души Адама, (как бы) незапрограммированной Богом (или как раз запрограммированной, – ибо вскользь эта тема, все же, проговаривается, – но сие есть великая тайна, тайна «грехопадения)? Ведь какая рефлексия без души? Какие сомнения без души? Какой стыд без души? И какая душа без познания?

К душе мы еще вернемся. А сейчас пришло время несколько подробнее поговорить о феномене стыда. Именно Адамов стыд, если верить Библии, стал отправною точкой для Божьего гнева, повлекшего за собой изгнание отступников из рая. Итак, чего такого позорного устыдился вдруг Адам, едва вкусив запретного плода (народная традиция прочно связывает его с яблоком, но Библия хранит на этот счет суровое молчание)?

Адам устыдился своего тела, но почему? Что в нем было не так? Не устыдился ли он несовершенства линий, данных ему Богом? Но где тот идеал в человеческом сознании, который может превзойти первичную матрицу божественного Абсолюта? Чего стыдиться в благом Эдеме? По поводу чего возник сей дискомфорт? Быть может, в Адаме пробудилась совесть? Проснулась память прошлого? Произошла смена пространственной ориентации, и в результате детское самосознание Адама вдруг переместилось с востока на запад, после чего он посмотрел на себя со стороны и увидел себя другими глазами? Увидел с позиции некоего прошлого опыта, хранившегося до времени в анналах его памяти и проступившего теперь наружу?

Так в чем же человек усмотрел свое несовершенство? На мой взгляд, он просто кое-что вспомнил. Он перестал смотреть на мир лишь «внешними глазами» и взглянул куда-то вглубь себя. Ведь что есть познание? Познание есть момент соприкосновения человека с подлинными реалиями, фундаментирующими Божий мир, а также с теми временными реалиями, что происходили в нем прежде и происходят сейчас. Момент связывания себя с этими реалиями, а то и самоотождествления с ними.

Вкусив «плода греха», Адам ничуть не изменился внешне: он был, как будто, тем же самым человеком, не лучше и не хуже, чем до этого нетривиального события. Как говорится, «все при нем». Но стал теперь мудрее, проницательнее, обрел способность усмотреть за слоем плотной паранджи таинственную истину, сокрытую до времени от его пытливого ума. И тут-то он узрел свое несовершенство! Так о каком несовершенстве вообще здесь можно говорить? Ведь если бы Адам зависел полностью от Бога, являясь лишь Его простым произведением, то всю ответственность за свое несовершенство он мог бы возложить на своего Создателя, – но он ведь этого не делает! Напротив, заприметив Господа, безмятежно проходившего по саду, он в ужасе стыда мчит за деревья, чтоб непотребным своим видом не смутить невольно взора совершенного Божественного Существа. Тем самым он (вот парадокс!) пытается, во-первых, скрыть от Господа самóе «дело рук Его», которым Тот, напротив, не гнушается гордиться (конечно, если Сам Господь не презирает тайно человека за этот статус «праха», которым Сам его же наградил). Во-вторых, он обнаруживает свое решительное несогласие с насущным вариантом своей собственной телесности. И говоря такому варианту «нет», он говорит, тем самым, «нет» чему-то «не тому» в себе, что проявляется вовне столь неприглядным образом.

Адам – уже, конечно, не язычник. Он лишен олимпийского самолюбования, которым полны античные статуи древнего мира, прославляющие красоту человеческого тела, а вместе с тем – и радость жизни в «лучшем из миров». Человек теряет чувство гармонии с природой, дарующей ему веру в то, что естественное не может быть безобразным. Познав добро и зло, он перестает считать этот мир благим и перестает считать вершиной красоты свое (но созданное Богом!) тело. Он находит в нем изъяны, свидетельствующие о грубых нарушениях в гармоническом устройстве бытия, тщательно скрываемые от него Богом. Таким же образом и языческий мир некогда перестал существовать как данная нам, казалось бы, навеки реальность, едва лишь Иисус ступил на Голгофу.

Так не язычник ли Бог иудейского Завета? Не первый христианин ли Адам? Эта, на первый взгляд, крамольная мысль имеет под собой серьезную основу, которой мы сейчас и коснемся. Я процитировала лишь первые главы Великой Книги иудеев, но уже в них явственно выражена общая тенденция, красною нитью прошившая все ветхозаветное послание человечеству.

Дата добавления: 2015-07-18