Трудные дни.

Насколько я помню, это случилось в конце 1921 года: Министерство образования объявило о проведении следующей весной в женском высшем педагогическом училище, находившемся в Отяномидзу, Токио, показательных выступлений по боевым искусствам. Префектуру Окинава также пригласили принять участие в выступлениях, и департамент образования попросил меня представить наше местное искусство каратэ з японской столице. Я, конечно, не раздумывая, согласился и начал готовить программу.

Поскольку каратэ было мало известно за пределами Окинавы и люди, которым я должен был его представлять, знали о нем либо очень мало, либо вообще ничего, то я решил, что в качестве ознакомления необходимо что-нибудь достаточно эффектное. Я подготовил фотографии раз-личных стоек, ката, движений рук и ног и пр. и расположил эти фотографии в определенном порядке в трех длинных свитках. Эти свитки я привез с собой в столицу, чтобы до демонстрации дать интересующимся некоторое представление о каратэ. Демонстрация имела огромный успех, л я думаю в немалой степени благодаря осуществленному мной предварительному ознакомлению жителей Токио с окинавским искусством ка-затэ.

Я планировал вернуться на свой родной остров сразу же после выс-туплений, но отложил свое возвращение в связи с тем, что Дзигоро Кано, президент Кодокан-дзюдо, попросил меня прочитать короткую лекцию об искусстве каратэ. Сначала я колебался, считая себя недостаточно компетентным, но, уступив настойчивым просьбам Кано, согласился продемонстрировать некоторые ката. Происходить все это должно было в зале Кодокан, и я думал, что на моем выступлении будет присутствовать лишь небольшая группа, состоящая из старшего тренерского состава Кодокан-Дзюдо. К моему огромному удивлению, когда я прибыл на место, меня ожидало более сотни зрителей.

Партнером для демонстрации я выбрал Синкина Гиму, который в то время учился в Токе Сёка Дайгаку (теперь Университет Хитоцубаси). Гима был первоклассным каратэкой, интенсивно тренировавшимся до своего отъезда с Окинавы. На Кано увиденное произвело большое впечатление, и он спросил, сколько понадобится времени, чтобы овладеть теми ката, которые мы продемонстрировали.

- По меньшей мере год, - ответил я.

- Это слишком долго, - сказал он. - Не могли бы вы научить меня нескольким самым основным ката?

Я, простой провинциальный школьный учитель, был польщен просьбой такого великого мастера дзюдо, как Дзигоро Кано, и, конечно же, согласился.

Спустя некоторое время, я вновь стал готовиться к возвращению на Окинаву; и вдруг однажды утром меня пригласил к себе художник Хоан Косуги. Он сказал, что, когда был на Окинаве с художественной экспедицией, его глубоко впечатлило каратэ и он хотел бы изучать это искусство. Но здесь, в Токио, он не смог найти ни учителя, ни книг по интересующему его предмету. Поэтому он просил меня остаться в Токио еще на некоторое время и дать ему несколько частных уроков.

Так я еще раз отложил свой отъезд и начал давать частные уроки союзу художников, под названием Клуб Тополя Табата, президентом которого бью Косуги. После нескольких тренировок я вдруг осознал, что если я хочу, чтобы с каратэ-до были знакомы все люди Японии, то именно я должен заняться его популяризацией, а Токио был идеальным местом для начала этой деятельности. Я написал Адзато и Итосу письмо, в котором рассказал им о своей идее, и оба мастера ответили словами одобрения, предупреждая вместе с тем о том, что меня ждут трудные времена.

И в этом, как оказалось, они были абсолютно правы. Я переехал в Мэйсэй Дзюку (общежитие для студентов с Окинавы, расположенное в районе Суйдобата в Токио), где мне разрешили использовать лекционный зал в качестве временного додзё в то время, когда там не читались лекции. Однако основной проблемой были деньги: моих собственных денег у меня не было, моя семья на Окинаве тоже их не имела, а я в то время не мог привлечь никаких спонсоров, поскольку каратэ по-прежнему оставалось практически неизвестным.

Чтобы оплачивать крохотную комнату, где я спал, я брался за всевозможные случайные работы в общежитии: я был вахтенным, уборщиком, садовником и даже убирал в комнатах студентов. В то время у меня было очень мало учеников, поэтому того, что они мне платили, было недостаточно, даже чтобы сводить концы с концами. Чтобы решить проблему питания, я убедил повара общежития брать уроки каратэ. В качестве платы он предоставил мне скидку на питание. Это было трудное время, но, когда я вспоминаю о нем после всех этих лет, я понимаю, что это было также и прекрасное время.

Не обходилось и без забавных эпизодов. В те дни мои личные интервью в газетах и журналах были редкими, но однажды в общежитии появился репортер. Когда он пришел, я как раз подметал садовую дорожку, и он, очевидно, принял меня за слугу.

- Где я могу найти господина Фунакоси, учителя каратэ? - поинтересовался он.

- Одну минуту, ответил я и поспешно удалился.

Я быстро сбегал к себе в комнату, переоделся в свое обычное кимоно, а затем спустился в холл, где ожидал репортер.

- Добрый день - поздоровался я. - Я Фунакоси.

Я никогда не забуду изумление того репортера, обнаружившего, что дворник и учитель каратэ одно и то же лицо!

В другой раз ко мне пришел один из старших слуг барона Ясуо Мацу-дайра, дом которого находился рядом с нашим общежитием. Мацудайра были очень влиятельной семьей, а барон и его жена являлись приемными родителями принца Титибу.

- Я пришел, - сказал слуга, - чтобы поблагодарить того пожилого человека, который каждое утро подметает землю перед нашими воротами. В знак своей благодарности мой хозяин шлет этот маленький подарок.

С этими словами он вручил мне коробку конфет. Эпилог этой истории состоялся несколько лет спустя, когда тот же самый слуга снова навестил меня, чтобы принести извинения за то, что назвал меня «пожилым человеком, который подметает землю».

- В то время, - сказал он, - мы, конечно, и не подозревали, что вы - знаменитый мастер каратэ Гитин Фунакоси.

Площадка перед общежитием требовала большого внимания, поскольку дети часто приходили сюда поиграть. После утомительной уборки я иногда бранил их, говоря, что ничего плохого в том, что они играют на площадке, нет, но в том, что они там мусорят, нет ничего хорошего.

Однажды один из них, острый на язык маленький дьяволенок, назвал меня карасу-ури («змеиной тыквой»1*), а затем и все остальные хором подхватили эту кличку. Мне это казалось довольно странным, и я не мог понять, почему меня сравнивали со змеиной тыквой. Но однажды вечером я посмотрел в зеркало и разразился хохотом, увидев несомненное сходство. Хоть я и не употреблял алкоголь, мое лицо было красного цвега, и поскольку кожа у меня гладкая, то я понял, почему в сознании маленького мальчика я был похож на тыкву, которая становится красной, когда созревает.

Таким образом, для своих учеников я был мастером каратэ, для дома Мацудайра я был пожилым дворником, а для детишек, что играли в саду, я был «змеиной тыквой». Я находил это весьма забавным; гораздо менее забавными мне казались дни нищеты, когда я не мог наскрести достаточно денег, чтобы купить необходимое для жизни.

Однажды ситуация была настолько тяжелой, что я решил что-нибудь заложить... Но вопрос был в том, что именно? У меня не было практически ничего ценного. В конце концов я остановил свой выбор на старом котелке, которым я пользовался на Окинаве, и окинавском кимоно ручной работы. Все это я аккуратно завернул и поплелся к самому отдаленному, стоявшему в укромном месте ломбарду, поскольку не хотел, чтобы кто-нибудь из моих учеников из общежития узнал об этом.

Собственно, мне было стыдно даже показывать эти два предмета служащему лавки, поскольку оба они были старыми и поношенными и, как я опасался, абсолютно ничего не стоили. Но служащий отнес их в заднюю комнату; некоторое время до меня доносились приглушенные голоса двух человек (второй, вероятно, был хозяином лавки), что-то обсуждавших между собой. Спустя несколько минут служащий вернулся и вручил мне невероятно большую сумму денег. Мне это показалось очень странным, пока однажды я не узнал, что младший брат служащего был одним из моих учеников каратэ.

Сейчас, когда я мысленно обращаюсь к тем годам, я вспоминаю целый ряд благодетелей, среди которых были Хоан Косуги и художники Клуба Тополя Табата, всем им я бесконечно благодарен.

Дата добавления: 2015-07-12