Глава девятая. Домой я ехала, совершенно уже запутавшись

Домой я ехала, совершенно уже запутавшись. Своего прадеда я любила, насколько это возможно при таком кратком знакомстве... и вполне готова была любить его еще больше, и поддерживать его в борьбе, потому что мы с ним одной крови... но я понятия не имела, как и чем надо драться на этой войне — или как от нее уклоняться. Фейри не хотят быть известными в мире людей, и не будут. Это не вервольфы и не вампиры, желающие жить с нами на одной планете. У фейри куда меньше причин считаться с людскими законами и правилами. Они могут творить что хотят и тут же скрываться в своих тайных обиталищах.

Примерно уже в миллионный раз я пожалела, что у меня вместо обыкновенного прадеда — вот такой невозможный, великолепный и неудобный принц-фейри.

А потом мне стало стыдно. Радоваться надо тому, что у меня есть. Хорошо бы Бог не заметил мой недостаток благодарности.

У меня день получался насыщенным, а всего-то сейчас два часа пополудни. Не так должен был бы выглядеть мой обычный выходной день. Обычно я устраиваю стирку, убираю в доме, езжу в магазин, читаю, оплачиваю счета... но сегодня мне очень не хотелось быть дома. Хотелось делать что-то такое, чтобы при этом еще можно было подумать. Потому что много есть о чем.

Я оглядела клумбы возле дома и решила их прополоть. Это самая нелюбимая для меня домашняя работа, потому что ее мне часто задавали в детстве. Бабуля считала, что нас надо занимать делом. Ради нее я стремилась сейчас поддерживать клумбы в приличном виде, отчего сейчас вздохнула и стала обдумывать, как за эту работу взяться. Начать надо будет с клумбы возле дорожки, с южной стороны дома.

Я пошла к металлическому сараю — позднейшему из всех сараев, что служили всем поколениям семьи Стакхаус, которые здесь жили. Открыла дверь с привычным смешанным чувством радости и ужаса, потому что надо будет когда-нибудь прибрать внутри как следует. У меня все еще там жила старая бабушкина копалка, а кому она принадлежала раньше — вообще непонятно. При всей своей древности она еще была куда лучше любой современной замены. Войдя в полутьму сарая, я нашла свои перчатки для работы в саду и этот самый мастерок.

Из передачи «Антикс Роудшоу» я знала, что есть коллекционеры старых фермерских инструментов — для таких людей мой старый сарай был бы пещерой Аладдина. В моей семье не избавлялись от предметов, которые еще могут служить. Сарай, хоть и забитый, содержался в порядке, потому что так завел мой дед. Когда мы перебрались к нему и бабушке, он создал место для каждого инструмента совместного пользования. И на это место должен был быть помещен инструмент каждый раз после работы, и на этом месте он хранился и сейчас. Копалку — самый старый, быть может, инструмент во всем сарае, — я могла достать не глядя. Она была тяжелее, острее и уже, чем современные аналоги, но куда привычнее для моей руки.

Будь сейчас и взаправду настоящая весна, я бы переоделась в бикини, сочетая работу с удовольствием. Но хотя по-прежнему светило солнце, беззаботного настроения у меня больше не было.

Я натянула перчатки, чтобы не загубить ногти — некоторые из сорняков отбиваются, когда их выпалываешь. Бывают сорняки на толстом мясистом стебле, а на листьях у них шипы. Если дать такому как следует вырасти, он зацветет. Уродливый и колючий. Его надо удалять с корнями. И среди пробивающихся канн их было полно.

Бабуля бы из себя вышла.

Я пригнулась и взялась за работу. Правой рукой я погружала копалку в мягкую землю клумбы, ослабляла корни сорняка и левой рукой его вытаскивала, отряхивала землю с корней и отбрасывала его в сторону. Перед тем как начать, я включила на заднем крыльце радио и пела теперь вместе с Ли Энн Раймс. Через несколько минут на дорожке лежала груда поверженных сорняков, а я чувствовала, что украшаюсь добродетелью.

Если бы он не заговорил, могло бы кончиться иначе. Но при его самодовольстве он должен был открыть рот, и его надменность спасла мне жизнь.

И к тому же он неудачно выбрал слова. Сказать: «Я буду рад убить тебя во имя моего господина», — не лучший способ со мной познакомиться.

Реакция у меня хорошая, и я прямо из сидячего положения метнулась вверх, ткнув копалкой ему в брюхо. Инструмент вошел так, будто изначально был создан как противофейрийское оружие.

Именно им он и оказался — копалка была железной, а противник — фейри.

Я отпрыгнула, пригнувшись, сжимая окровавленную рукоять, и ждала, что он будет делать. А он смотрел на хлещущую между пальцами кровь в полном недоумении, будто не мог поверить, что я нарушила его целостность. Потом посмотрел на меня, светло-синими огромными глазами, и на лице его застыл незаданный вопрос, будто он хотел узнать, что я с ним сделала на самом деле, потому что этого не может быть, это ошибка.

Я стала отступать по ступеням крыльца, не сводя с него глаз, но он уже не представлял собой угрозы. Когда я нашарила позади себя дверь, мой несостоявшийся убийца свалился наземь, все еще удивленный.

Я отступила в дом, заперла за собой дверь. Потом на трясущихся ногах подошла к окну над кухонной раковиной и выглянула, опираясь на раковину. Но увидела только кусок скорчившегося тела.

— О'кей, — сказала я вслух. — О'кей.

Он был мертв — с виду. Как-то очень быстро все получилось.

Я потянулась к трубке настенного телефона, отметила, что руки дрожат, но тут увидела сотовый — лежал на кухонном столе на подзарядке. Поскольку ситуация была критической и требовала сообщения на самый верх, я вызвала из быстрого набора секретный номер моего прадеда. По моему мнению, это был как раз тот случай.

— Да? — ответил настороженный мужской голос, не Найэл.

— А, простите, Найэла можно?

— Я могу с ним связаться. Чем могу служить?

Спокойно, сказала я себе, спокойно.

— Вы не могли бы ему сказать, что я только что убила какого-то фейри, труп лежит у меня на заднем дворе и я не знаю, что с ним делать?

Секунда молчания.

— Да, я так ему и скажу.

— Нельзя ли побыстрее? Дело в том, что я тут одна и мне страшно до потери пульса.

— Я постараюсь побыстрее.

— И кто-нибудь придет? — Да что это такое, чего я расхныкалась? Я заставила себя расправить плечи. — Я хотела сказать, что могу уложить его в багажник, а могу вызвать шерифа. — Хотелось мне до этого неизвестного довести, что не так уж я беспомощна. — Но тут же дело в том, что вы так скрытны, а у него вроде не было оружия. И я никак не смогу доказать, что он говорил, как радостно ему будет меня убить.

— Вы... вы убили фейри?

— Я это уже сказала. Начала с этого. — Господин Медленно Соображающий. Я снова выглянула в окно. — Да, он не шевелится. Мертв.

На этот раз молчание длилось так долго, что я испугалась, не отключилась ли я и не пропустила ли ответ.

— Прошу прощения? — сказала я.

— И правда просите? Мы скоро у вас будем. Очень скоро.

И он повесил трубку.

Я не могла не смотреть — и не могла вынести этого зрелища. Мне случалось видеть мертвецов — и людей, и не только. С того вечера, как я встретила в «Мерлотте» Билла Комптона, я их видела больше, чем мне положено судьбой. Хотя вины Билла здесь, конечно, нет.

Все тело у меня покрылось гусиной кожей.

Но не прошло и пяти минут, как из лесу вышел Найэл в сопровождении другого фейри. Наверное, там что-то вроде портала. И Скотти их туда поднял — или опустил. А может, у меня мысли не слишком ясны.

Увидев тело, оба фейри остановились и обменялись какими-то словами. Они были удивлены, но не испуганы, и двигались не так, будто ожидают, что этот тип сейчас вскочит и бросится в бой, так что я пробралась к заднему крыльцу, отодвинула сетку и вылезла.

Они знали, что я здесь, но продолжали глазеть на тело.

Мой прадед поднял руку, и я забилась ему под крыло. Он прижал меня к себе, и я посмотрела, не улыбается ли он.

Ну, это было, как и следовало ожидать.

— Ты не посрамила нашу семью. Ты убила моего врага, — сказал он. — Прав я был в своем мнении о людях.

Он чуть ли не лопался от гордости.

— Это я хорошо сделала?

Второй фейри засмеялся и впервые за это время на меня посмотрел. У него были волосы цвета жженого сахара, глаза такие же, и это было дико для меня странно — хотя он, как и другие известные мне фейри, был прекрасен. Мне пришлось подавить вздох: среди фейри и вампиров я обречена быть невзрачной.

— Я Диллон, — представился он.

— А, отец Клодины! Очень приятно. Как я понимаю, твое имя тоже что-то значит?

— Молния, — ответил он и улыбнулся совершенно победительной улыбкой.

— А это кто? — спросила я, кивнув на тело.

— Это был Мурри, — ответил Найэл. — Близкий друг моего племянника Брендана.

Мурри был очень молод с виду: на взгляд человека, лет восемнадцати.

— Он сказал, что сейчас убьет меня с радостью.

— А вышло так, что ты его убила. Как ты это сделала?

Так мог бы прозвучать вопрос, как у меня получилась такая слоистая корочка на пироге.

— Бабушкиной копалкой, — ответила я. — Она у нас очень давно в семье. Не то чтобы мы поклонялись садовому инструменту или что-то такое, просто она вполне исправна, и не было нужды покупать другую.

Понесло меня.

Они оба на меня посмотрели — не могу понять, решили они, что я сошла с ума, или что-то иное.

— Ты нам можешь показать этот инструмент? — спросил Найэл.

— Не вопрос. А не хотите чаю или чего-нибудь выпить? Кажется, у нас есть «пепси» и лимонад... — нет, только не лимонад! Это же для них смерть! — Ой, извините, про лимонад я машинально. Чаю?

— Не надо, — ответил Найэл доброжелательно. — В другой раз как-нибудь.

Окровавленную копалку я бросила между каннами. Когда я, подобрав ее, подошла к гостям, Диллон вздрогнул:

— Железо! — сказал он.

— А ты без перчаток, — упрекнул его Найэл, беря у меня копалку. Руки у него были покрыты прозрачной гибкой пленкой, разработанной на химзаводах, принадлежащих фейри. Покрытые этим веществом фейри могли выходить в мир людей с некоторой уверенностью, что при этом не отравятся.

Диллон смутился, будто его выпороли.

— Да, отец. Прости.

Найэл покачал головой, будто Диллон его сильно разочаровал, но все его внимание было поглощено копалкой. Может быть, он был готов взять в руки что-то для себя очень ядовитое, но я заметила, что все равно он держал инструмент очень бережно.

— Она так легко вошла, — сказала я и тут же была вынуждена подавить некоторую волну тошноты. — Не знаю почему. Край заточен, но ведь не настолько.

— Железо входит в нашу плоть как раскаленный нож в масло, — пояснил Найэл.

— А... гм.

Ну, хотя бы я не обрела вдруг суперсилу.

— Он напал внезапно? — спросил Диллон.

Хотя у него не было тех тонких морщинок, от которых мой прадед был даже еще красивее, Диллон выглядел лишь чуть моложе Найэла, отчего еще сложнее было разобраться в их отношениях. Но стоило мне только глянуть на труп, я тут же целиком вернулась в настоящее.

— Еще как. Я просто работала, полола клумбу — и тут он прямо за мной и говорит, как ему будет радостно меня убить. А я ему никогда ничего не сделала, а он меня напугал, так что я ткнула его копалкой и попала в живот.

И снова пришлось подавить у себя в животе позывы к рвоте.

— Он что-нибудь еще сказал?

Прадед попытался спросить как бы между прочим, но был явно заинтересован в моем ответе.

— Нет, сэр. У него сделался такой вот удивленный вид, а потом... потом он умер.

Я подошла к ступеням и села на них — довольно внезапно и тяжело.

— Не то чтобы я чувствовала вину. — Меня снова понесло, слова перегоняли друг друга. — Просто он пытался меня убить и был этому очень рад, а я никогда ничего ему не сделала. Я ничего даже о нем не знала, и вот — он мертв.

Диллон присел рядом со мной, заглянул мне в глаза. Не то чтобы добрым взглядом, но существенно менее отсутствующим.

— Он был твой враг, и теперь он мертв. Это причина для ликования.

— Не совсем, — возразила я, но не знала, как это объяснить.

— Ты христианка! — сказал он так, будто только что выяснил, что я гермафродит или вегетарианка.

— Только очень плохая, — быстро ответила я.

Он поджал губы, и мне показалось, что он сдерживает смех. А меня никогда меньше не тянуло скалить зубы, когда почти у нас под ногами лежала моя жертва. Интересно, сколько же лет прожил Мурри на этой земле? Вот он лежит безжизненной грудой, и кровь его пропитала дорожку... стоп! Не лежит. Он превращался... превращался в пыль. Совсем не так, как постепенно рассыпается вампир. Как будто кто-то его стирал, как резинка — рисунок на бумаге.

— Тебе холодно? — спросил Найэл.

Кажется, в исчезновении кусочков тела он не видел ничего необычного.

— Нет, сэр. Просто я не в себе. Понимаете, я загорала, потом поехала повидаться с Клодом и Клодиной, и вот...

Я не могла оторвать глаз от тающего тела.

— Ты лежала на солнце и возилась в саду. Мы любим солнце и небо. — Он произнес это как положительное доказательство моего родства с фейрийской частью моей семьи. И улыбнулся мне — такой красивый. Я рядом с ним чувствовала себя подростком — подростком с угрями и детской пухлостью. А сейчас я чувствовала себя подростком-убийцей.

— Вы соберете его... пепел? — спросила я и встала, стараясь выглядеть собранной и целеустремленной. Если что-то делать, мне будет не так плохо.

Две пары нечеловеческих глаз посмотрели на меня, не понимая:

— Зачем? — спросил Диллон.

— Похоронить.

Кажется, они пришли в ужас.

— Нет, в земле — нет. — Найэл старался не показывать отвращения, которое явно испытывал. — Мы так не поступаем.

— А что же вы будете с ним делать? — На клумбе и дорожке осталась довольно большая куча поблескивающей пыли, и еще лежал нераспавшийся торс. — Не то чтобы я напирала, но Амелия может в любую минуту вернуться. У меня редко бывают иные посетители, но всегда может случайно заехать рассыльный из магазина или из электрической компании инспектор, проверить счетчик.

Диллон посмотрел на моего прадеда так, будто я вдруг заговорила по-японски. Найэл объяснил ему:

— Сьюки делит кров с другой женщиной, и эта женщина может в любой момент вернуться.

— Кто-нибудь еще может явиться по мою душу? — спросила я, отвлекаясь от своего вопроса.

— Возможно, — ответил Найэл. — Финтан лучше защищал тебя, чем это делаю я, Сьюки. Он даже от меня тебя защищал, а я всего лишь хочу любить тебя. Но он не говорил мне, где тебя найти. — Найэл был печален, и впервые за все время, что я его знаю, у него был усталый вид. — Я пытался держать тебя вне этой свары. Воображал, что просто хочу тебя увидеть до того, как им удастся меня убить, и с помощью того вампира сделал свои передвижения менее заметными, но когда я организовал нашу встречу, то навлек на тебя опасность. Моему сыну Диллону ты можешь доверять. — Он положил руку на плечо младшего фейри. — Если он тебе что-то сообщит, то это будет действительно от меня.

Диллон чарующе улыбнулся, показав сверхъестественно белые и острые зубы. Да, страшноват, хотя и отец Клода и Клодины.

— Я вскоре с тобой поговорю, — сказал Найэл, наклоняясь поцеловать меня. Светлые сверкающие волосы коснулись моей щеки. От него шел прекрасный аромат — это свойственно фейри. — Прости меня, Сьюки. Я думал, я могу заставить их принять... но не смог, как оказалось. — Зеленые глаза смотрели пристально, с сожалением. — Есть у тебя... да, садовый шланг! Мы могли бы собрать почти всю пыль, но я думаю, практичнее было бы ее просто... развеять.

Он обнял меня, прижал к себе, а Диллон изобразил отдание чести, потом они оба сделали несколько шагов к деревьям — и просто исчезли в подлеске, как олени при встрече с человеком.

Вот так вот. Я осталась на своем солнечном дворе, наедине с приличного размера кучей блестящей пыли, сохранившей форму тела.

Я дополнила свой список необычайных дел, сотворенных мной в этот день. Я щебетала с полицейскими, принимала солнечные ванны, встречалась в молле с двумя фейри, полола клумбу и кого-то убила. Пришло время убирать распылившийся труп. И это же еще не вечер.

Я открыла кран, развернула шланг, чтобы струя добивала, куда нужно, и сжала распыляющую головку, направив воду на фейрийскую пыль.

И было у меня при этом странное, какое-то внетелесное ощущение.

— Значит, ты думаешь, я привыкну, — сказала я вслух, еще больше себя напугав. Я не хотела пополнять список убитых мною людей, хотя они, строго говоря, в большинстве своем вовсе не люди. Еще два года назад (может, и меньше, если считать до месяцев) я никого пальцем не трогала даже в гневе — ну, однажды пластиковой бейсбольной битой ткнула Джейсона в живот, когда он вырвал волосы у моей Барби.

Я резко себя одернула. Что сделано, то сделано, обратно не вернешь.

Отпустив распылительную насадку, я перекрыла кран.

В закатном свете трудно было сказать точно, но я решила, что смыла пыль достаточно тщательно.

— Но не из памяти, — сказала я серьезно, а потом не могла не засмеяться, и смех был слегка сумасшедший.

Я стою у себя во дворе, смывая фейрийскую кровь и произнося мелодраматические сентенции — сама себе. Дальше будет монолог Гамлета, выученный еще в школе.

Да, сегодняшний день основательно меня стукнул.

Я прикусила нижнюю губу. Сейчас, когда миновало радостное опьянение от известия, что у меня есть живые родственники, надо взглянуть в глаза тому факту, что поведение Найэла очаровательно (в основном), но непредсказуемо. По его собственному признанию, он ненамеренно подверг меня огромному риску. Может быть, мне следовало до того выяснить, что же представлял собой мой дед Финтан. Найэл сказал, что он присматривал за мной, даже не показавшись ни разу — трогательно, хотя и мурашки по коже от такой заботы. И от Найэла тоже было впечатление — трогательное, и мурашки по коже. А от моего двоюродного деда Диллона — только мурашки.

Наползала тьма, и температура снижалась, и я уже дрожала, когда возвращалась в дом. Вода в шланге может замерзнуть, но я уже не могла себя заставить им заняться. В сушилке лежит стирка, и еще мне поесть надо, потому что обедать в молле я не стала, а сейчас уже время к ужину. Надо сосредоточиться на мелочах.

Амелия позвонила, когда я складывала постиранное белье. Она сказала, что уходит с работы и пойдет с Треем ужинать и в кино. Спросила, не хочу ли я с ними, но я ответила, что занята. Амелии и Трею третий лишний не нужен, и мне тоже не хочется себя им чувствовать.

Хотя я бы сейчас не возражала против общества. Да, но о чем бы я сейчас стала болтать? Ой, знаете, копалка вошла в живот как ложка в варенье!

Я передернулась и стала думать о том, какая у меня работа следующая. Мне нужен некритичный собеседник, вот кто. Жаль, нет кота, которого мы назвали Бобом (хотя он не был рожден котом, и сейчас тоже не кот). Может быть, мне стоит взять другого кота, настоящего. Уже не впервые я подумала, что надо бы съездить в приют для животных. Но сперва надо подождать, чтобы миновали эти напряги с фейри. Как же я могу брать себе кошку или собаку, если меня в любой момент могут похитить или убить? Нечестно по отношению к животному.

Меня неудержимо повело хихикать, и это не могло быть хорошо.

Время перестать переживать и что-нибудь сделать. Прежде всего надо вычистить копалку и убрать подальше.

Я отнесла ее к кухонной раковине, протерла и хорошенько промыла. Кажется, потускневшее железо обрело новый блеск — как засыхающий куст, окаченный дождем после засухи. Я поднесла старый инструмент к свету, уставилась на него. Встряхнулась.

Да, неприятное сходство мне не померещилось. Я прогнала эту мысль и продолжала чистить. Убедившись, что на старой копалке уже ни пятнышка, я ее вымыла и вытерла целиком. Потом быстрыми шагами прошла к задней двери, в темноту во двор — повесить эту чертову штуку на полагающийся ей крюк в сарае.

Подумала, не купить ли новую дешевую копалку в «Вол-Марте». А то непонятно, смогу ли я это железо использовать снова, когда мне захочется посадить луковицы жонкиля. Это будет как пистолетом вытаскивать гвозди. Остановилась в нерешительности, поднесла было копалку к крюку, потом передумала и отнесла ее обратно в дом. На ступеньках крыльца остановилась, любуясь последними лучами света, но в животе заурчало.

Какой длинный выдался день. Я была уже готова усесться у телевизора с тарелкой чего-нибудь вредного и смотреть передачу, от которой не поумнею.

Открывая дверь, я услышала шорох шин по гравию и стала ждать снаружи, чтобы увидеть, кто это меня посетил. Кто бы это ни был, он меня знал: машина объехала дом и остановилась позади него.

День и так был полон потрясений, а тут еще одно: это оказался Квинн, которому не полагалось соваться в Зону Пять. Приехал он на прокатной машине, «форд Таурус».

— Ну, класс! — сказала я себе.

Мне хотелось сегодня общества, но уж никак не его общества. Квинн мне нравится и меня восхищает, но разговор ожидается такой же неприятный, каким был день.

Он вышел из машины и зашагал ко мне грациозной, как всегда, походкой. Квинн — огромный мужчина с бритой головой и глазами синее анютиных глазок. Один из немногих оставшихся в мире тигров-оборотней, а в Северной Америке, быть может, вообще единственный. Мы с ним порвали при прошлой нашей встрече. Я не горжусь тем, что я ему сказала и почему, но я думала, что ясно дала понять: мы больше не пара.

Но вот он здесь, и здоровенные теплые руки лежат у меня на плечах. Однако удовольствие, которое я могла испытать оттого, что снова его вижу, смыло волной тревоги: я чуяла в воздухе бурю.

— Тебе нельзя здесь быть, — сказала я. — Эрик отклонил твою просьбу, он мне сам сказал.

— А он сперва у тебя спросил? Ты знала, что я хочу с тобой увидеться?

На улице стемнело настолько, что уже включилось охранное освещение. В желтом свете резко выступили очертания лица Квинна. Он смотрел на меня в упор.

— Нет, но не в этом дело.

Ветер нес ярость, я ее чуяла. И ярость была не моя.

— А по-моему, в этом.

Солнце заходило, на долгий спор просто не было времени.

— Мы разве не все сказали в прошлый раз?

Не хотела я переживать еще одну сцену, как бы ни нравился мне Квинн.

— Ты сказала свое мнение, детка, будто у нас все кончено. Я не согласен.

Ну самое то, что мне сейчас нужно! Но я понимаю, что мир не вращается вокруг меня, и потому сказала, досчитав до десяти:

— Я надеялась, что не оставила никаких неясностей, сказав тебе, что мы больше видеться не должны, Квинн. Но я скажу еще раз: я говорила всерьез. Что изменилось в твоей жизни? Твоя мама в состоянии теперь сама о себе позаботиться? Или Франни достаточно выросла, чтобы принять меры, если мама сбежит?

Матери Квинна выпали страшные испытания, и она малость тронулась умом. Даже не малость. А сестра Квинна Франни еще подросток.

Он на миг склонил голову, будто беря себя в руки. Потом снова посмотрел мне в глаза:

— Почему ты от меня требуешь больше, чем от любого другого?

— Я не требую, — ответила я тут же, но мелькнула мысль: Что, правда?

— Ты просила Эрика бросить «Клыкочущее веселье»? Или Билла оставить его компьютерные предприятия? Ты просила Сэма порвать с его родными?

— При чем здесь... — начала я, пытаясь найти связь.

— Ты меня просишь бросить тех, кого я люблю — мать и сестру, — иначе мне тебя не видать.

— Я ни о чем тебя не прошу, — ответила я, чувствуя, как напряжение растет во мне почти до невыносимого уровня. — Я тебе только сказала, что у мужчины моей жизни я хочу быть на первом месте. А я думала — и до сих пор так думаю — что у тебя на первом месте будут твои родные, потому что твои мама и сестра — не из тех, кто прочно стоит на ногах. Я не просила Эрика бросить его бар! А с чего бы мне просить? И причем тут Сэм?

Насчет Билла я даже не придумала повода его вспомнить — настолько давно все это было пережито.

— Билл любит свое положение в мире людей и в мире вампиров, а Эрик — свой кусочек Луизианы больше, чем они любят тебя.

Квинн это сказал с жалостным сочувствием. Ко мне. Просто смехотворно!

— Откуда столько ненависти? — спросила я, выставив руки перед собой. — Я не потому тебя бросила, что у меня были чувства к кому-то другому. А потому что решила, что у тебя тарелка и так полна.

— Он старается огородить тебя стеной от всех, кому ты дорога. — Квинн смотрел на меня с тревожной пристальностью. — А посмотри, сколько на нем висит иждивенцев?

— Ты про Эрика?

Все «иждивенцы» Эрика — это вампиры, которые отлично могут сами о себе позаботиться.

— Он никогда ради тебя не бросит свою территорию, Никогда не допустит, чтобы его шайка присягнувших вампиров служила кому-нибудь другому. Он никогда...

Больше я не выдержала и заорала во всю глотку от досады, даже топнула ногой, как трехлетний ребенок.

— Я его не просила! — гаркнула я. — О чем ты вообще говоришь? Ты пришел сказать, что меня вообще никто никогда любить не будет? Что с тобой?

— Да, Квинн! — подхватил знакомый холодный голос. — Что с тобой?

Клянусь, я подпрыгнула дюймов на шесть, не меньше. Меня так поглотила перебранка с Квинном, что я не заметила, как возник Билл.

— Ты напугал Сьюки, — сказал он в ярде за моей спиной, и у меня мурашки побежали по коже от зловещего голоса. — Этого не будет, тигр.

Квинн зарычал, зубы у него удлинились и заострились прямо на глазах. В тот же миг Билл оказался рядом со мной, и глаза его сверкали карим серебром.

Я не только испугалась, что они друг друга поубивают, но еще меня наконец достало, что на моем участке все время кто-то толчется, будто на железнодорожном вокзале супернатурального мира.

Руки Квинна стали когтистыми лапами, в груди зародилось рычание.

— Нет! — крикнула я, требуя внимания. Ну что за адский день такой выпал!

— Тебя даже в списке нет, вампир, — сказал Квинн, и это уже был не его голос. — Ты остался в прошлом.

— Я твою шкуру на пол постелю, — ответил Билл, и голос его был холоднее и ровнее, чем вообще возможно. Лед на стекле.

И эти два идиота бросились друг на друга.

Я бросилась было их растаскивать, но еще действующая часть мозга предостерегла меня от такого самоубийства. Я подумала: Опять сбрызнут мне траву кровью. А должна была подумать совсем другое: А ну-ка, быстро убраться у них с дороги! Надо было мне на самом деле вбежать в дом, запереть дверь и пусть творя что хотят.

Но это уже была крепость задним умом. На самом деле осталась торчать во дворе, без толку размахивая руками, думая, как их разнять... а две сцепившиеся фигуры метались, пошатываясь, а потом Квинн оторвал от себя Билла и отбросил изо всех сил. Билл пушечным ядром влетел в меня с такой силой, что я даже подлетела на пару дюймов в воздух — а потом, разумеется, решительно рухнула наземь.

Дата добавления: 2015-10-28