Аполлоний тианский

Как сказано в «Разоблачённой Изиде Исиде», величайшие учителя богословия согласны с тем, что почти все древние книги написаны символическим языком, понятным только Посвящённым. Примером тому служит жизнеописание Аполлония Тианского. Как известно каждому каббалисту, оно охватывает всю герметическую философию и во многих отношениях похоже на предания, оставленные нам о царе Соломоне. Читается оно, как сказка, но как и в преданиях о Соломоне, под маской вымысла миру иногда преподносятся реальные факты и исторические события. Все этапы путешествия в Индию это, конечно, аллегорическое олицетворение испытаний неофита, дающее в то же время географическое и топографическое представление о некой стране в том же виде, какова она и теперь, если, конечно, знаешь, где искать её. Истолковав пространные беседы Аполлония с браминами, их мудрые советы, а также диалоги с коринфянином Менипом Мениппом, можно было бы получить Эзотерический катехизис. Посещение им царства мудрецов и беседы с их царём Хиархом, оракулом Амфиарауса Амфиарая, символически объясняют многие сокровенные догм догматы Гермеса – в обобщающем значении этого имени – и оккультизма. Звучит поразительно, и если бы это не подтверждалось множеством уже сделанных вычислений и тайна не была бы уже наполовину раскрыта, пишущая эти строки никогда не посмела бы сказать этого. Путешествия великого Мага описаны верно, хотя и аллегорически – то есть всё, что сообщает Дамис, действительно имело место, – но основу рассказа составляют знаки зодиака. В транслитерированное изложении Дамиса под руководством Аполлония и в переводе Филострата повествование воистину чудесно. Смысл наших слов станет яснее в заключении того, что теперь можно рассказать об этом чудесном Адепте из Тианы. Пока же достаточно сказать, что при правильном понимании упомянутые диалоги раскрыли бы некоторые из важнейших тайн Природы. Элифас Леви отмечает огромное 130] сходство между царём Хиархом и знаменитым Хирамом, поставлявшим Соломону ливанские кедры и золото из Офира. Но он умалчивает о другом сходстве, о котором как учёный каббалист он не мог не знать. Более того, по своему неизменному обыкновению, он больше вводит читателя в заблуждение, чем учит, ничего не выдавая и уводя с правильного направления.

Как и большинство исторических героев седой древности, чья жизнь и труд очень отличаются от жизни и трудов обычных людей, Аполлоний и доныне остаётся загадкой, которая ещё не нашла своего Эдипа. Его жизнь окружена такой завесой тайны, что нередко его принимают за миф. Но по всем законам логики и здравого смысла совершенно ясно, что в таком свете на Аполлония смотреть нельзя. Если причислить тианского Теурга к мифическим персонажам, то история лишается права и на своих Цезарей и Александров. Этот Мудрец, до сих пор не имеющий себе равных по своим тавматургическим силам в чудотворстве – засвидетельствованным историей, – действительно появился на сцене общественной жизни неизвестно откуда и неизвестно куда исчез. Но причины тому очевидны. Были использованы все средства – особенно в четвёртом и пятом веках нашей эры, – чтобы уничтожить память об этом великом и святом человеке. Распространению его жизнеописаний, которых было много и которые восторженно отзывались о нём, препятствовали христиане, и, как мы увидим, не без оснований. Дневник Дамиса уцелел лишь чудом, и только он может теперь поведать нам о нём. Но не следует забывать, что об Аполлонии часто говорит и Юстин Мученик, а честность и правдивость этого доброго человека безупречны, тем более, что в этом у него были причины для недоумения. Нельзя отрицать и того, что едва ли кто-то из отцов Церкви первых шести веков мог оставить Аполлония без внимания. Только по неизменному обычаю христианского милосердия, их перья обмакивались, как правило, в чернейшие чернила теологической ненависти, нетерпимости и односторонности. Св. Иероним подробно рассказывает о якобы состоявшемся между Св. Иоанном и тианским Мудрецом состязании в «чудотворстве». Разумеется, что правдивый святой[259] красочно описывает поражение Аполлония, пытаясь найти 131] {ТАИНСТВЕННЫЙ УЧИТЕЛЬ} подтверждение этому в «Апокрифе» Св. Иоанна, который даже Церковь объявила сомнительным.[260]

Вот поэтому никто и не может сказать, когда и где Аполлоний родился, и никто не знает, когда и где он умер. Одни думают, что он умер в восемьдесят или в девяносто лет, другие, что в сто или даже в сто семнадцать. Но закончил ли он свои дни в Эфесе в 96 г. н.э., как говорят одни, или это произошло в Линде в храме Паллас-Афины, или он исчез из храма Диктинны, или, как утверждают другие, он вообще не умирал, а в столетнем возрасте с помощью магии возобновил свою жизнь и продолжил работу на благо человечества, никто сказать не может. И только в Сокровенных Анналах отмечено его рождение и дальнейшая жизнь – но «кто же верит подобным сообщениям?»

История знает лишь о том, что Аполлоний был увлечённым основателем новой школы созерцания. Может быть, менее склонный к метафорам и более практичный, чем Иисус, он, однако, исповедовал ту же самую квинтэссенцию духовности и те же самые высоконравственные принципы. Его обвиняют в том, что в отличие от Будды и Иисуса, которые проповедовали бедным и обездоленным, он ограничивался лишь высшими классами общества. О причинах подобного ограничения невозможно судить с такого расстояния, но, по-видимому, это связано с законом Кармы. Родившись, как нам говорят, среди аристократии, он, весьма вероятно, хотел закончить работу, недоделанную в этой среде его предшественником, и стремился дать «мир на земле и доброжелательство на земле мир и благоволение» всем людям, а не только отверженным и преступникам. Поэтому он общался с царями и сильными мира сего своего времени. Тем не менее, все три «чудотворца» проявили удивительное сходство в целенаправленности удивительную общность цели. Как Иисус и Будда, Аполлоний был непримиримым врагом всякой показной набожности, всякого внешнего блеска бесполезных религиозных церемоний, ханжества и лицемерия. Правда и то, что его «чудеса» были более удивительными, разнообразными и гораздо лучше подтверждаются 132] историей, чем чьи-либо другие. Материализм отрицает, но свидетельство и утверждения даже самой Церкви, сколько бы она ни поносила его, доказывают, что это так.[261]

Множество лживых сплетен распускалось об Аполлонии. Даже через восемнадцать столетий после его смерти епископ Дуглас оклеветал его в своём труде против чудес. Но достопочтимый епископ его преосвященство разбился в нём об исторические факты. Ибо не в чудесах, а в тождественности проповедуемых идей и доктрин надлежит искать сходство между Буддой, Иисусом и Аполлонием. При беспристрастном изучении вопроса мы вскоре поймём, что и Гаутама, и Платон, и Аполлоний, и Иисус, и Аммоний Саккас и его ученики основывали свою этику на одной и той же мистической философии: что все они поклонялись единому божественному Идеалу, считали ли они его «Отцом» человечества, который живёт в человеке, как человек живёт в Нём, или Непостижимым Творческим Принципом. Все они вели Богоподобную жизнь. Аммоний, говоря о своей философии, учил, что их школа восходит ко временам Гермеса, который принёс свою мудрость из Индии. Это было точно такое же мистическое созерцание, как и у йогов: общение брамина с собственным сияющим «Я» – «Атманом».[262]

Это показывает, что основа эклектической школы тождественна доктринам йогов – индусских мистиков, и доказывает, что она происходит из того же источника, что и ранний буддизм Гаутамы и его Архатов.

Непроизносимое Имя, в поисках которого столько каббалистов – не знакомых ни с одним из восточных и даже западных Адептов – напрасно тратят свои знания и жизнь, латентно пребывает в сердце каждого человека. Это чудесное имя, которое, согласно древнейшим оракулам, «устремляется в бесконечные миры, #foit/t0 strof=liggi», обретается двумя путями: либо в регулярных посвящениях, либо через «тихий голос»,[263] который Илия услышал в пещере Хореба, горы Бога горы Божией Хорива. «Услышав сие, Илия закрыл лице своё милотью своею, и вышел и стал у входа в пещеру. И был к нему голос».

Аполлоний Тианский, желая услышать «тихий голос», обычно полностью закутывался в плащ из тонкой шерсти, на который после совершения магнетических пассов ставил обе ступни, и произносил не «имя», а хорошо известный каждому адепту призыв. Затем он покрывал плащом голову и лицо, и его полупрозрачный, или астральный, дух был свободен. В обычной жизни он носил шерстяную одежду не больше, чем храмовые жрецы. Обладание сокровенной комбинацией «имени» давало Иерофанту величайшую власть над каждым существом, человеческим или любым другим, которое он превосходил по силе души.[264]

133] {АПОЛЛОНИЯ НЕ УНИЧТОЖИТЬ} К какой бы школе Аполлоний Тианский не принадлежал, он, несомненно, обессмертил своё имя. Об этом удивительном человеке написаны сотни трудов, его серьёзно обсуждают историки, а претенциозные глупцы, которые не в состоянии прийти ни к какому заключению об этом Мудреце, пытаются отрицать само его существование. Церковь же, хотя и проклинает его память, всегда стремилась представить его исторической личностью. Теперь её политика заключается, по-видимому, в направлении оставленного им впечатления в другое русло – это хорошо известная и очень старая стратегия. Иезуиты, например, признавая его «чудеса», пустили в ход два потока мысли и, как и во всех своих предприятиях, добились успеха. Одна из партий рисует Аполлония послушным «посредника орудием Сатаны», обнося при этом его теургические силы самым чудесным и ослепительным блеском, тогда как другая партия заявляет, что всё это ловкие выдумки, написанные с заранее определённой целью.

В своих пространных мемуарах Сатаны маркиз Де Мирвилль, приводя доводы в пользу способности врага Божия творить феномены духовного характера, посвящает этому великому Адепту целую главу. Приводимый далее перевод отрывков из его книги раскрывает весь этот заговор. Мы просим читателя не забыть, что каждый труд маркиза написан с санкции и под покровительством папского престола.

Мы оставили бы картину первого столетия неполной и оскорбили бы память Св. Иоанна, обойдя молчанием имя человека, который имел честь быть его особым противником, как Симон был противником Св. Петра, Элимас Елима – Павла, и т. д. В первые годы христианской эры,… в Тиане Каппадокийской появился один из тех необычных людей, которых так щедро плодила пифагорейская школа. Великий путешественник, как и его учитель, посвящённый во все тайные доктрины Индии, Египта и Халдеи и потому наделённый всеми теургическими силами древних магов, он по очереди удивлял все страны, которые посещал и которые – мы вынуждены признать, – по-видимому, благословляют его память. Сомневаться в этом можно, только отвергая подлинные свидетельства истории. Детали его жизни передаёт нам историк четвёртого века (Филострат), сам переводивший дневник, в который день за днём вносились события жизни философа и который вёл его ученик и близкий друг Дамис.[265]

Де Мирвилль допускает возможность некоторых преувеличений как со стороны ведущего дневник, так и со стороны переводчика, но «не думает, что в повествовании они занимают много места». Поэтому он сожалеет, что аббат 134] Фреппель «в своих прекрасных “Очерках”[266] называет дневник Дамиса выдумкой». Почему?

[Потому] что оратор основывает своё мнение на полном сходстве – намеренно приданном, по его мнению, – этой легенды с жизнью Спасителя. Но при более глубоком изучении предмета он [аббат Фреппель] может убедиться, что ни Аполлоний, ни Дамис, ни даже Филострат никогда не претендовали на бóльшую честь, чем уподобиться Св. Иоанну. Такая программа сама по себе была достаточно увлекательной, а пародия достаточно скандальной, так как с помощью магических искусств Аполлонию удалось сотворить несколько чудес в противовес, по видимости только, сотворённым в Эфесе [Св. Иоанном] и т. д.[267]

Anguis in herba[268] показала свою голову. Удивительное и совершенное сходство жизни Аполлония с жизнью Спасителя Церковь и ставит между Сциллой и Харибдой. Отрицать жизнь и «чудеса» первого значит отрицать достоверность свидетельств тех же самых апостолов и святоотеческих трудов, на чьих свидетельствах построена жизнь самого Иисуса. Приписывать благие деяния Адепта, такие как воскрешения мёртвых, дела милосердия, целительские способности и т.п., «древнему врагу», в данном случае довольно опасно. Поэтому предпринимается коварная попытка спутать представления тех, кто полагается на авторитеты и критиков. Церковь гораздо проницательнее любого из наших великих историков. Она знает, что отрицание существования этого Адепта ведёт и к отрицанию императора Веспазиана Веспасиана с его историками, императоров Александра Севера и Аурелиана Аврелиана с их историками и, наконец, к отрицанию Самого Иисуса и всех свидетельств о Нём, что в конце концов подготовит её паству и к отрицанию самой Церкви. Интересно, чтó в этом критическом положении она говорит через избранный ею рупор – Де Мирвилля. А говорит она вот что.

А что, собственно, нового и невероятного в повествовании Дамиса об их путешествии в страны халдеев и гимнософов гимнософистов?– спрашивает Де Мирвилль. Прежде чем отрицать, постарайтесь вспомнить, что в основном представляли собой тогда эти страны чудес, и вспомните свидетельства таких людей, как Пифагор, Эмпедокл и Демокрит, которые, по всей вероятности знали, о чём писали. В конце концов, в чем мы можем упрекнуть Аполлония? В том ли, что, подобно оракулам, он сделал ряд пророчеств и предсказаний, которые чудесно исполнились? Нет, ибо, лучше разобравшись с ними, мы теперь знаем, что это за пророчества.[269] Оракулы стали теперь для нас тем, чем были для каждого 135] {ДЕ МИРВИЛЛЬ ОБ АППОЛОНИИ} в прошлом столетии, от Ван Дэйла до Фонтенелля. В том ли, что он обладал вторым зрением и имел видения на далёких расстояниях?[270] Нет, ибо подобные феномены в настоящее время превратились в повальное увлечение половины Европы. В том ли, что он хвастался, что знает все языки, какие только существуют под Солнцем, хотя никогда не учил ни одного из них? Но кто же не знает, что это лучший критерий[271] присутствия и помощи духа, какого бы рода он ни был? В том ли, что он верил в переселение душ (реинкарнацию)? Но эта вера сохраняется до сих пор (у миллионов). Никто и понятия не имеет, сколько учёных мечтает восстановить религию друидов и Мистерии Пифагора. В том ли, что он изгонял бесов и чуму? Но то же самое издавна делали египтяне, этруски и все папы римские.[272] В том ли, что он общался с покойными? Но мы и сегодня делаем то же самое или верим, что делаем, что одно и то же. В том ли, что он верил в существование эмпуз эмпус? Но где тот демонолог, который не знает, что эмпуз эмпуса это «южный демон», который упоминается в псалмах Давида и которого даже теперь, как и тогда, страшится вся Северная Европа?[273] В том ли, что по желанию он мог становиться невидимым? Но это одно из достижений месмеризма. В том ли, что после своей (предполагаемой) смерти он явился императору Аурелиану Аврелиану над городскими стенами Тианы и тем заставил его снять с города осаду? Но после перехода в загробную жизнь такова была миссия каждого героя, и в этом заключалась причина поклонения манам.[274] В том ли, что он спустился в знаменитую пещеру Трофония и вынес оттуда старинную книгу, которая после этого долго хранилась императором Адрианом в его библиотеке в Антиуме? Но заслуживающий доверия и трезвомыслящий Павзаний Павсаний спускался в ту же самую пещеру до Аполлония и вышел из неё не менее верующим. В исчезновении ли после смерти? Да, подобно Ромулу, Вотану, Ликургу, Пифагору,[275] 136] – всегда при самых таинственных обстоятельствах, всегда с появлением призраков, с откровениями и т.п. Давайте остановимся и повторим: будь жизнь Аполлония лишь выдумкой, он никогда не достиг бы такой известности за время своей жизни и не создал бы такой многочисленной секты, сохранившей такой энтузиазм после его смерти.

Добавим к этому, что будь всё это выдумкой, Каракалла никогда не стал бы возводить в его память heroön,[276] Александр Севéр не поставил бы его бюст между бюстами двух Полубогов и истинного Бога,[277] и с ним не переписывалась бы императрица. Едва оправившись от тягот осады Иерусалима, Тит не спешил бы поскорее написать Аполлонию, прося встретиться с ним в Аргосе и добавляя, что и его отец, и он сам (Тит) всем обязаны ему, великому Аполлонию, и что первым делом поэтому он вспомнил об их благодетеле. Император Аурелиан Аврелиан не возвёл бы храм и алтарь этому великому Мудрецу в благодарность за явление и предупреждение в Тиане. Эти posthumous посмертные слова, как всем известно, и спасли город, поскольку после них Аурелиан Аврелиан и снял осаду. Далее, будь всё это выдумки, у истории не было бы свидетельства Вописка[278] – самого достоверного из языческих историков. Наконец, Аполлоний не стал бы предметом восхищения столь благородной личности, как Эпиктет, и даже некоторых отцов Церкви. Иероним, например, в свои лучшие моменты писал об Аполлонии так:

Куда бы ни отправлялся этот путешествующий философ, он везде находил чему поучиться и, извлекая пользу отовсюду, совершенствовался с каждым днём.[279]

137] {АПОЛЛОНИЙ НЕ ВЫМЫСЕЛ} Что касается его чудес, то, не вдаваясь глубже, Иероним, вне всяких сомнений признаёт их таковыми, чего он, конечно, никогда не стал бы делать, если бы к тому его не вынуждали факты. И в заключение скажем, что если бы Аполлоний был лишь героем вымысла, приукрашенного в четвёртом веке, то ефесяне, преисполненные восторженной благодарности за совершённые для них благодеяния, не воздвигли бы ему золотой статуи.[280]

138]

Дата добавления: 2015-07-10