XVII. Во тьме домой летят автомобили и все, кого уже употребили

Творец, никому не подсудный,

со скуки пустил и приветил

гигантскую пьесу абсурда,

идущую много столетий.

Успехи познания благостны,

хотя и чреваты уронами,

поскольку творения Фаустов

становятся фауст-патронами.

Чувствуя добычу за версту,

по незримым зрению дорогам,

бесы наполняют пустоту,

в личности оставленную Богом.

С пеленок вырос до пальто,

в пальто провел года,

и снова сделался никто,

нигде и никогда.

Привычка греет, как постель,

и гасит боль, как чародей;

нас часто держит на кресте

боязнь остаться без гвоздей.

Устройство торжествующего зла

по самой его сути таково,

что стоны и бессильная слеза

способствуют лишь прочности его.

Когда устал и жить не хочешь,

полезно вспомнить в гневе белом,

что есть такие дни и ночи,

что жизнь оправдывают в целом.

Из мрака вызванные к свету,

мы вновь расходимся во мрак,

и очень разны в пору эту

мудрец, мерзавец и дурак.

Поскольку творенья родник

Творцом охраняется строго,

момент, когда нечто постиг, –

момент соучастия Бога.

Очень много лиц и граждан

брызжет по планете,

каждый личность, но не каждый

пользуется этим.

Какая цель отсель досель

плеститсь к одру от колыбели?

Но если есть у жизни цель,

то что за цель в наличьи цели?

Неужели, дойдя до порога,

мы за ним не найдем ничего?

Одного лишь прошу я у Бога:

одарить меня верой в Него.

Строки вяжутся в стишок,

море лижет сушу,

дети какают в горшок,

а большие – в душу.

Господь сей миг откроет нашу клетку

и за добро сторицею воздаст,

когда яйцо снесет себе наседку,

и на аборт поедет педераст.

Век увлекается наукой,

наука жару поддает,

но сука остается сукой

и идиотом – идиот.

Ушиб растает. Кровь подсохнет.

Остудит рану жгучий йод.

Обида схлынет. Боль заглохнет.

А там, глядишь, и жизнь пройдет.

Из-за того, что бедный мозг

распахнут всем текущим слухам,

ужасно засран этот мост

между материей и духом.

Время льется, как вино,

сразу отовсюду,

но однажды видишь дно

и сдаешь посуду.

Не в силах я в складках души

для веры найти нечего,

а Бога, должно быть, смешит,

что можно не верить в Него.

Мир столько всякого познал

с тех пор, как плотью стала глина,

что чем крикливей новизна,

тем гуще запах нафталина.

Ничто не ново под луной:

удачник розов, желт страдалец,

и мы не лучше спим с женой,

чем с бабой спал неандерталец.

Создатель дал нам две руки,

бутыль, чтоб руки зря не висли,

а также ум, чтоб мудаки

воображали им, что мыслят.

Восторжен ум в поре начальной,

кипит и шпарит, как бульон;

чем разум выше, тем печальней

и снисходительнее он.

В каждую секунду, год и час,

все понять готовый и простить,

Бог приходит в каждого из нас,

кто в себя готов Его впустить.

Судить человечество следует строго,

но стоит воздать нам и честь:

мы так гениально придумали Бога,

что, может быть, Он теперь есть.

В разумном созревающем юнце

всегда есть незаконченное что-то,

поскольку только в зрелом мудреце

поблескивает капля идиота.

У Бога нет бессонницы,

Он спал бы как убитый,

но ночью Ему молятся

бляди и бандиты.

В тех битвах, где добро трубит победно,

повтор один печально убедителен:

похоже, что добру смертельно вредно

подолгу оставаться победителем.

Если все, что просили мы лишнего,

все молитвы, что всуе вершили мы,

в самом деле достигли Всевышнего,

уши Бога давно запаршивели.

Из-под грязи и крови столетий,

всех погибельных мерзостей между,

красота позволяет заметить,

что и Бог не утратил надежду.

С моим сознаньем наравне

вершится ход планет,

и если Бога нет во мне,

его и выше нет.

В корнях любого взрыва и события

таится, незаметный нам самим,

могучий, как желание соития,

дух общей подготовленности к ним.

А так ли ясен Божий глаз

в делах немедленно судимых,

когда Господь карает нас

бедой и болями любимых?

Вглядись: из трубы, что согрета

огнем нашей плоти палимой,

комочек нетленного света

летит среди черного дыма.

Куда кругом ни погляди

в любом из канувших столетий,

Бог так смеется над людьми,

как будто нет Его на свете.

Вон злоба сочится из глаз,

вот некуда деться от лая;

а Бог – не боится ли нас,

что властвует, нас разделяя?

Наш дух изменчиво подвижен

в крутых спиральностях своих;

чем выше он и к Богу ближе,

тем глубже мы в себе самих.

Принудить Бог не может никого,

поскольку человека произвел,

вложив частицу духа своего,

а с нею – и свободы произвол.

Стечение случайных обстоятельств,

дорогу изменяющих отлого, –

одно из чрезвычайных доказательств

наличия играющего Бога.

Судьба способна очень быстро

перевернуть нам жизнь до дна,

но случай может высечь искру

лишь из того, в ком есть она.

У тех, кто пылкой головой

предался поприщам различным,

первичный признак половой

слегка становится вторичным.

Успехи нынешних наук

и все ученые дерзания

пошли от Каина: свой сук

ломал он с дерева познания.

Не боялись увечий и ран

ветераны любовных баталий,

гордо носит седой ветеран

свой музей боевых гениталий.

Когда природе надоест

давиться ядом и обидой,

она заявит свой протест,

как это было с Атлантидой.

Нисколько прочих не глупее

все те, кто в будничном безумии,

прекрасно помня о Помпее,

опять селились на Везувии.

Мы после смерти – верю в это –

опять становимся нетленной

частицей мыслящего света,

который льется по Вселенной.

Дата добавления: 2015-07-08