Ларри Досси, доктор медицины 16 страница

Однако ей было в чем усомниться: девушка из снов сильно отличалась от измученного и деморализованного человека, приходившего на прием.

Прошло несколько месяцев, но женщина так и не раскрыла своего прошлого, и тогда Лаура задала единственный, конкретный вопрос о сексе. После этого преграда была снята. Она услышала ужасную историю о ее любви к наркоторговцу, гонявшему на «феррари» и менявшему женщин как перчатки. Роман, завязавшийся, когда ей едва исполнилось двадцать, закончился после одной из оргий и оставил глубокую травму в душе. Молодая женщина ушла в себя, фактически подавив свой темперамент. «Я никому не рассказывала об этом», — призналась она, и в голосе ее были слезы. Она начала говорить, потом вновь умолкла и снова погрузилась в молчание. Наконец Лаура рассказала ей о своем сне. «Что на мне было надето?» — задала женщина вопрос, явно ее испытывая.

Лаура подробно описала наряд, который увидела во сне: «Вызывающее яркое красное бюстье, настолько открытое, что оно едва прикрывало соски; черная, узкая мини-юбка; черные чулки со швом сзади и туфли со шпильками высотой в четыре дюйма». Потрясенная женщина не сводила с нее глаз, а затем произнесла мягким глухим голосом: «Господь послал вам этот сон, чтобы вы смогли меня понять». Клиентка Лауры изложила ей историю своего романа — разнузданной страсти, положившей начало пустой, безотрадной и распущенной жизни. Исповедь женщины стала для нее своего рода катарсисом и критической точкой в процессе ее лечения. Позже она с удивлением признавалась Лауре: «Все эти месяцы вы знали об этом, но не осуждали меня, потому что вы были там тоже».

В отличие от многих духовидцев Новой Эпохи, стремящихся заработать деньги на открытых семинарах, Лаура предпочитала держаться в тени и полностью посвящать себя работе с клиентами, которые приходили к ней сами. Время от времени во сне она ощущала неожиданные потоки информации, называемые ею бесплотными обменами знания. Лаура затрудняется в точности охарактеризовать этот опыт, сравнивая его с потоком сжатых данных, поступающих настолько быстро, что она даже не успевала их распознавать. Однако после такого опыта знание ее увеличивается. «Это, конечно звучит претенциозно», — смущенно улыбается она.

Лаура, которую некоторые из ее пациентов называют врачом-ведь- мой, до сих пор не может в полной мере овладеть своими талантами, процесс обучения у таинственных наставников все еще не закончен. «Мы, — объясняет она, — постоянно указывают на то, что передают лишь небольшую толику знаний, в свое время полученных от предшественников. Это далеко не академическое образование». Хотя такой перенос данных, безусловно, является необычным, в случае с Лаурой исцеляющие сновидения выступают в характерной для них роли педагога, обучающего при помощи мощного субъективного опыта. Такие сны нередко выталкивают нас за границы самих себя, заставляя оказаться на месте другого индивидуума, видеть мир чужими глазами, чувствовать его другими ощущениями.

Некоторые из обучающих снов обладают характерными чертами того, что индуисты называют даршаном (святым присутствием), буддисты — абхисека (дословно — окропление) или обучением с указанием, при котором, как считается, гуру передает ученику реальное состояние сознания. Некоторые из снов можно сравнить с ритуалом инициации. Я разговаривал с одним знаменитым фотографом по имени Гэри, бесплотные образы снимков которого часто брали начало из символизма сновидений. Однако наиболее значимые для него сны, сны, оставшиеся с ним на долгие годы, относятся к разряду тех, которые — в глубине его души — заставляли поверить в возможность подлинного бытия. Он, не колеблясь, рассказал об одном из них.

Я нахожусь в пустыне, по которой гуляет ветер. Я спорю с Богом, который хочет, чтобы я сделал нечто большее, нечто, на что, по моему убеждению, я не способен. Справа от меня, за моим плечом, идет старик, и я не могу его видеть. Он прерывает мою резкую речь, и я слышу его голос: «Как ты не понимаешь: Бог хочет, чтобы ты сделал то, что является твоим истинным желанием!» После этого появляется пыльный дьявол и начинает меня кружить. Я поднимаю глаза и в страхе замечаю, что луна, звезды и небо вращаются вокруг меня.

По словам Гэри, сон не внес значительных перемен в его отношение к самой жизни. Он оказал тонкое воздействие на ее восприятие: «У меня осталось четкое представление о том, что цельность действительно возможна». Гэри словно на миг стали очевидны некие главные вселенские истины; он, подобно библейскому Иосифу, увидел сон, в котором над ним склонились сами звезды и луна. В своем сне Гэри пережил удивительное ощущение завершенности, присутствия в неком центре, на некой оси. Меня глубоко тронула проницательность реплики одного из персонажей. Все мы слишком часто подвер- [13] гаем сомнению то, что действительно угодно Богу. Реализовать самый наш крик души подчас намного сложнее, чем оставаться нерешительным. Как и многие из нас, Гэри чувствует себя сделанным из разных, борющихся друг с другом частей. Внутренний разлад мешает нам обрести гармонию. В своем сне Гэри было дано на короткое время почувствовать это состояние единства. Особое чувство, как некий инстинкт дома, ведет его к жизненным ситуациям, излучающим подобное, удивительное ощущение цельности. После этого случая Гэри увидел во сне другого учителя.

Метет снежная пурга, и я нахожусь на поле для игры в гольф. Примерно в двадцати футах от себя я замечаю какого-то индейца в полном облачении — головной убор с перьями, нагрудник из костей, штаны из лосиной кожи. Кажется, он не видит, что я рядом. Он вполне сознательно ставит белую метку для мяча на заснеженную землю и помещает сверху белый мяч. Я смотрю, как он делает несколько разминочных замахов, после чего одним красивым движением отводит назад клюшку, к которой, как к некоему ритуальному предмету, также приделаны перья, и ударяет по мячу. Мяч тотчас исчезает в снежном ветре, но взгляд индейца все же следит за его невидимой траекторией. После этого он наконец смотрит на меня миролюбивыми и полными достоинства глазами и произносит с легкой улыбкой: «С первого раза!»* Я терпеть не могу самоуверенных людей, я рассердился и уже готов был с ним поспорить, но здесь я проснулся.

Сон этот остался для Гэри непонятным; явно было лишь странное сочетание возбуждения (с его стороны) и умиротворенности (образ индейца). Я предложил ему рассмотреть слова индейца как каламбур: «Святое в Едином. Целостность — в себе самом». Гэри громко рассмеялся и захлопал в ладоши: «Вот именно!»

Хотя мы во всеуслышанье заявляем о стремлении к целому мы сопротивляемся ему руками и ногами. Мы ищем его вовне, однако оно остается невидимым. Сон Гэри — своего рода шутливое, творческое повторение mysterium tremendum, образ которого помещен в некую первоначальную чистоту белого на белом, цвет, который мы в нашей мучительной дихотомии соединяем с благодатью. Сценарий сна — своего родадзенская иллюстрация стрельбы излука, когда цель находится за мишенью. Смысл упражнения в том, чтобы не попасть в мишень, чтобы войти в миг, где нет прошлого, настоящего и будущего, в миг, появляющийся из ниоткуда и уходящий в никуда. Хотя мастер игры в гольф совершает ритуал удара изящно и величественно, он также свидетельствует о том, что цели как таковой не существует: нет «яблочка», нет восемнадцатой лузы, — есть лишь путешествие.

Учитель — будь он мудрым гуру или просто наставником — не может махнуть волшебной палочкой (или железной клюшкой под номером девять) и сделать нас цельными. Он, однако, может показать нам, что это возможно. Благодаря учителям, которых мы встречаем во сне, мы также переживаем состояния, в обычных условиях нам не доступные. Они издают чистый и ровный тон, и мы, даже не различая его в полифонии и разноголосице этого мира, притягиваемся к его источнику.

Учение беспристрастных

Иногда тон этот начинает звучать в нашей жизни так рано и с такой чистотой, что все последующее в ней кажется сформированным под его воздействием. Майрон Эшовски — невысокий, крепко сложенный мужчина, с внушительным обликом которого не вяжется легкий дефект речи (следствие частичной глухоты). Психолог и социальный служащий, работающий по контракту в государственных исправительных учреждениях, он, кроме того, является сновидящим и, как и доктор Лаура Лоуренс, может по праву называть себя современным шаманом с американского Среднего Запада.

По воспоминаниям Майрона, первые изменения в своей психике он заметил после перенесенной в детстве пневмонии. Время от времени он, например, говорил родителям, о чем будут писать завтрашние газеты. В пять лет у него уже были видения — психологи называют их состояниями бегства (fugue states), — во время которых он уходил в некое место, расположенное глубоко под землей. «Я уходил в город, улицы и дома которого были сделаны из золота, — вспоминает он, а его люди жили тысячи лет тому назад».

«Свои ранние годы я провел в мире духов, — продолжает Майрон, — а, повзрослев, учился тому, как существовать в обычном мире». Майрон считает, что он сам воспитал себя — родители, не разделяя его странностей, предпочитали держаться в стороне. Атмосфера в семье, по его лаконичному отзыву, нередко сказывалась на нем отрицательно. К счастью, его спасительницей стала двоюродная бабушка Соши, русская еврейка, народная целительница, женщина-травник, предки которой также были сновидящими.

Это она взяла его за руку и убедила его раскрыть ей свои сны. Майрон поведал о мистических сновидениях, в которых были древние люди в одеждах раввинов — длиннобородые, с темными, семитскими чертами лица, называвшими себя Беспристрастными (the Just Ones). «Они были самими настоящими, — вспоминал он. — Я чувствовал их, когда они прикасались к моей руке». Бабушка Майрона понимающе кивала ему в ответ. «Она сказала мне, что ей знакомы люди и места, где я побывал, и что многим это недоступно, поэтому не следует говорить об этом всем подряд». Бабушка Соши зажгла свечи, чтобы, по ее собственному выражению, увидеть сквозь огонь; она пела молитвы на идише и иврите и пообещала увидеть сон о Майроне, который бы ее вразумил.

После снов она заявила ему, что он — избранный. Бабушка объяснила ему, что древние мудрецы — предки, наблюдающие за ним, и они со временем научат его принимать в свою душу страдания других, чтобы их лечить. Бабушка обучила его повторению особых слов, смысл которых был ему неясен, и он твердил их, как мантры. Вскоре Беспристрастные стали приходить к нему даже наяву, они появлялись из стены тумана.

Возможно, современному человеку все это покажется странным: какая-то сумасшедшая бабка из Старого Света пичкает своими предрассудками впечатлительного ребенка, которому, напротив, следует научиться тверже стоять на ногах. Однако, если посмотреть на ситуацию под иным углом зрения, Майрон таким образом развивал свой дар: подобно шаману, он учился переходить из видимого в невидимый мир. Опека такого рода распространена у племенных народов, где дети, обладающие даром сновидений, отдавались на попечение старших, чтобьГ они могли установить контакт с душами предков. В снах Майрона и его видениях учителя иногда растолковывали ему сложную динамику взаимоотношений в его семье. Однажды ему «сказали», что две его тетки — это психически больные люди, в чем он

смог убедиться, когда ему исполнилось двадцать лет. Со своей точки зрения, мы могли бы рассмотреть Майрона как будущую жертву наследственного заболевания, продукт невыносимого давления со стороны его родственников или как приемника наследственного дара, для творческого развития которого у его несчастных теток просто не хватало собственных сил.

Кроме того, жизненный путь мальчика в общем оказался довольно тернистым. Он рос в Индианаполисе в 1950-е годы, на окраине неспокойного негритянского гетто, в районе, заселенном выходцами с холмов Кентукки, библейскими проповедниками. Новый Завет был частью обязательного школьного минимума, а его семья — единственной еврейской семьей в округе, поэтому у него не было друзей и его дразнили христоубийцей. Нападки со стороны сверстников временно прекратились лишь в семь лет, когда на улице поселилась семья японцев с двумя сыновьями. Два мальчика вскоре стали новыми козлами отпущения. Однажды, когда местная шпана начала гоняться за ними с камнями, Майрон вдруг сам потянулся за камнем. Он выронил его в ужасе, а затем убежал в укрытие в кустах, где обычно смотрел свои сновидения.

«И тут появились Беспристрастные, — вспоминает он, — и я спросил у них, почему в этих детях столько ненависти.

«Что ты увидел в глазах этих двоих?» — ответили Они вопросом на вопрос.

«Дикий и неприкрытый страх», — сказал Майрон.

«А в глазах их преследователей?»

«Тот же страх», — произнес Майрон с удивлением».

Много лет Майрон пытался найти применение своему необычному опыту и вписаться в современную жизнь. Сегодня он признанный психотерапевт, считающий себя своего рода городским шаманом. Однако он признается в том, что хотел бы быть обычным парнем, пить пиво и смотреть бейсбол.

Это, однако, не входило в намерения Беспристрастных. Как-то раз Майрону приснился яркий сон, особое сновидение, которое сам он называет духовным посещением. Один из его учителей указал ему на то, что в разных городах различные шайки совершают насилия и используют огнестрельное оружие. Затем он сказал: «Мы хотим, чтобы ты принес на улицы исцеление». Его просьба звучала настойчиво. По словам Майрона, его первой реакцией был протест. Он ничего не знал о городских шайках и понятия не имел, как выйти на контакт. Но ровно в час дня на следующий день у него зазвонил телефон: одна неофициальная и неизвестная ему организация попросила его про202 вести беседу с трудными подростками в рамках экспериментального занятия по духовному развитию. Решив, что на занятие явятся лишь немногие из представителей городской шпаны и вопросы вряд ли будут сложными, Майрон согласился.

Прибыв на место, Майрон обнаружил в классе сорок пять афроамериканцев угрожающей наружности, в одежде, указывающей на их явную принадлежность к шайке. Все они громогласно требовали «шамана». После того как он рассказал им историю своей жизни, аудитория притихла. «Когда я начал рассказывать о том, как выбирают будущего шамана и каковы его взаимоотношения с невидимым миром, — вспоминает Майрон, — они проявили явный интерес». Занятие уже закончилось, но Майрон еще долго беседовал с каждым из подростков по отдельности. «Каждый из них, — признается он, — рассказывал о мании преследования. Застреленные родственники, друзья, просто знакомые убитых приходили к ним во сне или наяву».

Вскоре Майрон получил новое приглашение. Во время двухдневного похода, во время которого сорока подросткам пришлось спать в палатках, Майрон занимался примирением трех враждующих группировок из Юго-Восточной Азии: Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. Из- за этнических трений ребята были готовы пере грызть друг другу глотку. Большинство из этих двенадцати-семнадцатилетних подростков уже имели приводы в полицию по самым разным обвинениям: от сбыта наркотиков до вооруженного ограбления и убийства. Эшовски убедил подростков разыграть ритуальную инсценировку, станцевать конфликт, дав возможность выйти словам наружу. Подобно гипнотизеру, Майрон отбивал барабанный ритм, надеясь, что на них снизойдет дух исцеления. Всего за два дня ему, как это ни странно, удалось примирить враждующие стороны, и на протяжении трех лет их соседи не слышали выстрелов.

В ночь перед новым испытанием ему приснился очень крупный и крутой шестнадцатилетний подросток, который, как сообщил ему сон, «станет ключом к разрешению конфликта». Как выяснилось, он оказался целителем, и Майрон должен был рассказать ему об этом. Он узнал его с первого взгляда: своим высокомерным и грозным видом мальчик выделялся среди остальных, поочередно то угрожая, то надменно замыкаясь от них. Однако, после того как Майрон завоевал его доверие, мальчик рассказал ему, что еще с раннего детства его преследуют кошмарные сны о его предках.

Майрон объяснил ему, что это указывает на его избранность: «Я сказал, что он должен стать учеником шамана из племени хмон, обратиться к тому, кто в этом разбирается». К концу второго дня мальчик превратился в посредника: благодаря своему внушительному виду он сумел склонить на сторону Майрона даже самых упрямых своих сверстников. Наблюдая за ним, Майрон почувствовал комок в горле. Ему показалось, что он наконец сумел передать дар, полученный им от бабушки Соши.

По словам Майрона, его давно уже умершая бабушка до сих пор появляется в его снах. Несколько лет тому назад она сообщила ему, что его подруге Карен предначертано стать его женой. Он внутренне противился этой новости, однако на другой день Карен сама позвонила ему и рассказала о необычном сне. Ей приснилась старуха, которая говорила с русским акцентом: «Майрон — твой муж». Майрон пригласил ее в гости, чтобы показать любительское видео. На кассете была его бабушка, но он не сообщил ей об этом. Как только на экране появилась бабушка Соши, Карен закричала: «Я видела эту женщину во сне! Кто она такая?» Майрон и Карен поженились, и даже глава семьи был благодарен такому своевременному вмешательству своих предков.

Учение мертвых

После рассказа о Майроне перейдем в зловещую область — на территорию, которая должна быть обозначена флажками на всех картах страны исцеляющих сновидений. И все же не будем теряться. Как свидетельствует история человечества, предки, руководящие живыми из могилы, приходили в нашу жизнь с незапамятных времен. Во многих обществах существует вера в то, что умершие возлюбленные могут приходить во сне, чтобы наставлять, предостерегать и вести по жизни во время неблагоприятных периодов.

Я познакомился с прозаиком Эйми Тэн на причале в Сан-Франциско, где играл на гитаре с ее лит-рок-группой «Остатки со Дна Рока». Эйми — настоящая собирательница жемчужин рок-н-ролла. Вместе с ней мы выступали на радио, и слушатели, которым не удалось увидеть автора Клуба веселой удачи, смогли по достоинству оценить ее наряд — высокие до бедер сапоги, брошь для воротника и плеть из девяти ремней, когда она выступала с классическим китчем

Эти сапоги созданы для ходьбы.

Позже, поглощая настоящие сочные бургеры в местном ресторанчике, Эйми — обладающая талантом как литературным, так и сно- видческим, — призналась, что за одну ночь ей может присниться до двадцати снов. В некоторых из снов она постоянно летает — этому искусству она научилась от своего друга Пита, которого убили. Вскоре после его смерти, когда процесс суда над преступником был в самом разгаре и когда она все еще не могла оправиться после потери, Эй ми приснился Питер, предложивший показать ей место, где он теперь живет. Эйми оказалась среди идиллической обстановки, где каждое существо — от слона и верблюда до людей — умело летать. Питер направил Эйми к киоску, где она купила себе недорогие крылья («для живых — скидка») за двадцать пять центов (за четвертак). Она с упоением носилась по воздуху до тех пор, пока ее не стала угнетать мысль о том, что крылья ее куплены по сниженной цене. Эйми начала камнем падать вниз. Земля стремительно приближалась, но когда она вспомнила, что секунду назад крылья работали безупречно, она вновь взмыла ввысь. Цикл парений, потери веры и стремительных падений повторялся снова и снова; Эйми попеременно переживала то восторг полета, то тошнотворное чувство, вызванное падением к земле, пока кое-что не поняла. «Я, наконец догадалась о главном, — призналась она, — не крылья давали мне возможность летать, а уверенность в себе».

Пит обучал ее во сне каждую ночь, и так продолжалось все девять месяцев, в течение которых продолжался суд над убийцей. В одном из своих снов Эйми преследовало нечто настолько ужасное, что она боялась даже оглянуться назад. Чем отчаяннее она бежала, тем больше ее ноги вязли в чем-то непроходимом. Пит заставил ее обернуться и посмотреть преследователю в лицо. Эйми была убеждена в том, что существо схватит ее и убьет, но все же развернулась и увидела, что им был полузабытый детский образ: «Старый мистер Чу, мифический страж снов — он открывает дверь и выдает вечером сны». Персонаж этот обычно довольно добродушен, но так случилось, что он неожиданно стал злым. Старый мистер Чу очень удивился тому, что она на него уставилась, и исчез. В тоже мгновение Эйми осознала, что ее страх питал эти призраки. Столкнувшись с ними лицом к лицу, она смогла разрушить чары. Благодаря Питу она пережила состояние, в котором не было страха, и этот опыт стал проявлять себя в реальной жизни.

Когда суд вынес приговор, Пит сообщил ей, что ему пора уходить. Эйми рассердилась. «Да кто ты такой, чтобы решать? — закричала она. — У тебя нет такого права! Это мой сон!» Пит был непреклонен, он описал ей приметы ее нового парня, встречу с которым приготовил для" нее в будущем. «Я действительно встретилась с человеком, о котором он говорил, — рассказывала Эйми. — Он был писателем, и мы стали хорошими друзьями. Именно он был среди тех, кто первым стал меня уговаривать писать прозу»¹¹.

В случае с Эйми налицо множество характерных черт наставничества со стороны умершего, о которых мне рассказывали: сновидящий посещает новое место обитания умершего и имеет кратковременную возможность с ним познакомиться; они ведут разговоры на обычные темы, утешают, дают советы или наставления — в зависимости оттекущего состояния сновидящего. Само учение — своего рода смесь из мудрости, полученной после момента смерти, и новых взаимоотношений на новых условиях.

Спустя несколько месяцев после моей встречи с Эйми я столкнулся с еще одним случаем, в котором сновидящий участвовал в судебном процессе и видел умершего во сне. Женщина, которую мы назовем Ширли, была замужем за гражданским летчиком, обожавшим в свободное время летать на своем личном самолете. Однажды, пролетая над перевалом Хэйден, неподалеку от долины Сан-Луис в Колорадо, самолет Кена начал падать. По словам Ширли, специалисты, расследовавшие причины катастрофы, сообщили ей, что самолет попал в аэродинамический флаггер, от него попросту отвалилось крыло. Он круто спикировал, и Кен погиб.

Ширли была потрясена горем, хотя, по ее признанию, за несколько месяцев до катастрофы у нее было предчувствие, что что-то должно случиться. Они были женаты тридцать лет, и вдруг без всяких причин их охватило романтическое настроение. За неделю до смерти Кен, сидя во дворе дома, вдруг стал напевать Прекрасные карие глаза — песню, которую он пел, когда начал за ней ухаживать. Ширли почувствовала, что их совместная жизнь близится к концу. А когда со своими подругами Ширли услышала в новостях о гибели легкомоторного самолета, «они не обмолвились ни единым словом, все и так было ясно».

Под давлением адвоката Ширли подала иск на авиационную фирму. Кен был опытным пилотом, он участвовал в войне в Корее и любовно относился к технике — стало быть, самолет не мог просто так развалиться на куски. Однако судебное разбирательство могло затянуться на долгие годы, и у Ширли стали сдавать нервы. У нее начались приступы крапивницы, не прекращающиеся шесть месяцев, а ее горло распухло настолько, что стало трудно дышать. И когда, наконец, было назначено первое слушание, Ширли задалась вопросом: а стоит ли продолжать? Находясь в смятении, она увидела яркий сон о своем муже. «Я увидела его настолько отчетливо, — вспоминала она, — он выглядел обновленным. Пожалуй, это слово наиболее всего соответствовало его облику. Его тело и кожа были новыми. Ни единой морщинки. Сидя в кресле-качалке напротив меня, он сказал: «Готов поспорить, ты не ожидала меня увидеть». После этого Кен легко под206

нялся с кресла и засеменил по коридору с фотографиями. «Я вернулся разобраться в этом деле», — объяснил он. Ширли проследовала за ним и оказалась в комнате с коричневатыми деревянными стульями для публики и белым пюпитром. После этого она проснулась.

Полагая, что Кен желал прояснить картину своей смерти, Ширли приняла решение не снимать обвинения. Спустя несколько дней после сна все симптомы ее стресса исчезли. А еще через несколько месяцев в ходе развития процесса она оказалась в зале суда и узнала в нем ту самую комнату с белым пюпитром для выступления судей. Судебное слушание производило на нее устрашающее впечатление, однако Кен регулярно появлялся, чтобы ее поддержать. Во время одного из таких посещений она застала его за столом с карандашом и бумагой, как будто он пытался разобраться, что произошло. Он начертил схему механической детали, повернул рисунок вверх ногами и подтолкнул его к ней по полированной поверхности, чтобы она с ним ознакомилась. Через несколько дней адвокат, объясняя ей, что, по мнению расследователей, в самолете был неисправен силовой привод, нарисовал чертеж детали.

«Именно ее я и видела во сне!» — воскликнула Ширли. По ее словам, неисправность этой детали и стала уликой преступной халатности авиакомпании и ее крючкотворства. «После того самого сна, — вспоминает Ширли, — следователи, разбирая обломки самолета, обнаружили пропажу детали. Представители фирмы, допущенные к осмотру обломков самолета, привлекли механика для разбора агрегата. После этого случая деталь исчезла».

Попытка укрывательства со стороны авиакомпании ценной для следствия улики вызвала ответную реакцию со стороны судей, и Ширли выплатили приличную денежную компенсацию. Мне удалось переговорить с ней после оглашения приговора. Со спокойной грустью она сообщила, что Кен, похоже, собирается ее покинуть. Его поведение говорило о том, что его занимают новые дела. Ширли рассказала мне о последнем сне.

Мы с Кеном находились во дворе и как в старые добрые времена играли и пели. И тут оказалось, что репертуар наш нуждается в обновлении, и я заметила, что соседи наши распевают новые песни. Один из них, певший хорошим басом, захотел, чтобы я к ним присоединилась. Кен, кажется, ничего не имел против.

«Возможно, — заключает Ширли, — это означает, что музыка наша продолжится, но уже будет другой, и ее будут петь другие люди».

Предки-целители

Когда нам требуется помощь, нам могут присниться не только близкие нам люди. Во многих традиционных культурах невидимая община, окружающая нас, включает в себя наших предков, родственников, живших несколькими поколениями до нас.

Клод Макабелла — неунывающий, круглолицый мужчина, клан которого проживает в Северном Мозамбике, — поведал мне свою историю о встрече с миром умерших. Мы сидели на зеленом дворе его дома на окраине Йоханнесбурга. Одетый в лилово-белую рубаху с узорами, изображающими дух предка (мндаго), коротко подстриженный, с начинающими седеть волосами, Клод вспоминал о том, как в молодости ему, работавшему клерком в клинике, поставили диагноз «двустороннее воспаление легких». Коктейли из антибиотиков не пошли на пользу, и состояние его здоровья становилось критическим. Неожиданно для себя он заметил в палате присутствие чего-то странного: «Сперва налетел сильный ветер. Затем в палату вошел невысокий мужчина в коротких штанах и с длинной бородой! Я не смел пошевелиться. Я наполовину бодрствовал и наполовину спал. Затем я оказался среди зарослей на пастбище. Вокруг были деревья и травы. И тут я увидел, что люди копают мне могилу!»

«Вы увидели все это во сне», — предположил я. «Нет, глаза мои были открыты, — ответил Клод. — Люди были настоящие! В этом и загадка. После я оказался у себя дома. Я увидел старика со старинным посохом, с головой, вырезанной на ручке. Это был посох благородного господина. Я проснулся и не мог дышать. Я был исцелен». Затем он описал внешность мужчины своей матери, и она тотчас его узнала. «Она сказала мне, — вспоминал Клод, — что это был мой прадед по отцовской линии».

Несколько раз, когда состояние мое становилось угрожающим, мне являлась моя бабка. Она была иудейской зайдой. Житейские советы, которые она давала, пока была жива, казались мне слегка приземленными. Однако настоящая их мудрость проявила себя в сновидении. Во многих племенных культурах предки постоянно общаются со своими живыми потомками. Для нас же подобное явление является скорее исключением из правил. Мы относимся к нему снисходительно и не принимаем всерьез до тех пор, пока наши предки сами не заявят о себе во сне. После этого они уже перестают быть теми ветхозаветными персонажами с дагерротипов, надменно позирующими в своих лучших парадных костюмах, но наполняют нас своим живым присутствием. (Однажды я увидел во сне свою матушку: она сидела на крыле биплана — молодая, жизнерадостная женщина, она смеялась, запрокинув голову.)

Одна женщина рассказала мне свой сон.

Я готовлю еду для мужа и детей и замечаю, что за столом не хватает одного прибора. Я ищу его в смежных комнатах, где собралось много народу. Затем вижу своего покойного отца, которого порой избегала. Он сидит откинувшись на стуле, изучая меня глазами. Он выглядит настолько хорошо, что я говорю ему:«Я так без тебя скучаю». Отец отвечает мне: «Мне тоже тебя недостает». Мы обнимаемся, и я испытываю чувство глубочайшей любви.

«Он как будто был со мною наяву, — признавалась она мне. — Будто бы я была еще ребенком и узнавала его по характерному запаху, по легкой щетине, выросшей задень». Женщина поняла, что жизненное пространство, которого она искала, и было этими нерушимыми и все еще живыми узами. Возможно, наши предки и есть наши недостающие составные части*

Двигаясь вперед, мы заметаем следы за спиной; мы открываем себя заново, начинаем жить с чистого листа. Я редко задумываюсь о своих покойных родственниках или этнической тождественности. Я говорю себе, что являюсь некой универсалией, странником, просто прохожим. Но вот что мне приснилось.

Я узнал, что фамилия моей семьи по-польски означает «Грааль». Само мое существование наполняется неким смыслом: я — это не только я сам, но и целая благородная родословная, подчинившая себя служению великому делу. В другом сне странный человек, мой дальний родственник, доверил мне гроссбух XVIII столетия, содержавший от руки нарисованную карту фамильных имений. Я листал страницы, рассматривая картинки, напоминавшие фантазии Гейнсборо, — зеленые пейзажи с лугами, холмами, ручьями и островками леса в отдалении. Сердце мое билось в изумлении. «Неужели все это наше? — спросил я у этого человека. — Неужели это наша собственность?» В ответ он утвердительно улыбался.

Дата добавления: 2015-10-02