Глава четвертая 4 страница. Он посмотрел на меня и ткнул пальцем в сторону парковки

Он посмотрел на меня и ткнул пальцем в сторону парковки. Мне пришлось отойти, опереться на свою машину. Хотя было достаточно холодно, нам повезло: день выдался солнечный и безветренный. Я подняла воротник, закрыв им уши, и полезла в машину за своими черными перчатками. Натянула их и стала ждать.

Время шло. Приходили и уходили полицейские. Когда появилась пришедшая на работу Холли, я ей объяснила, что случилось, и отправила домой, сказав, что я позвоню, когда дадут разрешение открыться. Никакого иного образа действий я придумать не могла. Антуан и Д'Эрик ушли еще раньше, после того, как я ввела их номера в свой телефон.

Рядом с моей машиной скрипнули тормоза Джейсонова грузовика, и сам Джейсон выпрыгнул из него и встал передо мной. Мы уже пару месяцев не разговаривали, но сейчас не время обсуждать наши разногласия.

— Это правда? — спросил мой брат.

— Да. Мне очень жаль.

— И ребенок?

— Да.

— Олси приехал ко мне на работу. Приехал спросить, давно ли мы с ней виделись. Я с ней не говорил уже недели четыре, если не пять. Только посылал ей деньги на посещение доктора да на витамины. Однажды видел ее в «Дэйри квин».

— С кем она была?

— С сестрой. — Он вздохнул, долго, прерывисто. — Ты... там очень плохо?

— Да, — ответила я. Не было смысла вилять вокруг да около.

— Тогда мне жаль, что ей выпало вот так уйти, — сказал он. Джейсон не привык выражать сложные эмоции, и у него получалось неуклюже — такое сочетание горя, сожаления и утраты. Он будто постарел на пять лет. — Я был здорово уязвлен и зол на нее, как черт, но не хотел, чтобы она страдала от боли и страха. Видит Бог, вряд ли из нас получились бы хорошие родители, но нам не дали шанса попытаться.

Я была согласна с каждым его словом.

— Ты в эту ночь был один? — спросила я наконец.

— Нет, привез к себе Мишель Шуберт из «Байу», — ответил он.

«Байу» — бар в Клариссе, всего за несколько миль отсюда.

— Она была у тебя всю ночь?

— Я ей сегодня утром яичницу сделал.

— Отлично.

Раз в жизни от блудливости моего брата будет польза. Мишель — одинокая бездетная разведенка, простая как дверь. Уж если есть на свете женщина, готовая рассказать полиции, где она была и что делала, то это Мишель. Именно это я и сказала.

— Полицейские уже с ней говорили, — ответил мне Джейсон.

— Быстро это они.

— Бад вчера вечером был в «Байу».

Значит, шериф видел, как уходил Джейсон, и заметил, с кем уходил. Он бы не удержался так долго на этой работе, если бы не был остроглазым и не умел на ходу подметки рвать.

— Что ж, это хорошо, — сказала я и не могла придумать, что бы еще добавить к этому.

— Ты не думаешь, что ее убили за то, что она — пантера? — спросил Джейсон неуверенно.

— Возможно. Она была частично изменена, когда ее убили.

— Бедная Кристалл, — сказал он. — Ей бы невыносимо было, что ее кто-то видит в таком виде.

Я поразилась, что у него по лицу покатились слезы. И понятия не имела, как мне реагировать — просто достала из машины бумажную салфетку и сунула ему в руку. Уже много лет не видела я, чтобы Джейсон плакал. Он вообще плакал, когда умерла бабуля? Может, он и правда любил Кристалл. Может быть, не только уязвленная гордость заставила его публично заявить о ее измене. Он устроил так, что мы с ее дядей Кэлвином застали ее с поличным. Я тогда так негодовала и злилась на то, что меня заставили быть свидетелем — причем с последствиями, — что потом решительно избегала общения с Джейсоном. Смерть Кристалл смела этот гнев — по крайней мере на сейчас.

— Она сейчас выше этого, — ответила я.

С другой стороны от моей машины подъехал и остановился потрепанный грузовик Кэлвина. Быстрее, чем я могла бы уследить, Кэлвин оказался прямо передо мной, а из другой дверцы вылезла Таня Гриссом. Из глаз Кэлвина на меня смотрел незнакомец. Обычно своеобразно-желтоватые, эти глаза сейчас стали почти золотыми, радужки расширились так, что почти не осталось белков. Зрачки удлинились. И даже легкой курточки на нем не было — глядя на него, я похолодела, и не только физически. Я подняла руки:

— Кэлвин, мои соболезнования. Но ты должен знать, что Джейсон этого не делал.

Я подняла глаза — не слишком, — чтобы встретить его жутковатый взгляд. Кэлвин слегка поседел с нашей первой встречи несколько лет назад, и погрузнел тоже. Но выглядел все так же: солидный, надежный, мощный.

— Я должен ее обнюхать, — сказал он, будто не слыша моих слов. — Пусть меня пропустят к ней обнюхать, и тогда я узнаю.

— Тогда пойдем скажем это им, — согласилась я. Не потому только, что сама идея мне понравилась, а еще и для того, чтобы увести его подальше от Джейсона — у того хотя бы ума хватило оставаться с другой стороны от моей машины.

Я взяла Кэлвина под руку, мы пошли в обход здания — и были остановлены лентой ограждения. Увидев нас, к ленте с другой стороны подошел Бад Дирборн.

— Кэлвин, понимаю, что с тобой творится, и очень тебе сочувствую... — начал он, но тут Кэлвин полоснул когтями по ленте и пошел к кресту.

Не успел он сделать трех шагов, как оба агента ФБР бросились ему наперехват — и вдруг оказались на земле. Много было крика и суматохи, и Кэлвина держали Бад, Энди и Олси, а двое агентов пытались им помочь, несмотря на лишенную достоинства позу.

— Кэлвин! — просипел Бад Дирборн. Он человек немолодой, и видно было, какого напряжения сил стоило ему держать Кэлвина. — Тебе туда нельзя, Кэлвин. Иначе все собранные нами улики будут признаны не имеющими силы!

Меня поразила его сдержанность. Я бы ожидала, что он отмахнет Кэлвина дубинкой или фонариком по голове, а он держался настолько сочувственно, насколько это вообще возможно при таком напряжении схватки. И до меня впервые дошло, что не мне одной известна тайна общины Хотшота. Морщинистая рука Бада потрепала Кэлвина по рукаву жестом соболезнования, но при этом стараясь не коснуться когтей. Спецагент Латтеста тоже их заметил и что-то замычал предупреждающее и неразборчивое.

— Бад! — Голос Кэлвина был похож на рычание. — Если ты не можешь пропустить меня сейчас, мне придется ее обнюхать, когда ее снимут. Хочу поймать запах тех, кто это сделал.

— Посмотрю, можно ли будет, — твердо ответил Бад. — А пока, старик, тебе придется уйти, потому что они там должны собрать вещественные доказательства — те, которые будут предъявлены в суде. И тебе подходить пока нельзя. Договорились?

Бад всегда был мне безразличен, собственно, как и я ему. Но сейчас я испытывала к нему огромную симпатию.

Прошла долгая секунда, и Кэлвин кивнул. Плечи у него слегка обмякли, все, кто держал его, ослабили хватку.

— Не уходи далеко, мы тебя позовем. Даю тебе слово, — сказал Бад.

— Ладно, — ответил Кэлвин, и блюстители закона его отпустили. Я обняла его за плечи — он не возражал — и мы вместе повернулись, чтобы отойти к парковке. Таня ждала его, и напряжение сквозило в каждом ее движении. Она отчасти ожидала того же, что и я: что Кэлвин будет нарываться и ему вломят.

— Джейсон этого не делал, — повторила я.

— Мне плевать на твоего брата, — сказал он, поворачивая ко мне эти странные глаза. — Он меня не интересует. Я не думаю, что он ее убил.

Он явным образом считал, будто моя тревога за Джейсона вытесняет у меня мысль о том, что на самом деле важно: о смерти его племянницы. И явным образом этого не одобрял. Я должна была уважить его чувства, и потому заткнулась.

Таня взяла его за руки — как есть, с когтями.

— Тебя к ней пропустят? — спросила она, не отводя глаз от лица Кэлвина. Будто меня здесь и не было.

— Когда снимут тело, — ответил он.

Отлично будет, если Кэлвин сможет указать виновных. Слава богу, что оборотни о себе объявили. Но... это же может быть и причиной того, что Кристалл убили?

— Думаешь, сможешь взять запах? — спросила Таня тихим, напряженным голосом. Она была серьезнее, чем случалось мне ее видеть при редких наших встречах.

Она обняла его, и хотя он не очень высок, ее руки едва достали до плеч. И смотрела она на него снизу вверх.

— Там будут десятки запахов после того, как все эти люди будут ее трогать. Я могу лишь попытаться их все сопоставить. Жаль, что не оказался там первым.

Он обнимал Таню так, будто ему надо было на кого-то опереться.

Джейсон стоял в ярде от него, ожидая, чтобы Кэлвин его заметил. Стоял напряженно-прямо, с застывшим лицом. Когда Кэлвин поглядел поверх Таниного плеча и увидел Джейсона, наступило страшное молчание.

Не знаю, как реагировала Таня, но у меня все мышцы зазвенели от напряжения.

Кэлвин медленно протянул Джейсону руку. Это снова была человеческая рука, но явно изуродованная. На коже свежие шрамы и слегка искривлен палец.

Это моя работа. Я на свадьбе взялась представлять Джейсона, а Кэлвин — Кристалл. Когда Джейсон сделал нас свидетелями измены жены, мы должны были осуществить наказание, которое было вынесено: увечье руки или лапы. Мне пришлось ударить кирпичом по руке моего друга, и с тех пор мои чувства к Джейсону сильно переменились.

Джейсон согнулся и лизнул тыльную сторону этой руки, подчеркивая свою покорность. Лизнул неуклюже, потому что этот ритуал был все еще для него нов. Я задержала дыхание, а Джейсон закатил глаза, заглядывая Кэлвину в лицо. Кэлвин кивнул, и мы вздохнули с облегчением. Он принял покорность Джейсона.

— Ты будешь с нами, — сказал он, будто Джейсон просил его о чем-то.

— Спасибо, — ответил Джейсон и отступил на пару шагов. — Я хочу похоронить ее.

— Мы все будем ее хоронить, — сказал Кэлвин. — Когда нам ее отдадут.

Ни крупицы уступки не было в его голосе. Джейсон заколебался на миг, потом кивнул. Кэлвин и Таня сели в машину. Очевидно, они собирались подождать, пока тело снимут с креста.

— Я домой, — заявил Джейсон. — Не могу здесь оставаться.

Он был как оглушенный.

— О'кей, — сказала я.

— А ты... ты останешься?

— Да. Я отвечаю за бар, пока Сэма нет.

— Он сильно на тебя полагается, — заметил Джейсон.

Я кивнула. Это большая честь. И я чувствовала, что мне оказана честь.

— Это правда, что его отчим стрелял в его мать? Так вчера говорили в «Байу».

— Да, — ответила я. — Он не знал, что мать Сэма... ну, оборотень.

Джейсон покачал головой.

— Вот этот вот выход на свет... не знаю, такая ли уж это удачная мысль. Мать Сэма ранена. Кристалл убита. Кто-то ее убил из тех, кто знал, кто она. Может, следующим буду я. Или Кэлвин. Или Трей Доусон. Или Олси. Может, нас всех попытаются убить.

Я хотела было сказать, что такого не будет, что люди, которых я знаю, не набросятся на своих друзей и соседей только из-за того, что те рождены не такими. Но я этого не сказала, задумавшись: а правда ли так?

— Возможно, — ответила я, ощутив пробежавший вдоль спины ледяной холодок. Глубоко вдохнула. — Но на вампиров набрасываться не стали — в основном — и я думаю, что оборотней тоже воспримут нормально. Надеюсь хотя бы.

Из своей машины вышел и подошел к нам Мел, в штанах и рубашке, которую он носил ежедневно в магазине автозапчастей. Я отметила, что он старается не смотреть на Кэлвина, хотя Джейсон все еще стоял рядом с пикапом вожака пантер.

— Значит, это правда, — сказал он.

— Ее убили, Мел, — ответил ему Джейсон.

Мел похлопал его по плечу — неуклюже, как делают мужчины, когда хотят друг друга утешить.

— Давай, Джейсон, нечего тебе тут делать. Поехали к тебе домой, выпьем по рюмке.

Джейсон кивнул, не совсем будто соображая.

— Ладно, поехали.

Джейсон ушел, сопровождаемый Мелом, а я залезла в свою машину и вытащила с заднего сиденья газеты за последние дни. Я их часто подбираю у себя на дорожке, когда еду на работу, бросаю на заднее сиденье и пытаюсь в разумные сроки прочесть хотя бы первую страницу. Но сейчас, когда Сэм уехал и бросил бар на меня, я даже глянуть не успевала на новости с тех пор, как оборотни вышли из подполья.

Разложив газеты по порядку, я начала читать.

Реакция публики варьировалась от панической до абсолютно спокойной. Многие заявляли, будто и раньше чувствовали, что мир населяют не только люди и вампиры. Сами вампиры на сто процентов поддерживали мохнатых братьев — по крайней мере в публичных выступлениях. Мой же опыт подсказывает, что отношения у этих двух основных супернатуральных групп весьма негладкие. Оборотни издеваются над вампирами, вампиры отвечают тем же. Но вроде бы суперы согласились выступать единым фронтом — по крайней мере какое-то время.

Реакция правительств отличалась разнообразием. Похоже, политику США формировали высокопоставленные вервольфы — настолько она была ошеломляюще благоприятной. Просматривалась мощная тенденция принимать оборотней как вполне себе людей и сохранять за ними права американцев согласно их прежнему статусу, когда никто не знал, что они двухприродные. Вампирам это не могло быть особо приятно, потому что они сами не получили пока что по закону всех прав и привилегий. Законный брак и наследование имущества все еще были запрещены для них в некоторых штатах, и им также запрещалось владеть определенными предприятиями. Человеческое лобби владельцев казино преуспело в оттеснении вампиров от прямого владения игорными заведениями, чего я никак не могу понять, и хотя вампирам разрешено служить в полиции и в пожарных частях, врачам-вампирам запрещалась работа в любой области, связанной с лечением открытых ран. Им также не разрешалось участие в спортивных соревнованиях. Тут хотя бы можно понять: они слишком сильны. Но есть множество спортсменов, частично или полностью происходящих от оборотней, и это понятно — спорт для них вполне естественная склонность. Ряды военных также полны особей, чьи прародители выли под полной луной. В вооруженных силах есть даже чистокровные оборотни, хотя на такой службе довольно непросто найти уединение на три дня каждый месяц.

Спортивные страницы были заполнены снимками частичных и полных оборотней, добившихся славы. Бегущий хавбек из «Патриотов Новой Англии», филдер из «Кардиналов», какой-то марафонец... все они сознались в принадлежности к тому или иному виду оборотней. Один олимпийский чемпион по плаванию только что узнал, что его отец — тюлень-оборотень, а британская теннисистка номер один заявила перед камерами, что ее мать — леопард. Такого смятения не было в мире спорта с последнего допингового скандала. Дает ли происхождение от оборотня несправедливое преимущество спортсмену? Следует ли у таких спортсменов отнимать трофеи и звания? Сохранять ли их рекорды? В других обстоятельствах я 6ы с удовольствием это с кем-нибудь обсудила, но сейчас оно меня совершенно не интересовало.

У меня начала вырисовываться картина в целом. Выход двухприродных на свет оказался откровением совсем иного рода, чем когда заявили о себе вампиры. Те были совершенно вне человеческой жизни, существовали только в преданиях и легендах. Жили они отдельно. Поскольку они могли существовать на искусственной крови японского производства, то представляли себя как абсолютно безвредных и угрозы не составляющих. Но оборотни жили среди нас все это время, интегрированные в наше общество — и при этом вели собственную тайную жизнь, создавали тайные союзы. Иногда даже их дети (не перворожденные, а потому не оборотни) не знали тайны своих родителей, особенно если это были не волки.

— У меня такое чувство, будто меня предали, — цитировала газета слова одной женщины. — Мой дедушка раз в месяц оборачивается рысью, бегает по лесам и охотится на зверушек. Моя косметичка, к которой я езжу уже пятнадцать лет, оказалась койотом, а я не знала! Меня гнусно обманывали!

Некоторые считали, что это все потрясающе интересно.

— Наша директриса — вервольф! — заявил мальчишка в Спрингфилде, штат Миссури. — Класс!

Других пугал сам факт существования оборотней.

— Мне страшно, что я могу случайно застрелить соседа, если увижу, как он бежит по дороге на четвереньках, — сказал один фермер из Канзаса. — А если он полезет воровать моих кур?

Церкви мучительно вырабатывали свою позицию по оборотням.

— Мы не знаем, что и думать, — признался официальный представитель Ватикана. — Они живые, они среди нас, у них не может не быть души. И даже среди священников есть оборотни.

Фундаменталисты были в такой же растерянности.

— Мы уже устали объяснять, что Бог создал Адама и Еву, а не Адама и Стива, — сказал баптистский священник. — Так теперь туда же еще Бобик и Мурзик?

Пока я прятала голову в песок, в мире ад сорвался с цепи.

Вдруг стало легче понять, как получилось, что моя невестка, оборотень-пантера, окончила жизнь на кресте за баром, принадлежащим оборотню-универсалу.

Глава шестая

Когда из рук и ног Кристалл вынули гвозди, ее тело снова вернулось в полностью человеческий вид, и этот процесс привлек к себе всеобщее пораженное ужасом внимание. Даже Олси Бек вздрогнул и попятился.

Я к этому времени ждала уже несколько часов, прочитала все газеты по второму разу, нашла в бардачке книжку в бумажной обложке и прочла первую треть, а также поговорила с Таней насчет матери Сэма. Когда мы эти новости перетерли заново, она стала рассказывать в основном про Кэлвина. Я так поняла, что она к нему переехала, получила на неполный день работу в Норкроссе, в главном офисе — что-то бумажное. Ей нравилось, что работа в одни и те же часы и что не надо отсиживать полный день.

— Звучит хорошо, — вежливо ответила я, хотя я такой работы терпеть не могу. С одними и теми же людьми — каждый день? Да я бы их уже знала насквозь, меня бы от них тошнило. От их мыслей мне было бы не загородиться, и мне хотелось бы от них смыться подальше, потому что я знала бы о них слишком много. В баре же всегда можно отвлечься на кого-то нового.

— Как для тебя прошло Великое Откровение?

— В Норкроссе я сказала на следующий день, — ответила она. — Узнав, что я — лиса, мои сослуживцы сочли, что это забавно. — На ее лице выразилось неприятное чувство: — Почему всю прессу забрали себе крупные звери? У Кэлвина на лесопилке его зауважали до небес, а меня засыпали шуточками насчет пушистого хвоста.

— Несправедливо, — согласилась я, стараясь не засмеяться.

— Кэлвина просто раздавило то, что случилось с Кристалл, — вдруг сказала Таня. — Она была его любимой племянницей. Он очень страдал, когда выяснилось, что она так плохо умеет перекидываться. И насчет детей он тоже переживает.

Кристалл, продукт многих близкородственных связей, превращалась в пантеру медленно и мучительно, а уж обратный процесс вообще ее выматывал. Несколько раз у нее был выкидыш. За Джейсона ей позволили выйти по единственной причине: стало ясно, что чистокровного младенца ей никогда до срока не доносить.

— Может быть, ребенка она потеряла до убийства или в процессе. А может быть, уби... тот, кто это сделал, вообще не знал.

— Уже было заметно, но не выпирало, — сказала Таня, кивнув. — Она очень была переборчива в еде, поскольку намеревалась сохранить фигуру. — Таня покачала головой, сделав печальное лицо. — Но на самом деле, Сьюки, какая разница, знал убийца или нет? Результат один: младенец погиб, и Кристалл тоже. И умирала она в одиночестве и страхе.

Это была чистая правда.

— Как ты думаешь, Кэлвин найдет по запаху того, кто это сделал?

Таня ответила с не слишком счастливым видом:

— Тут запахов много. Я не знаю, как он выберет тот, который ему нужен. И смотри: они все ее трогают. Некоторые в резиновых перчатках, но и у них тоже есть запах. Смотри, Митч Норрис помогает ее снять, а ведь он один из нас. Как Кэлвин узнает убийцу?

— К тому же это может быть один из них, — кивнула я в сторону народа, собравшегося возле покойницы. Таня посмотрела на меня, прищурясь:

— Ты хочешь сказать, что здесь могут быть замешаны блюстители порядка? Тебе что-то известно?

— Нет. — Я пожалела, что открыла рот. — Я просто... нельзя же знать заранее. Кажется, я думала про Доува Бека.

— Это тот, с кем она тогда попалась?

Я кивнула:

— Здоровенный такой, видишь — вон там, черный, в штатском? Это его двоюродный брат Олси.

— Думаешь, он здесь замешан?

— Да нет, не думаю. Просто... строю гипотезы.

— Наверняка и Кэлвин об этом подумал. Он быстро соображает.

Я кивнула. Кэлвин не поражает интеллектом, и в колледже не учился (как и я), но мозги у него на месте.

Бад поманил Кэлвина рукой, и тот вылез из машины и пошел к телу, лежащему на каталке на расстеленном мешке. Подошел осторожно, пряча руки за спиной, чтобы не коснуться Кристалл.

Мы смотрели — кто с отвращением и возмущением, кто с безразличием или интересом, — пока он не закончил.

Тогда он выпрямился, повернулся и зашагал к своей машине. Таня вышла из моей ему навстречу, обняла его и заглянула в глаза. Он покачал головой. Я опустила стекло, чтобы слышать.

— Мало что узнал, — сказал он. — Слишком много иных запахов. А она пахнет просто как мертвая пантера.

— Поехали домой, — сказала Таня.

— Поехали.

Они оба махнули мне рукой, и я осталась одна на передней парковке, продолжая ждать. Бад попросил меня открыть служебный вход в бар, я дала ему ключи. Через пару минут он вернулся, сказал, что дверь надежно заперта и что нет никаких признаков, будто в баре после закрытия кто-нибудь побывал. Потом он отдал мне ключи.

— Так можно открываться? — спросила я.

Часть полицейских машин уехала, тело увезли, и у меня сложилось впечатление, что процедура заканчивается. Я хотела подождать, чтобы можно было войти в здание.

Но Бад сказал мне, что это еще часа два или три, и тогда я решила ехать домой. Всем нашим работникам я позвонила, до кого дозвонилась, а клиенты поймут, что если бар окружен полицейской лентой, то он закрыт. Получалось, что я просто теряю время. Мои фэбээровцы, проведшие несколько часов с прижатыми к уху телефонами, были сейчас больше заняты этим преступлением, нежели мной, и это было отлично. Может, они вообще про меня забудут.

Поскольку никто на меня не смотрел и никому не было до меня дела, я завела машину и уехала. Сил выполнять какие-либо поручения у меня не было, и я направилась прямо домой.

Амелия давно уже ушла в свое агентство, но Октавия была дома. Она поставила у себя в комнате гладильную доску и как раз сейчас утюжила обшлага брюк, которые укоротила, и лежали две блузки, ожидая глажки. Кажется, без всяких магических средств разглаживания складок. Я предложила отвезти ее в город, но она сказала, что вчерашняя поездка с Амелией решила все ее проблемы, и пригласила меня присесть на стул, пока она работает.

— Когда с кем-нибудь разговариваешь, гладишь быстрее, — сказала она, и такое одиночество прозвучало в ее голосе, что я почувствовала себя виноватой.

Я рассказала ей про сегодняшнее утро, про обстоятельства смерти Кристалл. Октавии самой пришлось повидать много плохого в жизни, так что она не ужаснулась. Она вставляла нужные реплики, была потрясена, как был бы почти любой, но Кристалл она не знала. И я видела, что у нее есть что-то на уме.

Она отставила утюг и повернулась ко мне.

— Сьюки, — сказала она, — мне нужна работа. Я знаю, что я для вас с Амелией — обуза. Когда моя племянница работала по ночам, я днем брала ее машину, а теперь, переехав к вам, я каждый раз прошу вас меня возить. И это становится нехорошей привычкой. У племянницы я убирала, готовила и сидела с детьми, чтобы как-то отплатить ей за стол и кров, но вы с Амелией такие чистюли, что мои два цента мало что меняют.

— Октавия, я рада, что ты здесь живешь, — сказала я не до конца правдиво. — Ты мне очень во многом помогаешь. Помнишь, как ты избавила меня от Тани? А сейчас у нее вроде бы любовь с Кэлвином, и она не будет приставать ко мне. Я знаю, что тебе было бы лучше, если бы у тебя была работа. Может, что-нибудь и подвернется. А пока что меня вполне устраивает, что ты здесь. Мы что-нибудь придумаем.

— Я звонила брату в Новый Орлеан, — сказала она, удивив меня. Я даже не знала, что у нее есть брат. — Он говорит, что страховая компания решила мне заплатить. Немного, учитывая, что потеряла я все, но этого хватит на покупку подержанной машины. Но там нет ничего, к чему мне хотелось бы вернуться. Отстраиваться я не собираюсь, и мало есть такого жилья, которое я могла бы себе позволить.

— Мне очень жаль, Октавия. Хотелось бы, чтобы я что-то для тебя могла сделать.

— Ты уже много для меня сделала, — ответила она. — Я очень тебе благодарна.

— Ну, не надо, — сказала я несчастным голосом. — Это ты Амелию благодари.

— Единственное, что я на свете умею, это колдовать. И была так рада помочь тебе избавиться от Тани. Она что-нибудь помнит?

— Нет. Насколько я понимаю, она не помнит ни как Кэлвин ее привез, ни как произносились заклинания. В любимицах я у нее никогда не буду, но зато она хотя бы не пытается больше отравлять мне жизнь.

Таню послала мне пакостить женщина по имени Сандра Пелт, имеющая на меня зуб. Поскольку Кэлвин явно к Тане дышал неровно, Амелия с Октавией слегка поколдовали, чтобы избавить ее от влияния Сандры. Таня все еще казалась колючей, но это, думаю, просто натура такая.

— Как ты думаешь, не сделать ли нам реконструкцию, чтобы найти, кто убил Кристалл? — спросила она.

Я обдумала предложение. Попыталась представить себе эктоплазматическую реконструкцию на парковке при «Мерлотте». Надо будет найти еще одну колдунью как минимум, потому что площадь большая, и вряд ли Октавия с Амелией смогут прикрыть ее сами. Но они, наверное, считают, что смогут.

— Боюсь, что нас увидят, — сказала я наконец. — И это будет плохо для тебя и для Амелии. Кроме того, мы не знаем, где именно наступила смерть, а это ведь вам необходимо? Место смерти?

— Да, — ответила Октавия. — Если она умерла не на парковке, толку не будет ни капельки.

Кажется, она испытала облегчение.

— Вряд ли мы узнаем до вскрытия, умерла она там или до того, как ее прибили к кресту.

И вряд ли я выдержу вид еще одной эктоплазматической реконструкции. Я видела их две. Смотреть на мертвых — в водянистой, но узнаваемой форме, — переживать последние минуты их существования — это невероятно жутко и оставляет очень гнетущее впечатление.

Октавия снова стала гладить, а я вышла в кухню разогреть себе суп. Надо было что-нибудь поесть, а максимум работы, на которую я была способна — это открыть банку.

Время тянулось совершенно без толку. От Сэма не было вестей, полиция не сообщала, что уже можно открывать «Мерлотт». Агенты ФБР тоже не вернулись задавать мне вопросы. В конце концов я решила поехать в Шривпорт. Амелия вернулась с работы, и они с Октавией стали готовить ужин, а я собралась и поехала. Сцена была очень домашняя, просто я слишком дергалась, чтобы в ней участвовать.

Второй раз за последние много дней я оказалась на дороге в «Клыкочущее веселье». Думать я себе не позволяла, только слушала на какой-то волне негритянский госпел, и молитвенный напев смягчал страшное впечатление от дневных событий.

К моему приезду уже стемнело, хотя в баре еще не было людно. Эрик сидел за столиком в главном зале, спиной ко мне, пил «Настоящую кровь» и говорил с Клэнси, который, мне кажется, по рангу был подчинен Пам. Увидев меня, он фыркнул — Клэнси не из фанатов Сьюки Стакхаус. Поскольку он вампир, причины этой неприязни были для меня скрыты, но я думаю, что просто он меня невзлюбил.

Эрик повернулся, и у него поднялись брови. Он что-то сказал Клэнси, и тот встал и тихо ушел в кабинет. Эрик подождал, пока я сяду за его стол.

— Привет, Сьюки! — сказал он. — Ты приехала мне сказать, как ты злишься на меня из-за объявления о наших отношениях? Или наконец готова к длинному разговору, который нам все равно нужно провести рано или поздно?

— Нет, — ответила я.

Мы какое-то время сидели молча. Мне бы надо было выдать Эрику по первое число за высокомерное отношение к просьбе Квинна да за презентацию ножа. И задать ему все вопросы, которые... но я не могла должным образом разозлиться.

Хотелось просто сидеть рядом с ним.

Играла музыка: кто-то включил вампирскую радиостанцию, «КДЕД». Группа «Энимэлз» пела «Ночь». Допив бутылку (остался только красноватый осадок на стенках), Эрик накрыл мою руку своей — холодной и бледной.

— Что сегодня случилось? — спросил он.

Я стала рассказывать, начав с приезда фэбээровцев. Он слушал, не перебивая ни восклицаниями, ни вопросами. И когда я закончила рассказом, как увезли тело Кристалл, он тоже заговорил не сразу.

— Это даже для тебя хлопотливый день, Сьюки, — сказал он наконец. — А Кристалл... я не был с ней знаком, но мне кажется, она слова доброго не стоит.

Эрик никогда не давал себе труда быть вежливым. На самом деле мне это нравится, и все же я рада, что это не слишком часто встречается.

— Я не могу ни про кого сказать, что он слова доброго не стоит, — возразила я. — Хотя должна признать, что, если бы мне пришлось выбирать себе единственного спутника в спасательную лодку, она бы даже в лонг-лист не вошла.

Он дернул углом рта в улыбке.

— Но, — добавила я, — важно то, что она была беременная. И ребенок был от моего брата.

— В мои времена убитая беременная женщин стоила вдвое, — сказал Эрик.

Он очень скупо говорил о своей жизни до обращения в вампира.

— В каком смысле «стоила»? — спросила я.

— На войне можно убивать без разбора. Или иностранцев. Но в спорах среди своего народа за убийство кого-то из своих надо было платить серебром. — Казалось, он с усилием вытаскивает воспоминания из глубины. — Если человек убивал женщину, несущую дитя, цена удваивалась.

Дата добавления: 2015-10-28