Глава I. День беспризорницы.

Айлена удирала так быстро, как только позволяли ей ноги, и худые, голые пятки так и стучали по грязным, грубо отесанным камням мостовой, а грива густых нечесаных волос летела за ней по ветру, точно лохматый плащ. В одной руке она сжимала маленький, но очень острый обломок старого ножа, а другой прижимала к груди кожаный кошель, в котором громко позванивали монеты…

- Держи воровку!

Громкий рев, хоть и не слишком различимый в гомоне переполненной народом улицы, хлестнул девочку, точно удар бича, и она сразу поняла, что обкраденный ею дородный торговец обнаружил пропажу. А то – вместо довольно-таки увесистого мешочка с его пояса сейчас свисал лишь короткий обрывок ремешка, на котором тот висел, и сам он успел лишь мельком заметить, как исчезла в толпе тонкая, как былинка, фигурка…

- Держи воровку! Убью!

«Сначала поймай», - мелькнуло в голове Айлены, и, наверное, разъяренного бородача постигла та же идея, потому что, убедившись, что орать бесполезно, он, несмотря на свое увесистое брюхо, во весь дух помчался за ней. И если маленькая девочка словно текла сквозь толпу, проскальзывая между прохожими, ныряя под руки и бросаясь в одной ей заметные щели под телегами и лотками, которые замечала по давней привычке и опираясь на многолетний опыт, то ее преследователю была чужда подобная аккуратность, и он мчался, точно наклонивший голову бык: успел отпрыгнуть – твое счастье, а нет – на себя пеняй. Собравшиеся в торговый день за покупками люди, несмотря на толчею, так и шарахались во все стороны, а некоторые, уже не раз наблюдавшие подобные сцены, только усмехались про себя. Они-то не понаслышке знали, как резвы на ногу рыночные воришки, привыкшие промышлять, чем судьба пошлет, а потому несравненные в искусстве удирать от справедливого возмездия и прятаться в таких местах, что порядочному человеку и на ум не придут. А Айлена, почти все свои сознательные годы жившая на улице и сумевшая-таки дотянуть до своих двенадцати лет, не умерев с голоду где-нибудь под забором, по праву считалась одной из самых лучших в подобного рода делах. Так что, хоть тяжелые сапоги торговца и грохотали за ее спиной, подобно топоту целого конского табуна, расстояние между ними не спешило сокращаться, а, покинув запруженную народом улицу и оказавшись в лабиринте мелких переулков, девчонка и вовсе помчалась стрелой, не обращая внимания на колотье в боку и ссадину на ноге – кажется, кто-то все же умудрился на нее наступить своим грубым башмаком. Ничего, бывало и похуже. Главное – это добраться до моста, а там уже начинается Нижний город, в который ни один сознательный человек просто так не сунется, если, конечно, не загорится страстным желанием, чтобы его труп вскорости гнил в какой-нибудь вонючей подворотне. Даже Айлена не каждый день рисковала заходить на Тот берег, но порой жутковатая его слава, как пристанища воров и убийц, служила ей неплохим прикрытием, а потому она, собрав все силы и на ходу прикинув, как бы поскорее добраться до речного берега, юркнула в какой-то проход между домами, заваленный мусором и грязью. Будь обокраденный торговец чуть меньше разозлен, он бы наверняка подумал, а стоит ли соваться следом, но вот в именно тот момент он видел только спину удирающей девчонки, и о себе самом не думал – тараном вломился следом, едва не задевая плечами обступившие его с обеих сторон старые заборы и слыша, как негодующе вопят ободранные кошки, которых он безжалостно расшвыривал ногами. Айлена же, понимая, что, догони он ее – и она еще позавидует этим несчастным животным, угодившим под его сапоги, мчалась, точно перепуганная лань, и, выскочив на широкую набережную, не сбавляя скорости, оттолкнулась от криво уложенного камня и припустила по улице к уже недалекому каменному мосту, перекинувшемуся через бурную Рейву, питавшую своими водами весь город. Толстому мужчине до такой ловкости было далеко, и он едва не растянулся во весь рост, заскользив подошвами по неровной мостовой, так что расстояние между ними увеличилось еще больше, и маленькая воровка даже поверила на миг, что ей наконец-то, после стольких неудачных дней, повезло… но судьба, как всегда, не дала ей натешиться нахлынувшей радостью удачи, усмехнувшись про себя и набросив на пока еще короткую ниточку ее непутевой жизни очередной узелок – поди-ка распутай! И, едва оказавшись на середине старого моста, Айлена увидела тех, кто до поры скрывался за его каменным горбом, и остановилась, словно на стену налетев, и глаза ее округлились от ужаса. Только не это! Ей навстречу, верхом и без лишней спешки, двигались трое городских стражников, причем того, кто ехал первым – рыжеусого Гарога – она узнала сразу, и невольно попятилась назад. Впрочем, этого богатыря знала половина города, и не только за любовь к выпивке и порой им затеваемые пьяные дебоши. Куда громче гремела о нем слава сурового, а порой и жестокого блюстителя закона, а уж под этим лицом он был известен всем бродягам по обе стороны реки, начиная от зеленых беспризорников и кончая матерыми бандитами, которые, несмотря на весь свой авторитет и поразительную наглость, со вспыльчивым и злопамятным стражником предпочитали не связываться. Что до Айлены, то с ним она была знакома хорошо. Даже слишком. И вполне представляла, какие у него крепкие руки и безжалостные кулаки, на спор проламывающие дубовые доски и одним ударом способные разбить ей череп, поэтому, сама того не осознавая, рванулась назад… но там, сметя с дороги очередного прохожего, на мост выскочил багровый до самых ушей мужчина, и тут уж она поняла, что попалась. Спереди – Гарог с товарищами, позади – кипящий от ярости торговец, перекрывший ей последний путь к спасению… Ну, вернее – почти последний.

- Не уйдешь! – ликующе завопил обворованный громила, и этот крик смел последние сомнения маленькой нищенки. Будь что будет! С этими мыслями она побежала – и не вперед, не назад, а к краю моста, и, прежде чем в ее душе всколыхнулся страх, зажала кошель в зубах и прыгнула вниз. Свист ветра, ворвавшегося ей в уши, почти заглушил вопли на мосту, а грохот холодной, пенящейся воды и вовсе уничтожил все посторонние звуки, подхватив девочку сильным течением и потащив прочь. В этом месте Рейва была особенно глубока и несла свои воды могучим потоком, так что мало кто отважился бы нырнуть в их темно-синюю толщу, но Айлена почему-то об этом не подумала. Яростно работая руками и ногами и не обращая внимания на грубую силу и не самую приемлемую температуру широкой реки, девочка ловко, точно рыбка, подплыла поближе к берегу, где течение было не таким быстрым, хотя к тому времени Рейва уже успела оттащить ее едва ли не на другой конец города, оставив злополучный мост далеко позади. Впрочем, Айлене это было только на руку – она знала, как добраться домой практически из любой точки города, и от этого самого места туда вел не самый удобный, но короткий и безопасный путь. Заслышав неподалеку рокот падающей воды, Айлена уверенно поплыла вдоль берега, как родному улыбнувшись впадавшему в реку водостоку. Не слишком широкая, ржавая труба, из которой неровным потоком лилась грязная вода, начиналась – или, вернее, кончалась – где-то на высоте пяти локтей от кромки реки, и казалась попросту недосягаемой для маленькой девочки… но только не для Айлены. Подплыв к самому берегу, она привычно ухватилась рукой за столь кстати торчащий из земли сухой корень какого-то давным-давно погибшего дерева, а потом и вся забралась на него. Измученная старая древесина жалобно заскрипела, но не подвела, и наша героиня, привстав на цыпочки, без особых хлопот смогла дотянуться до кривого среза трубы. Скользкий и покрытый отвратительной слизью, он явно не представлялся слишком надежной опорой, но Айлена, лишь раз проведя по нему рукой, тут же нашарила еще давным-давно кем-то крепко вбитый в древний металл длинный гвоздь и с кошачьей ловкостью подтянулась наверх, оказавшись в трубе. Перехватив кошелек поудобнее, она встала на четвереньки и, по самый живот в вонючей жиже, довольно шустро поползла по длинной, извивающейся, точно кишка, трубе, надеясь, что никому из горожан не придет в голову именно сейчас вылить в сточную канаву бочку с накопившейся в ней грязной водой, иначе ей бы пришлось туго. Она и так едва дышала в той узкой полоске между водой и потолком, где еще оставался воздух. И только когда она, ужом миновав последний поворот – он был на редкость крут, почти под острым углом – выскочила в куда более широкий, хотя такой же грязный туннель, который называть «трубой» было уже как-то неприлично, то из ее горла вырвался вздох облегчения. Здесь, в системе городской канализации, она чувствовала себя в полной безопасности, потому что кроме крыс и пауков соседей у нее не было, так что, прицепив добытый кошель к поясу и спрятав чудом не потерянный обломок ножа, девочка уверенно зашагала в кромешной темноте, изредка рассеиваемой пятнами неверного света, проникающего сквозь сточные отверстия. Вместе с ним, надо сказать, вниз капала затхлая вода и лились целые водопады помоев, так что запах тут стоял такой, что иной человек мог бы и в обморок упасть, но эта малолетняя оборванка была крепче простых людей, а в этом месте она провела большую часть своей жизни и считала, что лучшего места, дабы спрятаться в нем ото всех и хорошенько передохнуть, не найти во всем городе. Вонь? Ну что ж, ряди собственной безопасности ее можно и потерпеть. Чего не скажешь о вечной сырости. Слов нет, влажный воздух подземелья был для нее куда приятнее сухой пыли на улицах, но на постоянном сквозняке и в мокрой одежде вполне можно было подцепить воспаление легких, так что свое «гнездо», как она его в шутку называла, беспризорница устроила в небольшой нише, выдолбленной в стене, где сама едва помещалась, но зато пол там не хлюпал раскисшими отбросами, да и удивительно надежное ощущение камня со спины и боков придавало ей уверенности, что ее никто не потревожит. Поэтому, едва добравшись, Айлена привычным жестом смахнула с дороги наглую жирную крысу и без сил повалилась на старый мешок, набитый соломой – ее единственную и бессменную постельную принадлежность, до того грязную и слежавшуюся, что она не слишком-то отличалась от простой толстой тряпки. Кое-где грубые волокна рогожи расползлись, и сухие травинки, истертые за годы использования до состояния древесных опилок, неприятно кололи ее не прикрытое рубашкой тело, но Айлене, знающей, каково ночевать на голом камне, ее тюфяк казался очень мягким и удобным. Кое-как пристроившись на нем, она зубами распутала туго затянутые тесемки кошелька и отработанным движением вытряхнула на ладонь доставшееся ей богатство – несколько медных монет да всего один потертый серебряник. Она усмехнулась. Рыба не стоила рыбалки! Но – это были деньги, настоящие деньги, а они не на всякой дороге валяются, и не каждый день, так что, ссыпав их обратно в кошель, она повесила кожаный мешочек на тонкую бечевку и спрятала под мокрой рваной рубашкой, так плотно облепившей ее жилистое тело, что на нем можно было пересчитать все ребра. Собрав когда-то белую, но теперь непонятно какого цвета ткань в кулак, Айлена аккуратно ее выжала, стараясь не порвать – и без того дыр хватало, а новую рубашку или хотя бы лоскуты на заплатки искать было негде. Потом она таким же образом «высушила» свои растрепанные волосы, удобства ради стянув их на затылке в некое подобие хвоста, дабы не так заметно было, что их хозяйка иной расчески, кроме собственной пятерни, отродясь не имела. Впрочем, на сей счет она не особо расстраивалась – чай, уличной воровке не до красоты, ей бы самой от голода ноги не протянуть. Да и волосы, надо сказать, не были уж такой ее гордостью, чтобы за ними ухаживать – самые обычные, черные, как уголь, вот только на висках и на лбу, разительно контрастируя с общим фоном, спадали вниз темно-голубые пряди, хотя из-за вечной грязи и спутанной шевелюры они были почти незаметны. Но, наверное, именно из-за них ей дали такое имя, ведь на местном наречии «айлена» значило просто «волна». Кто ее так назвал – она не знала. Она вообще мало что помнила о своем детстве, не помнила ни отца, ни матери, ни того, как она оказалась в этом приморском городе. В приюте, где она провела первые годы своей жизни, она узнала, что ее, новорожденную малышку, однажды утром, после сильной бури, нашли у причалов, завернутую в пеленку из какой-то заморской ткани, которую взошедшее солнце тут же превратило в легкий пепел. Ни знаков, ни отметин на ее теле не нашли, и была на ней лишь одна вещь – выточенная из какого-то странного камня раковина с выгравированным на створке символом – тремя какими-то трезубыми копьями, увенчанными королевской короной, которую поддерживали странные звери, похожие на причудливую смесь козла и рыбы. Однако, как ни пытались снять с нее это странное украшение, все было тщетно – каждая попытка вознаграждалась мощным энергетическим ударом, и, так как своего мага в городе не было, а проезжие останавливались лишь изредка, безделушку оставили девочке, решив, что она все равно не будет иметь особой ценности. И как-то сразу все вспомнили, что и море ночью недобро ревело, и ветра, точно дикие звери, рыдали, а одна старуха-гадалка, беззубая карга с диковатыми глазами, так и сказала, как ножом отрезала: «Море принесло, море пусть и заберет», после чего хотела столкнуть плачущую девочку в воду, но ее вовремя остановили, а Айлена оказалась на западной окраине города, в приюте госпожи Келен. Надо сказать, эта сухощавая женщина не была богата, да и добросердечностью не славилась, а от своего приюта стремилась получать максимальную выгоду, так что, едва Айлена научилась ходить, как ее тут же приставили пропалывать огород, убирать в доме, следить за домашними животными и вовсю трудиться, оплачивая скудное пропитание и кров, день за днем – одно и то же. И почти все в приюте знали, что так будет продолжаться, пока им не исполнится по пятнадцать-шестнадцать лет, после чего хозяйка считала своим долгом по сходной цене продать их какому-нибудь трактирщику или же торговцу «живым товаром»… а что ждало их дальше, они предпочитали не думать. Некоторые, не желавшие расставаться со свободой, пробовали бежать, но на этот счет во дворе разгуливал пегий пес по прозвищу Разбойник, а, оказавшись в его зубах и позже получив от Келен двадцать ударов палкой, юные вольнодумцы надолго оставляли даже саму мысль попытаться это сделать снова. Суровая госпожа умела покорять своей воле всех, даже самых строптивых и непокорных, и многие из них после перенесенного наказания покорно смирялись с уготованной им судьбой, но кто же знал, что Айлене, маленькой молчаливой замухрышке, удастся то, на чем с треском проваливались даже самые бойкие мальчишки, вдвое старше ее годами? В приюте мало кто замечал эту черноголовую девчушку с ясными синими глазами – она не была ни неисправимой бунтаркой, ни покорной и робкой любимицей госпожи, ни с кем особо не дружила, но никому и не желала зла, а потому известие о том, что однажды ночью она выскользнула из спальни, не разбудив больше никого, кошкой перелезла через высокий забор и скрылась в городе произвело настоящий взрыв. Само собой, едва обнаружив пропажу, Разбойника тут же спустили с цепи, и огромный пес стремительно помчался по улицам, без труда взяв след беглянки. Келен, даже не сомневающаяся в способностях своего четвероногого сыщика, спокойно уселась на скамейку, расправив складки темного платья и ожидая, когда же раздастся жалобный плач, а в воротах появится зареванная девочка, на чьей руке наверняка будут сомкнуты тяжелые собачьи челюсти, при каждом неверном движении напоминающие о себе глухим рычанием и чуть заметным сжатием, оставляющим на коже глубокие следы… Но она ждала целый день, и ничего не услышала, а на закате приплелся и Разбойник – весь в пыли, с пустой пастью, он заискивающе вилял хвостом, ползая на брюхе, пока хозяйка, вне себя от ярости, хлестала его розгой, а он не смел даже взвизгнуть. Он и сам знал, что провинился, не выследил девчонку – но кто же знал, что так выйдет? Сперва, пока след шел отчетливо и прямо, он быстро бежал вперед, не поднимая головы и зная, что он вот-вот настигнет свою жертву… но тут ему в нос волной ударил невероятно горький запах, от которого он сбился со своей ровной рыси, чихая и колотя по морде лапами. Полынь! Келен собирала ее, чтобы отпугивать насекомых, и в ее кладовке вечно стоял этот ужасный запах, и по чувствительному собачьему носу он ударил не хуже раскаленного бича. А Разбойник, к тому же, был еще и гончим псом, привыкшим полагаться на нос куда больше, чем на остальные свои чувства, так что этот неприятный сюрприз задел его куда больнее, чем обычную собаку. Любой другой пес его породы после этакого наверняка бросил бы погоню и вернулся домой, но страх перед хозяйкой, страх розги и пустой миски три дня кряду оказались сильнее зова природы, поэтому Разбойник покорно побежал дальше, пересиливая отвращение, потому что с каждым прыжком запах только усиливался. Глаза его щипало, но в зрачках тлели лютые огоньки, и он уже предвкушал, как схватит девчонку и опрокинет ее наземь. Нет, он ее не убьет – госпожа такого не потерпит, но зато хорошенько вываляет в пыли, и так, что розги Келен покажутся ей касаниями перышек после его клыков. След не петлял, беглянка и не пыталась его обмануть, видно, зная, что опытную гончую такими фокусами не проведешь, и Разбойник, не обращая внимания на редких утренних прохожих, тут же пропадающих в густом тумане, словно призраки, уже не бежал, а скакал во весь дух, стуча когтями по мостовой и ликовал, чувствуя скорую расправу… когда его лапы неожиданно ухнули в бездну, а сам пес, завизжав от страха, вниз головой полетел в реку. Трехпудовое тело обрушилось в воду, подняв тучи брызг, а течение подхватило его и потащило вниз, со всей присущей ему жестокой фантазией швыряя его то туда, то сюда и со вкусом обстукивая и подводные камни. А что до Айлены, то она лишь с облегчением перевела дух, когда ее безжалостный преследователь исчез за поворотом реки. В отличие от ослепленного яростью зверя, она знала, какое сильное в этом месте течение – ей словно на ухо шепнули, едва она увидела, как пенятся волны, встречаясь с торчавшими из дна камнями, а потому еще в приюте стащила веревку, и теперь кое-как повисла на ней, локтях в четырех над грохочущей водой. Однако долго ей оставаться в таком положении она не могла – и без того истертые льняные волокна зловеще трещали, едва удерживая семилетнюю малышку, а падать вниз и отправляться вслед за Разбойником у нее не было ни малейшего желания. И в приют возвращаться – тоже, так что, забравшись наверх, она направилась вдоль набережной, стремясь уйти как можно дальше в город – уж там-то Келен ее не найдет! Конечно, жизнь ее ожидала не самая сладкая, и немало лиха она хлебнула, особенно в первые месяцы, но, вспоминая приют и госпожу, маленькая нищенка бесстрашно улыбалась своим теперешним неприятностям: и не такое пережили! Вот и сегодня, рискуя жизнью и здоровьем, а получив в награду лишь жалкие гроши, девочка не унывала, предпочитая думать не о том, что она будет есть завтра или послезавтра, а о том, как она вечером отправится в трактир «Бочка пива», самый дешевый в этом городе, и его хозяин, ее давнишний знакомый Тальвар, конечно, накормит ее ужином, а она честно с ним расплатится и, гордая собой, отправится домой… Под эти приятные мысли Айлена легла на бок, свернувшись клубочком – одеяла у нее не было, а под землей было разумно беречь тепло. До вечера было еще немало времени, и маленькая девочка, совсем по-детски сунув руку под щеку вместо подушки, закрыла глаза. Вскоре ее порывистое, тревожное дыхание выровнялось, и она заснула. Но сон ее был беспокоен, и время от времени она начинала метаться на своей подстилке, плакать и скрежетать зубами, что-то бессвязно лепеча, и по щекам ее стекали слезы, замызганные ладошки сжимались в кулачки, а девочка тряслась, будто в ознобе, и не холодный ветер был тому причиной. Порой она успокаивалась, чувствуя, что несется куда-то, и вихри призрачного синего света сияют в ее глазах, и ее прижимают к груди чьи-то сильные ласковые руки. Она знает, что они нипочем ее не уронят, что волноваться ей не о чем, но какое-то смутное предчувствие гложет маленькое сердечко, и девочка плачет, страшась неведомой опасности, хотя и не ведает, откуда она явится, и как предупредить маму… да, она совершенно уверена, что это мама несет ее на руках, ее давным-давно потерянная мама… она чувствует, что беда уже близко, что она гонится за ними по пятам… а потом раздались испуганные крики, пронзительное, отдаленно напоминающее конское ржание… и перекрывающий все это жуткий, холодящий душу рев. Что случилось дальше – она не знала, и последнее, что осталось в ее памяти – это жесткие, рассохшиеся доски причалов, соленые брызги на лице и вой обезумевшего моря, что, казалось, вот-вот дотянется до нее холодными мокрыми лапами, вот-вот утащит ее в свою ледяную глубину, без труда покончив с мучениями замерзшего, беспомощного младенца… Айлена закричала, судорожно забилась… и проснулась, вся в поту, плача от пережитого ужаса. Но постепенно она успокоилась, потерла ладонями пылающие щеки – обычно помогало – и решительно вскочила на ноги: пора! Подтолкнув сползший тюфяк на место, она слегка пригладила встрепанные волосы – судя по тому, что они высохли, времени прошло немало – и зашагала по туннелю, уверенно двигаясь в абсолютной темноте, что для ее чувствительных глаз казалась почти прозрачной, совсем как ночью, в поле, под небом, усыпанным редкими звездами. К тому же, после стольких лет, проведенных в этой подземной путанице полузатопленного лабиринта, Айлена настолько выучила все его переплетения, что с закрытыми глазами могла пройти его от края до края, ни разу не сбившись с пути. А потому ее босые ноги бодро шлепали по воде, разгоняя суетящихся тут и там длиннохвостых крыс, и двенадцатилетняя девчонка, размахивая руками, бесшабашно и свободно шагала вперед, а ее глаза сверкали, точно два синих сапфира, рассеивая сгустившийся вокруг нее мрак. Она знала, что идти немного – вот и знакомый поворот, а за ним в низком потолке вырисовалось зарешеченное окошко, в который лился мягкий сумеречный свет – солнце, видно, уже почти село, и на город опустилась мягкая полумгла. Здесь туннель был очень узкий, и ей пришлось лишь привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до проржавевшей решетки, кое-как крепившейся в пазах между камнями мостовой, слегка поворочать ее и без особого труда приподнять. Зацепившись за край, она проворно вылезла наверх, огляделась и аккуратно задвинула решетку на место. Теперь она стояла посреди какой-то захламленной улочки, где воздух был пропитан причудливым амбре, сочетавшим помои, нечистоты и запах кучи спелых фруктов, про которые не вспоминали, как минимум, месяц. Облезлый пес, рывшийся в куче отбросов неподалеку, недовольно покосился на невесть откуда взявшуюся девчонку, глухо рыкнул и вернулся к своему занятию, а Айлена, одернув рубашку, направилась вперед, старательно обходя громадные горы мусора. Здесь, неподалеку от моста через Рейву и прохода в Верхний город, было настоящее сердце Нижнего города, и самое отъявленное ворье создало здесь весьма разветвленную систему слежки и наблюдения, и наша героиня не сомневалась – о ее приближении знает каждая крыса на черт знает сколько шагов вокруг, так что приходилось быть осторожной. И недаром – когда настежь распахнутая дверь «Бочки пива» была уже совсем рядом, и она слышала, как шумят и ругаются пьяные посетители, перед ней словно из-под земли вырос какой-то долговязый мальчишка, а Айлена тут же отпрыгнула в сторону, выхватив обломок ножа – хоть никакое, а оружие. Стоявшего перед ней паренька она узнала сразу: Рыжий. Со своей собственной артелью таких же, как он, беспризорников, этот вихрастый промышлял, как и большинство других бездомных, воровством, но кроме этого ему неплохо удавалось «собирать дань» с других нищих, помладше, заявляющихся в его части города, и Айлена не была исключением.

- О, кто явился, - небрежно заложив большие пальцы за пояс, протянул Рыжий, - Мокрица, под землей живущая, с крысой пиво пьющая! Что же заставило тебя сегодня вылезти из своей помойки?

- Не твое дело, - глаза Айлены сощурились, нож угрожающе блестел в ее руке, - Неужто тебе мало других сопляков, чтобы они покорно выслушивали твои разглагольствования?

- Какие мы сегодня смелые, - недобро оскалился Рыжий, и стало заметно, что в его щербатом рту не хватает нескольких зубов, - Видно, не с пустыми руками идем. Что, в Верхнем нашелся-таки придурок, которого даже ты умудрилась обокрасть? Или так нашла, на дороге валялось?

- Говорю тебе, не твое дело! – яростно взвизгнула та, но все же предусмотрительно отступила назад, когда Рыжий шагнул к ней. Он был лет на шесть старше ее и на добрые три ладони выше ростом, а к тому же она знала, что он куда сильнее ее, да и в беге ей не уступит, но послушно отдать ему часть своих с таким трудом добытых денег она не собиралась, хотя рисковала остаться вообще без них, а в придачу еще и крепко избитой. А Рыжий все наступал, премерзко ухмыляясь, и в руке его словно по волшебству возник длинный нож, не чета тому обломку, на чью заступу надеялась глупая маленькая девочка, не пожелавшая разрешить дело миром. Ну что ж, сама напросилась… Он еще шире растянул в улыбке рот – и неожиданно прыгнул, а его растопыренная ладонь когтистой лапой метнулась к голове Айлены. Девчонка едва успела пригнуться, чтобы не получить жестокий удар в лицо, так что Рыжему достались только метнувшиеся за ее спиной волосы, однако ему и этого хватило – резко дернув, он одним махом опрокинул ее наземь. Затрещала ветхая ткань, и девочка закричала, отчаянно пытаясь вывернуться из железной хватки. Нож ее больно укусил Рыжего в ногу пониже колена, но другой ногой тот с силой наступил ей на руку, и единственное оружие жалобно звякнуло о камень, пока его хозяйку методично и безжалостно пинали, а она только и могла, что прижать руки к голове и съежиться на мостовой в слабой попытке защититься…

- Ты что же это делаешь, гад! – неожиданно прогремел чей-то голос, и чужая рука одним богатырским ударом отшвырнула уже занесшего ногу для пинка Рыжего прочь, да так, что он перелетел через тело беспомощной девочки и с такой силой грохнулся наземь у стены противоположного дома, что только толстый слой грязи на камнях не дал его спине переломиться надвое. Когда же он, придерживаясь рукой за мягкое место и матерясь во всю глотку, поднялся на ноги, то Айлена уже прижалась заплаканным лицом к животу своего спасителя, Тальвара, могучего телом чернобородого мужчины, с плечами в не про всякую дверь и ручищами, которыми впору в дубовые доски гвозди заколачивать. Одна из этих грязных, широких ладоней сейчас лежала на вздрагивающих плечах прижавшейся к нему девочки, а вторая, сложенная в устрашающих размеров кулак, упиралась в бок, и, судя по тому, какие мышцы вздувались под давно не мытой волосатой кожей, удар, который он ему только что отвесил, был едва ли не жалеющим. Ударь он в полную силу – осталось бы только мокрое место.

- Ты что это себе позволяешь? – прорычал Тальвар, - Последние мозги растерял? Ты же ее убить мог, недоумок!

- А и убил бы – тебе-то до того какое дело? – Рыжий был явно раздосадован, - Сидишь в своей «Бочке», ну и сиди, а я не намерен всякой швали оборванной спускать только потому, что она мне попалась возле твоего клоповника!

- Да неужели? – темные глаза Тальвара очень нехорошо сощурились, и он сделал широкий шаг вперед – Рыжий отскочил, как ошпаренный, - А теперь слушай меня, вихрастый, и запомни хорошенько: еще раз начнешь безобразничать у моей двери, и я тебе твои поганые руки узлом завяжу, да потом еще и пинка дам, чтобы до самой реки долетел, понял? Теперь проваливай, сволочь, а то живо у меня последних зубов лишишься! Вон! – рявкнул он, и так это у него получилось, что у Рыжего сдали нервы, и он бросился наутек с такой скоростью, что можно было подумать – у него враз выросли крылья. Тальвар проводил его свирепым взглядом – и неожиданно ласково взглянул на Айлену, неуклюже похлопав ее между лопаток.

- Как ты, малышка? Он тебя не сильно покалечил? Ты прости, что сразу не поспел… не видел я, только потом твой голос разобрал.

- Да я в порядке, - Айлена мужественно высморкалась и попыталась ему улыбнуться, - Спасибо, дядя Тальвар.

- Ну, вот и славно, - человек, в котором без труда можно было бы узреть законченного бандюгу, добродушно улыбнулся, - Давненько я тебя не видел, красавица! Неужто дорогу забыла?

- Да нет. Денег просто не было…

- О, во имя всех бочек пива, что стоят у меня в погребе! – он хлопнул себя по лбу с такой силой, что нехилого человека вполне мог бы и с ног сбить, - Из всех причин, что могли прийти тебе на ум… А теперь-то что? Неужто в кои-то веки разбогатела?

- Ну, не то, чтобы очень, - честно ответила она, - но, раз Рыжий не успел меня обокрасть, на ужин, думаю, хватит.

- Опять кого-то обворовала? – с подозрением спросил Тальвар, хотя мог бы этого и не делать – если подумать хорошенько, откуда у нее еще могли взяться деньги? – Ох, Айлена, Айлена… Все порядочные девочки в твоем возрасте дома сидят, хозяйничать учатся, а ты? – и он провел рукой по своей бороде, давно забывшей о расческе, но с ножницами пока что знакомой, а потому не выглядевшей уж очень косматой, после чего направился к двери – негоже оставлять трактир без присмотра, - Ладно, идем. Сегодня народу немного, так что тебе повезло. Можешь сидеть, сколько душе угодно.

- Спасибо, дядя, - отозвалась Айлена, прекрасно знаю, как нравится внешне невозмутимому Тальвару это милое, почти домашнее прозвание. Тот, впрочем, ничем этого не показал, только не то хмыкнул, не то усмехнулся, прежде чем исчезнуть за дверью. Изнутри трактир «Бочка пива» представлял из себя довольно просторное полутемное помещение, освещенное огнем, что ревел в камине, да несколькими светильниками, укрепленными на стенах. На грубом каменном полу, покрытом многочисленными трещинами – памятными следами многочисленных драк пьяных посетителей стояли крепко сколоченные деревянные столы, могущие выдержать неисчислимые удары кулаком и по нескольку опрокидываний за день, без всяких скатертей, с облупленной поверхностью, давным-давно потерявшей свой естественный цвет – все они тут были ровного черно-бурого оттенка. Посетителей этим вечером и впрямь было немного, да и то половина их спала в обнимку с пустыми кружками, так что Айлена, незаметно пробравшись через весь зал, скромно села за небольшой столик в углу, настороженно поглядывая по сторонам – не хватало еще, чтобы к ней и тут приставать начали! Впрочем, здешним людям явно было не до грязной оборванки, а там Тальвар, убедившийся, что пива всем хватает, а драк пока что не намечается, кликнул свою повариху – добродушную толстушку Кару, и через некоторое время принес своей маленькой гостье роскошный ужин – жаркое с овощами, хлеб и – Айлена даже в ладоши захлопала – медовый пряник. В последний раз она ела сладкое, надо думать, не меньше, чем год назад…

- Ешь, не стесняйся, - усмехнулся Тальвар, когда она подняла на него сияющие глаза, - Сегодня у меня есть свободная комната, так что можешь переночевать здесь, а не шарахаться в потемках по улицам. Что скажешь? И не беспокойся – за это я с тебя платы не потребую, ведь это я тебя приглашаю, верно?

Девочка в ответ только кивнула, прилагая все силы, чтобы не заплакать. Да, не так уж часто взрослые были вот так добры и бескорыстны с ней, за просто так предлагая свою помощь… Она знала, что много лет назад жену и маленькую дочь Тальвара унесла жестокая болезнь, и всю свою невеликую нежность, которую не успела получить его малышка, он изливал на нее, никому не нужную бродяжку, едва ли раз в месяц заглядывающую в двери его трактира. А потому, с невероятной жадностью покончив с ужином и совсем разомлел от чудесного ощущения сытости, она совершенно безбоязненно протянула Тальвару свою ладошку, и тот отвел ее наверх по скрипучей лестнице, где находились две маленькие каморки для редких гостей «Бочки». Рассохшаяся дверь поддалась с явной неохотой, и Айлена привычно ступила внутрь бедно убранной, темной комнатки с маленьким окошком, безошибочно отыскав хорошо кровать, прогнувшуюся и кривобокую, но, по сравнению с ее тюфяком в каменной нише – просто волшебную.

- Если что будет надо, то я внизу, - улыбнулся ей Тальвар, - Доброй ночи.

- Доброй ночи, дядя… и спасибо, - зевнула Айлена, а трактирщик, еле слышно засмеявшись, прикрыл за собой дверь. Девочка же еще немного повозилась, устраиваясь поудобнее и прижимаясь спиной к стене (до чего чудно – спать и не чувствовать камня, упирающегося в бока!), после чего ткнула кулаком подушку, придавая ей более удобную форму, накрылась жестким шерстяным покрывалом и вскоре уснула, уставшая, но совершенно счастливая.

Дата добавления: 2015-07-10