Польза страданий

Закусив нижнюю губу, сидя в глубоком кресле у своего письменного стола, Дарси еще раз пробежал глазами рекомендации, которые он держал в руке. Убедившись, что запомнил содержание первой он, он отложил ее в сторону и принялся за вторую, когда барочные часы на каминной полке пробили половину восьмого. И, такой же пунктуальный, как этот прибор, мистер Рейнольдс появился в дверях в сопровождении слуги с подносом, на котором доставлены были хозяину кофе и тосты.

– Рейнольдс, – Дарси оторвался от чтения и жестом велел лакею поставить поднос на столик, – Не задержишься ли на минуту?

– Да, сэр, мистер Дарси. Чем могу услужить?

Почтенный муж опустил лакея и закрыл за ним дверь.

Дарси опустил бумаги на стол и пристально поглядел на самого старшего из всей прислуги Пемберли. Никто не мог сравниться с ним в глубине познаний внутренней жизни Пемберли, и, как во время, так и после болезни старого мистера Дарси, его безошибочные знания внутренних пружин, управляющих жизнью огромного дома, были так же бесценны для Дарси, как и познания Хинчклифа в финансовых делах. Короче, этот человек чтил имя и семью Дарси не менее чем сами Дарси, и ему доверяли абсолютно и безоговорочно.

– Видишь ли, мне придется поставить тебя в крайне неловкое положение, Рейнольдс, но это дело столь огромной важности, что я прошу тебя отнестись к этому с пониманием и помочь мне.

– Несомненно, сэр! – Рейнольдс тотчас согласился, хотя его лицо выказывало удивление таким оговоркам со стороны хозяина.

Дарси же отвел глаза в очевидном смущении перед предстоящими ему расспросами.

– Что же, здесь нет места уловкам, так что вопрос приходится задавать напрямую, – и он повернулся к нему спиной. – Что ты мне можешь сказать о компаньонке мисс Дарси, о миссис Эннсли?

– Миссис Эннсли, сэр? – Брови Рейнольдса сошлись. Он медленно перекатывался с пальцев на пятки, прежде чем ответить. – Э-э, сэр… она очень милая, спокойная и достойная женщина.

– И…? – поощрил его Дарси, столь же неловко чувствуя себя при расспросах, как Рейнольдс в ответах.

– И что же, сэр?

– Эта дама живет здесь уже четыре месяца, – в досаде на эдакое тугодумство проворчал Дарси, – мог бы рассказать о ней и побольше!

Густые с сединой брови Рейнольдса нахмурились, он рефлекторно поправил свой шарф. Откашлялся. Затем, вытянувшись в струнку, ответил подчеркнуто неодобрительным тоном.

– Я не интересуюсь сплетнями, мистер Дарси, как вам должно быть известно. И не слушаю их, и не пересказываю никому. – Он проверил реакцию своего молодого хозяина, и, заметив недовольство на его лице, осторожно добавил, – Все, что я могу сказать, так это то, что она не задирает нос, и она любезна со всей прислугой сверху донизу, сэр. – Он слегка поежился под молчаливым, требовательным взглядом Дарси, прежде чем сказать, – Мисс Дарси удивительно ладит с ней. – Он поискал способа увильнуть от продолжения, но не найдя такового, поколебался и наконец, признался, – И я благословляю ее, мистер Дарси, воздаю ей хвалу день и ночь за то, что она сделала с Мисс, но на этом, сэр, пожалуй, я закончу.

– Мы закончим, Рейнольдс. – И Дарси отпустил его, скептически поджав губы на такой взрыв эмоций в защиту этой дамы. Однако Рейнольдс одобряет кандидатуру миссис Эннсли, а это значит немало. Возможно, теперь немного больше веры похвалам, содержащимся в ее рекомендациях. Он добавил свежих сливок в свою чашку, долил ее до краев ароматным напитком и опять взялся за эти письма. Попивая кофе, запомнил основные факты уже из третьего письма. Дарси не впервые держал эти рекомендации в руках, он придирчиво изучил их еще тогда, когда они были получены, пять месяцев тому назад, когда жизненно важно было найти такую компаньонку для Джорджианы, которой можно было доверять. Но сейчас он искал нечто, могущее пролить свет на суть дела, а не просто свидетельств безупречности репутации и квалификации от прошлых ее нанимателей. И это «нечто» до сих пор ускользало от него.

Он швырнул письма на стол и прошелся к окну с чашкой в руке. До кончины, это помещение служило отцу личным убежищем, а для Дарси эти деревянные резные панели охраняли чудеса – в его детстве, и олицетворяли домашний суд – в юности. Эта комната служила библиотекой хозяевам еще три четверти века тому назад, прежде чем при перестройке Пемберли согласно плану его прадеда не было предусмотрено новое огромное помещение для библиотеки. И теперь, хотя и поныне здесь хранились реликвии предков Дарси, комната служила главным образом архивом личных книг и документов самого Дарси, а также деловых архивов всего его имения и семьи.

Но не только уют массивных кресел и столов, коллекции искусных резных ружей и охотничьих изданий, но и превосходный вид из окон усиливали очарование этого кабинета. Опершись плечом об оконную раму, Дарси смотрел на сад, заложенный его бабушкой много лет назад. Он был занесен сейчас белоснежным нетронутым покровом, контрастирующим с вечнозелеными растениями и заманчиво петляющей по парку дорожкой красного кирпича.

Но умиротворяющий пейзаж перед его глазами растаял, уступив место Джорджиане и вчерашнему ужину. Ужин оказался достаточно хорош, много его любимых блюд и весьма подходящее вино. Стол был с большим вкусом декорирован цветами и зеленью, причем, как выяснилось, ее собственными руками. Она краснела и благодарила его за комплименты с непривычной для него грацией и изяществом.

Они обсуждали разные местные новости – рождение малышей в семьях арендаторов, умерших в деревне, празднование дня жатвы в Лэмтоне и ежегодную службу месяц назад в День Благодарения в церкви Св.Лоренса. Тем временем он наблюдал за ней, пытаясь с осторожностью оценить масштаб перемен в этом существе, которое приходилось ему сестрой. Были еще моменты неуверенности и смущения. Иногда его поддразнивания вызывали нерешительность взгляда, но об их арендаторах, соседях и их проблемах она отвечала уверенным тоном и выражением искреннего сострадания на ее лице. И к концу их трапезы все, что ему оставалось, это только в изумлении взирать на нее.

Она, было, поднялась после окончания ужина, чтобы позволить ему выпить его портвейн, но он настоял на том, чтобы послушать пьесы, разученные ею за время его отсутствия, желая оценить ее успехи. Она засмеялась, его внимание доставляло ей столь очевидное удовольствие, что она охотно позволила отвести себя в музыкальный салон и в течение получаса без перерыва играла для него. Он даже не удержался и принес свою полузабытую скрипку, и они играли дуэты до тех пор, пока у него не разболелись пальцы.

Дарси взглянул на свою левую руку, разминая еще болевшие мышцы, но тут у дверей послышался какой-то шум – и он поднял голову. Сжал губы. Дама что-то рановато, но так оно и лучше. Пожалуй, наконец-то он получит какие-то объяснения.

– Войдите, – сказал он, но услышал лишь скрежет у дверной ручки и странные шорохи. – Войдите! – повторил он, ручка качнулась, дверь приоткрылась. Озадаченный, Дарси сделал шаг, – Что за…?

Тут дверь распахнулась, и большой ком черно-каре-белой шерсти покатился по полу. Дарси метнулся к столу и успел поставить чашку, прежде чем чудище оказалось перед ним.

– Трафальгар – сидеть! – Крикнул он в ужасе перед неизбежным столкновением, но прежде, чем слова сорвались с его языка, задние лапы пса уже заскользили по паркету, и он пролетел последние несколько футов к ногам хозяина, беспомощно барахтаясь передними. Теперь ему ничего не оставалось делать, кроме как облизать ботинки обожаемого хозяина и поднять на него восторженные глаза.

– Мистер Дарси! О, сэр… простите, сэр! – Дарси оторвал взгляд от своего блудного пса и увидел в дверях одного из младших грумов, переминающегося с ноги на ногу и комкающего шапку в руках. – Я вел его сюда, как вы и приказали, мистер Дарси. Он ускользнул, сэр, он такой хитрец.

Дарси глянул на этого хитреца, внимавшего жалобам грума. Дарси мог бы поклясться, что пес смеялся. Он покачал головой.

– Можете оставить его здесь со мной, Джозеф, но, если он опять убежит, направляйте его к черному входу, а не в мой кабинет. Пора приучать его к порядку. – Дарси наклонился и поднял руками песью морду, чтобы взглянуть ему в глаза. – Да уж, придется, если хочешь водиться с джентльменом.

Трафальгар засопел озадаченно, но потом утвердительно гавкнул и лизнул руку хозяина в знак скрепления договора.

– Но ведь, мистер Дарси, я не впускал его!

– То есть ты не открывал дверь, Джозеф?

– Нет, сэр, конечно, нет! Он уже был в кабинете, когда я только повернул за угол.

Оба пристально поглядели на пса, который изо всех сил старался заслужить прощение самого привередливого на свете джентльмена.

– Так ты хочешь сказать, что он сам открыл дверь? – Недоверчиво спросил Дарси. Парень пожал плечами и еще раз скомкал шапку.

– Извините меня, но вполне вероятно, что он мог сам открыть дверь, – мягко вмешался ровный женский голос. – Я видела такой фокус, правда, животное сначала было обучено проделывать это.

Грум отошел от дверей и поклонился вошедшей женщине. Она улыбнулась и кивнула ему, затем сделала реверанс Дарси.

– Мистер Дарси.

– Миссис Эннсли! – Он взглянул на часы и убедился, что и впрямь уже ровно девять и встреча с компаньонкой Джорджианы началась вовремя. Конечно, он представлял себе ее начало совсем не так. Но умело спрятал недовольство тем, что его, по сути, застали врасплох.

– Прошу, проходите, мэм. – Дарси отошел и указал ей на кресло.

Дама кивнула и грациозно прошла мимо грума. Трафальгар с любопытством глянул на нее и решил, было с ней познакомиться, но его порыв был подавлен в зародыше жестким взглядом хозяина. Тогда он улегся у его ног, положив морду на лапы и переводя взгляд с одного на другого в предвкушении интересного зрелища.

Миссис Эннсли, казалось, ничуть не изменилась за прошедшие пять месяцев, разве что живее был ее взгляд, устремленный на Трафальгара, которому теперь оставалось разве что стеречь башмаки хозяина. Но тогда летом Дарси нужна была не жизнерадостность, но надежность и твердость характера дамы, чье материнское внимание и твердые принципы могли помочь Джорджиане преодолеть боль и отчаяние, в которое она погрузилась после Рамсгейта. Теперь стало очевидно, что эта дама обладает именно таким сердцем в придачу к остальным достоинствам, и она достигла таких успехов, на какие он и не надеялся. Каким методом она бы не добилась этого, но на его безграничную щедрость эта женщина теперь вправе рассчитывать.

– Миссис Эннсли, – начал он, взглянув на нее через свой стол, – похоже, вы считаете, что этот оболтус научился открывать двери?

– Это вполне возможно, Мистер Дарси, – ответила она с мягкой улыбкой. – Мои сыновья научили свою собаку разным фокусам, и открыванию дверей в том числе, хотя, – она глянула на умильную собачью морду, – в данном случае можно предположить, что тот, кто покинул ваш кабинет последним, не до конца закрыл дверь. Но, поскольку удача принесла такие плоды, столь умное животное, как господин Трафальгар, попробует воспользоваться ей еще не раз.

– Боюсь, что вы правы, – Дарси приподнял брови, поглядев на «оболтуса», который поморгал глазами и с невинным видом зевнул. – Вы упомянули своих сыновей, – продолжил он, – они в школе?

– Мой младший сын, Титус, в Университете, сэр. Он принят в Тринити в прошлом году под поручительство друга его покойного отца. Роман, мой старший сын, уже закончил учебу, и служит в приходе Уэстон-супер-Маре. Если вы не возражаете, я хотела бы там провести Рождество, с ними обоими.

Она открыто встретила его взгляд, и прямота ее просьбы вынудила Дарси подтвердить свое согласие незамедлительно, и даже обещать доставить ее от дверей до дверей.

– Вы очень любезны, мистер Дарси, – ответила она, и ее ореховые глаза засветились теплым светом.

– Это наименьшее из того, чего вы заслуживаете, миссис Эннсли.

Дарси поднялся и перешел к окну, сосредоточившись на поисках той дорожки, которая поведет их разговор в нужном направлении.

– Я перед вами в бесконечном долгу, мэм. Моя сестра… – У него горло перехватило при воспоминании о радости при их встрече. И он начал снова. – Моя сестра так удивительно изменилась, я просто с трудом могу поверить в это чудо! Вы сами помните ее, когда вы приехали в Пемберли, такой сломанной… – Он отвернулся к окну, чтобы обрести прежнее достоинство. – Но даже и до этого несчастья, она была застенчива и необщительна. Только музыка давала ей свободу самовыражения. Но теперь…! – Он повернулся навстречу ее приветливому взгляду. – Как вам это удалось, мэм? – Он повысил голос, не в силах признать поражение. – Мы с кузеном сделали все, что было в наших силах, все, что только могли придумать, чтобы вернуть нам прежнюю Джорджиану, но все без толку. Вам удалось сделать то, что не получилось у нас. Хотел бы я знать, как!

Она не сразу ответила, но сострадание в ее взгляде ясно дало ему понять, что его резкие слова вовсе не обидели ее.

– Дорогой сэр, – спокойно начала она, – я уверена, что вы все сделали для того, чтобы помочь мисс Дарси. Но, сэр, ее печаль глубже, чем вы думаете, глубже, чем вам суждено дотянуться. И не корите себя за поражение.

У Дарси даже пресеклось дыхание от неожиданности. Да как она смеет говорить с ним таким снисходительным тоном? Он не сможет!

Он выпрямился во весь рост перед хрупкой женщиной в кресле.

– Но тогда, мэм, позвольте узнать, каким образом вы проникли в глубины души моей сестры и вывели ее на поверхность? – Он жестко и презрительно усмехнулся. – Какие такие заклинания и зелья были спрятаны в ее ридикюльчиках?

На миг глаза миссис Эннсли озадаченно распахнулись, но она не потеряла самообладания. Она ответила столь же смелым, но не таким невежливым взглядом.

– Нет, сэр, вы не там ищете, – твердо парировала она. – С сердцем человеческим не так легко справиться. Пустяками ему не поможешь.

Лицо Дарси потемнело при одной отвратительной мысли.

– Вы говорите о ее чувствах к…, – он поколебался и решительно закончил, – ее соблазнителю?

Женщину не смутила его прямота и ответила она так же.

– Нет, мистер Дарси, я не об этом. Меланхолия мисс Дарси вовсе не от ее тоски по этому человеку. Когда вы встретили их в Рамсгейте и выгнали мистера Уикема, Джорджиана уже поняла истинную цену этому человеку. Так что она вовсе не оплакивала его эти месяцы.

Пока она говорила, Дарси вернулся на свое место за столом, совсем не удовлетворенный таким ответом.

– Вы ответили только, что ее не терзало, и, зная, о чем речь, я только рад этому. Но вы еще не сказали, что же ее мучило, и как вы излечили ее от этого. Прошу вас, миссис Эннесли, – настойчиво продолжал он, надменно выпрямившись, – я требую ответа.

Глядя на него, она слегка нахмурила брови, плотно сжав губы и решая, должна ли она дать ему ответ. Пораженный самым фактом ее колебаний, Дарси уже начинал сомневаться, соответствует ли такая особа выполнению его задач. И вдобавок появилось подозрение, что это легкое сердце, что он отметил ранее, вполне может биться и за стальной грудной клеткой.

– Мистер Дарси, верите ли вы в Провидение?

То, что она ответила ему вопросом на вопрос, озадачило его не менее чем сам смысл его.

– Провидение, миссис Эннсли? – Дарси смотрел на нее, и его воспоминание о недавнем недовольстве резонами Всевышнего Судии усилило его антипатию к такому вопросу. Да причем тут Провидение?

– Верите ли Вы, что Господь направляет деяния людей?

– Это мне хорошо известно, миссис Эннсли. Я с детства хорошо подкован в этих вопросах, – холодно парировал он, но я не вижу…

– Тогда, сэр, не повторите ли вы его смысл? Вы помните?

Дарси прищурился. Но произнес наскоро сквозь зубы:

– «Господи Боже, Создатель всего сущего на земле, да поддержи, направляй, устраивай и руководи всеми Твоими созданиями и деяниями, от великих до малых, посредством Твоего святейшего и мудрейшего Провидения». Я забыл, мэм, что вы вдова священника. Несомненно, вы привыкли вершить свой путь в суетном мире под рукой Господней, в отличие от большинства нас, простых смертных.

Его сарказм не достиг цели, она лишь мягко улыбнулась.

– Очень хорошо, мистер Дарси. Прекрасно продекламировано.

Она поднялась с места, что опять привлекло внимание Трафальгара. Он поднялся, отряхнулся весь, от ушей до кончика хвоста и выжидательно посмотрел на Дарси.

– Миссис Эннсли, – хмуро сказал он, тоже вставая, – вы так и не дали мне никакого удовлетворительного объяснения. Несомненно, я перед вами в большом долгу, но я не привык к противодействию нанятого мной персонала. Я настаиваю на прямом ответе, мэм.

– Когда мой муж умер от пневмонии, подхваченной при исполнении, мистер Дарси, оставив меня с двумя сыновьями без средств и без крыши над головой, я погрузилась в такую же бездну отчаяния, как и мисс Дарси. – Она на минуту опустила голову, то ли собираясь с мыслями, то ли избегая его недовольного взгляда, Дарси не мог понять. Но, подняв голову, она продолжала с жаром. – Забота друга, который напомнил мне две истины, вернула меня под сень Провидения. Первая из них – из Библии: «Знайте же: все деяния во славу и любовь к Господу». – Она пристально посмотрела на него, воспоминания осветили ее лицо. – Вторая из бессмертного Барда:

Благословенны беды, ниспосланные нам,

Ибо, подобно мерзкой ядовитой жабе,

Содержат драгоценный камень в своей голове.

– Вы спрашиваете, что я сделала с вашей сестрой, мистер Дарси, и я вынуждена признать, что я сделала не более чем мой друг в свое время в отношении меня. Не в моей, да и не в вашей власти излечить мисс Дарси от печали и вернуть ее к радости. Эти силы надо искать вне нас, и в первую очередь – в самой мисс Дарси.

Несомненно, она сделана из стали! Дарси изучал невозмутимое лицо этой миниатюрной женщины. Но она права, в конце концов. Ответ на вопрос может дать только сама Джорджиане, чудо ли сотворила с ней эта женщина, или же просто читала ей святое писание. Что бы это ни было, лишь бы болезнь сестры не вернулась. От этой мысли у него похолодело на сердце.

– Что касается сути дела, вы абсолютно ясно выразили ее, миссис Эннсли, – проговорил он, возвращаясь к своему столу. – Я последую вашему совету касательно мисс Дарси, однако я не стану терзать ее расспросами, пока не уверюсь в ее полном исцелении. – С поклоном он остановился перед ней. – Я искренне благодарен вам, мэм, хотя и не могу пока сделать выводы о характере вашего влияния на мою сестру. Ваши рекомендации безупречны, моя прислуга источает вам похвалы. – Голос его, сначала сдержанный, смягчился.

Миссис Эннсли улыбнулась и сделала реверанс.

– Ваша благодарность – большая радость для меня, мистер Дарси. Мисс Дарси – самая очаровательная из всех известных мне юных леди, и со временем превратится, я не сомневаюсь, в достойнейшую из женщин. Благоразумное решение, вы правы, не беспокоить ее пока расспросами, сейчас ей нужно больше всего ваше время и ваша любовь. Она сама раскроется, и вы все поймете.

– Да будет так, мэм, – отозвался Дарси, наклоном головы делая знак, что разговор окончен.

Дама ответствовала тем же, но у двери обернулась к нему.

– Извините, мистер Дарси.

– Да, миссис Эннсли?

– Полагаю, с вашим возвращением господин Трафальгар обрел полную свободу перемещения по дому?

– Привычка, миссис Эннсли, но обычно он рядом со мной. – Он оглянулся, но собаки нигде не было. – Это вы открыли сейчас дверь?

– Нет, мистер Дарси. Она уже была открыта. Думаю, господину Трафальгару стало скучно с нами.

Пронзительный лай эхом пронесся за дверью, затем послышался стук когтистых лап по лестницам и по паркету.

– Посторонитесь, миссис Эннсли! – предупредил Дарси, увидев вылетающего из-за угла пса. У дверей он опомнился, грациозным шагом подошел к хозяину, обошел его сзади и замер у его ног.

– И что же ты теперь натворил, чудовище? – Вздохнул он, наклоняясь к собаке. Трафальгар скромно лизнул его в бакенбарды. А в дверях кабинета появился запыхавшийся от бега повар.

Даже физически Дарси не смог бы последовать совету миссис Эннсли, поскольку вся первая неделя его пребывания дома была посвящена хлопотам по делам имения. Поскольку он отсутствовал во время жатвы, ему потребовалось немало времени, чтобы изучить положение дел с урожаем на фермах. Его управляющий сгорал от желания ознакомить хозяина с квартальными книгами, а также доложить об успехах в применении некоторых новшеств, введенных под влиянием книги мистера Янга «Новое земледелие». Дарси был не из тех хозяев, кто ограничивался изучением цифр в отчетах своих управляющих, поэтому до обеда его видели чаще всего верхом, объезжающим поля и фермы арендаторов. Потом, конечно, решались с мистером и миссис Рейнольдс проблемы Пемберли Холла и его прислуги, изучалась стоимость содержания дома, переговоры с уймой народу о подготовке к возрождению ритуала празднования Рождества в Пемберли, а также приготовления к визиту дяди и тети Фицульямов.

К вечеру субботы Дарси был уже полностью вымотан и оглушен непостижимым количеством фактов, цифр и дел, которые должны были обеспечить функционирование механизма Пемберли и вести его к процветанию. После итоговой встречи с главным конюхом – хвала предусмотрительности Флетчера! – он смог расслабиться в теплой ванне и облачиться в более неформальную, но удобную и приличную одежду для обеда с сестрой. Они пообедали в спокойной, домашней атмосфере, но Дарси не мог не следить с удивлением за уверенной и спокойной грацией, с которой Джорджиана управлялась с ролью хозяйки, хотя это и добавляло новые вопросы к длинному ряду прочих, ожидавших его решений. Его сестра не могла не заметить его рассеянности, поскольку он едва проронил несколько слов за все время обеда. Она взяла инициативу в свои руки и развлекала его пересказом происшедшего в Пемберли за все время его отсутствия, пока, заметив в нем усталость, не предложила сыграть для него.

На диване в музыкальном салоне Дарси прикрыл глаза, думая о спокойной деловитости сестры за столом, с женской чуткостью предложившей развлечь его своими талантами. Ее тактичность подтверждала масштаб тех перемен в ней, на источник которых миссис Эннсли лишь неопределенно намекнула. В анализе этих перемен, впрочем, он не вполне преуспел, целиком захваченный очарованием и силой исцеляющей усталость мелодии. Но прошло еще немного времени, и музыка перенесла его в тот опасный миг между сном и явью, когда бдительность сдает позиции. Очарованный музыкой, он грезил наяву, и вот одна родная фигура за фортепиано сменилась другой, такой знакомой и да, дорогой – только наяву он еще не готов был признаться в этом. Но сейчас это было вполне уместным и желательным чувством.

Желанность присутствия Элизабет в его доме, с ее знакомой естественной грацией играющий для него, их волнующее уединение в этой комнате подействовало на него как глоток хорошего бренди. Он был уверен, что, подвинув ногу, он заденет ее корзинку для рукоделия, а если найдет силы провести рукой по дивану, обнаружит ее источающую тонкий аромат лаванды небрежно брошенную на спинку дивана шаль. Не открывая глаз, он повернул голову и потянул носом. Так и есть. Он снова улыбнулся; как же забыть этот дивный, струящийся за складками ее платья аромат.

Музыка, изливавшаяся из-под ее пальцев, проникала в самые укромные уголки его естества, питая его желания такими эмоциями, которые только она способна была утолить. «Элизабет», выдохнул он охрипшим под ее чарами голосом. Музыка дрогнула, но потом охватила его с новой силой. Он осознавал, что заколдован, как это было на балу в Незерфилде. Знал, но весь отдавался этим чувствам, которые на этот раз отражались и в ее глазах. Они перенеслись в оранжерею, в Рай, созданный его родителям, утопающий в цветах, тут она что-то прошептала, но так тихо, что пришлось наклониться ниже…

– Фицульям. – Его имя прозвучало у нее на устах, так близко, что ее дыхание божественной лаской коснулось его щеки. Ответная буря чувств прокатилась по его венам, и он сжал ее руку.

– Элизабет, – страстно прошептал он в ответ.

– Фицуильям? – Не вопроса он ожидал, и это был совсем не тот долгожданный голос. – Брат?

Глаза Дарси распахнулись и он, словно от удара, тотчас пришел в себя и увидел реальную Джорджиану рядом на диване, героически сдерживающую взрывы смеха, которые все равно прорывались через прижатые к губам ладошки. Он поморгал глазами, не в силах поверить, что это был только сон, до такой степени еще сильно было в его груди возбуждение. Он с надеждой огляделся, но ни шали на диване, ни корзинки с ее рукоделием не было.

– Что ты ищешь, брат? Я могу помочь? – Джорджиана взяла себя в руки, но улыбка еще таилась в ее глазах, губки лукаво закушены.

У Дарси холодок пробежал по спине. Что же он наговорил сейчас во сне? Как он вообще допустил это? Остатки тепла еще наполняли его тело, напоминая о силе искушений, которым он сопротивлялся до тех пор, пока усталость не сломила его волю. Если еще можно что-то исправить, надо взять себя в руки немедленно. Но жесткие слова застряли у него где-то еще на полпути. Как давно Джорджиана так от души смеялась? Как давно отваживалась она обращаться с ним именно как с братом, а не опекуном, не отцом для нее?

Его ошеломленный взгляд стал последней каплей, переполнившей чашу и она расхохоталась от души, до слез, а когда он только и осмелился, что криво ухмыльнуться в ответ, обессилев от смеха, она откинулась на спинку дивана.

– О, Фицуильям! – Выговорила она, наконец, – Прости, ради Бога, но я никогда еще не видела тебя таким!

– Да, наверное… думаю, я просто уснул, – неловко проговорил он, выпрямляясь из той расслабленной позы, что спровоцировала эту непредвиденную ситуацию.

– Не просто уснул… ты грезил, как мне кажется, – ответила она, – ласково глядя на него потемневшими от слез глазами, потом спросила, – Но теперь-то – разве ты не хочешь рассказать мне о мисс Элизабет Беннет, братец?

Дарси несколько минут всматривался в ее открытое, серьезное лицо, прежде чем отвести взгляд. Расскажи ей, подсказывал ему внутренний голос. Но, честно говоря, что, собственно, рассказывать? Мы поссорились, потом пытались помириться, потом танцевали и поссорились опять. Конец! Он увидел надежду в ее глазах и сразу же отбросил идею представить ей такой прозаический отчет. Ничего не выйдет, более того, это неправда, потому что не полная правда.

– Какая она, брат? Она бы мне понравилась? – С мечтательной улыбкой настаивала она.

Он поглядел ее лицо и понял, что оборона его рухнула.

– Столько вопросов сразу, дорогая, – проговорил он, сжав ее руку. – Ты действительно хочешь получить столько ответов?

Ее ручка, вывернувшись в его хватки, коротко пожала его ладонь.

– Я пыталась удержаться от желания проникнуть в твою личную жизнь, Фицуильям, и не дразнить тебя. Но ты так часто впадаешь в рассеянность, и я вижу, что ты думаешь о ней. – Она вспыхнула, увидев, что он вздрогнул при этих словах. – То есть, мне так кажется.

– Рассеянность? Как это? Ты ошибаешься, я уверен, – поспешно возразил он, однако он нисколько не убедил ее.

– Разве только что ты грезил не о мисс Элизабет?

Дарси понял, что попался. Она предлагала ему исповедь, а себя в судьи. Эта перемена в ней и радовала, и пугала его одновременно. Эта новая цельность в ней – об этом он не смел и мечтать; но еще пока не решился бы ее расспрашивать. Тем более не мог, пусть даже из страха разрушить это хрупкое доверие между ними, отказать ей в том, что было полностью в его силах. Это был шах и мат. Как смеет он лгать этому драгоценному созданию, вверенному в его руки волей Небес и его отца? Дарси выровнял дыхание.

– Я расскажу все, что ты хочешь знать, насколько это будет в моих силах. – Он упреждающе поднял руку в ответ на ее радостную улыбку. – Но сразу предупреждаю, что, скорее всего, ты будешь разочарована. Я не «романтик». И, хотя не берусь судить, насколько хорошо я угадываю ее мысли, в этом она скорее согласится со мной. – Он проверил эффект своих слов, но ямочки на щеках стали только заметнее. Он покорно вздохнул. – С чего прикажешь начать?

– Просто расскажи мне, какая она? Мисс Элизабет Беннет должна быть необыкновенной женщиной, если заслужила твое уважение. – Джорджиана откинулась на диване в ожидании ответа, в точности так, как в детстве ждала начала сказки.

– Мисс Элизабет Беннет…

Он задумался. Никогда не пытался оценивать ее качества. Она не вписывается ни в одну из категорий, на которые можно поделить знакомых дам. Она была… просто Элизабет!

– Мисс Элизабет Беннет невозможно приписать к какой-то одной из привычных категорий дам высшего общества. – Он нахмурился. – Иными словами, она необычна. Но, – поспешил дальше, – ты не подумай, что она из так этих жутких называемых Нетрадиционных дамочек. – Он улыбнулся. – Один из ее соседей, сквайр, определил ее как «бездну здравого смысла, упакованного в такую прелестную изящную фигурку, что лучше и желать нечего». Не совсем полное определение, но весьма близко к истине.

– Так она симпатичная? Красивая? – Выспрашивала Джорджиана.

Так она – красавица? Скорее ее мать можно назвать умницей.

Его передернуло при этих несправедливых словах, всплывших вдруг в памяти, и он удивился тому, что вообще мог так думать.

– Сначала я так не считал, потому что ее красоту никак нельзя назвать классической, а у меня не хватило ума оценить ее. – Дарси заметил, что стал отвечать сестре гораздо откровеннее, – Но чем больше я узнавал ее, тем более обаятельной я находил ее. Да, это правда! Думаю, что первое, что привлекло к ней мое внимание – это ее глаза. Очень выразительные, и когда она приподнимает брови, то в них столько всего открывается для того, кто…

Смешки прервали его монолог.

– Прости меня. – Искренне извинилась Джорджиана. – Продолжай.

– Она красива, да. Я так считаю, во всяком случае. – Резко закончил он. – Что ты еще хочешь услышать?

– Она так же добра, как и красива? – Голос ее слегка дрогнул.

– Она очень решительная, – признал он, – но и очень добрая. Даже если судить только по ее заботе о заболевшей в Незерфилде сестре. Она сама заботилась о ней день и ночь. – Он вспомнил еще несколько случаев и добавил. – Бывало, успокаивала сварливых стариков, поддерживала и робких девочек, и сельских начинающих денди. – Он кратко рассмеялся при этих воспоминаниях, но сразу посерьезнел. – Но, я должен пояснить, что она не станет выслушивать дураков, или подлизываться к тем, о ком невысокого мнения. Она очень воспитана, конечно, но и очень независима. Этому моя собственная персона – лучшее подтверждение!

– О да, – охотно отозвалась его сестра. – Но удалось ли тебе исправить ее мнение о тебе?

Дарси плотно сжал губы, обдумывая ответ. Что ей сказать? Что есть правда?

– Я и правда не знаю, дорогая, – признал он, – она согласилась на танец со мной, вернее сказать, воспитанно не отказалась, и все шло хорошо, но потом, в силу некоторых причин, согласие между нами испарилось. А позже события так обернулись, что теперь она вряд ли захочет меня видеть.

Удовольствие, которое доставили ему вопросы Джорджианы, растаяло без следа, как только он добрался до реального положения дел. Отношения кончились, осталась мучительная ноющая пустота, ничего, собственно, кроме долга и мучительных неудовлетворенных желаний. Он не должен предаваться пустым воспоминаниям, жестко приказал он себе. Разве не он сам своими руками уничтожил все возможности, касающиеся ее? Нет никакого смысла так мучить себя.

– Я не видел и не говорил с ней с того вечера, – отрывисто продолжил он, – и, так как Бингли излечился от своего увлечения ее сестрой, нет оснований ожидать, что мы когда-нибудь увидимся снова. И на этом, моя дорогая сестричка, пожалуй, все!

– Ты не попытаешься увидеться с ней? – Джорджиана взглянула на него со смесью удивления и сожаления. – Ты не намерен продолжать знакомство?

– Нет, – ответил он, предпочтя суровую правду уверткам.

– Значит, я ее никогда не увижу? – печально спросила она.

Плечи ее опустились, и сердце Дарси замерло.

– Я не поручусь, что «никогда», дорогая, – уступил он, – но это маловероятно. Она весьма ограничена в материальных средствах. К тому же мы принадлежим к совершенно разным кругам общества.

– Тем не менее, я хотела бы встретиться с ней, брат, – прошептала Джорджиана.

– Думаю, я тоже, Джорджиана, – отозвался он, – хотя почему и зачем, я не знаю, но только уверен, что тебе бы не найти надежнее подруги. – Эта идея странным образом утешила и ободрила его. – Думаю, достаточно об этом. – Он поцеловал ее в лоб. – Теперь, ты уж прости, я пойду спать. Шеррил просто до смерти загонял меня вверх и вниз по мешкам с зерном, да по лестницам амбаров, и я вовсе не хочу уснуть тут опять, на виду у всех!

Он отошел под ее задумчивым взглядом. В дверях он обернулся, чтобы ободряюще улыбнуться, но она уже глядела не на него. Ее царственная головка склонилась в такой глубокой задумчивости, что он содрогнулся. И каков же результат его откровений? Он взвалил свое бремя ей на плечи? Или разочаровал ее в чем-то? А, может, это просто усталость. По правде, он так закрутился со всеми делами Пемберли, что забыл о ее развлечениях. Скорее наоборот, это она развлекала его! Он вошел к себе, погруженный в эти самоистязания, и дернул за звонок. Завтра он будет в ее полном распоряжении, поклялся он себе, ожидая Флетчера. А, так как завтра – воскресенье, то к черту все дела!

Желая скорее приступить к исполнению этих благих намерений, наутро Дарси проснулся даже раньше обычного. Лежа среди скомканных простыней и подушек, он сомневался, спал ли он вообще. Ведь та полудрема-полуявь, в которую он провалился вчера под музыку, вернулась в ночи, и теперь он знал, что часть его сердца, которую он, казалось, так надежно запер, способна выбираться наружу. Попросту говоря, истина была в том, что он по-прежнему очарован Элизабет Беннет. И одно из доказательств этого шелковым сокровищем все так же хранилось между страницами книги. Но грезы о ней здесь, в его собственном доме, представляли уже реальную опасность его будущему бытию.

– Это опасно, – сказал он вслух, анализируя свои нежелательные фантазии, выходит, Джорджиана была проницательнее, чем он это признавал. Причиной, по крайней мере, части его рассеянности были его мечты об Элизабет, ведь он уже начал смотреть на эти такие родные вещи – да и на свой Пемберли – ее критическим взглядом.

– Это никуда не годится, сэр!

Звуки выдвигаемых ящиков за дверью гардеробной проникли в его сознание. Что это? Почему Флетчер так рано? Он вспомнил – почему, и, отбросив покрывало, поднялся с кровати и прошел в гардеробную. Его слуга уже возился с его одеждой, окутанный паром кувшин с сандаловой водой стоял уже наготове.

– Флетчер! – проворчал он, закутываясь в халат, – Ты уже готов так рано! – Он подавил зевок. – Ты всегда был усерден в делах, но это уже что-то слишком предупредительно!

– Э-х-м, – Флетчер прокашлялся и опасно покраснел. – Да, сэр. Но для меня это… удовольствие, мистер Дарси.

– Удовольствие! Да ты не заболел, приятель? Признавайся сразу, я не хочу, чтобы ты бегал вокруг меня, когда нужно лежать в постели. Другой кто-нибудь поможет мне.

Теперь лицо слуги смертельно побелело.

– О, нет, сэр! Все отлично, я здоров!

Дарси скептически посмотрел на него.

– Ничего подобного! Давай, лекарство и в постель!

Если бы было возможно, Флетчер еще больше бы побледнел.

– Уверяю, сэр, я не болен, но только последняя женщина на свете, которую я хочу видеть, это Молли!

Брови Дарси уползли вверх.

– А я думал, ты и травница, скажем так, в хороших отношениях.

Флетчер фыркнул.

– Молли так же считает, но я никогда не давал ей оснований. – Он повернулся к бритвенным принадлежностям и опустил их в ароматный кипяток. – Я ничего плохого не сделал ей. Мы не были наедине, сэр!

– Но ведь что-то происходит, так ведь? – Дарси сложил руки на груди, огорчаясь, что подобные вещи неизбежно случаются среди прислуги. Любовные страсти между слугами временами сказываются на повседневном ходе вещей.

– Да, сэр.

– И такое внимание к своим обязанностям?

– Это все ревность, сэр. – Флетчер вздохнул. – Где я не появлюсь, или она, или ее приятели достают меня, а нет, так какая-нибудь другая баба решит, что, раз я теперь свободен, то она тут как тут! Если бы вы только могли себе представить, мистер Дарси!

– Подозреваю, что могу. – Дарси фыркнул и занял свое место. – И что же ты собираешься делать?

– Если вы мне позволите, я был бы рад сбежать пораньше на каникулы. Очень хочу попутешествовать немного, прежде чем приехать к родителям. – Он украдкой взглянул на Дарси, оборачивая теплое полотенце вокруг его шеи.

– Подарок лорда Брума продырявил твой бюджет, Флетчер?

Флетчер опять покраснел.

– Нет, сэр, конечно, нет.

Он схватил кисть из щетины и стал яростно крутить ей в чашке.

– Я собираюсь вложить их во что-нибудь, сэр.

Дарси скривил губы, но не стал больше расспрашивать, так как намыленная кисть прошлась по его лицу. Пока Флетчер правил лезвие, Дарси раздумывал, стоит ли и дальше вникать в странные изменения цвета лица парня и в его загадочные ответы.

– Не изволите ли поднять подбородок, сэр.

Флетчер повернулся, лезвие бритвы твердо зажато в руке. Дарси, устраиваясь в кресле и поднимая подбородок, решил, что не стоит.

Дата добавления: 2015-07-18