Глава восьмая. В этот вечер по дороге домой я злилась почти на весь мир

В этот вечер по дороге домой я злилась почти на весь мир. Иногда на меня такое находит, как и на любого, впрочем. Гормоны, или время месяца, или еще что. Или случайное расположение звезд.

Я злилась на Джейсона, потому что давно держала на него зуб. Я злилась на Сэма — в общем, от обиды. Меня разозлили агенты ФБР, потому что приехали на меня давить. Хотя, по правде говоря, пока что они этого не делали. Меня вывела из себя организованная Эриком интрига с ножом и его высокомерный отказ Квинну, хотя я не могла не признать, что Эрик сказал правду: я первая дала Квинну от ворот поворот. Это не значит, конечно, что я не хочу его видеть... или значит? Но уж это точно не значит, что Эрик мне будет диктовать, с кем мне видеться, а с кем нет.

И, наверное, еще я злилась на себя, потому что, когда у меня была возможность выложить все это Эрику, я размякла и стала слушать его воспоминания. Как флешбеки в «Утраченных», воспоминания викинга Эрика вламывались в ход современной истории.

А чтобы я уж совсем разозлилась, на парковке стояла машина, которую я не узнала. И припарковалась у передней двери, где только для гостей.

Я пошла к заднему входу, поднялась на крыльцо, хмурясь и в очень конфликтном настроении. Ну не нужно мне сейчас общество. Нужно мне только одно: натянуть пижаму, вымыть морду и завалиться в кровать с книжкой.

В кухне за столом сидела Октавия, и с ней мужчина, которого я никогда не видела. И никогда не видела такого черного. Вокруг глаз у него была татуировка, но вопреки такой жуткой декорации, сам он был спокоен и приветлив. Когда я вошла, он встал.

— Сьюки, — сказала Октавия дрожащим голосом, — это мой друг Луис.

— Очень приятно, — ответила я и протянула руку. Он осторожно ее пожал, и я села, чтобы он тоже сел. Тут я заметила стоящие в коридоре чемоданы.

— Октавия? — спросила я, показывая на них.

— Видишь ли, Сьюки, даже у таких старых дам бывает в жизни романтика, — улыбнулась она. — Мы с Луисом до «Катрины» были близкими друзьями. Он жил в десяти минутах езды от меня. После урагана я все время искала его, но потом перестала.

— Я много времени потратил, чтобы найти Октавию, — сказал Луис, не сводя с нее глаз. — Наконец позавчера вышел на ее племянницу, и она мне дала ваш телефон. Не мог поверить, что нашел ее в конце концов.

— А ваш дом выстоял в...

Как сказать? Инцидент, катастрофа, крушение, апокалипсис, — любое слово подойдет.

— Да, слава богам. И у меня есть электричество. Работы еще полно, но свет и тепло есть. Можно снова готовить, на кухне гудит холодильник и улицы почти уже чисты. Я сам себе восстановил крышу. Теперь Октавия может считать мой дом своим, если он ей подойдет.

— Сьюки, — сказала она очень ласково и мягко, — ты была так добра, впустив меня к себе. Но я хочу быть с Луисом, и мне надо вернуться в Новый Орлеан. Я могу помочь отстроить мой город, мою родину.

Октавия думала, что наносит мне тяжелый удар. Я постаралась выразить огорчение:

— Ты должна поступать так, как тебе лучше, Октавия. Я была очень рада, что ты живешь в моем доме. — Слава богу, Октавия не телепатка. — Амелия дома?

— Да, она там наверху, кое-что для меня собирает. Благослови Господь ее душу, она мне придумала прощальный подарок.

— Ой-й-й! — сказала я, стараясь не переиграть.

Луис метнул на меня острый взгляд, но Октавия просияла. Я никогда еще не видела ее такой радостной, и обрадовалась сама.

— Я только рада, что могла быть тебе полезной, — кивнула она с мудрым видом.

Не без труда мне удалось удержать на лице слегка грустную, но мужественную улыбку, но все же удалось. Слава богу, Амелия уже стучала каблуками по лестнице, спускаясь со свертком, обернутым тонким красным шарфиком, завязанным бантом. Не глядя на меня, она сказала:

— Это тебе от Сьюки и от меня. Надеюсь, тебе понравится.

— Ой, вы так любезны... ты прости, что я сомневалась когда-то в твоем искусстве, Амелия. Ты потрясающе сильная колдунья.

— Октавия, от тебя такое услышать — это много значит!

Амелия была искренне тронута, и глаза у нее увлажнились.

Но тут, к счастью, Октавия и Луис встали. Я старшую колдунью очень уважала, и она мне нравилась, но зачастую она играла роль «лежачего полицейского» на дороге плавного хода нашего хозяйства, как ее проложили мы с Амелией.

И когда за ней и за ее партнером закрылась входная дверь, я невольно испустила глубокий вздох облегчения. Мы много раз попрощались, и Октавия много раз благодарила каждую из нас, и как-то нашла способы напомнить нам про все те таинственные вещи, которые она для нас делала и которые нам было бы вспомнить трудно.

— Слава небесам, — выдохнула Амелия, опускаясь на ступеньки. Она не религиозна — по крайней мере в обычном христианском смысле, и эти слова были для нее весьма необычны.

Я села на край кровати:

— Надеюсь, они будут очень счастливы, — сказала я.

— Ты не думаешь, что нам надо было как-то его проверить?

— Такая сильная колдунья, как Октавия, не сможет сама за себя постоять?

— Тоже верно. Но видела ты эти татуировки?

— Да, впечатляют. Это значит, что он какой-то чернокнижник?

Амелия кивнула.

— Ага. Уверена, что он практикует какую-то африканскую магию. И нам, пожалуй, не стоит волноваться за Октавию и Луиса из-за высокого уровня преступности в Новом Орлеане. Их вряд ли кто-то тронет.

— А какой ты ей сделала подарок?

— Я позвонила папе, и он переслал мне по факсу сертификат на подарок из его магазина домашних товаров.

— Отличная мысль. Сколько я тебе должна?

— Ни цента. Он настоял, чтобы это было за его счет.

Что ж, этот счастливый случай хотя бы притупил мою общую злость на мир. И к Амелии я стала относиться лучше — ушло это смутное недовольство тем, что она привела ко мне в дом Октавию. Мы проболтали в кухне примерно час, пока я не пошла спать, слишком усталая, чтобы объяснять сагу сегодняшних событий. Расстались мы в куда лучших отношениях, чем у нас были последнее время.

Готовясь уже ко сну, я думала про наш практичный подарок Октавии, и это навело мои мысли на карточку, которую дал мне Бобби Бернхэм. Вытащив ее из сумки, я вскрыла конверт пилочкой для ногтей и вытащила оттуда карточку. В ней была фотография, которую я никогда не видела — очевидно, снятая во время фотосессии у Эрика — для календаря, продающегося в сувенирной лавке «Клыкочущего веселья». На снимке мистер Январь (Эрик) стоял рядом с широкой кроватью, убранной в белое. Фон был сер, усыпан блестящими снежными хлопьями. Эрик стоял одной ногой на полу, коленом другой опирался на край кровати. Стратегические позиции были прикрыты белым меховым халатом. На картинке, которую Эрик преподнес мне сегодня, он был в той же позе, но протягивал руку в сторону камеры, будто приглашая зрителя к себе на кровать. И белый мех не совсем все прикрывал.

«Я жду той ночи, когда ты будешь со мной», — написал он своим корявым почерком на белой открытке.

Несколько вульгарно? Да. Слюнки текут? Еще бы. Я просто почувствовала, как разогревается у меня кровь. Даже пожалела, что вскрыла конверт перед сном. Сейчас мне определенно будет труднее заснуть.

Забавно было не слышать утром, как бродит по дому Октавия, ушедшая из моей жизни так же быстро, как вошла в нее. Хотелось думать, что за это время они с Амелией успели обсудить положение Амелии в Новоорлеанском ковене — точнее, в его остатках. Трудно поверить, но Амелия превратила одного юношу в кота (в процессе какого-то изобретательного секса).

Сама Амелия тем временем уже летела к задней двери, опаздывая в свое агентство. Одетая в темно-синие брюки и синий с коричневым свитер, она была похожа на девочку-герлскаута, спешащую продавать печенье. Когда за ней захлопнулась дверь, я перевела дух. Впервые за последние сто лет я осталась утром дома одна.

Но одиночество продлилось недолго. Я пила вторую чашку кофе, заедая тостом, когда к передней двери подошли Энди Бельфлер и спецагент Латтеста. Быстро натянув какие-то джинсы с футболкой, я пошла открывать.

— Привет, Энди! Здравствуйте, спецагент Латтеста. Заходите. — Я их провела на кухню — им не удастся оторвать меня от кофейника. — Хотите кофе?

Они оба мотнули головой.

— Сьюки, мы пришли по поводу Кристалл, — сказал Энди с серьезным лицом.

— Само собой. — Я откусила кусок тоста, прожевала, проглотила. Интересно, Латтеста — на диете или что там? Я заглянула ему в мозг. Его раздражало, что я без лифчика — отвлекали его мои буфера. И он считал, что я слишком выпукла, как на его вкус. И думал, что лучше ему в эту сторону обо мне не думать. И вообще он скучает по своей жене. — Я так поняла, что это дело получило приоритет над всем прочим.

Это я сказала, повернувшись снова к Энди. Я не знала, что известно Энди — чем поделился Латтеста — насчет событий в Родесе, но Энди кивнул.

— Мы думаем, — сказал он, переглянувшись с Латтестой, — что Кристалл убили три дня тому назад, где-то между часом ночи и тремя утра.

— Само собой, — повторила я.

— Вы знали?

Латтеста тут же сделал стойку, как настоящий пойнтер.

— Так выходит, — пояснила я. — Возле бара всегда кто-нибудь вертится до часа-двух, а Терри обычно приходит мыть полы где-то от шести до восьми утра. В этот день Терри не пришел так рано, поскольку работал в баре и должен был выспаться, но вряд ли кто-нибудь об этом подумал бы, правда?

— Правда, — ответил Энди после заметной паузы.

— Ну и вот, — заключила я и налила себе еще кофе.

— Ты хорошо знаешь Трея Доусона? — спросил Энди.

Вопрос с глубоким подтекстом. Правильный ответ был бы: «Не так хорошо, как ты думаешь». Однажды я оказалась наедине с Треем в глухом переулке, и он был голый, но это не то, что люди подумали бы. (Что они подумали бы — я хорошо знаю.)

— Он встречается с Амелией, — сказала я, что было вполне безопасно. — Она живет со мной в этом доме, — объяснила я Латтесте, который как-то потерял нить. — Вы ее видели позавчера, сейчас она на работе. Ну, и еще он вервольф, конечно.

Латтеста заморгал. Ему еще долго привыкать, что такие вещи можно говорить как ни в чем не бывало. Лицо Энди не изменилось.

— Верно, — сказал он. — Амелия ездила куда-нибудь с Треем в ночь, когда убили Кристалл?

— Не помню, спросите ее.

— Спросим. Трей когда-нибудь что-нибудь тебе говорил о твоей невестке?

— Ничего такого не помню. Конечно, они были знакомы, хотя бы немного, потому что оба они оборотни.

— Как давно ты знаешь о... о вервольфах? И других оборотнях? — спросил Энди таким тоном, будто не удержался от вопроса.

— Ну, довольно давно. Сперва про Сэма, потом про других.

— И ты никому не говорила? — недоверчиво спросил Энди.

— Конечно, нет. Меня и без того считают чуть ли не уродом. И вообще это была не моя тайна. — Теперь я посмотрела на него проницательно. — Энди, ты ведь тоже знал.

В ту ночь, когда на нас в переулке напал ненавистник оборотней, Энди как минимум слышал Трея в его зверином виде, а потом видел его в облике голого человека. Тут любой отстающий школьник по этим точкам обведет портрет вервольфа.

Энди уставился в блокнот, который вытащил из кармана, но ничего не записывал. Сделав глубокий вдох, он спросил:

— Тогда, в переулке, это он перекидывался обратно? Тогда я рад. Никогда не считал тебя женщиной, способной заниматься сексом в общественном месте, притом с мужчиной, которого едва знаешь. — (Это меня удивило. Я всегда думала, что Энди готов поверить про меня во что угодно плохое.) — А что за гончая там была с тобой?

— Это был Сэм. — Я встала вымыть чашку.

— Но в баре он превратился в колли.

— А они симпатичные, колли. Он решил, что больше будет сочувствующих. Колли — его обычная форма.

У Латтесты глаза лезли на лоб. Крепко накрученный был мужик.

— Давайте вернемся к теме, — попросил он.

— Алиби твоего брата кажется истинным, — сказал Энди. — Мы пару раз говорили с Джейсоном, и дважды ходили к Мишель, но она тверже алмаза — говорит, что все время была с ним. Детально описала нам все события этой ночи. — Энди полуулыбнулся. — Даже слишком детально.

Мишель — она такая. Режет правду, не стесняясь в выражениях, и матушка ее такая же была — я училась у нее в воскресной школе. «Говорите правду — и тем посрамляйте дьявола», — советовала она. Эту максиму Мишель восприняла всем сердцем, хотя — быть может — не совсем в том смысле, в котором имела в виду ее мама.

— Рада, что ты ей веришь, — ответила я.

— Мы говорили с Кэлвином. — Энди оперся локтями о стол. — Он нам рассказал про Доува и Кристалл. Как он утверждает, Джейсон все знал про их роман.

— Знал.

Я закрыла рот покрепче. О том инциденте я по своей воле рассказывать не собираюсь.

— Мы поговорили с Доувом.

— Разумеется.

— Доув Бек, — прочитал Латтеста в своих записях. — Двадцать шесть лет, женат, двое детей.

Поскольку я все это знала, сказать мне было нечего.

— Его двоюродный брат Олси потребовал возможности присутствовать при нашем разговоре, — продолжал Латтеста. — Доув говорит, что был всю ночь дома, и жена это подтверждает.

— Я не думаю, чтобы это сделал Доув, — сказала я, и оба они удивленно на меня посмотрели.

— Но ты дала нам наводку, что у них с Доувом был роман, — напомнил Энди.

Я покраснела от досады на себя.

— И сама об этом жалею. Мне просто нестерпимо было, что все глядят на Джейсона с уверенностью, будто именно он убил, а я знаю, что он не убивал. И не думаю, что ее убил Доув. Мне кажется, она была ему слишком безразлична, чтобы так поступить.

— Но она могла разрушить его брак.

— И все равно не стал бы. Доув злился бы на себя, а не на нее. И она была беременна. Он не убил бы беременную женщину.

— Почему ты так уверена?

Потому что я читаю его мысли и вижу его невиновность. Но это вампиры и вервольфы открыто вышли на свет, а не я. Я-то вряд ли супернатуральное существо, просто вариант обычного человека.

— Я не думаю, что это Доув. Не вижу я этого.

— А мы должны это принять как доказательство? — спросил Латтеста.

— Что вы будете с этим делать, меня не касается, — ответила я, успев проглотить предложение, что именно ему делать. — Вы меня спросили, я вам ответила.

— Так вы думаете, это преступление на почве ненависти?

Моя очередь настала опустить глаза в стол. У меня не было блокнота, где можно было бы рисовать каракули, но я хотела сперва подумать, а потом говорить.

— Да, — ответила я в конце концов. — Я думаю, что на почве ненависти. Но личной ненависти, потому что она шлюха... или расовой ненависти, потому она оборотень — этого я не знаю. — Я пожала плечами. — Если что-нибудь услышу, я вам скажу. Я хочу, чтобы это дело раскрыли.

— Услышите? В баре? — жадно переспросил Латтеста.

Наконец-то какой-то обыкновенный мужчина нашел меня исключительно ценной. Тут уж моя такая удача, что он состоит в счастливом браке, а меня считает ярмарочным уродом.

— Да, — ответила я. — Может быть, в баре что-нибудь услышу.

После этого они ушли, и я была рада их проводить. У меня выходной, и мне хотелось отметить его как-то после таких напряженных дней, но я не могла придумать чем. Посмотрела погоду — воздух прогреется за шестьдесят[3]. Я решила, что зима официально закончилась, пусть даже сейчас только январь. Еще будет холодно, конечно, но сегодня буду наслаждаться теплом.

Я вытащила из кладовой шезлонг и поставила на заднем дворе. Волосы увязала в хвост и подобрала его, сложив вдвое, чтобы не свисал. Надела бикини, ярко-оранжевый и бирюзовый. Намазалась лосьоном для загара, взяла радио, книжку и полотенце и вышла во двор. Ага, прохладно. Ага, вся гусиной кожей покрылась на легком ветерке. Но в моем календаре это всегда был счастливый день — день первой солнечной ванны. И я буду им наслаждаться, потому что мне это надо.

Каждый год я обдумывала все причины, по которым не надо лежать на солнце. Каждый год я совершенствуюсь в добродетелях: не пью, не курю, очень редко занимаюсь сексом, хотя это хорошо бы и поменять. Но солнце я люблю, а сегодня как раз солнечный день. Рано или поздно мне придется за это расплатиться, но все равно солнце — моя слабость. Интересно, не даст ли мне примесь фейрийской крови возможности избежать рака кожи? Не-а: моя тетя Линда умерла от рака, а в ней фейрийской крови было еще больше... а, ладно.

Я легла на спину, закрыв глаза, защитив их от света черными очками. И блаженно вздохнула, игнорируя тот факт, что все-таки холодно. Я очень тщательно избегала мыслей о многом: Кристалл, загадочные злонамеренные фейри, агенты ФБР. Полежав пятнадцать минут, я перевернулась на живот, прислушиваясь к станции кантри и вестерна из Шривпорта, подпевая время от времени, благо никто меня не слышал. Голос у меня ужасный.

— Че делаешь? — спросили меня прямо над ухом.

Раньше мне не случалось левитировать, но тут, кажется, произошло. Дюймов на шесть я подлетела над шезлонгом. Ну, и взвизгнула, конечно.

— Господи Иисусе, пастырь иудейский! — просипела я, когда все-таки поняла, что это голос Дайанты, носительницы демонской крови, племянницы полудемона, адвоката мистера Каталиадиса. — Ты меня так напугала, Дайанта, что я чуть из собственной шкуры не выпрыгнула!

Дайанта беззвучно рассмеялась, трясясь всем своим худощавым телом. Она сидела на земле по-турецки, и одета была в красные лайкровые шорты и в футболку с черно-зеленым узором. На ногах красные «конверсы» с желтыми носками. Вниз по левой икре тянулся длинный красный выпуклый шрам — новый.

— При взрыве, — сказала она, увидев, куда я смотрю.

Еще Дайанта перекрасила волосы — сверкающая платина. Но шрам имел достаточно зловещий вид, чтобы я еще раз на него посмотрела.

— Как ты? — спросила я. С ней легко усваиваешь лаконичность — сама она разговаривает в телеграфном стиле.

— Лучше. — Она сама тоже поглядела на шрам, потом устремила необычайно зеленые глаза на меня. — Меня дядя послал.

Я поняла, что это прелюдия к некоторому сообщению, потому что она сказала это медленно и отчетливо.

— И что хочет сказать мне твой дядя?

Я все еще лежала на животе, опираясь на локти. И дыхание успокоилось.

— Он говорит, что в этом мире зашевелились фейри. Передает, чтобы ты была осторожна. Говорит, что они заберут тебя, если смогут, и тебе будет плохо.

Дайанта заморгала.

— Но почему? — спросила я. Вся радость от солнца испарилась вмиг, будто ее и не было. Стало холодно. Я тревожно осмотрелась.

— У твоего прадеда много врагов, — медленно, подбирая слова, сказала Дайанта.

— Ты не знаешь, Дайанта, почему у него много врагов? Этот вопрос я не могла задать ему самому. По крайней мере не могла бы собраться с духом, чтобы его задать. Дайанта посмотрела на меня изучающим взглядом.

— Они на одной стороне, а он на другой, — объяснила она мне, как недоразвитой. — Дедатвоегоони.

— Они... эти другие фейри убили моего деда Финтана?

Она энергично закивала.

— Онтенегворил?

— Найэл? Он только сказал, что его сын умер.

Она заухала в жутком смехе.

— Можскзать, — произнесла она, все еще сгибаясь от смеха пополам. — Разрубиливкски!

От избытка чувств она хлопнула меня по плечу, я вздрогнула.

— Извини, — сказала она. — Извини-извини.

— О'кей, погоди минутку. — Я усиленно растирала руку, стараясь восстановить чувствительность. Интересно, как можно защититься, когда за тобой охотятся мародерствующие фейри?

— И кого же конкретно мне надо бояться? — спросила я.

— Брендана, — ответила Дайанта. — Чтотоэтозначит, язабыла.

— Вот как? А что значит «Найэл»?

Если кого легко отвлечь в сторону, так это меня.

— Облако. У всего народа Найэла имена небесные.

— О'кей. Значит, за мной охотится Брендан. Кто он?

Дайанта заморгала. Для нее это был очень длинный разговор.

— Он враг твоего прадеда, — объяснила она мне, как безнадежному тупице. — Единственный, кроме него, принц фейри.

— А почему мистер Каталиадис тебя послал?

— Тыстаралась, — произнесла она, глядя на меня немигающими глазами и очень нежно трепля меня по руке.

Я действительно старалась вытащить всех из «Пирамиды» живыми. Не получилось, но как-то приятно было знать, что адвокат оценил мои старания. Неделю я тогда злилась на себя, что не догадалась заранее об этом заговоре. Будь я повнимательней, не отвлекись на прочее, что вокруг меня творилось...

— И чек ещебудет.

— Вот это хорошо! — Я почувствовала, как на душе светлеет, вопреки предостережению Дайанты. — Ты мне привезла письмо или что-нибудь? — спросила я в расчете на еще что-нибудь духоподъемное.

Дайанта покачала головой, слепленные гелем платиновые пряди задрожали на голове, как у потревоженного дикобраза.

— Дядя должен оставаться нейтральным, — произнесла она отчетливо. — Нибумагнизвонковниемейлов. Потому он меня и послал.

Каталиадис действительно высунулся ради меня, рискуя шеей. Нет, заставил высунуться Дайанту, рискуя ее шеей.

— А что будет, если тебя поймают, Дайанта? — спросила я.

Она дернула костлявым плечом.

— Дракабудет.

Лицо ее стало грустным. Хотя мысли демонов я не могу читать так, как мысли людей, но только дурак бы не понял, что сейчас она вспомнила свою сестру Гладиолу, погибшую от взмаха вампирского меча. Но тут же она стала попросту смертоносной. — Сожгуих.

Я села и приподняла брови, показывая, что не поняла.

Дайанта повернула руку ладонью вверх — над ней реял язычок пламени.

— Не знала, что ты это умеешь.

На меня это произвело впечатление, и не слабое. Стоит запомнить, что лучше никогда не вызывать у Дайанты недобрых чувств.

— Малость, — пожала плечами она.

Из этого я заключила, что Дайанта умеет добывать только небольшое пламя, но не сильный огонь. Очевидно, Гладиолу вампир застал полностью врасплох, потому что вампиры очень горючи, куда больше, чем люди.

— А фейри горят так же, как вампиры?

Она покачала головой:

— Новсесгорят, — убежденно и серьезно ответила она. — Рано или поздно.

Я подавила дрожь.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Или поесть?

— Не. — Она встала с земли, отряхнула блестящий наряд. — Порамне.

Она потрепала меня по голове, повернулась — и исчезла, убежала быстрее оленя.

Я снова легла на шезлонг — как следует все это обдумать. Меня предупредил Найэл, предупредил мистер Каталиадис, и это уже было по-настоящему страшно.

Но при всей своей своевременности эти предупреждения не дали мне никакой практической информации, как от этой угрозы защищаться. Она может материализоваться в любое время в любом месте, насколько я понимаю. Вряд ли, конечно, фейри будут брать «Мерлотт» штурмом и тащить меня на улицу — они слишком скрытные. Но как они будут атаковать, я понятия не имела, и что делать, чтобы защититься, — тоже. Их задержит запертая дверь? Нужно ли им разрешение на вход, как вампирам? Нет. Не припомню, чтобы приглашала Найэла войти, а он бывал в доме.

Я знала, что фейри не ограничены ночным временем, как вампы. Я знала, что они сильны — так же сильны, как вампиры. Знала, что существа фейской породы, принадлежащие к истинным фейри (в отличие от брауни, гоблинов или эльфов), — красивы и беспощадны, и даже вампиры оказывают уважение их свирепости. Старейшие фейри не всегда живут в нашем мире, как поступали Клодина и Клод. Есть какое-то иное место, где они могут пребывать, закрытый и тайный мир, который они предпочитают нашему, мир без железа. Если им удается избежать соприкосновения с железом, то живут они так долго, что счет теряют своим годам. Найэл, например, в разговоре о хронологии небрежно швыряется сотнями лет. Может какое-то событие описать как происшедшее пятьсот лет назад, а предшествующее ему событие — всего двести. Ему просто трудно уследить за ходом времени — отчасти, быть может, потому, что большую часть этого времени он проводит не в нашем мире.

Я пошарила у себя в мозгах, разыскивая хотя бы отрывочные сведения. Еще одну вещь я знала и не могла поверить, что забыла ее хотя бы на миг. Если железо для фейри вредно, то лимонный сок еще хуже. Сестру Клода и Клодины как раз убили лимонным соком.

Раз уж я о них вспомнила, наверное, имело бы смысл мне с ними поговорить. Не только потому, что они — мои двоюродные, но Клодина еще и моя фея-крестная, и ей полагается мне помогать. Она сейчас на работе, в универсальном магазине, принимает претензии, заворачивает пакеты и берет задаток за отложенный товар. Клод в своем мужском стрипклубе, где теперь не только менеджер, но и владелец. С ним связаться проще.

Я вошла в дом посмотреть номер. Клод снял трубку сам.

— Да?

В это одно слово он сумел вложить безразличие, презрение и скуку.

— Привет, лапушка! — заявила я жизнерадостно. — Мне с тобой нужно поговорить не по телефону. Могу я приехать, или ты занят?

— Только не сюда! — Клод перепугался самой мысли об этом. — Давай встретимся в молле.

Близнецы живут в Монро, известном своим торговым центром.

— О'кей, когда?

Минута молчания.

— Клодина может выбраться на ленч попозже. Давай мы тебя встретим через полтора часа в ресторанном дворике, возле «Чик-Фил-Эй».

— Там и увидимся, — ответила я, и Клод повесил трубку. Чемпион обаяния, блин.

Я быстро натянула любимые джинсы и зеленую с белым футболку, энергичными движениями расчесала волосы. Они так отросли, что с ними приходится прилично возиться, но обрезать их — духу не хватает.

Поскольку я несколько раз обменялась кровью с Эриком, у меня теперь не только простуд не бывает, но и волосы не секутся. И стали блестящими и густыми.

Меня не удивляет, что люди покупают кровь вампиров на черном рынке. Меня удивляет, что им хватает дурости верить продавцам, будто красная жидкость, за которую они отдают деньги, и есть подлинная вампирская кровь. Зачастую в этих флаконах — «Настоящая кровь», или свиная кровь, или вообще собственная кровь осушителя. Если же покупатель получает настоящую вампирскую кровь, то она уже постояла, и от нее он может запросто сойти с ума. Я бы ни за что не пошла за вампирской кровью к осушителю. Но сейчас я ее принимала несколько раз (и совсем свежую), и вот — мне не нужно класть тон. Кожа безупречная. Эрик, спасибо тебе!

Не знаю, с чего это мне пришло в голову собой гордиться, потому что когда я с Клодом, никто на меня и не посмотрит. Он роста почти шесть футов, волнистые черные волосы и карие глаза, сложение стриптизера (булыжная мостовая живота и так далее), черты лица — как у статуи эпохи Возрождения. К сожалению, индивидуальности в нем тоже как в статуе.

Сегодня Клод оделся в джинсы и обтягивающую майку под расстегнутой зеленой шелковой рубашкой. В руках он вертел темные очки. Хотя выражение его лица, когда он не «включается», бывает среднее между пустым и мрачным, сейчас он явно нервничал. Оглядывал ресторанный дворик, будто опасался, что за мной следят, и его не отпустило, когда я села к нему за стол. Перед собой он держал чашку с эмблемой ресторана, но никакой еды себе не взял. Поэтому я тоже не стала.

— Как поживаешь, кузина? — спросил он.

Искренность он даже не пытался имитировать, но хоть слова нужные произнес. Клод стал едва заметно вежливее, когда я узнала, что мой прадед — его дед, но никогда не забывал, что я — человек (в основном). У Клода то же презрение к людям, что есть у всех фейри, но он ничего не имеет против ложиться с ними в кровать — с теми, у кого борода щетинистая.

— Спасибо, Клод. Много прошло времени.

— Как мы с тобой не виделись? Да. — Это его вполне устраивало. — Так чем я могу тебе помочь? А, вот Клодина идет!

Он явно испытал облегчение.

Клодина была одета в коричневый костюм с большими золотыми пуговицами и в блузку с коричневыми, кремовыми и бронзовыми полосками. На работу она одевалась очень консервативно, и хотя вид у нее был подобающий, все-таки из-за этого покроя она выглядела менее изящной, как я заметила. Они с Клодом двойняшки. Была еще третья сестра, Клодетта, но ее убили. Интересно, если из тройни осталось двое, можно ли их называть двойняшками? Клодина того же роста, что и Клод, и когда она наклонилась поцеловать его в щеку, волосы их перепутались каскадом темных волн. Меня она тоже поцеловала. Интересно, все ли фейские народы так падки на физический контакт, как фейри? Моя кузина принесла нам полный поднос еды: жареная картошка, жареная курятина кусочками, какой-то десерт и большой стакан сладкого напитка.

— В какую передрягу впутался Найэл? — спросила я, сразу беря быка за рога. — Что у него за враги? Это все — настоящие фейри? Или какой-то другой род фей?

Наступила тишина — Клод и Клодина оценивали мое оживленное настроение. Мой вопрос не застал их врасплох — что мне показалось существенным.

— Наши враги — фейри, — сказала наконец Клодина. — Другие феи в политику не лезут, как правило, хотя все мы — вариации одной темы. Как, скажем, пигмеи, европейцы и азиаты — вариации человека. — У нее был печальный вид. — Все мы сейчас измельчали по сравнению с тем, что было когда-то.

Она разорвала пакетик с кетчупом и полила картошку, потом сунула в рот сразу три ломтика. Ни фига себе проголодалась.

— Излагать все наши родственные связи — часы уйдут, — сказал Клод, но не чтобы от меня отмахнуться, а просто констатируя факт. — Мы происходим из рода фейри, которые утверждают свое родство с небом. Наш дед, а твой прадед, один из немногих выживших наших царственных родственников.

— Он — принц, — сказала я, потому что это был один из немногих известных мне фактов. Прекрасный принц. Доблестный принц. Принц города. И вполне весомый титул.

— Да. Есть еще один принц, Брендан. — Клод протянул последнюю «а», Дайанта растягивала первую гласную. — Он сын Рогана, старшего брата Найэла. Роган утверждал, что он в родстве с морем, и потому его влияние распространяется на любые водоемы. Недавно он ушел в Земли Лета.

— Умер, — перевела Клодина, откусывая кусок курятины.

Клод пожал плечами:

— Да, Роган умер. Он был единственный, кто мог держать Брендана в узде. И ты должна знать: Брендан — это тот, кто...

Он остановился на полуслове, потому что рука сестры опустилась ему на руку. Женщина за соседним столиком, кормившая ребенка жареной картошкой, посмотрела на нас с любопытством — ее внимание привлек внезапный жест Клодины. А Клодина посмотрела на Клода таким взглядом, от которого краска могла бы запузыриться. Он кивнул, высвободил руку из ее пальцев и заговорил снова.

— У Брендана сильные политические разногласия с Найэлом. Он...

Близнецы переглянулись. Наконец Клодина кивнула.

— Брендан считает, что всех людей с фейрийской кровью следует истребить. Он полагает, что когда кто-либо из нас спаривается с человеком, мы теряем частицу магии.

Я прокашлялась, стараясь избавиться от застрявшего в горле кома.

— Значит, Брендан — враг. А есть носители царственной крови на стороне Найэла?

— Один... менее чем принц, титул не переводится, — ответил Клод. — Наш отец, Диллон, сын Найэла, и его первая жена Бранна. Нашу мать зовут Бинне. Если Найэл уйдет в Земли Лета, принцем станет Диллон. Но ему придется подождать.

Имена были незнакомы. Первое звучало почти как Дилан, второе...

— Скажи по буквам, — попросила я, и она произнесла по буквам.

— Найэл не был особенно доволен Бранной, и очень долго не любил нашего отца, Диллона. Предпочитал своих наполовину человеческих сыновей.

Она мне улыбнулась — наверное, хотела показать, что сама-то она против людей ничего не имеет.

Когда-то Найэл мне сказал, что я — единственная его родственница среди живых. Это было сказано под влиянием эмоций, но не фактов. Надо будет это запомнить. Но Клод и Клодина не обвиняли Найэла в пристрастности ко мне — к моему великому облегчению.

— А кто на стороне Брендана? — спросила я.

— Дермот. — Клодина посмотрела на меня, ожидая реакции.

Имя знакомое. Надо только вспомнить, где я его слышала.

— Он брат моего деда Финтана, — сказала я медленно. — Сын Найэла от Эинин. Но он наполовину человек.

Эинин — это была женщина, соблазнившая Наэйла сколько-то там веков назад. (Она думала, что он ангел. Это дает понятие о том, как выглядят хорошие фейри, когда им нет нужды быть похожими на людей.) Мой двоюродный дед, наполовину человек, пытается убить своего отца?

— Найэл не говорил тебе, что Финтан и Дермот — близнецы? — спросил Клод.

— Нет, — ответила я. Меня поразил этот факт.

— Дермот был на несколько минут младше. Они, как сама понимаешь, не идентичные близнецы. — Его забавляло мое невежество. — Они были... — Он замолчал озадаченно. — Не знаю нужного термина.

— Просто братья. Да, интересно. И что?

— На самом деле, — сказала Клодина, в упор разглядывая свою тарелку, — твой брат Джейсон — точная копия Дермота.

— Ты хочешь сказать, что... ты что хочешь сказать?

Я готова была возмутиться, как только пойму, в ответ на что.

— Я только говорю, что это причина, по которой Найэл предпочел тебя твоему брату, — ответил мне Клод. — Финтана Найэл любил, а Дермот ему перечил при каждой возможности. Он открыто восстал против нашего деда и предался Брендану, хотя Брендан его и презирает. Мало того, что он внешне похож на Джейсона, что всего лишь каприз генов, он еще и дурак, подобно Джейсону. Так что понятно, отчего Найэл не декларирует родство с твоим братом.

Я пожалела было Джейсона, но здравый смысл меня вернул к теме.

— А есть у Найэла враги, кроме Брендана и Дермота?

— У них есть последователи и помощники, в том числе — наемные убийцы.

— Но ваши родители на стороне Найэла?

— Да. И другие, конечно, тоже. Все наше небесное племя.

— Значит, я должна остерегаться приближающихся ко мне фейри, а они на меня могут напасть в любое время, потому что во мне — кровь Найэла?

— Да. Мир фей слишком опасен. Особенно теперь. Это одна из причин, по которым мы живем в мире людей.

Клод бросил взгляд на Клодину. Она заглатывала жареную курятину так, будто умирала с голоду.

Клодина прожевала, проглотила, промокнула губы салфеткой:

— Вот теперь самое важное. — Он взяла еще кусочек ипосмотрела на Клода, предоставляя ему говорить.

— Если увидишь мужчину, похожего на твоего брата, но не его самого... — начал Клод.

Клодина проглотила то, что было у нее во рту:

— Удирай со всех ног, — посоветовала она.

Дата добавления: 2015-10-28