Функциональная неграмотность в сфере социальных отношений

Проблемы ценностной интеграции современного российского общества осознаются сегодня не только на уровне научного знания, но и являются предметом массового сознания. Социальная дифференциация, формирование новой социальной структуры общества на протяжении двух последних десятилетий, сопровождается глубоким кризисом национальной системы ценностей. Отсутствие национальной идеологии ощущается в современном российском обществе как реальное препятствие на пути самоидентификации новой России. «Перестроечная» эйфория образованного класса, связанная с надеждами утверждения «общечеловеческих» ценностей как базовых для развития страны, быстро сменилась растерянностью и апатией. То, что постперестроечная Россия представляла собой аномичное общество, – факт, не требующий сегодня особенного обоснования. Начало третьего тысячелетия, когда социальная дифференциация в основном завершена, когда сформировались основные новые (а по-существу, старые) экономические классы – предприниматели и наемные работники, характеризуется поисками новой идеологии. В этих поисках сегодня отражен весь спектр общественных умонастроений: от государственнических, связанных с идеей возрождения великой страны, до экзотических, утверждающих новый национализм[65].

Позиция интеллигенции в формировании новой иерархии ценностей – неоднозначна, противоречива. Среди образованного класса широко распространен скептический взгляд на возможность создания новой, общей для всего общества системы ценностей.

Ценностный мир современного россиянина амбивалентен, мифологичен. Мифотворчество становится неотъемлемым элементом современной социальной практики. «Одним из постулатов перестройки был отказ от старого (мифотворческого) и переход к новому (реалистическому) социальному и политическому мышлению, на основе которого предполагается осуществить качественное обновление общества… Однако этот переход так и не был сделан, на смену одним социальным мифам пришли другие»[66].

Современное российское общество сохраняет все существенные признаки аномии. Отсутствие иерархии общественных ценностей, многообразие и биполярность групповых ценностных ориентаций (от приоритета индивидуальной свободы, гедонизма и самореализации до коллективизма, соборности, патриотизма) затрудняют оценку роли образованного класса в трансляции ценностных систем. Еще труднее оценить роль интеллигенции в производстве интегрирующих ценностей. На наш взгляд, одним из существенных факторов, определяющим принципиальное отличие современной социальной практики от опыта предыдущих десятилетий, выступает факт отсутствия государственной идеологии в современной России. Незаконченный процесс социальной стратификации, отсутствие внятно обозначенных ценностных приоритетов новых стратификационных групп, несложившийся опыт социального партнерства новых экономических классов – предпринимателей и наемных работников, не позволяет сегодня говорить о четкой общенациональной идеологии. Неслучайно социологи отмечают амбивалентность современного общественного сознания, господство социальных мифов и парадоксальность как признак индивидуального и массового сознания россиян.

Устойчивое, независимое и прогрессивное развитие страны в условиях глобального мира требует четкого осознания роли государства в развитии общества, распространения в общественном сознании обоснованных представлений об интересах страны, ее месте в современном мире, способах укрепления ее международного авторитета и конкурентоспособности. Другими словами, в современной России назрела необходимость в формировании общенациональной идеологии. Эта потребность осознается обществом, но реализации ее встречает и некоторое сопротивление в разных социальных слоях. При этом мотивация сопротивляющейся идеологизации части общества достаточно различается и отражает весь спектр умонастроений и реальных социальных интересов. Для среднего поколения россиян (самого неоднородного по стратификационному признаку) само понятие об идеологии несет в себе угрозу якобы возврата к коммунистическому прошлому. Еще один социальный поворот не способно пережить даже закаленное коммунистическим воспитанием и опытом перестройки поколение. Нежелание возврата для среднего поколения, на наш взгляд, определяется и социальной памятью о несвободе советского человека как раз из-за тотального идеологического контроля. Даже если в индивидуальном опыте не присутствует воспоминание о фактах социального контроля, память об идеологическом давлении, «внутренней цензуре» не изжита и не может исчезнуть из опыта и сознания среднего поколения. Для поколения 40 – 50-летних россиян идеология на генетическом уровне воспринимается как представление о двойственном (официальном и неформальном) восприятии главных ценностей и интересов советской страны: как оплота прогрессивных сил человечества, примера и центра мировой революции, мощной сверхдержавы. При этом неформально идеология была пронизана культом оборонного сознания, скрытым духом милитаризма и гегемонии в мире. Часть старшего поколения, не изменившая своего мировоззрения, не является сегодня социальным актором, способным повлиять на духовную жизнь новых поколений. И, наконец, новое поколение, постперестроечная молодежь, формирование которой пришлось на период аномии, вообще не способно пока осознать общественную потребность в идеологии. Кроме межпоколенных, наиболее очевидных различий, существует еще целый ряд факторов (стратификационных, ролевых, гендерных, социально-пространственных, мировоззренческих и т.п.), затрудняющих однозначное осознание необходимости формирования национальной идеологии.

Существенной трудностью формирования идеологии в современной России является проблема фактора этого процесса. Если в период тоталитаризма эту функцию легко осуществляло само государство, то сегодня, в силу целого ряда причин, оно не может даже поставить эту задачу перед обществом. Насколько сегодня эту миссию способна воплотить отечественная интеллигенция, вопрос, не имеющий однозначного ответа. Идеологическая миссия интеллигенции осознается сегодня в профессиональном сообществе социологов, но реализация ее затруднена. И дело здесь не только в явном сопротивлении нездоровых сил в обществе, заинтересованных в сохранении неустойчивого, безнормного, бесконтрольного положения общества, но и в более глубоких механизмах общественных процессов.

Осознание идеологической миссии интеллигенции в среде самой интеллигенции вызывает неоднозначную реакцию. Некоторая часть интеллигенции, идентифицирующая себя с «успешными профессионалами», активно сопротивляется реализации этой миссии. При всем разнообразии жизненных стратегий советской интеллигенции они выстраивались в зависимости от степени восприятия, включенности или отторжения господствовавшей государственной идеологии. Поиск типизации социальных практик отечественной интеллигенции происходил в основном по линии разделения их взаимоотношения с властью.

Доминирующие социальные группы сегодня опасаются возрождения именно идеологической миссии интеллигенции в обществе, реализации ее социетальной функции, более четкого самоопределения места в управлении обществом, структуре властных отношений. Усиленное насаждение «идеологии успеха» служит этой цели, способом раскола интеллигенции, дискредитации ее как социального актора. На наш взгляд, именно «идеология успеха» выступает сегодня разделительной чертой в группе современной отечественной интеллигенции. Успех – служение, а не провинция - столица или гуманитарная – техническая определяют сегодня лик образованного класса России.

Миссия интеллигенции сегодня реализуется в поисках новых оснований для общенациональной идеологии. Очевидно, что ни «общечеловеческие ценности», ни особенности «национальной идеи» не стали системообразующими факторами в самоопределении современной России. Идея «конкурентоспособности» страны также носит скорее инструментальный характер и вряд ли будет воспринята обществом как главная идея новой России. На наш взгляд, общим идеологическим основанием сегодня может выступить идея патриотизма и гражданственности. Именно эти категории ближе всего к историческому ментальному способу восприятия государственной жизни, национальному характеру. Русский человек, россиянин, всегда доверял государству больше, чем обществу (часто просто не разделяя государство и страну), и идею служения связывал с процветанием Родины, страны. Стремление к социальному порядку, защищенности и прогрессивному развитию национальное самосознание всегда связывало с сильным государством, на него возлагая решение важнейших для общества проблем. Высшая заслуга отдельного человека традиционно воспринималась как способность быть гражданином своей страны, патриотом, вся деятельность которого приносит пользу и славу государству. Наивысшие достижения (в спорте, искусстве, науке, вообще в труде) всегда служили способом демонстрации гражданственности.

Идеи патриотизма и гражданственности в постперестроечное время были подвергнуты не забвению, а тщательнейшей ревизии, вплоть до полной замены их смысла. Сегодня патриотами называют себя националисты и даже фашисты, а понятие «гражданин» употребляют чаще всего в значении «гражданин мира». Возрождение истинного смысла ключевых для идеологии новой России понятий необходимо и с прагматической точки зрения, т.к. воспитание новых поколений должно основываться на ясных, однозначных представлениях о базовых ценностях.

Другая сторона проблемы, скрытая от поверхностного взгляда, состоит в динамике социальной компетентности общества, различных его социальных групп и лидеров общественного мнения. Другими словами, острота проблемы связана с нарастанием функциональной неграмотности в сфере социальных отношений в период социальных трансформаций в России. В советской системе образования высшая школа формировала у специалистов четкие представления о социальной реальности, основанные на идеологии марксизма-ленинизма. Можно спорить о значении или об истинных основаниях этой идеологии, но нельзя отрицать эффективность ее внедрения в мировоззрение целых поколений. Отрицание идеологии марксизма как основания для обучения и, как следствие, отказ от систематического, обязательного изучения цикла общественных дисциплин привели к разрушению системы социального образования.

Утрата системных признаков вызывает рост функциональной неграмотности в сфере социальных отношений. Это относится не только к новым поколениям, но и к «взрослой» части населения страны, вынужденной самостоятельно определяться в новой социальной реальности, изменять свое мировоззрение в условиях противоречивого развития социальных процессов.

Изменение базовых социальных установок, нечеткость мировоззренческих позиций в отношении трансформирующегося российского социума – повседневная реальность, с которой сталкиваются преподаватели общественных дисциплин на всех уровнях системы образования. С другой стороны, в самом преподавательском корпусе зачастую утрачены представления об истинном и объективном характере социального знания. Эпоха постмодерна легко позволяет относить элементарную функциональную неграмотность в сфере социальных отношений к плюралистической социальной идентичности субъектов – современников глобальных трансформаций.

Появившаяся на рубеже веков концепция компетентностного образования призвана частично устранить явные проявления функциональной неграмотности в подготовке специалистов (1; 2). Однако идея компетентностного образования не снимает полностью проблемы нарастания функциональной неграмотности. А это, в свою очередь, требовало более глубокого анализа феномена и концепций функциональной неграмотности в современном ее значении.

В России проблемы функциональной неграмотности стали рассматривать намного позднее, чем на Западе. Да и специфика феномена требовало иных подходов к решению проблемы. В конце ХХ века население СССР и России было достаточно образованным, а качество образования на всех его уровнях не отставало от мировых стандартов. Три «кита» российского образования – фундаментальность, систематичность, последовательность – позволяли стране, даже в годы изоляции от мирового образовательного пространства, сохранять интеллектуальный потенциал страны. Тем не менее, явление функциональной неграмотности не обошло и нашу страну. Особенно заметными становится ее проявление на рубеже веков и тысячелетия. Функциональная неграмотность обострила проблему качества образования и усложнила ее решение – недостаточно привести в соответствие профессиональную подготовку и требования заказчика (обучающегося, работодателя, общества, государства), необходимо скоординировать темпы изменений того и другого, иначе неизбежно не только запаздывание, но и «забегание» вперед.

Применительно к сфере социального знания функциональная неграмотность рассматривается Ж.Т.Тощенко[67]. В сфере социальных отношений за базовые установки нами была принята разработанная Н.Е.Покровским концепция специфики социологического мышления[68]. Особенности, специфику, сущность социологического мышления он рассматривает как последовательность ответов на вопросы: что происходит? (выделение факта); как часто это происходит? (повторяемость); как это происходит? (механизм осуществления функции); кому это нужно? (задействованные интересы и группы); что будет? (развитие тенденции). Несформированность социологического мышления (в трактовке Н.Е.Покровского) можно рассматривать как особенность функциональной неграмотности в сфере социальных отношений. Формирование социологического мышления, на наш взгляд, должно служить основанием для социологического анализа как активизации социологического воображения. Развитая социологическая культура, социологическое мышление – главное условие формирования социальной компетентности новых поколений. Речь идет именно о социальной компетентности, определенном уровне функциональной грамотности в сфере социальных отношений. Социальная компетентность, функциональная грамотность в сфере социальных отношений ни в коей мере не может стать единственной целью образования. Идея повышения компетентности связана с преодолением явных противоречий в гуманитарной и социальной подготовке современной молодежи. Более того, модель «компетентного образования» - это адаптивная модель, удобная для того, чтобы вписать современную российскую систему образования в мировую, усредненную систему образования. Российское фундаментальное, систематическое образование обладает гораздо большим потенциалом в развитии новых поколений- оно дает возможности для формирования творческого опыта и способностей. Очевидно, что только адаптация – тупиковый путь для образования, а значит, и для будущего страны. Между тем адаптивный характер современного гуманитарного образования начинает проявлять себя достаточно отчетливо. Творческое мышление, возможности действовать в ситуации значительной неопределенности не формируются в адаптивной модели образования. Образование сегодня играет определяющую роль в развитии гражданского общества, формировании институтов и благоприятного режима государственного управления, имеет огромное значение для накопления социального капитала и укрепления единства общества. Влияние органов государственного управления на развитие института образования достаточно исследовано, прозрачно и является неотъемлемым элементом социальной практики в этой сфере. Что же касается гражданского общества и форм его влияния на институт образования, то здесь пока больше проблем, чем способов их решения. Социологическая культура гражданского общества могла бы стать реальным основанием для диалога его с властью.

Функциональная грамотность, признаки социальной компетентности, на наш взгляд, связаны с компетентностью в важнейших сферах общественной жизни: работе, государстве, семье, здоровье, праве, политике, культуре.

Поиск способов измерения уровня социальной компетентности в вышеозначенных сферах был начат мною с использования традиционных методов социологического исследования – анкетирования. В мае 2005 года был проведен опрос молодежи юга Тюменской области 15 –30 лет по квотной выборке и специально разработанному инструментарию. Всего было опрошено 602 респондента из числа городской и сельской молодежи. Кроме того, для проверки ряда гипотез было опрошено 106 респондентов старшего возраста (50 – 65 лет), слушателей «Социально-гуманитарного университета третьего возраста», работавшего в Тюменском государственном университете. Распределение по уровню образования включало в себя группы: неполное среднее (школьники старших классов), среднее, начальное профессиональное, среднее профессиональное, высшее. В результате опроса был собран достаточно показательный эмпирический материал, позволяющий установить некоторые устойчивые связи. Сформированность социального мышления базируется на умениях поиска, анализа и использования информации, т.е. требует определенного уровня информационной культуры. Так оказалось, что формирование информационной культуры личности прямо не связано с уровнем его образования. Высшее профессиональное образование как решающий фактор развития информационной культуры можно отнести только к «продвинутому» меньшинству. Правда, среди лиц с высшим профессиональным образованием меньше всего людей, не владеющих навыками, некомпетентных в сфере информации. А вот в шкале средних значений (таких, как известно, всегда большинство) уровень образования не играет определяющей роли.

Блок вопросов, в соответствии с авторской концепцией, был посвящен выяснению, насколько важно современному молодому человеку уметь ориентироваться в них, насколько они важны для определения собственной жизненной стратегии. Из распределения ответов видно, что рейтинг смысложизненных знаний для молодежи связан со сферами образования, работой, здоровьем и, довольно неожиданно, – с религией. Этот выбор связан, скорей всего, с поисками оснований духовной жизни. В аномичном обществе, где отсутствует иерархия ценностей, последним прибежищем идентичности становятся «вечные ценности», отраженные в проверенном тысячелетиями религиозном своде морали. Вторая позиция занята сферами морали, права (в том числе проблемами государства), экологии, любви и секса. То, что политика не вошла в число приоритетных знаний о социуме – ожидаемый результат. Тем не менее, наша гипотеза об основных сферах социальной компетентности подтвердилась в эмпирическом исследовании. Итак, молодежь региона понимает необходимость, смысложизненную важность знаний об основных сферах общества, в котором им нужно жить, строить карьеру, создавать семью, осуществлять гражданские функции. Насколько реализуется это понимание в поиске и использовании информации об окружающей социальной среде? Ожидаемый результат опроса связан с тем, что современная молодежь больше интересуется фактами социальной жизни, чем их оценками, построением прогнозов развития общественной жизни, не может самостоятельно устанавливать связи между отдельными фактами. Более того, на вопрос, «насколько интересуют Вас происходящие в стране события?» - 65% респондентов ответили, что интересуются этим только тогда, когда происходящее касается их лично или их ближнего окружения. Правда, число неинтересующихся молодых людей незначительно, менее 3%. Активная часть молодежи, регулярно отслеживающая в СМИ события и интересующаяся аналитическими программами, составляет 16% от общего ее числа. Вероятно, эти цифры опровергают миф об аполитичности современной молодежи. То, что большая часть молодежи следит за социальными трансформациями со своей, индивидуальной позиции, характеризует, скорее, тип нового поколения, а не отсутствие интереса к социуму, к судьбам страны или политическим решениям. То, что молодые люди отслеживают в основном только факты, почти полностью игнорируя комментарии этих фактов специалистами, аналитиками, нельзя отнести на счет излишней уверенности молодежи в своих способностях оценивать перемены. Часто они просто не задумываются о том, что стоит за тем или иным событием. А это – признак несформированного социального мышления, отсутствие социальной компетентности – функциональная неграмотность в сфере социальных отношений.

Распределение ответов на вопросы, сконструированные в соответствии с концепцией социологического мышления Н.Е. Покровского, подтверждает наш вывод. Так, в ответе на вопрос, насколько важно умение оценивать, в чьих интересах происходят преобразования в обществе, только 37% респондентов указали на первостепенную значимость этого. Интересным фактом, на наш взгляд, является позиция 17% респондентов, утверждающих абсолютную бесполезность такого рода анализа. Эти молодые люди уверены, что все происходящие изменения осуществляются только в интересах правящих групп, властных и экономических элит. Этот выбор свидетельствует о сложившейся гражданской позиции, о недоверии ко всем структурам власти, о потенциальном протестном отношении к любым переменам. Нет у молодежи четкого представления и о закономерностях развития современного социума. Определенность в необходимости выявления тенденций развития, взаимосвязей, казалось бы, разрозненных социальных фактов выразили 43% респондентов (это неплохой показатель социальной компетентности). В то же время, большинство молодежи не понимает объективного характера развития социальных процессов, даже не задумывается над этим либо уверено в неповторимости происходящих перемен, принципиальной невозможности установить взаимосвязи между событиями.

Два других концептуальных показателя сформированности социологического мышления, социальной компетентности связаны с пониманием механизма преобразований и возможности прогнозирования развития явления. Более половины опрошенных не понимают значения этих процедур, никогда не пытались проделать что-либо подобное, отрицают значимость такого рода отношения к социальной реальности. Все это может привести к выводу, что примерно половина нового поколения является только потребителем оценок и прогнозов развития социальной реальности, предлагаемой средствами массовой информации. Некритичное, несамостоятельное восприятие фактов социальной реальности формирует иллюзорное представление о ней. Социальное мышление современного молодого человека фрагментарно, не обладает признаками целостности, не может выполнять функцию предвидения и прогнозирования.

Большая роль в формировании социальной компетентности, преодолении новой функциональной неграмотности в сфере социальных отношений отводится институту образования.

По существу, как отмечает С.И. Григорьев, сегодня идет речь о смене базового критерия высшего образования. Так, в качестве базового критерия профессионального образования предлагается только один критерий – профессионализм, в соответствии с этим предложен набор соответствующих программ. Дело в том, что критерий профессиональной компетентности фактически отрицает традиционную для российского образования культуроцентричность, заставляет сомневаться в ценности фундаментальной подготовки в системе высшего профессионального образования, практически не рассматривает в качестве функции высшей школы воспитание. В профессиональном сообществе достаточно четко выражена позиция, связанная с необходимостью сохранить культуроцентричность высшего образования в стране, причем она имеет достаточно большое число сторонников. Социология ориентирует нас сегодня и в отношении адекватного понимания роли компетентностного подхода как основы оценки качества образования вообще, а социального в особенности. Она призывает нас к рассмотрению качества образования в русле его культуроцентричности – с позиций формирования общей и профессиональной культуры кадров, их волевой и этнокультурной воспитанности, акмеологической развитости, смысложизненной определенности.

Фундаментальное, систематическое образование обладает гораздо большим потенциалом в развитии новых поколений - оно дает возможности для формирования творческого опыта и способностей. Но «социология, как фундаментальная, несущая в себе богатый потенциал формирования мировоззрения и социальных навыков современного человека, остается в настоящее время невостребованной… …акценты в современном российском высшем образовании нужно расставить по-иному. Требуется не «карманная» социология на службе у различных профессий, а социология как социокультурный, мировоззренческий фундамент жизнедеятельности человека во всех сферах общественной жизни… Наступает этап активного формирования и предъявления фундаментальных образовательных потребностей, в котором важнейшей задачей является сохранение стратегической линии российского образования, традиционно направленной не на узкие рамки компетенций, а на системное видение культуры человека.

Векторы социологического обучения в системе ВПО: ориентация личности на статус в обществе; ориентация личности на позицию в контактной социальной группе; ориентация личности на саморазвитие; общая образованность и функциональная грамотность личности».

Адаптивный характер современного гуманитарного образования начинает проявлять себя достаточно отчетливо. Наименее очевидным следствием этого явления выступает расширение функциональной неграмотности уже на уровне специалистов, занятых в сфере социальной и гуманитарной деятельности. Передача новым поколениям целостного системного знания о социальной реальности преследует не только цели адаптации к ней, но и возможности ее преобразования. Творческое мышление, возможности действовать в ситуации значительной неопределенности не формируются в адаптивной модели образования. Задачи современного социального и гуманитарного образования усложнены быстрыми изменениями мировой системы, обострившимися противоречиями научных школ, противостоянием интеллектуалов и элиты. В условиях, когда процветает социальное мифотворчество, миссия социологического образования, социального просвещения в целом – служить истине, противостоять натиску человека экономического и человека политического.

Ключевой фигурой любой образовательной реформы (под каким бы знаком она ни протекала – трансформации, модернизация и т.п.) выступает учитель, преподаватель Инновационная готовность преподавателя – главное условие и резерв реформы. Составляющие инновационной готовности охватывают не только сферу профессиональных умений субъектов образования, но и включают в себя социальные и психологические характеристики фактора. Именно отсутствие инновационной готовности чаще всего и становится причиной несостоятельности реформ. Уровень инновационной готовности поддается измерению через некоторые косвенные индикаторы. Наиболее очевидной является степень информированности преподавателей о сущности и содержании нововведения. В марте-апреле 2006 года нами было проведено исследование информированности преподавателей Тюменского государственного нефтегазового университета о компетентностном подходе как стратегии модернизации российской высшей школы. Для сравнения и конкретизации оценок были также опрошены выпускники университета, работающие по полученной специальности, и работодатели – руководители подразделений, где трудятся эти молодые специалисты. «Сверхзадачей» опроса была и апробация некоторых общих представлений о модели специалиста – выпускника университета, сложившихся в ходе реализации программ повышения качества образования в вузе. Наиболее интересные результаты получены при сравнении оценок преподавателей, молодых специалистов и собственно «потребителя» образовательных услуг вуза – руководителей производственных подразделений. Итак, анкеты включали в себя 4 основных блока: 1) Информированность субъектов образования о сущности компетентностного подхода и его роли в модернизации профессионального образования. 2) Самооценки степени готовности к внедрению нового подхода в практику обучения. 3) Оценка качества сегодняшнего образования ТГНГУ и соответствия запросу практики. 4) Представления о конкретном наборе важнейших профессиональных компетенций выпускника университета (по инженерным специальностям).

Оказалось, что информированы о сущности компетентностного подхода всего 7% преподавателей, остальные либо не ответили на эти вопросы, либо дали неправильные ответы. Наибольший скептицизм выразили наиболее опытные преподаватели, проработавшие в системе высшего образования более 15 лет, именно они менее всего связывают повышение качества образования с внедрением компетентностного подхода (КП). В группе опытных преподавателей доминирует позиция, что новый подход – западная стратегия и именно поэтому в российской высшей школе он не приживется. Более половины этой группы считают КП вообще терминологической игрой в угоду Болонскому процессу. Важным является факт оценки нового подхода как угрозы для российской высшей школы. С чем же связаны угрозы перехода на КП? Наиболее значимые потери наши преподаватели связывают с тем, что новый подход оставляет за пределами задач высшей школы фундаментальность образования и традиции воспитательной работы. Действительно, системность воспитательного процесса остается за пределами внимания разработчиков проектов нового подхода. Это связанно с тем, что в перечне компетенций специалиста имеет место, в лучшем случае, один пункт – «приверженность этическим ценностям». В ответах на открытые вопросы и при анализе позиций основной массы по поводу готовности к внедрению отчетливо просматривается мотив усталости от реформ. Очевидно, что последние десятилетия значительно снизили мотивацию к качественному труду и профессиональному педагогическому росту преподавателей.

Наибольшие различия между «производителями» и «потребителями» наблюдаются в оценке соответствия содержания образования и требований рынка труда. Так, абсолютное большинство современных производственников по-прежнему считают, что именно вуз отвечает за качество подготовки специалиста, что то, чему и как научили студента, и определяет ценность работника. А вот преподаватели и выпускники уверены, что вуз – только стартовые условия и «жизнь научит» стать профессионалом.

Сопоставление позиций молодых специалистов, работодателей и преподавателей ТГНГУ по отдельным качествам и профессиональным компетенциям также демонстрирует значительные расхождения в оценках. Так, позиции всех трех групп участников опроса практически совпадают только в оценке фундаментальной подготовки– здесь оценки довольно высокие и единодушные. Существенные различия в оценке качеств компетентностной модели выпускника университета наблюдаются в части профессиональных качеств, востребованных сегодня на региональном рынке труда. Это требует не просто дальнейшего изучения запроса практики, а глубоких, систематических исследований, формирования динамических моделей социального заказа на языке компетенций.

Дата добавления: 2015-07-15