Слова признательности 22 страница

— Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.

Царь повернулся к Писателю:

— Это запечатлено в Моей памяти. Я этого никогда не забуду. Но ты запиши, чтобы вся вселенная тоже никогда этого не забыла.

Он снова оглянулся на Темную планету, посмотрел на людей, стоявших на коленях, на человека, летевшего в самолете из Сингапура, на церковь, собиравшую пожертвования, на детей из воскресной школы.

— Я никогда не забуду того, что вы сделали для Меня, и никто этого не забудет. Велика будет ваша награда!

Бен почувствовал, что к его носу прикоснулось что-то теплое. Утренний свет, лившийся из окна, резал глаза и падал на чашку с липким рисом, которую держала в руках китаянка. Ее лицо напомнило Бену о занятиях по Библии, стих за стихом, внутри пещеры. Может, это был сон? Нет. Лица и запахи были слишком реальными — как и гул голосов, и мелькание тел вокруг него.

Через полчаса после пробуждения Бен с чашкой чая в руках и Библией на коленях уже сидел на плетеном стуле и медленно читал вслух десятую главу из Евангелия от Иоанна. Он читал и перечитывал каждый стих до тех пор, пока не видел, что он и все присутствующие понимали смысл текста. Временами он задавал вопросы. Кто-нибудь когда-нибудь пас овец? Двое сказали, что имеют такой опыт. Или он мог попросить их объяснить, как понимать Иисуса в роли Пастыря, а людей в роли Его овец. Их ответы давали возможность проникать в суть вещей. Бен слушал так, как никогда раньше. Слушая их мудрость, он приобретал понимание о вещах, о которых он никогда не думал. И когда они говорили, он испытывал побуждение, настойчивое желание, словно к нему приближался какой-то восхитительный и одновременно пугающий момент. Все это было сравнимо с наблюдением в жаркий день за летними облаками, которые постепенно превращаются в грозовые тучи, предвещающие гром.

Два часа спустя он прочитал: «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я».

— Думаю, здесь говорится о небе, не так ли?

Через пятьдесят минут он начал читать пятнадцатую главу:

Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода... Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают.

Бен смотрел на прочитанные слова. Он сказал группе:

— Я вижу, еда уже готова. Сейчас мы поедим, а после обеда я объясню смысл этих стихов.

И хотя Бен действительно проголодался, он также хотел выиграть время. Если он собирался объяснить эти слова, ему нужно было использовать обеденный перерыв, чтобы попытаться понять, что они означают.

Где Бен? Может, он вернулся в Америку? Цюань хотел поговорить с ним о его духовных нуждах. Он молился, чтобы Бен пришел этим утром. Почему Бог не отвечает на его молитву?

Отчаяние набросилось на Цюаня, как тяжесть с неба. Он не спал всю ночь, мучаясь от ужасной боли, и теперь был наполнен ощущением благоговейного ужаса и неприятия самого себя, страхом за Минь и Шэня и отчаянием из-за души Бена Филдинга. Он корчился и дрожал в темноте, плача от безнадежности и отчаяния:

— Помоги мне, Иисус.

Затем, встав и пройдя, спотыкаясь, по своей камере, он закричал громким голосом:

— Изыди от меня, Mogui! Ты не можешь уничтожить Ли Цюаня, он не твой. Он принадлежит Другому — Тому, Кто сокрушил тебя в голову. Я призываю кровь Иисуса, чтобы ты убрал свои когти от души Ли Цюаня.

Он поднял стул, словно желая использовать его для защиты от лютого зверя:

— У тебя нет власти надо мной, сатана. Ты воюешь с моим Царем. Но Его ты победить не можешь!

Ли Цюань упал на пол, как тряпичная кукла, одной рукой продолжая сжимать стул. В этот момент невидимая рука Другого дала ему дар сна.

После долгого дня и короткого обеда Бен встал и возобновил занятия с того места, где он остановился, — посреди девятнадцатой главы, за две главы до конца.

И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш! Но они закричали: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря. Тогда наконец он предал Его им на распятие.

Поскольку Бен прочитал эти стихи на мандаринском, Ли Юэ не пришлось их переводить. Но на этом месте Бен остановился. Слова застряли у него в горле. Он сел.

Ли Юэ встал и говорил в течение нескольких минут, наставляя: «Только Иисус — наш Царь, наш Кесарь». Затем он стал учить из двадцатой главы, повествующей о явлениях Христа после Его воскресения. Наконец Бен показал, что может продолжать. Он встал и прочитал:

Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие. Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его.

Бен почувствовал огромную тяжесть на своих плечах и ноющую пустоту в груди. Он дал знак Ли Юэ, чтобы тот снова занял его место. Он оперся на стул. Затем, пробормотав, что неважно себя чувствует и что Ли Юэ закончит урок, направился к выходу.

Бен прошел через комнату с душным и влажным воздухом, затем вышел из двери под ночное небо. Еще одна безлунная ночь. Он глубоко вздохнул.

Он отошел подальше от дома, направляясь к одинокому дереву гинкго, возвышавшемуся так высоко, что, казалось, оно достигает неба. Он смотрел на звезды и долго разговаривал со своим Создателем. Он говорил об ужасных вещах, которые он совершал, о лжи, одиночестве и предательстве — о том, что до недавнего времени считал деяниями, вполне оправданными для себя. Он поименно упомянул Пэм, Мелиссу, Кимми и Дага среди тех, кому он причинил много боли. Бен Филдинг упал на колени, совсем не думая о том, что будет с его одеждой.

— Мне трудно поверить в Тебя, Иисус. Но я все же верую в то, что написано. В Твоем Слове воистину правда. Я убегал от Тебя. Но все эти годы я так тосковал по Тебе. Может, я никогда не верил по-настоящему, и даже в колледже, когда я думал, что верю. Ты — Царь, а не я. Я устал от попыток управлять собственной жизнью. У меня ничего не получается. Я все испортил. Теперь я верю, что Иисус есть Христос, Сын Бога. Я прошу у Тебя жизнь, которую Ты обещал дать. Я прошу Святого Духа пребывать во мне. Пожалуйста, омой меня от грехов. Пожалуйста, заполни пустоту в моем сердце, Иисус. Пожалуйста, будь для меня Тем, чего я всегда жаждал. Я не могу справиться в одиночку. Ты нужен мне.

В темной камере за пятнадцать километров от этого места одинокий узник молился о душе Бена Филдинга. В домашней церкви в двадцати метрах от Бена во время продолжения обучения многие молились о том, чтобы учитель из Америки получил исцеление. Вне, под ночным небом, — перед лицом Божьим, — на их молитвы был получен ответ.

В другом месте послышался взрыв ликования и торжества. Крики и смех, празднование победы наполнили воздух. Бен, все еще стоя на коленях, взглянул вверх, подумав на мгновение, что услышал что-то в ветре, — что-то, что исходило из-за горных вершин. Впервые в жизни, сколько он себя помнил, он понял, что больше не одинок.

Цюань вошел в камеру, где находился хрипловатый баритон, который он смутно припоминал, но никак не мог вспомнить до конца. Он назвал его Силой и ежедневно молился за него.

Цюань обомлел от того, что увидел. Тело, которое когда-то было могучим и сильным, лежало как поломанная кукла. Левая нога и правая рука были раздроблены и вывернуты. На лбу зияла огромная рана, инфицированная и гноящаяся.

Цюань сделал все, чтобы помочь ему, сожалея, что не прошел медицинской подготовки.

Он приподнял Силу на руках. Затем дал ему бутылку с водой, полученную от Бена Филдинга неизвестно какой ценой.

— Пей больше, — сказал он человеку.

Человек с благодарностью выпил еще. Наконец он спросил Цюаня:

— Ты узнаешь меня?

Цюань стал вглядываться в него. Сначала рана Силы напомнила ему о человеке со шрамом, с которым он когда-то столкнулся во время импровизированной «облавы» на домашнюю церковь. Но кроме этого — да, теперь он понял, что видит перед собой молодого лейтенанта из той «облавы».

— Ты сын Фу Чи?

Тот кивнул:

— Фу Лико, единственный сын Фу Чи, пастора из деревни Ань Нин. Может, у меня тоже будет шрам, который сделает меня похожим на отца.

Цюань прижал его к себе и стал тихо петь. Затем он произнес слова, записанные у него в сердце, и эти слова никто из людей не мог забрать у него: «Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море. И будет в тот день: к корню Иессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники, — и покой его будет слава».

— Я снова прошу тебя простить меня, — прошептал Фу Лико. -— Я сожалею о том, что мы сделали тогда. Особенно извини за то, что напугали твоего сына. Он смелый мальчик. У меня есть дочка его возраста.

— Не нужно дважды просить прощения, — сказал Ли Цюань. — Наш Бог слышит и прощает с первого раза.

— Я так и не попал в свою деревню после того случая. Я не видел свою дочь три месяца. Может, уже не увижу ее в этом мире.

Цюань прошептал ему на ухо:

— Настоящее золото не боится огня.

Молодой человек кивнул.

Цюань поддержал голову брата, прижав его к своей груди. Тихо он пел: «Небеса — мой дом», и гладил волосы единственного сына человека со шрамом.

Маленький человек с иссиня-черной кожей встал перед огромным собранием, простиравшимся так далеко, что зоркий глаз Ли Туна не мог обозреть его до конца.

— Мы обследовали континенты Темной планеты. Мы видели страдания наших братьев и сестер. Мы помним наши бедствия и радуемся, что навсегда избавились от них. Но наши братья еще не избавлены. Я прочитаю слова Всемогущего. Послушайте теперь моленья страдающих. Мы молимся о них этими вдохновенными словами:

Господи! долго ли будешь смотреть на это? Отведи душу мою от злодейств их, от львов — одинокую мою. Я прославлю Тебя в собрании великом, среди народа многочисленного восхвалю Тебя, чтобы не торжествовали надо мною враждующие против меня неправедно, и не перемигивались глазами ненавидящие меня безвинно; ибо не о мире говорят они, но против мирных земли составляют лукавые замыслы; расширяют на меня уста свои; говорят: «хорошо! хорошо! видел глаз наш». Ты видел, Господи, не умолчи; Господи! не удаляйся от меня. Подвигнись, пробудись для суда моего, для тяжбы моей, Боже мой и Господи мой!

Единым голосом бесчисленное количество свидетелей воззвало: «О, Господи, Ты видел это; не умолчи. Не удаляйся от них, о Господи!»

Земля под ногами Ли Туна затряслась, и теперь он присоединил свой голос к хору голосов. Они повернулись к престолу и встретились глазами с Тем, Кто сидел на нем: «Подвигнись, пробудись для суда и защиты их, для тяжбы их, Боже наш и Господи наш!»

— Начальник тюрьмы хочет видеть Ли Цюаня, — сказал надзиратель, открывая дверь.

— Ты назвал меня по имени, Су Гань. Стал ли я для тебя личностью?

Су Гань ничего не ответил, но вполсилы толкнул Цюаня.

Когда они шли, Цюань спросил:

— Я раньше говорил тебе про любовь Иисуса. Ты уже предал Ему свою жизнь?

Надзиратель снова толкнул его, но еще легче, чем раньше.

— Ты много раз говорил мне прекратить улыбаться, даже когда я не улыбался. Почему ты так говорил мне?

— Потому что... твои глаза всегда улыбаются.

Они вошли в большой кабинет начальника, где Цюань никогда не был. Там стояли два надзирателя, которых он знал, и трое неизвестных мужчин. Двое из них были в костюмах и при галстуках.

Начальник тюрьмы затрясся, его лицо покраснело. Он поднялся из-за стола:

— Ты называешь это признанием? Как ты посмел написать такие вещи?

Цюань ничего не ответил.

— Говори, или я убью тебя там, где стоишь.

Цюань глубоко вздохнул:

— Вы можете убить меня, только если это позволит Иисус, но Его Церковь вы убить не в состоянии. Ранние христиане говорили: «Кровь христиан является семенем для Церкви». Со смертью каждого мученика его место занимают тысячи новых христиан.

Начальник с потемневшими глазами вышел из-за стола, подошел ближе к Цюаню, а затем яростно и угрожающе стал трясти головой, словно бешеный пес.

— Послушайте признание Ли Цюаня! — Начальник поднес бумагу к свету и стал читать:

Иисус сотворил всех мужчин и женщин. Они выбрали свой собственный путь и стали грешниками, отступив от своего Создателя. Но Он любит их так сильно, что Он стал одним из них и умер на Кресте за их грехи. Он предлагает каждому мужчине и женщине исповедать свои грехи и принять Его дар спасения. Все, кто не сделают этого, отправятся навечно в ад с непрощенными грехами. Все, кто примут Божий дар в Иисусе, станут частью Его Церкви. Они будут жить с Ним вечно на небесах. Преклоните свои колени перед Ним сегодня же, пока не слишком поздно.

Начальник дернул головой с такой силой, что из углов его рта вылетела слюна. Он бросил листок на пол и стал топтать его. Цюань сжался, уверенный, что его будут бить.

Но вдруг начальник застыл. В комнате наступила мертвая тишина. Начальник пытался что-то сказать, но его язык прилип к гортани. Он не мог пошевелить им. Он стал задыхаться, пытаясь делать глотательные движения, а затем упал на пол.

Су Гань подбежал к нему и поднял его. Они доковыляли до кресла за столом. Су Гань принес стакан воды. Начальник выпил, потом попытался поставить стакан на стол, но он упал на пол и разбился. Начальник встал, покачнулся и нечаянно наступил на стакан. В ярости он стал топтать его, раскрошив его на мелкие кусочки, которые разлетелись по всему полу. Один большой осколок подлетел прямо к Цюаню.

По-прежнему ни одного слова не было произнесено. Последние слова, которые прочитал начальник, — слова Ли Цюаня, уборщика камер, — наполняли комнату, как аромат редких цветов... или как меч палача.

Великий полководец подошел к правому подлокотнику трона. Он встал на коричневый прозрачный мрамор, нависший над континентами Земли. Он старался не ступать по длинной красной ковровой дорожке с золотыми линиями, ибо эта дорожка предназначалась исключительно для других.

Он встал на колени справа перед престолом своего Главнокомандующего, и прямо под ним можно было видеть континент Архленд, на Земле именуемый Южной Америкой.

- Добро пожаловать, Михаил, — сказал Царь. — Что ты слышал от своих товарищей и что ты видел в расе Адама?

— Просьбы Твоих воинов все те же. Чтобы Ты дал им разрешение на уничтожение Твоих врагов и чтобы они могли поднять Твои Царские знамена в их крови. Твои слуги желают наводнить Темную планету и, наконец, начать священную войну. Они не хотят быть свидетелями пролития хотя бы одной капли невинной крови. Они жаждут навечно похоронить извращенных, которые оскорбляют своего Царя и пытаются узурпировать то, что принадлежит только Тебе.

Царь кивнул:

— Да, Я вижу, как они меряют шагами Землю, словно львы в клетке, и смотрят вниз, горя желанием излить Мой суд. Они хотят проделать огромную дыру в Темной планете и уничтожить всех врагов Царства Благодати Божьей.

— Да, мой Господь. Но разве Ты этого не хочешь? Не мы придумали праведность. Разве не Ты предопределил уничтожение зла и установление правосудия?

— Да, — кивнул Он. — В нужное время.

— Но когда, позволь спросить, Господи, придет нужное время? Твои слуги хотят знать, почему Ты не закончишь это сейчас.

— И ты тоже хочешь это знать, Михаил, верный Воин. — Царь встал и прошелся, и Михаил шел позади Него с правой стороны. — Момент, когда Я дарую правосудие и избавлю их от всех страданий, — это момент, который навеки наложит печать на вечную судьбу каждого жителя Земли. После этого никто больше не присоединится ко Мне. «Закончить» — это, как ты сказал, также означает окончание предложения благодати — благодати, которую Я с радостью предлагаю, страстной благодати, которая Мне дорого стоила.

— Мы не хотим, чтобы нечестивые остались безнаказанными.

— Они не останутся.

— Мы не хотим, чтобы праведные остались без награды.

— Они не останутся.

— Мы хотим, чтобы нечестивые, искажающие Твой образ, понесли наказание.

— Так и будет — для всех, кто отказался от Моего предложения.

— Мы хотим, чтобы Твои слуги были утешены.

Я утешаю их каждый час. И день вечного утешения обязательно наступит, и окутает их, как теплое одеяло.

— Твои слуги также хотят навсегда убрать причину Твоей печали. Ибо мы видим, как Ты страдаешь от ран, которые наносятся Твоей Невесте.

Царь кивнул:

— Их страстные желания праведны и чисты. Я несу боль Моего сердца по Своей воле. Эта боль тоже будет снята, когда последний из Моих страдающих чад получит избавление. Но не раньше. Я знаю тот час. Не вам знать времена и сроки. Твои легионы имеют благие намерения, Михаил. Но они до сих пор многого не понимают в Моей благодати.

— Да, мой Господь, — сказал Михаил.

— А что говорит Моя семья? Каковы слова детей Всемогущего и Невесты Иисуса?

— Ты знаешь, Господь, — ответил Михаил. — Они взывают к Тебе день и ночь. Они молят о Твоем вмешательстве и Твоем возвращении. Я слышу, как многие спрашивают: «Где Он? Почему Он не умилосердится? Почему Он позволяет нам страдать?»

Царь вздохнул:

— Они слишком быстро призывают Провидение ко двору разума. Ночь продлится ровно до тех пор, пока не будет поглощена рассветом. Чем дольше длится их ночь, тем больше они мечтают о рассвете. — Он посмотрел на Михаила. — Это Я нашептываю Моим слугам по ночам.

Архангел кивнул.

— Они не понимают, что Я действую не только здесь, подготавливая место для них, но Я действую также там, подготавливая их для этого места. — Он посмотрел вдаль, а потом снова перевел взгляд на Михаила. — Но не только люди и воины спрашивают, почему Я жду, Михаил. Говори.

— Как я могу помогать, не понимая, почему Ты удерживаешь Свою руку от суда и спасения?

— Разве Тебе не ясна моя цель?

— Нет, мой Царь. Прости. Не ясна. — Он встал на левое колено и опустил взгляд на коричневый пол, а под ним расстилалась окровавленная Земля.

— Все в порядке, Мой слуга. — Царь положил Свою руку на крутое плечо великого полководца. — Ибо Моя цель Мне ясна. Мне нужен Совет Трех. И ничего другого.

Иисус посмотрел вниз на людей, страдающих на всей Темной планете. Царь поднял Свои руки с рубцами и ранами на ладонях и повернул их к лежавшим внизу континентам. Он прошептал в молчаливые ветры космического пространства: Видите, я выгравировал вас на Моих ладонях.

Солнце светило необычайно ярко, но утро было холодным. Бен ежился от холода, прохаживаясь мимо сетчатого забора. Он ждал уже как минимум полчаса.

Когда он увидел своего друга, его сердце упало. Тело Цюаня было съежившимся. Он казался на четыре дюйма ниже. Когда он подошел ближе к забору, от него послышался ужасающий запах. Бен едва сдержался, чтобы не сделать шаг назад. Он планировал рассказать Цюаню о семинаре и своем обращении, но не сейчас.

— Что они сделали с тобой?

— Они сковали запястья и лодыжки вместе. Цепи очень короткие. Я сидел в согнутом положении... пять дней.

— Пять дней?

— Не совсем уверен. Может, четыре. А может, шесть. Я рад, что ты пришел. Они расковали и даже накормили меня.

Бен протянул руку и дотронулся до левой стороны лица Цюаня, где была открытая рана, лишь частично прикрытая полоской голубой ткани, оторванной от рукава. Рубашка была расстегнута внизу, и подувший ветерок обнажил ужасающие красные раны, похожие на ожоги.

— Я не ожидал, что они позволят тебе снова увидеть меня, — сказал Цюань. — Не в таком виде.

Инстинкты Цюаня не подвели. Бену сказали, что он не сможет увидеться с Цюанем. Ему пришлось заплатить двести долларов, чтобы они передумали.

— Что случилось?

— Ничего страшного.

— Это ужасно.

— Мне повезло. Другим намного хуже.

— Кто это сделал?

— Тай Хун.

— Как?

Цюань произнес слово на мандаринском, которое Бен никогда раньше не слышал.

— Что это?

- Думаю, вы бы назвали это рожном, или, по-современному, электрошоком.

Бен смотрел на него с выражением ужаса. Ему хотелось кричать, хотелось нанять армию наемных убийц, взять штурмом эту тюрьму, спалив ее до основания.

— Я беспокоюсь о тебе, Цюань, но не только о тебе. Тут явное нарушение прав человека. Мир должен знать об этом.

— Китайские верующие не беспокоятся о своих правах так сильно, как западные братья. Нас снедает чувство ответственности и желание служить Иисусу. Но пойми меня правильно. Усилия наших братьев ради нас много значат для нас, как и твои усилия ради меня. Но ваши молитвы значат еще больше. Как и ваши усилия по доставке нам Библий и организации богословского обучения. Бог дал вам много знаний, а нам дал много рвения. Церквам в Китае нужно и то, и другое.

Бену казалось, что на лицо друга надета бледная кожаная маска. Ему было трудно смотреть на нее, но он заставил себя. И вдруг увидел, что на лице Цюаня появилась улыбка.

— Должен поведать тебе чудесные новости, — сказал Цюань, встав на цыпочки и напомнив Бену Ли Шэня. Он тут же преобразился из старика в ребенка. — Здесь есть человек по имени Вань Хай. Это политический диссидент, который просидел здесь что-то около пяти лет, и два года из пяти в одиночной камере. Я дважды чистил его камеру. И дважды говорил ему о любви Иисуса. На второй раз, до того как меня приковали цепями, он исповедал свои грехи и принял Иисуса. Я сочувствую его страданиям. И все же если бы Вань Хай был свободным человеком и жил легкой жизнью, не думаю, чтобы он стал последователем Иисуса. Временные страдания — малая плата за вечное счастье.

Бен смотрел на друга.

— Цюань, это прекрасно. Но то, что с тобой происходит, больше продолжаться не может. Ты выглядишь... жутко.

Цюань засмеялся:

— Не знаю, как я выгляжу. Здесь нет зеркал. Судя по твоим словам, я должен быть благодарен за их отсутствие, чтобы мне не видеть, какой я... жуткий. Зато я знаю одну вещь. Надзиратель Су Гань сказал, что мои глаза всегда смеются.

Бен вгляделся в него:

— Да, похоже, они смеются. — Мужчины соприкоснулись пальцами сквозь решетку.

— У меня тоже хорошие новости, — сказал Бен. — Помнишь, я собрался посетить подпольную семинарию? Ну так вот, они попросили меня учить их — почти, можно сказать, заставили.

— Учить?

— Я сам с трудом поверил. Думаю, кто-то что-то перепутал. Они сказали твоему племяннику, что я должен быть их учителем. Учитывая, что он обо мне знал, он не понимал, почему, но все сделал, как они сказали. Мы так и не поняли, как они могли так ошибиться.

— Может, это и не было ошибкой. А может, за этой ошибкой стоял Бог со скрытыми целями.

— Может, и не такими скрытыми. Когда я говорил слова Библии, что-то произошло со мной.

— Что?

— Я начал верить им.

В этот момент к Цюаню направился надзиратель.

— Подожди. Мне нужно сказать тебе. Я стал... последователем Иисуса. И теперь это очень серьезно!

Когда надзиратель дернул Цюаня за руку, тот повернулся, широко улыбаясь, демонстрируя отсутствующий зуб. Он крикнул:

— Слава Иисусу! — а потом запел. Надзиратель ударил его. Он запел еще громче.

Последнее, что видел Бен, прежде чем Цюань скрылся из виду, были слезы его друга. Он знал, что эти слезы были вызваны не ударом надзирателя.

— Заключенные жалуются, что их не выводят на улицу, — объявил толстый надзиратель через час после ухода Бена. — Сегодня мы услышали ваши жалобы. Мы выставим вас наружу.

Послышались одобрительные голоса, но Ли Цюань все понял. Солнце было ярким, но воздух — морозным. Надзиратели вывели их во двор между бараками на место, которое не просматривалось от забора. Им приказали снять одежду и лечь на землю. Колышки с цепями вбили в землю, потом наручниками сковали запястья и лодыжки узников. Надзиратели ушли вовнутрь. Некоторые из них смеялись.

Голую кожу Цюаня уже пощипывал мороз. Хуже всего было то, что он не мог растирать ладонями тело, не мог двигаться, чтобы разогреть кровь. Солнце, казавшееся способным согреть, не могло им помочь. Холодный ветер вызывал ощущение, будто с него живого сдирают кожу. Он не мог понять разницу между обморожением и сожжением. Он подумал, что эти ощущения, наверное, похожи на то, что происходит в аду, но только там нет солнечного света. Он благодарил Иисуса, что никогда не отправится в ад, хотя и заслуживает пребывания в нем, потому что Его Царь спускался в ад вместо него.

Через четыре часа все его тело онемело, а яркое солнце жгло его сквозь закрытые глаза. Потрескавшиеся губы Цюаня жаждали воды.

Он повторил про себя слова Библии: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому».

В четыре часа дня, после пятичасового пребывания на холодном воздухе, Цюань почувствовал, что на его лицо упала тень. Он открыл глаза. Над ним стояли два надзирателя. У одного в руках было одеяло, которым он накрыл его. Другой присел и приложил к его губам чашку с водой. Цюань приподнял голову и попытался сделать глоток. Затем надзиратель медленно вылил воду на землю буквально в дюймах от губ Цюаня. Другой сорвал с него одеяло. Оба засмеялись, после чего они пошли мучить другого заключенного.

Цюань продолжал говорить себе, что, как бы плохо ни было все происходящее, Крест Иисуса был гораздо хуже. Бесконечно хуже. И Тот, Кто пошел на Крест, сделал это осознанно. Никто Его не заставлял. Никто и не мог бы заставить.

В полубреду, почти теряя сознание, Цюань увидел себя на пляже Флориды, куда он однажды ездил во время обучения в колледже. На мгновение ему стало тепло. Он увидел, как надкусывает фрукт, и почувствовал, как сок этого фрукта льется ему в желудок. На краткий миг это было так прекрасно! Но затем жажда вернулась вместе с ощущением нескончаемого холода.

— Держись, возлюбленный. Не всегда быть зиме. Наступит весна. Твердая земля оттает, и этот шум потрясет основания мира.

Пока Писатель быстро и неистово записывал, Царь стоял, смотрел, и Его глаза, пламенеющие гневом, были устремлены на гонителей Ли Цюаня и его товарищей.

Читатель произнес:

— Потому что очи Господа обращены к праведным и уши Его к молитве их, но лицо Господне против делающих зло.

Царь вскричал:

Ваши дела записаны, сыны праха. Каждое из них. И вы заплатите за каждую рану, которую причинили тем, кто Мои. — Он посмотрел на людей, затем вострепетал, и на лице Его вздулись вены. — Как вы сделали это одному из сих братьев и сестер Моих меньших, то сделали Мне. И Я этого не забуду.

Те, кто стояли ближе к престолу, отпрянули назад от яростного гнева, когда Он посмотрел вниз на сотни мест по всей Темной планете. Его проницательные глаза видели все дела, творившиеся во тьме, как и все дела, делавшиеся на свету. Царь видел все. И ничего не забывал.

— Я еще не могу приехать, Мартин. Цюань все еще в тюрьме, с ним ужасно обращаются, а его жена и сын в беде.

— Что с тобой, Бен? Ты потерял счет времени? Сейчас уже середина января, кстати говоря. Эти люди могут сами о себе позаботиться. Ты же работаешь на «Getz International», а не на «Международную амнистию»!

— Я нужен им.

— Ты нужен нам. А если ты вдруг забыл, мы платим тебе зарплату!

— Я не на курорте. Ты сам предложил, чтобы я поселился у моего товарища по Гарварду.

— Ты думаешь, я не раскаиваюсь в этом? Я жалею о своем решении каждый день в течение двух последних месяцев! Мне нужно было послать Джеффри вместо тебя. С ним ничего подобного не случилось бы. Ты находишься там вдвое дольше того, о чем мы с тобой договаривались.

— Мы уже все это обсуждали, Мартин. Я не брал отпусков в течение пяти лет. У меня набралось три месяца, как минимум. Не говоря уже о больничных.

— Ты болен?

— Да, я болен. Я болен от многого. Но давай посмотрим на положительную сторону этой ситуации, Мартин. Помнишь наш старый лозунг? «“Гетц” знает Китай — мы там жили!» Ну вот, чем дольше я здесь нахожусь, тем больше ты можешь это обыграть.

— Поверь мне, я уже пытался успокоить себя этим. Ну перестань, Бен. Мне кажется, что я тебя уже не узнаю. Что с тобой происходит?

— Со мной происходит то, что мой друг попал в большую беду — его права растоптали.

- Ты не можешь решить мировые проблемы. «Гетц» делает в Китае двадцать восемь миллионов долларов в год, и у нас есть потенциал за следующие пять лет заработать там в три раза больше. Помнишь парня, который дал мне эти цифры? Его зовут Бен Филдинг, и я хочу, чтобы этот парень спустился на землю. Больше намекать не буду, Бен. Совет директоров ясно дал понять, что, если ты пожертвуешь «Гетцем» ради личных интересов, ты потеряешь не только возможность стать исполнительным директором компании. Ты потеряешь работу.

Дата добавления: 2015-07-11