Ларри Досси, доктор медицины 26 страница

День был ясным и солнечным, но пронизывающе холодным, и пока продюсеры на берегу вызывали спасательный вертолет, Марти старался справиться с переохлаждением, исследуя местность. Надаль- нем конце острова, у отмели, вдававшейся в спокойную воду, «я увидел решение для нас. Это был маленький деревянный плот, как у Гека Финна, с шестом! Я не знал, что он там делал, лежа в этом золотом свете. Я почти забрался на него, затем подумал, что мне лучше вернуться и рассказать другим». Когда он вернулся на другую сторону острова, то оглянулся — и был испуган, осознав, что никакого плота нет и нет никакой спокойной воды. Если бы он залез на воображаемый плот, «который был для меня абсолютно реален, как вы, сидящий здесь», его бы снесло течением. Эти истории обнаруживают негативный, угрожающий аспект «подводного приюта» — это также царство Сирен, манящих неосторожного погрузиться, возможно навсегда, в глубины бессознательного.

Фрейд писал категорически: «Физическая реальность — частная форма существования, которую не нужно смешивать с материальной реальностью»²⁵. Особенно дети временами затрудняются провести различие между внутренним и внешним миром. Одна пылкая сновидица рассказывала мне, как ребенком она спрыгнула со скалы и повредила себе лодыжку, потому что, убедительно переживая полеты в своих снах, она была уверена, что сможет сделать это в реальной жизни. Другой тоже рассказал мне, как он проделал подобный детский эксперимент, выпрыгнув из окна второго этажа и оказавшись на несколько месяцев на больничной койке!

Возможно, небезопасно, что наша культура рано приучает нас не придавать значения воображаемому, делая его предметом недооценки, недоверия и пренебрежения. Детям не позволяют жить в обоих мирах, но рано заставляют отказаться от своих фантазий. «Иметь активное воображение» начинает означать: заботиться о «только воображаемых вещах». Психолог Мэри Уоткинс, страстный защитник царства воображения, описывает критический, поворотный момент развития в своей книге Сны-бодрствования: «Мы избавились от плюшевых щенков, волшебных царств, игрушечных железных дорог, мечты стать звездой и рано умереть. Мы сдали в утиль тайные знания о том, что можем летать (если только представится шанс) или быть деревом, Робин Гудом или собакой. Воображение смехотворно. Это — множество глупостей, и волшебной пыли, и бледных пастельных тонов, которые поймали нас, стали паутиной на наших глазах, затуманивая то, что действительно находится перед нами — нашу практичную «жизнь давайте-договоримся-о-терминах-относительно-дей- ствительности»²⁶.

Большинство из нас рано теряют присутствие духа от обращения с воображением как с удаленной реальностью. Бомбардировка призрачными образами перенасыщает нас расфасованными сценариями и картинками потребительской культуры. Воображение становится «образом». Мы все больше живем в том, что один писатель назвал «технологически опосредованные полуреальное™». Хотя мы ищем ее еще более страстно, чем когда-либо, магия мира уходит от нас — главным образом мира природы. Там, где некогда мы питались ее полем восприимчивости, теперь мы довольствуемся ее декорациями (или жалкой подменой, телевизионными «передачами о природе», которые стали поэтому популярными). Человечество рискует стать одиноким правителем мира, из которого изгнана душа. Юнг писал о нашем нынешнем состоянии: «Никакая река не несет в себе призраков, никакое дерево не является жизненным началом в человеке, никакая змея не воплощает мудрость, никакая горная пещера не является домом злого духа. Никакие голоса сегодня не говорят с человеком — ни камней, ни растений, ни животных; и он не говорит с ними, не веря, что они слышат. Его связь с природой ушла, и с ней ушла глубинная эмоциональная энергия, которую давало это символическое единение»²⁷.

Возможно, это щемящее чувство потери объясняет нашу непреходящую тягу к тем туземным народам, которые не полностью потеряли эту связь. Антрополог Ли Ирвин утверждает, что в некоторых обществах равнинной Индии до сих пор есть следы жизни, где «мир шамана — это мир, в котором живут все человеческие существа, мир, видимый и утверждающийся через сны и мистические переживания, в которых границы между бодрствованием и сном сохраняют свою прозрачность. Сдвиг от бодрствования ко сну непрерывно дробится на все более тонкие состояния и этапы, пока метафора «жизни как сна» не обретает все более и более ясное значение»²⁸.

Этот взгляд на мир, пишет Эрнст Кассирер, не только теоретический, практический или технологический, но «симпатический... [У первобытных народов] ни в коем случае не отсутствует способность схватывать эмпирические различия вещей. Но в [их] представлении о природе и жизни все эти различия стираются более сильным чувством — глубокой убежденностью в фундаментальном и неизгладимом единстве жизни»²⁹. Вот как выражает это песня навахо: «Ель, скопившаяся вода, капля росы, пыльца — я становлюсь частью этого»³⁰. Таким образом, мир и место человека в нем неузнаваемо изменились.

В одной тибетской притче мудрец Марпа Толкователь отправляется, желая обучаться у йога, на священный остров. Марпа провел годы, собирая золотой песок, чтобы предложить его йогу в обмен на занятия. Но когда он отдает йогу драгоценный мешок, тот выворачивает его и, заставляя Марпу онеметь от ужаса, высыпает мерцающие песчинки золота на ветер. «Что за нужда мне в твоем золоте? — спрашивает йог, жестко смеясь. — Весь мир для меня — золото!» Он ставит ногу, и Марпа видит, что земля, растения, сам воздух оживают крупицами красоты. Исцеляющие сны показывают нам, что этот мир — золотой. «Способность воображения» преображает действительность, обнаруживая измерение, которое находится позади и по ту сторону видимых форм. (Андре Мальро, рассуждая о китайском иероглифе для цветка, писал: «Тем же, чем этот символ является по отношению к цветку, является цветок сам по себе по отношению к чему-то еще».) Японский дзенский мудрец Мёе, личность, подобная Св. Франциску, оставивший описания сотен ярких снов в дневниках, которые хранились им более сорока лет, казался своим современникам живущим во сне-бодрствовании. Однажды он написал письмо острову, который любил, прося прощения, что слишком занят, чтобы навестить его и поухаживать за ним, и приказал своим монахам вручить послание лично! Допуская то, что люди могут посмотреть косо на отправку письма — особенно письма, столь наполненного чувствами — «неодушевленному» острову, он говорил, что часто имел подобные побуждения, но «чтобы приноровиться к абсурдным привычкам мира, я держал свои мысли при себе».

Говорит скрытый мир

Но что, если остров Мёе послал бы ответное письмо? Все в мире живое, говорят туземные народы, и каждая вещь и тварь имеют свою собственную тайную цель существования. В инверсии низменного и возвышенного, столь обычном в снах, скромный навозный жук египетской космологии катит шар солнца по небу. Сегодня, в эпоху, когда животные и растения принижены до беспрецедентного уровня, мы запоздало обнаруживаем неумолимость этой логики сна, ибо даже самое жалкое создание необходимо для некоего процесса, который некогда считался не заслуживающим нашего внимания. Все имеет значение в великом сне жизни — или имеет голос, реши оно заговорить, если мы соблаговолим слушать.

Но известно, что, когда наша связь с этим великим сном почти разорвана, когда мы становимся глухими к его крикам и шепотам, невидимый мир может сам проявить себя, требуя равноправия. 5 мая 1996 года в резервации навахо близ Виндоу Рок, Аризона, во время одной из худших засух, сохранившихся в памяти племени, двух женщин, мать и дочь, живших в хижине в удаленном Диннебито Уош, посетили два святых существа. История, как я ее восстановил по рассказам знакомых в резервации и живших по соседству, — исключительное современное свидетельство об открытом визите — об исцеляющем сне, ставшем видимым.

Ирене Яззи, девяноста шести лет, слепая и неспособная говорить после перенесенного тяжелого инсульта, и ее дочь Сара Беге, известная как «добрая душа, которая делала всякие мелочи для пожилых», жили на обособленном клочке земли на спорной границе территории хопи. Однажды в мае Ирене, долго до того не произносившая ни слова, вдруг сказала: «Они придут сегодня».

«Кто придет?» — спросила ее дочь Сара, но затем, не получив ответа, вернулась к своей швейной машинке. Еще дважды мать делала ей таинственное предупреждение. Несколько часов спустя внезапно поднялся ветер, который стал раскачивать хижину. Шум, подобный растерянному мычанию быков, казалось, окружил дом. Сара шагнула наружу, песчаная буря заставила ее пригнуть голову, и увидела двух существ, голубое и белое, излучающих сияющий свет. Вокруг них как дождь падала манна небесная. Когда она спросила, кто они, они заявили: Мы всегда были здесь. Мы были на шести горах, и нигде не было подношений. Мы голодны, потому что вы отвернулись от ваших обычаев, больше не молитесь и не совершаете обрядов, не заботитесь о старых обрядах.

Ей приказали передать народу навахо, чтобы он вернулся к древним обычаям. Затем они исчезли.

Сара, шатаясь, вернулась в дом и упала на руки матери. Придя в себя, она вскочила в свой пикап и погнала к ближайшему прорицателю, чтобы он объяснил послание. Он сказал, что с ней разговаривали «святые люди», — как выразился один из моих информантов, «сильно подмоченные, и теперь с ними не оберешься хлопот. Это похоже на предсказание конца света, но у людей, может быть, есть шанс предотвратить его, если они будут молиться и исполнять старые ритуалы».

Затем обнаружилось, что святые существа оставили следы, очерченные голубой и желтой крупой, и сюда как к месту паломничества направились тысячи людей, привлеченные доброй репутацией этих двух женщин в общине. «Этих женщин не считали чокнутыми, которые могут выдумать сказку», — сказал мне знакомый. Был объявлен праздник, день богослужения, президент навахо Альберт Хейл отпустил всех служащих племени на четыре часа, с сохранением жалованья, на религиозную церемонию. Навахо приезжали на машинах, туристических автобусах, пикапах и мотоциклах по изрезанным колеями грязным каменистым дорогам, чтобы поглядеть на следы, которые, несмотря на попытки сохранить их для потомства, скоро были смыты. Резервационная община — только пять процентов которой, по подсчетам, еще следовали традиционным обычаям — до сих пор пытается прийти к общему мнению относительно происшествия. Люди предсказуемо разделились на скептиков (которые думают, что это уловка, чтобы заявить о своих правах на спорные территории), агностиков и адептов (которые, хотя Сарино описание существ было обрывочным, убеждены, что она видела легендарных Богов-близне- цов, Чудовише-убийцу и Рожденного-для-воды)³¹.

Если исцеляющий сон может прийти к нам во время кризиса, чтобы восстановить равновесие души, могут ли появиться подобные призраки из другого мира, когда общество поражено тем, что хопи называют койаанискатси, жизнь вне гармонии? Многие, без сомнения, припишут это видение святых существ кратковременному помешательству двух одиноких, обычно здравомыслящих женщин из далекой страны. Но каково рациональное объяснение для свидетельств более сильных видений, которые случились в 1916 году, на четвертый год Первой мировой войны в неприметной деревушке в Португалии, в сотне миль к северу от Лиссабона? Все началось с того, что трое детей, спавших без присмотра, заявили, что они видели прекрасного молодого человека, который называл себя «Ангелом Мира», и что он явился из белоснежного облака. 13 мая 1917 года перед теми же самыми детьми появилась «прекрасная дама», которая сказала, что она пришла «с небес», и призвала к миру во время глобального кровопролития, попросив их приходить снова на тринадцатый день каждого месяца. Они описывали ее как существо, «сотканное из воздуха», полупрозрачное или прозрачное.

Когда об этом событии разнеслась молва, новое правительство Португалии — антиклерикальной республикой правил пестрый революционный альянс, который преследовал тысячи священнослужителей как врагов государства, — было не в состоянии разубедить массы. 13 октября 1917 года от семидесяти до девяноста тысяч людей собрались на окраине Фатимы под проливным дождем. Некоторые наиболее скептичные, антицерковные чиновники сообщали о случившемся далее теми же самыми словами, что и самые верующие люди из толпы: облака вдруг разорвались, и то, что наблюдатели приняли за солнце, «подобное большому серебряному диску», начало вращаться, как если бы это было гигантское колесо, и сияющие разноцветные лучи исходили от его обода. Казалось, оно зигзагообразно спускается с неба, а когда оно набирало высоту, грязная почва высохла до состояния спекшейся глины и одежда собравшихся тоже стала сухой.

Мы никогда не узнаем наверняка, что произошло в тот день. Божественное явление с небес? НЛО? Поразительная коллективная галлюцинация? Здесь мы вступаем в область неведомого, народных сказок о Бригадунах и Аваллонах, землях, которые появляются из туманов и снова исчезают в них. Какие бы культурные заблуждения мы ни привлекали для объяснения странных явлений в Диннебито Уош и Фатиме и других подобных местах на всем протяжении истории, это выглядит так, словно другой мир время от времени во всей своей силе прорывается в этот мир. Что-то, какое-то особое изменение в душе — или в самой действительности — может превратить этот бодрствующий, физический, повседневный мир в сонное отключение.

Тедос («Исход»)

Наша задача — запечатлеть эту зачаточную, гибнущую землю в самих себе так глубоко, так мучительно и страстно, чтобы ее существо могло снова воскреснуть, «невидимо», в нас. Мы — пчелы невидимого.

Райнер Мария Рильке. Письма

Что бы ни было религиозным или иконографическим содержанием исцеляющего сна, является ли это отдельному человеку во сне или десяткам тысяч в коллективном видении, это кажется намерением привлечь внимание к связи всего со всем внутри динамического Целого.

В одном удивительном и хорошо документированном случае в городе Руа, в Зимбабве, в 1991 году несколько десятков детей из со330

седней школы Ариель объявили, что видели странное существо, появившееся на перемене из сияющего яйца рядом с их спортивной площадкой. Разные сообщения и рисунки детей по поводу этого пятнадцатиминутного происшествия поразительным образом совпадают. Перед лицом взрослого скептицизма дети — им было от шести до тринадцати лет — твердо стояли на своем, говоря словами одной экспрессивной девочки: «Мне плевать, верят другие или нет. Мы знаем, что мы видели». Некоторые из детей говорили, что это существо передало послание. По словам одной девочки, оно звучит так: «Почему мир близится к концу? Может быть, потому, что мы не заботимся о нашей планете. Возможно, деревья упадут и не будет воздуха». Казалось, говорит она, эти мысли исходят «из глаз этого человека» и выглядят как картинки, передававшиеся прямо в ее мозг

Все эти случаи, когда житель нашего мира встречает обитателя некоего неведомого, невидимого другого мира, отличает необычный изоморфизм. Вспомните замечание Сильвии об одном из ее духов- дедушек: «Когда он смотрит на меня, я знаю, что он знает. Без слов. Единственная очень живая черта — это глаза...» А разве автор Измаила Даниель Квинн не получил того же самого послания, как и дети из Руа, когда в своем собственном ярком детском сне он встретил создания, которые оплакивали разрушение их мира и говорили с ним «в моем уме», объясняя, что они «нуждаются во мне и хотят поделиться своими тайнами»?

Кажется, будто что-то — изнутри, или снаружи, или и с той и с другой стороны — требует от нас взаимоотношений, обмена, признания родства. Отмечено, что во времена великих культурных изменений визионеры равнинной Индии видят в своих переживаниях «странные, необъяснимые и таинственные предметы, события и существ... которые выражают еще не познанное, невидимое или еще не представавшее перед внутренним взором»³². Среди старейшин многих традиций крепнет убеждение, что земля так мучительно ранена нашим бессознательным, что пришло время поделиться столь долго сохраняемыми духовными сокровищами. Для них мы — граждане промышленной цивилизации, которые выглядят как лунатики, сомнам- булично шагающие по краю пропасти и увлекающие наш мир вниз. В то время когда наука разгадывает самые священные шифры природы, с непредсказуемыми результатами, то, что зуни называют Авона- вилона, «могущественное нечто», которое наделяет все вещи мили, «дыханием жизни», может тоже раскрыть свои тайны.

Возможно, наши самые сумасбродные сны — попытки постичь это непознаваемое нечто, узнать вещи этого мира как «невыразимо структурированные в образы». Мы живем окруженные измерениями, которые мы не можем постичь. Исцеляющий сон приходит к нам как трехмерная Сфера к пространственно оспариваемой Плоскости, объявляя свою загадку: «Я множество кругов в одном». Недавно умерший квантовый физик Дэвид Бом однажды заметил: «Наш целостный мыслительный процесс устроен так, чтобы удерживать наше внимание прикованным к здесь и сейчас. Нам это нужно, чтобы перейти улицу. Но сознание всегда в безграничной глубине, которая вне времени и пространства. Если вы достаточно глубоко погрузитесь в актуальное настоящее, тогда, может быть, не будет различия между этим мгновением и следующим, этим местом и еще каким бы то ни было или когда бы то ни было. Только это, возможно, и достойно внимания».

Когда мы уделяем чему-то внимание, меняем ли мы таким образом наш мир, нашу истинную суть? Мы изгнанники из духовного царства в физическое — из сознания в засыпанные пеплом руины «Большого взрыва». Конечно, этот эволюционный процесс, который породил из пыли мыслящие, чувствующие создания, еще жив в нас, влияет на нас, творя из нас существ все более наделенных способностью ощущать. Войдем ли мы однажды в более транссубстанциальное существование, где разум и материя будут оказывать все возрастающее влияние друг на друга, и Дом сновидений станет нашим местом жительства?

«Это безбрежный сон, — писал Шопенгауэр о вселенной, как он ее понимал, — его видит одно-единственное существо, но таким образом, что и все персонажи сна тоже спят. Поэтому всё соединяется и согласуется со всем остальным». Ту же самую мысль выражают простые слова Калахари Бушмана, которого попросили объяснить значение снов. «Вы же понимаете, это очень трудно, — ответил иссохший эмиссар начала времен. — Потому что всегда это сон видит нас во сне».

Что же тогда хочет этот Сон? Возможно, однажды мы все должны будем об этом узнать.

Эпилог

Я хочу проникнуть в нее как сон, Оставляя свои корни здесь на берегу.

Энн Секстон

Один редактор как-то раз попросил меня объяснить, как исцеляющее сновидение может «помочь обычному человеку быть результативным в его повседневной жизни». Вопрос привел меня в замешательство. Значащие сны — призывы неведомого. Они дают право голоса тому, что мы спрятали от самих себя, со всеми опасностями и возможностями, таящимися в этом. Вглядываться в наши сны с намерением извлечь чисто прагматический смысл значит не услышать предостережение старой индусской пословицы: «Когда вор смотрит на святого, он видит только его карманы».

Никого из нас не призывают посмотреть в ночи в лицо тайнам, прорицаниям и головоломкам, впускать в свою внутреннюю жизнь нечто такое, о чем мы не просили. Когда я только начал исследовать свои сны, я надеялся на какие-то намеки, мчаться ли мне направо или налево, на какое-то наставление, как мне спасать свою шкуру. Но мои сны редко приспосабливались ко мне. И действительно, вначале я даже интересовался, имеют ли они какое-либо значение кроме пугающего взрыва-переживания.

Сон поможет нам, если мы готовы какое-то время пожить в его неопределенностях, не разрешая их, погрузиться в его глубины, не всегда зная, когда и где мы всплывем на поверхность. Древние алхимики говорили о растворении сущности человека в aqua divina, божественной воде, которая, как гласит один трактат, «затемняет свет и освещает тьму». Бодрствующее сознание должно быть соединено с мудростью сна. Чтобы принести силу исцеляющего сновидения в повседневную жизнь, сохранившие Свои традиции народы поют его песню, представляют его танец, рисуют его символы на своих лицах и жилищах, чтобы поддержать его присутствие в их жизни и разделить его дар со всей общиной. Это не просто украшательство или творчество, но это способ сделать невидимое видимым.

Эта книга начиналась как попытка сделать видимым мое собственное путешествие через царство образов. Но за годы она вобрала

в себя много больше, потому что я встретил множество других людей, к которым обращался исцеляющий сон, пока они спали. Я был удивлен, как часто сновидцы, не имеющие ничего общего, описывали образ странной рыбы, всплывающей из воды и символизирующей появление сна из водных глубин бессознательного.

Один поразительный сон с рыбой был прислан мне редактором моей книги. Он признался, что снами интересовался мало до тех пор, пока неожиданно не получил эту работу. Я даже сомневался, является ли он подходящим человеком для нее, как вдруг он прислал мне по электронной почте письмо (еще до нашей первой встречи): «Должен ли я принять это за знак: прошлой ночью мне приснился яркий сон, что я был на рыбалке и вдруг поймал на крючок огромную рыбу. Может ли рыба изображать вашу рукопись?»

Я спросил его о подробностях, и он ответил:

Я на рыбалке с другом на узкой дорожке причала, вдающегося в воду. Я беру удочку, забрасываю ее и — раз — неожиданная удача. Я сразу же чувствую, что на леске исполинская рыба, но тем не менее я удивляюсь, какая она большая, когда вытаскиваю ее на причал, — четыре или пять футов длиной и весьма широкая, по форме что-то вроде камбалы. Рыба так длинна и громадна, что ее концы свешиваются с краев причала. Меня подташнивает — она кажется слишком сильной, чтобы схватить ее руками, и я думаю, что рыба может укусить меня, если я попытаюсь снять ее с крючка. Я надеюсь, что кто- то принесет сеть, чтобы помочь мне управиться с ней. Но люди на причале просто стоят позади меня. Я вижу, что предоставлен самому себе.

Я воодушевился. Это была разновидность представляющего сна, который, как отмечают психологи, часто появляется на раннем этапе терапии, предсказывая направление, которое примет ход лечения (и в самом деле, процесс редактирования часто непреднамеренно тера- певтичен, хотя обычно сначала оказывается на кушетке автор, а в конце выясняется, что терапия требуется редактору). Меня поразило, что истинный дух книги представил ему себя сам. И я не мог отделаться от чувства, что это воплотился исцеляющий сон и властно говорил с нами обоими от своего собственного имени.

Рамки книги были «весьма широкими». «Длинна и громадна» — это выглядело недвусмысленной отсылкой к необычно объемной семисотстраничной рукописи, которую я первоначально представил. То flounder (flounder — камбала; to flounder — барахтаться), сообщал словарь, означает «неуклюже силиться двигаться, словно в глубокой грязи», и продвижение книги завязло на месяцы, пока издатель пытался решить, что с ней делать. Книга кочевала от редактора к редактору, наконец груда страниц не осела, все еще трепеща, на его столе. (Неудивительно, что он чувствовал тошноту.)

На определенном уровне причал — это его стол. У причала останавливаются грузовые корабли, которые путешествовали по морю. В нашем случае — авторский груз слов и идей, собранных в далеких и обширных путешествиях. Слово «невод» подразумевает физическое усилие, и, чтобы книге «осесть», требовалась смазка проторения пути и моторное масло непроглядной тьмы. «Невод» — богатое слово, таящее в себе множество значений. Разворачивающийся процесс был в книге «длинным неводом» — многими годами работы вперемежку с оттягиваниями конечных сроков. Мы оба (если только поддерживать свое продвижение вперед) представляли себе, что книга — «длинный невод» литературного долгожительства. (Издатель надеется, что настойчивость книги будет вознаграждена «полным неводом».) «Невод» также означает «пучок параллельных нитей», которые надо связать вместе — хороший образ для рукописи, но также и для самих исцеляющих снов.

Во сне крючок все еще у рыбы во рту. «Пойманный на крючок» — разговорное выражение для обозначения захваченности действием (мой редактор надеется, что книга станет чтением, вызывающим привычку, и, возможно, беспокоится о том, что он сам «на крючке».) Другой нюанс обнаружился через неделю или около того после его раск*

сказа о своем сне: на глаза мне попалась заметка в Нью-Йорк тайме, описывавшая выставку художников-авангардистов, которые, говоря словами куратора, «жаждали разрушить границу между искусством и жизнью». В качестве иллюстрации к заметке была приведена яркая и красочная картина Роя Лихтенштейна, названная Уборка мусора обыденной жизни — подходящий комментарий к снам: она изображала Доналда Дака и Микки Мауса, ловящих рыбу с причала. В тщательно прорисованном комиксе Доналд, сжимая натянувшуюся удочку, восклицает: «Я поймал на крючок огромную!», а Микки подавляет смех: Доналд нечаянно зацепил крючком свою собственную куртку —он поймал самого себя! Художник позволяет нам немного повеселиться; но исцеляющий сон смеется последним: в сновидении мы обернуты невидимой изнанкой сна.

Когда мой редактор в конце концов оказался с рыбой лицом к лицу, сон принял немного угрожающий отгенок. Внезапно его охватила тревога. В его сне концы рыбы свешиваются за края причала. Возможно, речь идет не только о сверхдлинной рукописи, но о самих снах, которые свешиваются за края, за аккуратно помеченные и установленные границы. («Концы рыбы» могут каламбурно означать конечные цели рыбы, далеко идущие — не только в моих честолюбивых замыслах по поводу книги, но и в собственной программе исцеляющего сна.)

Взглянув на выбор моим редактором слова для описания величины рыбы —enormous, исполинская, я обнаружил, что его архаическое значение было «чудовищный». Корень слова означает «без нормы» (как в неправильный) и «вне измерений» (как в несчислимый). Исцеляющий сон утверждает, что он — творение, подобное заклинаемому в строках библейской Книги Иова (40:20-21):

Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его?

Вденешь ли кольцо в ноздри его?

Проколешь ли иглою челюсть его?

Слова произносятся духовной силой, слишком безбрежной, чтобы ее понять с помощью одних рациональных средств. Иов интересуется, является ли божество, которое говорит с ним, творящим или разрушающим, справедливым или несправедливым. Он — ни то и ни другое, и оба. Подобным же образом цели исцеляющего сна могут не быть всецело познаваемы. Он открывает вселенную как она есть. Она здесь не для того, чтобы делать ее лучше; она здесь для того, чтобы сделать нас более искренними.

Сон моего редактора советует принять позицию смирения по отношению к первичному источнику силы. Каждое литературное дей-. ствие —заклинание: книга о снах сама становится сном следующим образом: не удерживается под обложкой.

Мой редактор заключил свое письмо: «Сон закончился (я проснулся), не поместив рыбу в надежное место». Но, возможно, его сон и не может быть «помещен в надежное место». Человек должен встретиться лицом к лицу с неведомым, как мы все это делаем, в некотором смятении от того, что же происходит. Он не найдет простых ответов. Позади него на причале стоят другие люди, но задача, как взглянуть в лицо неведомому, лежит всецело на нем.

Что же он должен делать со своей рыбой? Отсечь ей голову и хвост, чтобы сделать ее подходящих размеров? Выпотрошить внутренности; сделать своей частью, съев ее; показывать как трофей; бросить назад? Или удлинить причал? Он не может заставить рыбу/книгу/сон точно соответствовать его сознательным целям. Их истинная суть — провокация, вызов, который требует ответа определенного рода, однако не предлагает никакой гарантии, что за выбор он бы ни сделал. Возможно вот почему сны не выходят наружу запросто, чтобы рассказать нам то, что нам необходимо знать: они желают — наша душа желает, — чтобы мы отправились в путешествие, не зная пункта назначения. Нам не дано прибыть куда-либо, вначале не отплыв. Возможно, путь, стремление понимать больше и есть цель. В конце концов задачу жизни как исследования — задачу, которую исцеляющие сновидения ясно ставят перед нами, — только мы одни можем отвергнуть или принять; и то, что мы выберем, полностью изменит мир.

Примечания

Предисловие

1. Д-р Аллан Хобсон (Allan Hobson) и д-р Роберт Мак-Карли (Robert

McCarley), авторы модели «активации-синтеза» 1977 года; цитируется по статье Эрики Гуд (Erica Goode) «New Clues to Why We Dream»//A^H^f York Times, Dl, Nov. 2, 1999.

2. David Foulkes. Dreaming. A cognitive-psychological analysis Hillsdale, NJ

Lawrence, Erlbaum, 1985, pp. 165-166. Цитируется no: Harry T. Hunt, Multiplicity of Dreams Memory, Imagination, and Consciousness, New Haven Yale University Press, 1989, p. 11.

3. Boulder Daily Camera, p. 1, April 2, 1990; p. 1, April 14, 1990.

4. Карл Саган цитирует письмо, присланное ему одним человеком: «Сигна

лы приходят из внешнего мира, где бы я ни был, проникая сквозь мою голову и передавая мысли, слова и образы в головы других по цепочке. Образы засунут в мою голову то, что я туда не клал. Сны — больше не сны, они более похожи на продукцию Голливуда» (Carl Sagan, The demon- Haunted World Science as a Candle in the Dark — NY Random House, 1996). Это описание, как кажется, по многим критериям соответствует тому, что я называю исцеляющим сновидением.

Глава 1

Что такое исцеляющее сновидение?

Дата добавления: 2015-10-02