Первые занятия с детьми – Проповеди – Акробат – Опустошение гнезд

Вы много раз спрашивали меня, в каком возрасте я начал заниматься с детьми. В десять лет я делал возможное для моего возраста, и то был своего рода летний Ораторий. Послушайте. Будучи довольно юным, я уже изучал характеры своих товарищей. И вглядываясь кому-нибудь в лицо, я зачастую читал планы, спрятанные в сердце. Поэтому мои ровесники меня очень любили и весьма уважали. Любому из них я был любезен как судья либо друг. Со своей стороны я делал добро тем, кому мог, зла же не причинял никому. Товарищи очень меня любили: надеялись, что в случае драки я их защищу. И неслучайно: хотя ростом я был меньше всех, у меня доставало силы и отваги внушить страх ребятам намного старше, поэтому, стоило вспыхнуть любого рода ссоре, спору, драке, я становился арбитром противников, и все охотно принимали вынесенный мною приговор.

Но что их собирало вокруг меня и вызывало безумный интерес, так это мои рассказы. Примеры, услышанные в проповедях или на катехизации; чтение Сюзеренов Франции, Жалкого вояки, Бертольдо и Бертольдино [5] – вот благодатная почва для бесед. Завидев меня, друзья сбегались со всех сторон, лишь бы услышать что-нибудь от того, кто сам едва понимал прочитанное. К ним примыкало немало взрослых, и порой меня по пути в Кастельнуово или обратно, где-нибудь в поле, на лугу, окружали сотни людей, собравшиеся послушать маленького бедного мальчика, который был наделён памятью, но обделён ученьем, а среди них казался великим знатоком: Monoculus rex in regno caecorum [6].

В зимнее время все звали меня в хлев рассказать какие-нибудь историйки[7]. Собирались люди любого возраста и достатка и наслаждались возможностью провести пять, а то и шесть часов вечером, неподвижно слушая Сюзеренов Франции в исполнении бедного чтеца, стоящего на скамейке, чтобы все его слышали и видели. Однако поскольку считалось, что они приходят послушать проповедь, перед началом и по окончании моих рассказов все осеняли себя крестным знамением и читали молитву Радуйся, Мария. 1826 г.

В тёплое время года, особенно в воскресные дни, собирались соседи – и немало чужаков. Тут уже дело отнюдь нешуточное. Я развлекал всех фокусами, которым сам обучился у других. На рынках и ярмарках часто бывали чудесники и акробаты, и я ходил на них посмотреть, внимательно отмечая малейшую деталь их подвигов; вернувшись домой, я тренировался, до тех пор пока не научусь делать так же. Только представьте себе достававшиеся мне ежеминутно тычки, удары и падения. Верите ли? В одиннадцать лет я знал игры с напёрстками, крутил сальто-мортале, делал ласточку[8], ходил на руках, бегал, прыгал и танцевал на канате, словно профессиональный акробат.

Опишу один воскресный день, чтобы показать вам, как я проводил остальные.

В Бекки был луг, где тогда произрастали разные деревья, из них по сей день сохранилась дикая груша, в то время исправно мне служившая. К ней я привязывал канат и протягивал к другому дереву, в некотором отдалении; затем ствили столик с сумкой; и, наконец, на земле расстилали коврик для прыжков. Когда всё было готово и каждый с нетерпением готовился полюбоваться на новенькое, я призывал всех прочитать одну из трёх частей Розария, после чего пелось священное славословие. Окончив это, я взбирался на стул, проповедовал, точнее, повторял запомнившееся из услышанного утром в церкви толкования на Евангелие или же описывал события и примеры, услышанные либо прочитанные в какой-нибудь книге. По окончании проповеди мы произносили краткую молитву, и я сразу принимался за развлечения. В ту минуту можно было наблюдать, как я уже сказал вам, превращение оратора в профессионального циркача. Я делал ласточку, сальто-мортале, ходил на руках вверх тормашками; затем, препоясавшись сумкой, глотал монетки, и те появлялись на кончике носа то у одного, то у другого; еще умножал мячи, яйца, превращал воду в вино, резал и разделывал на кусочки петуха, а потом воскрешал его и заставлял петь лучше, чем прежде – таковы были обыкновенные развлечения. По канату я ходил, как по тропинке; прыгал, танцевал, висел то на одной ноге, то на двух; то держался обеими руками, то – лишь одной. Через несколько часов такого времяпрепровождения, когда я уже изрядно уставал, все забавы прекращались, возносилась краткая молитва, и каждый уходил по своим делам.

Из собраний исключались все, кто богохульствовал, вёл дурные разговоры или же отказывался участвовать в религиозных практиках.

Вы спросите меня: но чтобы ходить по ярмаркам, рынкам, смотреть на фокусников, обеспечивать всё необходимое для подобных развлечений, нужны деньги, откуда же они брались? Об этом я мог позаботиться разными способами. Все монеты, что мать и другие мне давали для маленьких удовольствий или на лакомства; небольшие чаевые, подарки – всё откладывалось ради этого. Кроме того, я весьма искусно ловил птиц ловушкой, клеткой, на приманку, силками; очень хорошо отыскивал гнёзда. Собрав достаточно добра, я умел его весьма удачно продать. Грибы, красильная трава[9], молотильник[10] служили мне источником средств.

Вы спросите меня: была ли довольна моя мать тем, что я веду столь расточительную жизнь и трачу время на фокусы? Отвечаю: мать очень любила меня, я же безгранично ей доверял и без её разрешения не пошевельнул бы и пальцем. Она обо всём знала, наблюдала и позволяла мне этим заниматься. Если же мне что-то требовалось, то сама весьма охотно всё мне предоставляла. Наконец, мои друзья и вообще все зрители с удовольствием снабжали меня всем необходимым, лишь бы я обеспечивал им столь приятное времяпрепровождение.

Дата добавления: 2015-07-20