Глава одиннадцатая. Элспет.

Отель «Лэнгхэм», Лондон

27 ноября 1915

Дэйви,

ты только что уехал и, наверное, уже устроился на сиденье, слушая грохот лондонского поезда. Как мне жаль, что не проводила тебя до вокзала. Действительно жаль. У меня не хватило духа. Я знала, что если приду с тобой на вокзал, то схвачу тебя за руки и не отпущу. Однако сейчас я жалею, что не пошла и упустила возможность снова увидеть твое дорогое лицо

Должна признаться, что, как только высохли слезы, я страшно на себя разозлилась. Возможно, я думала, что смогу каким-то образом удержать тебя. Я бы сделала что-то по-другому, и ты не смог бы уехать. Я не говорю, что не стала бы предлагать тебе себя всю. Зачем? Ведь эти последние девять дней прошли идеально.

Однако, садясь в поезд, я испугалась, испугалась больше, чем когда взбиралась на паром, и пришлось идти, закрыв глаза и затаив дыхание. Каждый раз, как судно ныряло, я мечтала оказаться дома на неподвижной земле. Но в поезде было еще хуже. Он не просто вез меня из дома в неизвестность. Он вез меня к тебе.

Знаю, ты влюбился в меня. Никаких сомнений, мой мальчик. Три года аккуратного подбора слов, отточенные обороты, «Сью» на конверте, выписанное с неимоверной тщательностью. Разумеется, у меня не было причин беспокоиться о нашей встрече. И все же так и было. Вот до чего ты довел Элспет-по-ту-сторону-листа, остроумную и искушенную женщину, которая беспечно рассылает письма американцам, спорит о книгах и строчит стихи на одном дыхании.

Но эти стихи я обычно пишу при слабом свете свечи, а на тростниковой крыше надо мной на ночлег устраиваются птицы. Я сижу возле очага, от которого спиралями поднимается дымок, и вытираю слезящиеся глаза, чтобы еще раз перечитать твои письма. Соседи считают меня просто чудачкой Элспет, что гуляет по городу с книгой вместо веретена. Пока поезд приближался к Лондону, я не могла не волноваться, что ты подумаешь обо мне то же самое.

Но затем я ступила на вокзал Кингс-Кросс, через толпу отыскала взглядом твои глаза, и все мои страхи испарились. Ты увидел меня, несмотря на элегантное розовое платье, несмотря на волосы, которые я пыталась привести в порядок весь последний час, несмотря на все мои попытки выглядеть именно той женщиной, что пересекла всю страну, чтобы встретиться с забавным американцем. Ты разглядел настоящую Элспет. Ты разглядел меня.

Ты всерьез считал, что без этой дурацкой красной гвоздики в лацкане я бы тебя не узнала? Думал, что не увижу в тебе того романтика, каков, я знаю, ты и есть? Я так часто доставала и смотрела на твою фотографию, что, думаю, она осталась выжженной на внутренней стороне век. Теперь я поняла, что мои мечты обрели реальность.

Но увидеть тебя в живую, в цвете — это больше, чем все то, на что я смела надеяться. Знаешь ли ты, что твои глаза такого же коричнево-зеленого цвета, что и шотландские холмы зимой? И ты гораздо выше, чем я решила по твоим фотографиям. Ты потерял усы, что с таким старанием отращивал, а твои волосы стали короче, но мне все так же хотелось пропустить пальцы сквозь эти рыжеватые кудряшки.

Ты показался таким смущенным, когда встретил меня на вокзале, как если бы совсем меня не знал. И я не могла поверить, что мой Дэйви, юноша, который может бесконечное количество страниц рассуждать о книгах, войнах за деревья и о своей племяннице, произнес не больше десяти слов за ужином! Думаю, я болтала за нас обоих. И все же я нервничала — я первый раз была в ресторане. Столько людей, столько вилок и никаких овсяных лепешек. Но когда мы вернулись в «Лэнгхэм», когда ты оборвал мои слова поцелуем, заставив затаить дыхание, тогда я и увидела именно того Дэйви, которого люблю. Тогда я и увидела бесстрашного юношу, что украл мое сердце.

А «Лэнгхэм»! Как только мы миновали парадный вход, я почувствовала себя принцессой. Столько мрамора, стекла и электрических ламп — совсем как во дворце. Ты ожидал, что я не стану возвращаться в твою комнату? Наверное, так и было, потому что твои глаза ужасно расширились, а руки начали дрожать, когда я предложила зайти. Ты пять раз ронял ключи; я подсчитала. А ведь, в конце концов, оказалось, что волноваться было не о чем.

Жаль, что мы не могли остаться там навечно. Девять идеальных дней, когда я просыпалась утром, и каждый раз видела то удивленное выражение твоих глаз: ты боялся, что я покину тебя. Когда я засыпала в твоих объятиях после наших ленивых бесед в темноте. Я собирала бусины твоих слов, чтобы нанизывать их на ниточку одинокими ночами на Скае. Я первый раз слышала американский акцент. Больше всего мне понравилось его звучание тогда, когда ты говорил: «Я люблю тебя».

Знаю, ты должен был уйти. Даже после всего, даже после встречи со мной, ты должен был уйти. И я терпеть не могу себя за то, что ненавидела это. За то, что потратила часть нашего бесценного времени на сожаления.

Конечно, я не могла сказать тебе все это лично. Я и так едва могла говорить. Сам звук наших голосов был настолько... странным. Настолько банальным. Признаюсь, я не могла дождаться, когда, наконец, окажусь наедине со своим блокнотом и ручкой, чтобы высказать тебе свои чувства. Рассказать, как мой разум предательски сотрудничает с моими сердцем и телом и заставляет меня невероятно скучать по тебе, скучать сильнее, чем казалось мне возможным.

Я люблю тебя. Береги себя. Береги себя ради меня.

Сью.

Отель «Лэнгхэм», Лондон

29 ноября 1915

Мой мальчик,

ты, возможно, еще не получил мое предыдущее письмо, но я подумала, что не могу не сказать тебе снова, как сильно по тебе скучаю. Отель кажется мне таким большим и одиноким без тебя (в комнате эхо или это игры моего воображения?). Здесь все еще пахнет апельсинами, и, клянусь, матрас еще помнит тяжесть твоего тела. Каким бы очаровательным ни был «Лэнгхэм», я не буду слишком грустить, покидая его. Когда тебя здесь нет, он теряет свое очарование.

Сегодня я ходила по магазинам. Дэйви, почему ты не говорил мне обо всех этих книгах? Я гуляла, завернула за угол и вдруг обнаружила целую улицу книжных магазинов. Ты можешь найти это смешным, но даже в своих самых смелых мечтах я бы никогда не вообразила себе магазин, заполненный одними книгами. Боюсь, когда я стояла в дверях первого из этих заведений и округлившимися глазами пялилась на бесконечные полки книг, я выглядела «дремучей деревенщиной». Это был «Фойлс», так что неудивительно, что прошло довольно много времени, пока я наконец не вышла, щурясь от солнца. Клянусь, я терялась около дюжины раз. Оставшуюся часть дня я бродила из одного конца Черинг-Кросс-роуд в другой, заглядывая в каждый книжный на своем пути, и не покидала их, не купив хоть что-нибудь. Я научилась небрежно говорить: «Отправьте в «Лэнгхэм»», а затем была ошеломлена, когда увидела ту груду посылок, что ожидала меня вечером в отеле.

Я гадала, что купить тебе, Дэйви, дорогой, так как знаю, что в твоем вещевом мешке совсем немного места. Все, что нужно человеку, чтобы пережить все превратности судьбы, — это Библия и W. S. (и тот, и другой). Я решила, что Библия у тебя уже есть, поэтому посылаю тебе «Деву озера» Скотта и самое компактное издание трудов Шекспира из всех, что я смогла найти. Ну а оставшееся в посылке место я заполнила Драйденом. В конце концов, «слова — лишь отраженья мыслей наших».

Смешнее всего оказалось то, что в одном из магазинов меня встретили мои собственные книги. Должно быть, я выглядела заинтересованной, когда взяла в руки «По волнам к Пейнчоррану», потому что тут же ко мне подскочила продавец. «Изящные маленькие вирши, — совершенно серьезно сказала она. — Писательница живет в горах Шотландии. Книга передает премилое ощущение их местных предрассудков и почти примитивного образа жизни». Я глубокомысленно кивнула, а затем отнесла книгу к прилавку и подписала на форзаце самым разборчивым почерком: «Элспет Данн». Передала книгу изумленной женщине и сказала, как надеюсь, неземным голосом: «Мы — самые обыкновенные дикари, но не всегда едим своих детей».

Я собираюсь принять еще одну долгую, роскошную ванну; ванну, для которой мне не приходится самой таскать воду и греть ее. Просто опуститься в горячий пар с розовым маслом — райское наслаждение. Утром я встречаюсь со своим издателем на Сесил-корт (где, как он пообещал мне, книг еще больше!), а затем я направлюсь на вокзал, чтобы сесть на поезд обратно на север. Когда я достигну места назначения, напишу тебе, а пока скрещу все свои пальцы и, может, даже глаза (когда никто не будет видеть), чтобы в Эдинбурге меня ждало письмо от тебя.

Каждой клеточкой своего тела,

Сью

Париж, Франция

5 декабря 1915

Моя Сью,

Как удивительно добраться сюда и обнаружить, что меня ждет не одно, а два твоих письма.

Я был занят: бегал, кажется, по всему Парижу, оформлял необходимые бумаги, покупал форму и оставшуюся амуницию, сдавал экзамен по вождению. Я говорил тебе, что, когда я плыл через Атлантику, у меня возникло ребяческое желание поехать сначала в Париж и только потом — в Лондон, чтобы поприветствовать тебя в полном обмундировании? Думаю, что выгляжу очень элегантно. При полном параде, но мне некуда выйти!

Пока нас не отправляют на фронт, и мы стараемся насладиться этим недолгим временем, до того как начнется настоящая работа. Благодаря мундиру мы получаем самые разнообразные преимущества: билеты в театр за полцены, дешевую выпивку. Все это весело, но... так не похоже на тот развеселый Париж, что я помнил. Многие театры и концертные залы не дают представлений или сократили рабочие часы. Кафе закрываются рано, а ночью на улицах приглушают фонари. Как бы далеко Париж ни был от окопов, это — город на военном положении.

За книги я очень признателен; уверен, ты этого и ожидала, когда покупала их. Ты полна решимости превратить меня в любителя поэзии, верно? Разве я не говорил, что не хочу знать никаких поэтов, кроме Элспет Данн? В моем мешке нашлось место только для Шекспира, но Гарри ознакомится с Драйденом и W. S., а потом мы поменяемся.

Со мною сейчас та Библия, которую я получил во время первого причастия. Это небольшой томик в мягком кожаном переплете, со страницами не толще крылышка стрекозы, поэтому он замечательно уместился в мой мешок. На форзаце круглыми детскими буквами написано мое имя, а где-то между страницами «Книги Руфь» лежит локон волос Эви, что не может не напоминать мне о доме.

Также у меня с собой зачитанный «Гек Финн» — я взял его скорее для уюта, чем для чтения, ведь я, возможно, смогу повторить всю книгу по памяти. Но эта потрепанная книжица всегда была первой в моем чемодане, когда в конце путешествия меня ожидало что-то трудное, либо неприятное; я брал ее с собой в госпиталь (куда, как ты знаешь, я попадал не раз и не два), в первое свое плавание по океану, не забыл ее и тогда, когда отправлялся в колледж или переезжал в новую квартиру. Я достаю ее, быстро прочитываю, и сразу же чувствую себя так, будто бы сижу в том зеленом кресле в родительской библиотеке. Вполне естественно было взять ее с собой и сейчас

Возможно, это предрассудки, но я также считаю эту книгу чем-то вроде талисмана. Мама читала ее мне и Эви, когда у нас была корь. Книга закончилась, а на следующий день у Эви спал жар. Тот общий вздох облегчения всегда ассоциировался у меня с «Геком Финном».

Ты вполне справедливо можешь спросить меня: зачем неуязвимому Морту нужен талисман? Что ж, Сью, я боюсь. В первый раз за свою жизнь я боюсь чего-то осязаемого. Со мной было все в порядке во время плавания через океан, я даже жаждал того, что ждало меня во Франции. Не предугадал же я того, что нашел в Лондоне. Там я нашел кое-что, ради чего стоит вернуться. Твою любовь, Сью.

Юноша, что никогда не пасовал перед возможностью смелой выходки, оказался на коленях перед женщиной, которую только что встретил. Но какой женщиной! Когда ты вышла из поезда, а сквозь стеклянную крышу на тебя упал солнечный луч и окружил сиянием, даже самый отъявленный атеист увидел бы в этом руку Господа.

Даже когда ты оказалась в тени, ты продолжала сиять, как свеча. Ты говорила, а я слышал хор серафимов. Когда мы уходили, ты положила ладонь на мою руку, а я почувствовал прикосновение крыльев. Да, это покажется тебе витиеватым, но именно это было у меня на душе. Когда мой взгляд упал на тебя, окруженную солнечным светом, я внезапно испугался. Испугался, что сейчас ты исчезнешь стайкой бабочек, или что меня собьет автобус, а мир рухнет, для нас так и не начавшись.

Но только когда мы оказались в такси, и нас отбросило толчком в тот угол, а ты оказалась почти у меня на коленях, я окончательно осознал, что ты — из плоти и крови. Моя кожа запомнила каждое твое прикосновение в этот момент, и это ощущение не растворилось до самого конца дня. Не знаю, произвел ли этот случай на тебя такое же впечатление, как и на меня, но мне он напомнил с кем я. Не с недосягаемым ангелом, а с женщиной, которую я знаю лучше, чем свои пять пальцев.

Но я все равно был в ужасе. Боялся сделать неправильное движение. Первый вечер был идеален. Ужин, танцы, прогулка по Риджентс-парк. Я не хотел испортить все это каким-нибудь неуместным предложением. Я хотел — о Боже, как же я хотел! — но никогда не смог бы заставить себя облечь это желание в слова.

Мне нужно кое в чем признаться. Возможно, ты уже знаешь, о чем я. Я никогда раньше не был с женщиной. С женщиной в этом смысле. Помнишь, как ты натянула мне простыню на плечи? Я дрожал не от холода; я был до смерти напуган. Конечно, я имел представление о том, что нужно делать — все ребята об этом говорят — но у меня не было точной инструкции. Я боялся ошибиться. Я затем ты рассмеялась и снова меня поцеловала, и по твоему смеху я понял, что ты нервничала не меньше меня. Но как я мог знать, что инструкций для этого не существует? Как я мог знать, что будет... так?

И ты права: жаль, что мы не могли оставаться в нашей комнате на протяжении всех тех девяти дней, но, как я понимаю, выхода у нас не было. Я бы ни за что не стал отказываться от исполнения обязанностей шафера, и, думаю, Минна была рада, что ее свидетельницей была еще одна женщина, кроме ее матери. Гарри пришлось силой отрывать Минну от себя на вокзале. Она перебросила тогда свои волосы назад и одарила его долгим поцелуем, а затем он поднялся в поезд. Я оглянулся и увидел, что на какое-то мгновение уверенность Минны треснула, и она показалась мне маленькой девочкой. Ее фривольное поведение порой заставляет меня забыть, насколько она на самом деле молода.

Пока мы сидели в зале регистрации и ждали Гарри и Минну, я не мог не думать о нашем будущем, Сью. Когда я отслужу свой год и вернусь с фронта, то что тогда? Какие возможности нам остаются?

Гарри ворчит, чтобы я выключил свет и ложился спать. Сейчас этот сварливый выродок бросил в меня ботинком. До подъема нам остается всего несколько часов, поэтому, наверное, мне следует оказать ему эту услугу (только если он перестанет использовать меня как мишень).

Знаешь, это письмо к тебе помогло мне немного успокоить свои страхи. До тех пор, пока мне будут приходить от тебя послания (которые являются для меня дорогой жизни, ведущей в саму Шотландию), все будет в порядке. Я говорил, что в качестве талисмана у меня с собой книга, но на самом деле, Сью, ты мой талисман.

Люблю тебя,

Дэвид

Эдинбург

12 декабря 1915

Любовь моя,

твое письмо раньше меня оказалось в Эдинбурге, и Крисси в полном недоумении встретила меня на пороге своей квартиры. Я не торопилась возвращаться в Шотландию: провела несколько дней в Йорке, посетила аббатства Приграничья. Вырвавшись со своего острова, я хотела увидеть как можно больше. Думала, появиться внезапно на пороге квартиры Крисси будет забавно. Сказать, что она была шокирована, увидев меня, — не сказать ничего.

Это довольно ошеломляюще — после уединенной жизни в домике на моем изолированном острове оказаться в крошечной квартирке, полной детей и шума. По крайней мере, Крисси предоставила мне личную комнату — я сплю на диване в гостиной. У меня почти постоянно кружится и болит голова от этого гомона, но здесь очень мило. Дети Крисси и Аластера так выросли! Их семья покинула Скай где-то шесть или семь лет назад, так что в этом нет ничего удивительного. Я и не ожидала, что дети стопчутся. Моей племяннице Эмили скоро исполнится одиннадцать, и она уже настоящая леди. Мальчикам, Алли и Робби, сейчас восемь и шесть соответственно, и они - это просто наказание. Когда я в последний раз видела Робби, он еще не умел ходить, а теперь он носится по дому, рассказывает шутки и складывает в уме числа. Они все настолько полны жизни, что это кажется почти неприличным во время войны.

Между прочим, ты ведь сообщишь мне, если тебе что-нибудь понадобится, Дэйви? Да, здесь, в Эдинбурге, цены высоки, но, полагаю, во Франции они все равно выше. Я купила столько книг в Лондоне, так что, определенно, смогу послать тебе несколько, как только ты освободишь место в своем мешке. Можешь выкинуть кружку или что-нибудь из оружия. С собой надо брать действительно важные вещи, дорогой!

Я совершенно точно знаю, что имеешь в виду, называя любимое издание «Гекка Финна» источником уюта и даже удачи. Я редко покидаю свой домик, поэтому в моей жизни меньше волнительных моментов, чем в твоей (одним из них я считаю тот, когда подкупом заставила Вилли завязать мне глаза и бросить меня на палубу того парома). Мой талисман — это кусочек янтаря цвета чистого меда. Финли привез его мне после того, как в первый раз вышел в море с отцом. Именно этот камешек возбудил во мне интерес к геологии. Я постоянно ношу его в кармане, и если впадаю в уныние, то достаю его и рассматриваю, надеясь обнаружить заключенную в нем магию. Когда я читала в школе вслух или сдавала экзамены, я запускала руку в карман, чтобы подбодрить себя прикосновением к нему. Мой камушек стал гладко отшлифованным, а еще на нем есть выемка, в которую хорошо ложится мой большой палец. Вполне естественно, что его я первым положила в свой чемодан, когда покидала Скай.

Забавно слушать, как ты говоришь о том луче света, который упал на меня, когда я сошла с поезда. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но, боюсь, я не отнеслась к этому так поэтично, как ты. Я пыталась взглядом охватить весь вокзал, чтобы найти тебя, а тут так нелепо выглянуло солнце и стало светить мне прямо в глаза. А тот случайный толчок в такси? Возможно, я бы почувствовала тот же поток электричества, если бы не была смущена, когда неприличной кучей оказалась у тебя на коленях.

Нет, я ни в коем случае не преуменьшаю твои романтические впечатления, мой милый. В конце концов, я поэт, и могу быть такой же сентиментальной.

Я, определенно, нервничала при встрече с тобой, но не думала, что ты тоже будешь так волноваться. И бояться? Я и не предполагала, что ты знаешь это слово. Я бы даже сказала, что ты уже делал все это раньше: признавался в бессмертной любви женщине, которую никогда не видел, вступал во французскую армию ради предлога переплыть всю Атлантику, а затем заманивал эту женщину в один из самых дорогих отелей Лондона.

Да, я заметила, как в твоих глазах на мгновение появилась тень неуверенности, когда мы поднялись в твою комнату. Я не знала, что это был твой первый раз, но я задавалась этим вопросом. Но ты прав: я тоже боялась. Думаю, опыт всего мира не смог бы приготовить меня к первой ночи с тем, кого я действительно люблю. Но стоило ли вообще волноваться? Совершенно ясно, что все прошло хорошо, — иначе мы не повторяли бы это столько раз.

Не знаю, что нам остается делать в будущем. Но нужно ли беспокоиться об этом сейчас? В этом мире достаточно поводов для беспокойства и без того, чтобы мы добавляли в его хаос еще и эти проблемы. Ты просто должен стараться оставаться в стороне от снарядов и пуль, а я буду писать тебе и любить тебя с каждым днем все сильнее.

Твоя Сью

Дата добавления: 2015-07-19