IX. Увы,но улучшить бюджет нельзя,не запачкав манжет

К бумаге страстью занедужив,

писатель был мужик ледащий;

стонала тема: глубже,глубже,

а он был в силах только чаще.

Наследства нет,а мир суров;

что делать бедному еврею?

Я продаю свое перо,

и жаль,что пуха не имею.

Бюрократизм у нас от немца,

а лень и рабство – от татар,

и любопытно присмотреться,

откуда винный перегар.

Беда,когда под бой часов

душа меняет крен ушей,

следя не тонкий вещий зов,

а полногрудый зов вещей.

В любимой сумрачной отчизне

я понял ясно и вполне,

что пошлость – верный спутник жизни,

тень на засаленной стене.

Печальный знак несовершенства

есть в быте нашего жилья:

везде угрюмое мошенство,

и нет веселого жулья.

Дойдут,дойдут до Бога жалобы,

раскрыв Божественному взору,

как,не стесняясь Божьей фауны,

внизу засрали Божью флору.

Увы,от мерзости и мрази,

сочащей грязь исподтишка,

ни у природы нету мази,

ни у науки порошка.

С любым доброжелателен и прост,

ни хитростью не тронут,ни коварством,

я выжига,пройдоха и прохвост,

когда имею дело с государством.

Злу я не истец и не судья,

пользу его чувствую и чту;

зло приносит вкусу бытия

пряность,аромат и остроту.

Совсем на жизнь я не в обиде,

ничуть свой жребий не кляну;

как все,в говне по шею сидя,

усердно делаю волну.

Среди чистейших жен и спутников,

среди моральнейших людей

полно несбывшихся преступников

и неслучившихся блядей.

Мужик,теряющий лицо,

почуяв страх едва,

теряет,в сущности,яйцо,

а их – всего лишь два.

Назло газетам и экранам

живая жизнь везде царит;

вранье на лжи сидит обманом

и блядству пакости творит.

Есть в каждой нравственной системе

идея,общая для всех:

нельзя и с теми быть,и с теми,

не предавая тех и тех.

Высокий свет в грязи погас,

фортуна новый не дарует;

блажен,кто верует сейчас,

но трижды счастлив,кто ворует.

Есть мужички – всегда в очках

и плотны,как боровички,

и сучья сущность в их зрачках

клыками блещет сквозь очки.

Не зная покоя и роздыха,

при лунном и солнечном свете

я делаю деньги из воздуха,

чтоб тут же пустить их на ветер.

Мои способности и живость

карьеру сделать мне могли,

но лень,распутство и брезгливость

меня,по счастью,сберегли.

У смысла здравого,реального –

среди спокойнейших минут –

есть чувство темного,анального,

глухого страха,что ебут.

Блаженна и погибельна работа,

пленительно и тягостно безделье,

но только между них живет суббота

и меряет по ним свое веселье.

Опасно жить в сияньи честности,

где оттого,что честен ты,

все остальные в этой местности

выходят суки и скоты.

Не плачься,милый,за вином

на мерзость,подлость и предательство;

связав судьбу свою с гавном,

терпи его к себе касательство.

Скука. Зависть. Одиночество.

Липкость вялого растления.

Потребительское общество

без продуктов потребления.

Становится с годами очень душно,

душа не ощущает никого,

пространство между нами безвоздушно,

и дух не проникает сквозь него.

Эпоха не содержит нас в оковах,

но связывает цепкой суетой

и сутолокой суток бестолковых

насилует со скотской простотой.

Нам охота себя в нашем веке

уберечь,как покой на вокзале,

но уже древнеримские греки,

издеваясь,об этом писали.

Ища путей из круга бедствий,

не забывай,что никому

не обходилось без последствий

пркосновение к дерьму.

Я не жалея покидал

своих иллюзий пепелище,

я слишком близко повидал

существованье сытых нищих.

Себя продать,но подороже

готов ровесник,выйдя в зрелость,

и в каждом видится по роже,

что платят меньше,чем хотелось.

За страх,за деньги,за почет

мы отдаемся невозвратно,

и непродажен только тот,

кто это делает бесплатно.

Когда нам безвыходно сразу

со всех обозримых сторон,

надежда надежней,чем разум,

и много мудрее,чем он.

Старик,держи рассудок ясным,

смотря житейское кино:

дерьмо бывает первоклассным,

но это все-таки гавно.

Надо очень увлекаться

нашим жизненным балетом,

чтоб не просто пресмыкаться,

но еще порхать при этом.

Не стоит скапливать обиды,

их тесный сгусток ядовит,

и гнусны видом инвалиды

непереваренных обид.

Такой подлог повсюду невозбранно

фасует вместо масла маргарин,

что кажется загадочно и странно,

что нету кривоногих балерин.

Блажен,заставший время славное

во весь размах ума и плеч,

но есть эпохи,когда главное –

себя от мерзости сберечь.

Напрасно мы погрязли в эгоизме,

надеясь на кладбищенский итог:

такие стали дыры в атеизме,

что ясно через них заметен Бог.

Все достаточно сложно и грозно

в этой слякоти крови и слез,

чтобы жить не чрезмерно серьезно

и себя принимать не всерьез.

Родясь не обезьяной и не сфинксом,

я нитку,по которой стоит жить,

стараюсь между святостью и свинством

подальше от обоих проложить.

В пепле наползающей усталости,

следствии усилий и гуляний –

главное богатство нашей старости,

полная свобода от желаний.

Словно от подпорченных кровей

ширится растление в державе;

кажется,что многих сыновей –

мачехи умышленно рожали.

Мы сохранили всю дремучесть

былых российских поколений,

но к ним прибавили пахучесть

своих духовных выделений.

Не горюй,старик,наливай,

наше небо в последних звездах,

устарели мы,как трамвай,

но зато и не портим воздух.

Люблю эту пьесу: восторги,печали,

случайности,встречи,звонки;

на нас возлагают надежды в начале,

в конце – возлагают венки.

Нашедши доступ к чудесам,

я б их использовал в немногом:

собрал свой пепел в урну сам,

чтоб целиком предстать пред Богом.

Дата добавления: 2015-07-08