Ларри Досси, доктор медицины 7 страница

Период древнего культа Асклепия сохранил до наших дней огром- ^ ное множество свидетельств исцеления во сне. Греки верили, что если больной заснет в храме божества, то, увидев сон, внушенный ему свыше, он проснется здоровым человеком. Для этого ему достаточно увидеть особый сон, называемый «сильным» или «целительным». Излечение могло совершиться через сон о собаке, змее или о самом боге Асклепии. В последнем случае исцеление наступило бы незамедлительно. Первые же свидетельства о случаях чудесного исцеления были вырезаны на стенах храмов Эпидавра и Коса его верховными жрецами. (Пример: «Слепому Алецетесу из Аликоса приснился Асклепий, открывающий его глаза своими пальцами. На другой день он прозрел».)

Если бы человек, которого я назову Томас, жил несколько тысяч лет том назад, ему, возможно, пришлось бы заказывать такую же памятную доску Томас, подошедший ко мне после лекции, прочитанной для персонала юго-западного госпиталя, работал адвокатом и вел гражданские дела до того момента, пока неожиданно не впал в кому В свои почти шестьдесят лет этот чудаковатый и медленно говорящий мужчина считает, что трагедия, случившаяся с ним в сентябре 1972 года, по сути своей необъяснима. «В пятницу вечером я лег спать, — неспешно рассказывал он, — а в субботу днем отец не смог меня разбудить». Ни попытки его матери, вернувшейся домой после работы, ни старания его брата-полицейского также не принесли результатов. Это не удалось и врачам неотложки, которые спешно перевезли его в больницу. Заканчивалось воскресенье, и по убеждению лечащего врача его пациенту оставалось недолго: «Он велел матери ехать домой и позвонить ему, сообщить название морга, куда следовало отправить тело».

Однако мать отказалась оставить его умирать. Она настояла на домашнем уходе для своего сына, чья жизнь теплилась таинственным образом и чье тело продолжало дышать без помощи прибора для искусственного дыхания. Тело Томаса лежало на кровати, питаясь через трубку, в то время как сознание его покинуло. «Я был без сознания, — объяснял он смущенно, — прошло три года, а я все еще оставался без сознания». Так продолжалось до того самого дня, пока в ногах его кровати не появился мужчина и не сказал: «Вставай, Томас. Ты мне нужен». «И я встал, — вспоминает Томас, — я вышел в гостиную — и моя мать закричала. Закричал и мой отец.

И я спросил их: «Куда ушел сосед?». Я думал, это был сосед. Борода, мантия или нимб — всего этого у него не было. А уж тем более у него не было крыльев».

Потрясенные родители Томаса ответили ему, что в комнату никто не входил.

«После этого я три недели разыскивал этого человека. Просиживал на лавочке в центре города, надеясь высмотреть его в толпе. Я не верил в то, что он был ненастоящим. Если бы меня попросили описать его приметы, — говорил Томас с насмешливой улыбкой, — я бы сказал, что он похож на Алана Ладда, который играет в Шейни. Ничего религиозного в нем не было».

По признанию Томаса, какое-то время ему было трудно привыкнуть к тому, что прошло уже три года. «И как они могли избрать этого фермера с арахисовых плантаций Картера президентом США? Мне казалось это более неправдоподобным, чем то, что случилось со мной!»

Приятель Томаса по больнице рассказал мне, что тот до сих пор страдает когнитивным дефицитом и проблемами восприятия — побочными эффектами того испытания, которое ему довелось пережить. Как бы ни была велика сила, разбудившая Томаса, она не может отменить все законы человеческой психологии. После длительного, медленного выздоровления Томас решил поступить на курсы богословия. В свое время он получил религиозное образование («пара лет в семинарии, но я не чувствовал себя призванным») и таким образом был хорошо знаком с модной сегодня «погоней за ангелами». Со своей стороны, он не хотел бы навешивать ярлыки на феномен, сравнимый разве что с воскрешением Лазаря. По его признанию, он был потрясен загадочными словами этого человека. «Ты мне нужен» — продолжает звучать для Томаса «как отрывок из Библии, где Иисус дает наставления своим ученикам».

Теперь Томас служит капелланом, в чьи обязанности входит давать наставления на смертном одре. «В моей практике было много случаев, когда человек нуждался в примирении, — рассказывал он в своей неспешной и открытой манере. — Отец много лет не разговаривал со своими детьми. Сестра с братом разорвали отношения, так и не сумев уладить старые ссоры. Я пытаюсь дать им последний шанс, чтобы снять этот груз». У Томаса тонкая улыбка, улыбка человека, который знает что-то, но не может высказать это словами.

Что случилось с Томасом? Ему приснился сон? Он видел призрака? Ему было видение? Термины современного языка, описывающие иное состояние, кажутся почти синонимами. Нам только известно, что нечто — некая сила цельности — вторглась в его разрозненное состояние. Стало ли это причиной его пробуждения или было последним толчком в постепенном процессе выздоровления и выхода из комы? Кроме того, психологические и физиологические процессы могли таинственным образом совпасть, и эта загадка так же необъяснима, как и само его исцеление.

Врачи из снов

С Томасом меня познакомил один из врачей — управляющих больницы, который разрешил мне, собиравшему материал для книги, опросить своих пациентов. Иногда в медицинской среде можно встретить подобных врачей и сестер, признающих — часто в приватной беседе, — что сны имеют место в их практике. Некоторых из них можно назвать «целителями поневоле», поскольку природа сновидения открылась им во время личных кризисов здоровья¹⁴.

Доктор Джули Карпентер — симпатичная и на редкость жизнерадостная женщина для своих почти пятидесяти лет — сохранила все характерные особенности духовной закваски шестидесятых. Она изучала йогу со Свами Сатчитанандой, и философию в Стэнфорде еще до того, как стала известнейшим врачом моего города, «золотые руки» — как ее называли бы в годы дохолистической медицины. Великолепный педиатр, она, как ни странно, взяла на себя наблюдение за домашними родами.

«Принимая роды, — рассказывала она, — я постоянно видела поразительные сны». Как-то раз одна семья настаивала на проведении домашних родов. Джули приснился яркий сон о том, что ребенок может оказаться мертворожденным. Она умоляла родителей согласиться на больничный уход и в конечном счете уговорила семью. «Это было правильным решением, — вспоминала она. — Пульс малыша неожиданно упал до сорока. Пришлось вытаскивать его хирургическими щипцами. В домашних условиях он бы умер, а так вырос и стал чудесным юношей».

Конечно, это могло быть и совпадением. Однако такие случаи продолжались, хотя и не всегда с более-менее благоприятным исходом. Джули приняла роды у пожилой пары, и все прошло без осложнений. Несколько месяцев спустя она увидела ребенка спящим на руках у матери во время уличного аукциона. Декабрь в Скалистых горах выдался холодным, и Джули хотела купить небольшой фургон. Через несколько дней ей приснился сон, после которого она уже не смогла заснуть. Ребенок находился в машине со своими родителями, когда вдруг его вырвало собственным сердцем. Этот ужасный и непрошеный образ до сих пор не дает Джули покоя. Вскоре после этого ей позвонили несчастные родители и сообщили о внезапной смерти их грудного ребенка. «Стояли ужасные холода, они возвращались домой по одинокой дороге, и у машины заглох мотор, — рассказывала Джули. — Когда проезжавший фермер взялся их подвезти, они обнаружили, что ребенок мертв».

В свое время фермер и его жена также пережили подобную утрату, они успокоили родителей и проводили их в больницу. Сон произвел на Джули настолько сильное впечатление, что она оспорила диагноз «внезапной смерти во время сна ребенка в грудном возрасте» и настояла на вскрытии. Оказалось, что ребенок скончался от порока сердца. Иногда она спрашивает себя, что было бы, если, проснувшись после кошмара, она предприняла бы более решительные действия. Возможно, ей удалось бы поставить диагноз своевременно: «Теперь научились делать пересадки. Но тогда этого еще не умели. Если бы в детской больнице решились на операцию, то ребенок бы все равно не выжил. Ему пришлось бы пережить более тяжелые страдания».

После одного сна Джули все-таки решилась на действия, которые спасли ей жизнь. Достигнув возраста, когда женщинам рекомендуется каждые два года проходить обследования, она — будучи высококлассным женским врачом — от него отказалась. «Я не хотела беспричинно подвергать себя радиации, — объясняла она. — Я повела себя как невежественный человек. К чему беспокоиться, если я хорошо питаюсь, хорошо живу, занимаюсь гимнастикой и в семье у меня никто не страдал от рака?»

«Однако после этого у меня был короткий, но очень яркий сон, в котором я шла по больнице на обследование. Я работала в больнице, и в этом не было ничего необычного, однако образ этот не давал мне покоя. Я записалась на процедуры. Не прошло и получаса, как меня срочно вызвали, потому что была обнаружена крохотная, меньше одного сантиметра злокачественная опухоль. Через три недели мне сделали операцию, и мои лимфатические узлы пришли в норму. Если бы его не вырезали сразу, мы бы сейчас не разговаривали. — Она указала на небо, потом на свое сердце и пожала плечами. — Великая Душа, коллективное бессознательное — как бы его не называли — действительно существует. Я поняла, что мы живем в окружении чего-то Иного».

На своем собственном опыте Джули, наряду с собственными медицинскими алгоритмами, не оставляет без внимания внутренние диагнозы пациентов: «Если больной видел сон, которому я не могу найти разумного объяснения, я пытаюсь выяснить его причины. Если в нем нет медицинской составляющей, мы ищем другие смыслы».

Такой подход возвращает нас в прежние времена, когда исцеляющие сновидения входили в набор незаменимых инструментов врача. (Как написал теолог XVI столетия Бенедикт Петерий в своем трактате De Magla: «Сны, указующие на здоровое или нездоровое состояние тела... целиком и полностью наблюдаются и изучаются врачом»¹⁵. В современной медицине снам уделяется в лучшем случае лишь поверхностное внимание. Однако несмотря на то, что врачи, всерьез относящиеся к сновидениям, остаются редкостью, наблюдается рост профессионального интереса к этой неосвоенной области. После серии снов, изменивших ее жизнь, Катарина О’Коннелл, практикующая

сестра из города Санта-Крус в Калифорнии, не только внедрила работу со сновидениями в свою практику, но и проводит семинары в нескольких медучилищах, где учит будущих врачей технике подобной работы.

Как и доктор Карпентер, О’Коннелл обратила внимание на поразительную схожесть снов при беременности. Более того, она пошла дальше: по ее убеждению, при помощи таких снов можно активно управлять самим процессом. Она приводит случай с одной беспокойной дошкольной учительницей по имени Джоан. Ее акушерка • обратилась к ней после четвертого выкидыша.

Джоан, которой исполнился 31 год, была женой профессионального футболиста. Перед каждым выкидышем ей снился один и тот же кошмар. В своем сне она была членом женской футбольной команды, одетой в белую униформу. Цель игры состояла в том, чтобы пройти девять ярдов (по сути дела девятимесячную беременность). Однако каждый раз Джоан удавалось пройти лишь до отметки в четыре с половиной ярда. На этом месте игра прекращалась, а форма становилась ярко-красной, тревожной, по цвету напоминающей кровь. Действительно, большинство выкидышей случилось примерно на четвертом месяце.

Сестра О'Коннелл вспоминает, как Джоан не сумела сдержать своего удивления, войдя в ее кабинет: «Она сказала: Боже, на вас та же форма, что и у моего тренера, который приснился мне сегодня ночью!» Выяснилось, что Джоан видела свой повторяющийся сон, только на этот раз у команды была форма изумрудно-зеленого цвета, а у нового тренера было необычное синее ожерелье. «И правда, — добавляет сестра, — на мне была одежда изумрудно-зеленых цветов и редкое ожерелье из ляпис-лазури. Такая синхронность свидетельствовала о том, что может произойти что-то удивительное».

В процессе ее беременности сон продолжал развиваться, однако при этом изменилась его возвратная модель. Приближалась роковая отметка четырех с половиной месяцев, и Джоан приснилось, что в команде появился новый помощник тренера — женщина в белой медицинской униформе. Во сне она посоветовала Джоан «оставаться на боковой линии до конца игры». Джоан записалась на прием к акушерке, которая рекомендовала ей постельный режим и минимум двигательной активности. На шестом месяце Джоан приснилось, что она сидит на скамье, а женщина-тренер говорит ей, что «эта игра закончится на восьми с половиной».

«На той неделе, — рассказывала сестра О’Коннелл, — во время обычного осмотра акушер-гинеколог сказала Джоан, что по желанию она может сделать кесарево сечение в восемь с половиной месяцев». Вскоре после этого Джоан приснилось, как она со здоровым ребенком на руках сидит на стадионе вместе со своей командой. Сон сбылся. Роды принимала молодая женщина-врач, в которой Джоан тотчас узнала тренера в белой униформе.

Сестра О'Коннелл разработала собственную практическую теорию, объясняющую механизм, по которому сон проявляет свою целительную мудрость: «Сначала разворачивается этап презентации, на котором сновидящий знакомится с проблемой, симптомами или сложной задачей. После этого начинается этап сбора информации, в процессе которого сон выявляет новые сведения о заболевании и дает путеводные нити по его лечению. Затем, через несколько месяцев или даже лет, начинается этап обработки, когда часто появляются образы отдельных личностей или групп, потенциально полезных для сновидящего. И, наконец, сон выносит свое решение по проблеме. Исцеляющие путешествия такого рода, по мнению О'Коннелл, наиболее эффективны, когда больной и врач вместе прорабатывают обратную связь между сном и реальностью.

Глэдис МакГари, магистр по семейной медицине, большую часть своей жизни посвятила изучению сновидений. Она родилась и выросла в Индии под влиянием индуистской философии и родителей- миссионеров, «понимающих значение молитвы и духовного подвижничества». Еще в молодые годы она познакомилась с работой Эдгара Кэйси (Edgar Саусе), знаменитого медиума, называемого Спящим Пророком, и всерьез увлеклась работой со сновидениями.

Через семь лет после того как она приступила к своим штудиям, Глэдис приснился ужасный сон. Накануне она заметила небольшой нарост на щитовидной железе, однако, как это часто бывает, посчитала его неопасным. В своем сне она поймала в кувшин большого черного паука. Ядовитый паук выбрался, она схватила его за голову, тот вывернулся и укусил ее за палец.

«Боль была такой сильной, — рассказывала Глэдис, — что я проснулась». После этого она вновь уснула и увидела следующее.

Я нахожусь в ресторане, и некто, сидящий напротив, критикует мои дневники сновидений и выбрасывает их. После этого за стол садится знакомый мне священник, и мы приходим к заключению, что сон о пауке как-то связан с наростом на щитовидке.

Сразу после этого Глэдис удалилась в уединение, погрузившись в тридцатидневный пост и глубокую медитацию, постоянно обдумывая свой сон. В то же время она педантично продолжала вести дневники, отмечая постепенный рост положительных образов; дом, в котором прошло ее детство (нередко служивший символом тела), отремонтировали и обставили новой мебелью — казалось, все в нем работало исправно. По свидетельству Глэдис, после добровольного отшельничества опухоль исчезла. Глэдис не проходила биопсию, и нам неизвестно, была ли опухоль злокачественной. Нас, однако, не может не удивлять та целеустремленность, с которой она решила следовать исцеляющему сновидению.

Работа со сновидениями стала сегодня составной частью ее практики. Глэдис заносит сны пациентов в медицинскую карту наряду с прочими сведениями. Если больной вызывает у нее сомнения, она «спрашивает» совета у сна: «Принимая наилучшее решение, я спрашиваю у Бога, правильно ли я поступаю. Если в течение недели сон не сообщает мне иных вариантов, я заключаю, что мой интуитивный выбор был правильным. Если вы мчитесь по шоссе с четкими указателями, вам нечего бояться необозначенных поворотов».

Глэдис рассказала о семидесятидвухлетнем больном, которому удалили плечевой сустав из-за остеосаркомы, а затем диагностировали рак легких. Ему оставалось жить несколько недель, Больному приснился необычный сон: его придавило к земле четырьмя большими деревянными кольями, олицетворявшими четыре силы земли и не дающими ему подняться. «Так и быть, — загадочно объявил этот человек во сне, — в этом случае я использую двенадцать сил ума/» Он проснулся, еще не до конца сознавая своих намерений. Последующие события Глэдис пересказывала мне со смехом: «Этот мужчина отправился в Колорадо, где купил двенадцать белых индеек и объявил: «Вы будете моими белыми (здоровыми) клетками». Затем стал кормить их кузнечиками, приговаривая: «А это — мои раковые клетки». На следующее Рождество, превысив отпущенный ему срок, он умер от воспаления легких. Вскрытие показало, что легкие были здоровыми».

Глэдис часто приходилось принимать роды, и ее сны подготавливали ее к этому непредсказуемому процессу. Одна из рожениц была убеждена в том, что придется делать кесарево сечение. По всем симптомам роды должны были пройти без осложнений, и Глэдис убеждала ее не волноваться, однако пациентка настаивала на своем. Накануне ночью ей приснилось, что ее старый плюшевый мишка носит в животе детеныша, и чтобы его извлечь оттуда, нужно расстегнуть молнию. Роженица показала Глэдис, где расположена молния. Несколько часов спустя ей действительно понадобилось кесарево сечение, и Глэдис сделала разрез именно в том месте, на которое указывал сон.

По этому поводу мне вспоминается история, рассказанная одним австралийским аборигеном. Перед рождением своей дочери ему приснился сон, в котором ему было сказано ее имя. Итимасангава — записал он в своем дневнике. Абориген объяснил мне, что Ити означает «маленький», Санга — «муравей, питающийся медом», а Ва означает «мать». Однако по непонятной причине сон меня напугал.

«Прошло семь месяцев, — рассказывал этот человек, — и врач сказал, что у моей жены токсемия. Мне сказали, что выжить может только один: ребенок или мать. И все же я был убежден в обратном. Конечно, я не сказал им, что знаю это из сна! В конце концов жене сделали кесарево сечение. Сперва ребенок был маленьким и неразвитым, но теперь моей дочери двадцать один год, она стала здоровой и красивой».

Глаза его заблестели, когда он начал мне объяснять: «Понимаешь, чтобы добыть муравьев, нужно разрезать Мать-землю и выскоблить их оттуда. Сон говорил мне, что нужно вскрыть тело матери, чтобы достать оттуда крохотного ребенка».

Природа и тело сна

На основании человеческих переживаний можно выделить одну общую тему исцеляющих сновидений — согласованность между процессами тела и событиями внешнего мира. Рак, например, нередко представлен в форме растительности, зараженной насекомыми-па- разитами, или извергающегося вулкана, как будто бы разрущение нашей физиологии переживается на некоем глубинном уровне как сам природный мир, погружающийся в хаос. Возможно, источник подобных процессов коренится скорее в самой природе, чем в наших телах? «Что происходит на земле, то и случается с нами», — утверждают племенные народы. Неудивительно, что в снах о болезни Природа изображается грубо вторгающейся в дом или город (наши переживания о том, что болезнь вторглась на личную территорию), или, наоборот, мы видим, как вещи, сделанные человеком, сталкиваются с природными созданиями (символизируя, вероятно, то, что эпидемиологи называют болезнями цивилизации).

Одной женщине по имени Вэнди приснилась очень громкая жаба, пожирающая живых пауков и личинок, от нее ей пришлось скрываться в магазине. Затем ей приснился город с красивым озером, на поверхности которого плавали раковины, что навело ее на мысль о загрязнении. И, наконец, ей приснился сон: чернокожий мужчина рабо

тал рядом с канализационной трубой в Нью-Йорке. У отверстия трубы находились две лягушки; одна очень крупная, а другая — еще лягушонок. Я сказала мужчине, как хорошо, что в Нью-Йорке можно встретить столько живности и что лягушки очень чувствительные существа. Вскоре после своего первого сна она прошла обследование, и у нее нашли две фиброзных опухоли, одна из которых уже начала проступать. Операция прошла удачно. Однако сон заставил ее задуматься над вопросом; что вызвало образование опухолей? По мнению ученых, лягушки служат своеобразными барометрами экологического здоровья, а саму нашу планету можно сравнить с канарейкой, заключенной в угольной шахте. Возможно, болезнь женщины вызвана не только дисбалансом ее системы, но и была знаком загрязнения экосистемы в целом? (Согласно одной современной теории, объясняющей рост фиброзных заболеваний — около сорока процентов американских женщин, — причина их состоит в преобладании в воде и соли диоксина ксеноэстрогена, вызывающего эстрогенные опухоли, попадающие в пищевую цепь.)

В последующих снах Вэнди появлялись и другие водные обитатели (по мнению Юнга, вода — олицетворение женственности, а водные глубины представляют само бессознательное), Сны, рассказанные тремя разными больными, страдающими раком, ясно указывают на то, что заболевание приводит к неизбежной конфронтации с бессознательным, с неведомой нам жизнью, лежащей за пределами на- шихзнаний. Одна женщина по имени Демарис услышала ночью внутренний голос, убеждающий ее пройти обследование молочных желез. Муж этой женщины работал иглотерапевтом и отношение к западной медицине в семье было, мягко говоря, не самым лучшим. Однако родственники женщины страдали от рака груди, и после некоторого колебания Демарис обратилась к врачу. За несколько дней до обращения она увидела следующий потрясающий сон:

Сильный молодой человек ловит рыбу в огромном канале. Его отец — добрый и сильный, с голубыми глазами и седыми волосами — говорит мне: «Боюсь, как бы сын не выловил что-нибудь слишком большое». После этого мы видим в небе огромнейшую рыбу неземных желтозеленых флуоресцентных цветов. Она тащит за собой длинную леску, за конец которой, как за вожжи, держится юноша. Рыба в буквальном смысле тащит его на небо. Затем она ныряет, и он надолго погружается в воду. Я беспокоюсь о том, что он может утонуть. Но рыба опять выпрыгивает из воды, вытягивая его за собой. Мы ничем не можем ему помочь. Рыба полностью управляет ситуацией. Наконец, она зависает над землей и мягко опускает юношу на сушу. Он освобождает упряжь, и рыба улетает прочь. Я говорю: «Мало кому в жизни доводилось так покататься». Я замечаю, что его голубые глаза светятся ярче, и, хотя он весь дрожит, на голове у него только небольшая шишка.

Ее сон — своего рода рассказ о МобиДике со счастливым концом — убедил ее в том, что она может довериться собственному процессу исцеления, который мог закончиться плачевно. Операция Демарис прошла успешно. Светящаяся рыба ассоциировалась у нее с сознанием Христа, а ее цвет — с трансформацией. Сон представлялся ей путешествием-посвящением, в котором ее душа разорвала путы; она летала по небу — своей естественной среде обитания, развеяв сомнения в ее врожденных силах.

Раковый больной Марк Пелгрин вспоминает такой «сильный» сон.

Неожиданно для себя я оказался в кемпинге с таинственной женщиной. К нам на ужин пришел мужчина, принеся с собой очень большую рыбу. Мы направились к его палатке, а громадная рыбина — своего рода левиафан, золотая форель длиною в восемь футов — была вытянута на жерди. Рыба была еще жива и хватала воздух своим ртом. Однако она умирала, и я видел, как она мучается. Рыба содрогалась. Я ей сочувствовал, но, с другой стороны, понимал, что я — один из тех, кто будет ее есть. Теперь она станет пищей для меня и той таинственной женщины¹⁶.

Для этого мужчины рыба (которую он в конечном счете съел) также являлась библейским символом. Но вдобавок к этому через ее образ он становился участником трапезы великого и неразделенного тела Природы, он приобщался к ее иррациональной стороне, стороне, граничащей с бессознательным. Он соединялся с рыбой, умершей на не- ком подобии креста, впитывал ее в себя — почти как евхаристию, духовную пищу.

Сорокадвухлетняя врач-терапевт по имени Гэйл увидела свой главный пробуждающий сон в период восстановления сил после мучительной, но успешной операции на груди.

Мне приснилось, что я ловлю рыбу в темноте. Вода мерцала под лунным светом. Я насадила на крючок червя, гордясь тем, что процесс этот не вызвал у меня приступа тошноты, и снова забросила леску. Маленькая рыбешка заглотила наживку, но затем, заметив золотисто-серебряный проблеск, я с радостью наблюдала, как маленькую рыбку проглотила настоящая большая рыба. Я смотала катушку и схватила большую рыбу, чтобы снять ее с крючка. Затем, испуганная прикосновением к ней, я отбросила ее в воздух, и она упала на каменную набережную за моей спиной. Присмотревшись к ней, я обратила внимание на ее широко раскрытые круглые глаза. Рот ее раскрывался, хватая воздух. Она была такой красивой — блестящая, с бело-желтыми пятнышками, лежащая на совершенно черном камне. Я стала паниковать, не зная, как мне поступить. Неужели я стану смотреть, как она умирает? Меня подташнивало, и, кроме того, я испытывала глубокое сострадание. Я подняла рыбу и швырнула в воду, и она уплыла.

Гэйл чувствовала себя водой. Войдя в нее, она нашла нечто, что было сперва крохотным, а потом большим предметом, ее напугавшим. Она решила отделить себя от него, выбросить его на берег, но затем — предмет этот показался ей настолько красивым, что она решила снова с ним воссоединиться и бросила его в воду. Со вздохом Гэйл говорит о том, что все это так и осталось для нее загадкой.

Запись в ее журнале, сделанная сразу же после этого сна, повествует о жизни, которой она жила по приказу бессознательного, не ставя перед собой никаких прагматических задач. «Я хочу уступить и сдаться, — написала Гэйл, — упасть в себя, быть довольной тем, о чем я думаю или не думаю; оставаться собой вместе с солнечным светом, струящимся в окно, с машинами, проезжающими по улице, птицами, чирикающими и машущими крыльями на кормушке. Смогу ли я так жить? Если да, я стала бы счастливой. В этом случае я исключила бы себя из продуктивной, рабочей и целеустремленной жизни. Но разве я избегаю при этом чего-то? Разве я что-то упускаю? Я ищу смысл того, что раскрывало бы суть человеческого существа».

История, рассказанная этими тремя пациентами, в основе своей содержит общий мифологический сюжет. Подобного рода переживания привели Юнга к открытию его теории архетипов, утверждающей, что каждый из нас принимает коллективное наследие образов и историй, подобно тому, как часть нашей души содержит в себе врожденные способности к правильной речи. В каждом отдельном случае сон убеждает нас в том, что заболевание — это не только физическое расстройство, но и своего рода путешествие, открывающее (пускай нередко и со страхом для нас) неизведанные воды «Я». Случайным образом сновидящие «ловят на крючок большой сон», и улов их ока

зывается куда большим, чем они могли рассчитывать, — внушающим больше страха и больше чувства прекрасного.

В каждом из снов рыба была «слишком большой, чтобы с ней совладать». Силы души заявляют о своем тайном существовании, оставаясь при этом неподвластными нам. Однако их существование в свете дневной реальности имеет некие границы. Они привыкли жить на глубине, куда нередко увлекают нас с собою. Выброшенная на сушу рыба начинает задыхаться; погрузившись в бессознательное, сновидящий тоже не может дышать. Сознательное и бессознательное не могут окончательно соединиться друг с другом, однако отсутствие сообщения между ними делает их неполными. Их взаимные откровения таят в себе как возможный риск, так и новые перспективы. В результате их взаимодействия рождаются на свет удивительные метафоры живой цельности, характеризующие саму суть целительства.

По словам Гэйл, она «искала смысл того, что раскрывало бы суть человеческого существа». Даже когда человек заглядывает в лицо смерти, сны побуждают его воспринимать жизнь широко, задавая себе главные вопросы нашего существования.

Исходя из собственного опыта, я стал доверять своим снам в той же мере, в которой мы доверяем рентгеновским снимкам, анализу крови, ультразвуковым обследованиям и пальпации. Сны проводят диагностику тела, снимая пульс его души. Работа с дневниками сновидений в чем-то сродни работе климатолога, сравнивающего модели поведения ветра и течения и находящего нечто общее между этими двумя на первый взгляд несхожими феноменами. Каков будет мой долгосрочный прогноз? Что предвещают мне мои сны? О чем они предостерегают и что обещают? Чего они хотят, эти ночные видения, соединяющие то, что актуально для меня, и то, что волнует человечество в целом, вызывая одновременно ликование и плач? Некоторые из моих друзей упрекали меня в чрезмерном внимании к мифологии. Я отчасти благодарен им за то, что они поднимали меня из собственных глубин. В то же время я не могу согласиться с тем, что наше путешествие, сопряженные с ним тяготы и отвага не нуждаются в еще более великих мифах. В конце концов мы гибнем во имя жажды мифов, и только набравшись смелости жить ими, мы достигаем настоящей цельности.

Глава 4

СНЫ И ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ

Людям, не видящим снов, никогда не достичь внутренней искренности, ибо только во сне человек может быть собой. Человек может отвечать лишь за свои сны; его поступки — это то, что он сделать обязан. Поступки — состязание в притворстве, каковым человек не может приписать своего полного авторства.

Джон Батлер Йейтс (Из письма к сыну)

Что будет, если мы последуем зову исцеляющего сновидения? При | отсутствии стержня жизнь наша утратит некую иерархию? Или, напротив, наполнится смыслом, и наши внутреннее и внешнее «Я» станут отражать друг друга с такой точностью, о которой мы раньше и не смели мечтать? Станут ли события в нашей жизни более последовательными, а ее траектория устремится вверх? Или, доверившись своим крыльям и воспарив к солнцу, мы разобьемся о землю? Какой I жизнью, по мнению сна, нам стоит жить?

Дата добавления: 2015-10-02