Глава двадцать пятая. Элспет.

Остров Скай

6 апреля 1917

Любовь моя,

не знаю, можно ли мне присылать тебе еду, но не могу вынести мысли, что ты голоден тогда, когда мне есть чем поделиться. Яблоки, хлеб, копченые колбасы, сыр, бобы, рис, соленая селедка, лук, джем. Мой сад пока не готов угостить меня свежим урожаем, поэтому еще я добавила сушеных груш. Надеюсь, ты получишь все это без проблем.

В прошлом году в это время ты был в госпитале, и я места себе не находила от волнения. Не скажу, что сейчас я не волнуюсь (так как это со мной происходит каждую минуту, когда мы не вместе), но, по крайней мере, я знаю, что ты цел и невредим и очень по мне скучаешь.

Еще я начала переписываться с Минной. Ты знал, что у нее появился ребенок? Крошечный мальчишка с реденькими волосами такого же светлого цвета, как у Гарри. Минна прислала мне фотографию. Есть ли у тебя вообще какие-нибудь вести о Гарри? Минне, должно быть, тяжело без него.

С письмом в конверте ты найдешь мой поцелуй. Постарайся схватить его покрепче и не дать ускользнуть!

С любовью,

Сью

Пост-карта. Лагерь военнопленных

23 апреля 1917

Сью,

прошлым вечером я видел невероятно красивый закат. Он напомнил мне о том, как мы с тобой доехали когда-то на трамвае до Портобелло и наблюдали там с пляжа, как садилось солнце. Хоть вода и была ледяной, ты позволила мне закатать брюки и войти в нее. А потом ты сидела у меня на коленях, зарыв пальцы ног в песок, и мы ели тот ужасный пирог, который ты испекла. Но, ужасный или нет, сейчас он был бы очень кстати. И песчаный пляж. И закат. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы со мной была ты.

Дэйви

Остров Скай

2 мая 1917

Дэйви,

конечно, я помню тот закат. Наверное, это был первый раз, когда я сидела и просто смотрела, как солнце скрывается за линией горизонта. Я в самом деле чувствовала, как вращается Земля. Или это со мной сделал тот поцелуй.

Люблю тебя,

Э

Остров Скай

18 мая 1917

Дэйви,

от тебя давно не было известий. Я начинаю чувствовать, как мое сердце сжимает коготками волнения, как и всегда, когда от тебя нет писем. Ты должен признать, наша история в этом отношении не была образцовой. Когда ты не пишешь, причина обычно заставляет меня сесть, перед тем как прочитать письмо: я узнавала, что ты ранен и в госпитале, что ты в плену. Что на этот раз? Что еще могло с тобой произойти?

На этот раз я сделала кое-что новенькое. Оставив Эмили и мальчиков, я пошла в церковь. Я отправилась не в душную пресвитерианскую церковь моей юности, а в крошечную католическую часовню в Портри. Я вспомнила уют и загадочность Собора святой Марии и, кроме того, подумала, что, обращаясь с Господу с моей особенной просьбой — просьбой защищать тебя — я должна молиться тому католическому Богу, которому молишься ты.

В тот день в часовне я была не единственной. Там были и другие женщины, женщины в вуалях и платках, которые бормотали молитвы и ставили свечи. Я принесла с собой твою маленькую Библию и пальцем обводила твое имя, выписанное на форзаце. Я зажгла свечку и, не зная нужных молитв, просто закрыла глаза и думала о тебе. Когда я открыла их, то увидела, что возле меня сидит женщина и наблюдает за мной. «Вы произнесли за него новену?» Я признала, что не являюсь католичкой, почти ожидая, что меня попросят покинуть церковь. Вместо этого женщина взяла мою ладонь в свою и сказала: «Не волнуйтесь. Я помолюсь за него для вас». Она дала мне резные деревянные четки и пообещала научить меня молитвам при следующей встрече.

После я почувствовала себя гораздо лучше. Хоть от моего дома до Портри достаточно далеко, теперь я знаю, куда пойти, чтобы побыть с тобой.

С любовью,

Сью

Остров Скай

22 мая 1917

Дэйви,

пожалуйста, успокой мои страхи. Я почти каждый день езжу на велосипеде в Портри, чтобы помолиться за тебя, и мне нужно подтверждение, что мои мольбы были услышаны. Я только что выучила эти католические молитвы, и мне нужно знать, правильно ли я их произношу.

Хоть что-нибудь, Дэйви! Почтовую карточку. Одно предложение. Хоть слово. Пожалуйста.

Сью

1 июня 1917

Сью,

я долго раздумывал, как лучше сообщить тебе это. Ты не представляешь, сколько версий этого письма было написано. Но, наверное, лучше всего будет просто взять и все объяснить.

Иан жив.

Он не погиб, Сью. Он здесь, в этом лагере.

Несколько недель назад нас вывели на улицу. В наш лагерь как раз недавно перевели группу британцев, и они все сгрудились с одной стороны площадки. Скажу тебе, моя девочка, что звук английской речи заставил заслезиться мои глаза — ведь я шесть месяцев не слышал ничего, кроме французского и изредка — непонятного русского! Я направился прямо к этим ребятам, умоляя их позволить мне поучаствовать в разговоре — в любом.

Один из них спросил, откуда я. Я ответил: «Иллинойс», — и еще один воскликнул: «Иллинойс? Да иди ты! У меня там семья. Из какого ты района?» Европейцы, кажется, не могут осознать огромность Соединенных Штатов, поэтому, когда я ответил: «Из Чикаго. В частности, из Эрбаны», — этот парень сказал мне: «Ого, мой кузен живет в Чикаго. Фрэнк Тримболл. Ты должен знать его. Я спрошу его о тебе. Как тебя зовут?»

Я сообщил ему свое имя и услышал, как в толпе кто-то взревел: «Дэвид Грэм из Эрбаны, Иллинойс?»

Должно быть, я что-то ответил, Сью, потому что в следующий миг я обнаружил, что лежу на земле и в глазах у меня песок, а щека болит.

Я услышал, как кто-то спросил: «За что это ты его, друг?» — встал, пошатываясь, и увидел незнакомца, стоящего надо мной со сжатыми кулаками и перекошенным ртом.

«Это за то, что ты влюбился в мою жену».

Я еще нетвердо стоял на ногах и не успел отреагировать, когда в мою сторону был направлен еще один удар.

«А это за то, что ты заставил ее влюбиться в тебя».

Я сплюнул кровь. «Да кто ты такой, черт возьми?» — спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.

«Муж Элспет. Или ты соблазнил так много чужих жен, что потерял счет?»

Ты ведь не думаешь, что я мог спустить ему это замечание, верно, Сью? Конечно, я бросился на него. То, что последовало, можно описать только как традиционную потасовку на школьном дворе.

Казалось, она продолжалась вечно, но, вероятно, прошло только несколько минут, когда мы услышали крики немцев, и нас наконец смогли разнять.

Мы рухнули в пыль, задыхаясь, и толпа рассеялась. Сказать по правде, мы были слишком уставшие, голодные и истощенные морально, чтобы продолжить.

«Почему ты оставил ее? Почему не писал? — Я должен был спросить, ради тебя. — Она думала, что ты погиб».

Иан вытер нос рукой, и на его пальцах осталась кровь. «У нее был ты».

Сью, он знал. С самого начала. Он нашел у тебя письма, он знал, что ты годами тайно писала мне. Он разгадал все те намеки между строк, которые мы с тобой поняли гораздо позже. Он знал о наших чувствах еще до того, как мы сами признали их. Почему, как ты думаешь, он с такой готовностью записался в армию? Почему так хотел попасть на фронт? Ему казалось, что терять нечего.

Пока не знаю, что это будет значить для нас с тобой. Я все еще борюсь со своей совестью и пойму, если ты ответишь не сразу. Если хочешь написать ему, адрес тот же.

Дэвид

Остров Скай

18 июня 1917

Какая ужасная шутка, Дэйви! В самом начале чтения твоего письма я потеряла сознание. Храбрый Алли уже надевал пальто, чтобы под дождем бежать в город за доктором, когда я пришла в себя и убедила его, что это был всего лишь глупый розыгрыш.

В этом-то все и дело, верно? Иан не может быть жив. Я получила столько писем, подтверждающих его смерть. Мое пособие как жене солдата стало пенсией вдовы. Как могло военное ведомство ошибиться?

И что я должна чувствовать? Мой муж записывается в армию и отправляется на войну, и это оказывается грандиозной попыткой самоубийства. Он не пишет мне писем; не приходит домой на побывки. Он в плену уже больше года и не сообщил, что жив, ни мне, ни своей матери. Он удивлен, что я влюбилась в другого мужчину? А с какой женщиной этого не случилось бы?

О, Дэйви! Я этого не вынесу. Я не вынесу всего этого.

Сью

Пост-карта. Лагерь военнопленных

23 июня 1917

Сью,

завтра я расправлю крылья. Возможно, от меня долго не будет вестей, но не волнуйся обо мне. Ты — тот цветок, к которому я направлюсь.

Скучаю по твоей улыбке.

Дэйви

24 июня 1917

Сью, моя самая дорогая девочка,

если ты читаешь это письмо, значит, Иану удалось вырваться. Знаю, ты была ошеломлена, когда на твоем пороге, буквально восстав из могилы, появился он. Но однажды я пообещал тебе, что не встану между вами, когда он вернется домой.

Я написал для тебя сказку, Сью. Надеюсь, она объяснит тебе то, чего я не могу. Всегда знай, что я люблю тебя.

Навеки твой,

Дэвид

ЖЕНА РЫБАКА

Когда-то на свете жил рыбак. У него была прекрасная жена по имени Люсинда. Рыбак проводил в море долгие недели, преследуя стаи рыб, а Люсинда ждала его на берегу и чинила его сети, а ноги ее окатывало волнами. Она сплетала и связывала прочные серебристые нити и при этом пела. Жалостливо звучали ее воззвания морю, а бравые матросские напевы были полны надежды. Мелодии девушки звучали так красиво, что, казалось, исходили они из уст самих русалок. Люсинда глядела вдаль, туда, где небо сходилось с водной гладью, и ждала, когда же наконец появится лодка ее мужа, а голос ее был полон грусти.

Люсинда была так прекрасна, а песни ее столь чисты, что влюбился в нее сам повелитель вод морских. Каждый день, когда она сидела на берегу и чинила сети, он качался неподалеку на волнах и смотрел на нее со все возрастающей любовью. С каждой кристально чистой слезой, которую Люсинда роняла в море, повелитель вод подплывал поближе. Он страстно желал сделать что-нибудь, что заставило бы его возлюбленную улыбнуться. Он решил, что завоюет ее любовь, и тогда она согласится жить в море с ним.

Повелитель вод отправился путешествовать по своим владениям, разыскивая для Люсинды самые дорогие дары. Он искал то, чего она в своей скромной стране никогда не видела, то, что заставило бы ее понять, что в мире за пределами ее побережья и пустого горизонта существовало множество таинств. Он считал, что как только она увидит все сокровища дальних берегов и недр морских, то согласится жить с ним.

Повелитель вод опустился на самые глубокие глубины и нашел наконец самую красивую морскую раковину, какую только мог. Она была большой, нежно-белой, а от центра ее во все стороны лучами расходились светло-розовые и бледно-голубые переливы. С застенчивой улыбкой морской владыка подарил раковину Люсинде и очень обрадовался, когда девушка улыбнулась ему в ответ.

И все же она отказалась от подарка, сказав: «Если мне захочется получить красивую раковину, мне нужно будет только прогуляться по берегу и выбрать одну из тех, что разбросаны по гальке».

«Но ни одна из них не будет такой прекрасной, как эта морская раковина из дальних вод».

«Они все будут даже прекраснее, потому что находятся возле самого моего порога».

На следующий день морской повелитель плясал среди волн до тех пор, пока не нашел ослепительной красоты рыбку с ярко-голубыми и желтыми плавниками. Он поймал ее в стеклянную чашу и принес Люсинде, которая улыбнулась, но ответила так же, как и вчера: «Если мне захочется увидеть ослепительной красоты рыбку, мне нужно будет только вглядеться в мелководье залива».

«Но ни одна из плавающих там не будет столь прекрасной, как эта рыба из волн морских».

«Они будут даже более прекрасны, потому что плавают у самого моего порога».

Не отчаиваясь, повелитель вод целые сутки добирался до необычайной страны, где в садах росли пальмы, а воздух пах фруктами. Песок на том берегу блестел ослепительной белизной. Морской повелитель набрал этого песка и принес его Люсинде. Но ответ ее был прежним: «Если мне захочется посмотреть на блестящий песок, нужно будет всего лишь окинуть взглядом пляж».

«Но там песок не будет таким блестящим и белым, как этот, что я нашел для тебя».

«Для меня он будет даже более блестящим, потому что находится у самого моего порога. — Люсинда кротко улыбнулась повелителю вод: — Воды принадлежат тебе. Ты путешествуешь с их течениями, по волнам добираешься до самых далеких стран. Но моря не для меня и никогда моими не будут. Мой домик на берегу для меня более дорог, чем все сокровища мира».

В ярости повелитель вод уплыл прочь. Он не понимал, почему после всех тех великолепных даров, что он предлагал Люсинде, после той подводной жизни, которую он готов был устроить ей, она все равно предпочла компанию простого рыбака в своем простом доме на берегу. Над водой разносились песни Люсинды, и они плакали тоской и грустью.

Отвергнутый повелитель поразил громовым раскатом поверхность вод, и разразилась сильнейшая буря. Полил дождь, и берег скрылся в его серой пелене. А далеко в разбушевавшемся море плясала крошечная рыбацкая лодка. Вскинулся рядом гребень волны, а на нем восседала водяная лошадь с оголенной грудью, острыми клыками и гривой переплетенных водорослей. Разбрасывая за собой хлопья белой пены, водяная лошадь ринулась прямо к лодке.

Если рыбака затянет под воду, он больше никогда не вернется домой. И повелителю вод не нужно будет снова бороться за любовь Люсинды. Но внезапно сквозь громовые раскаты и плеск воды послышалась ее тоскливая песня, повелитель вод понял, что должен сделать, и глубоко нырнул.

Он оказался возле лодки как раз в тот момент, когда на борт ее передними ногами ступила водяная лошадь, а соленая вода лилась с ее когтистых копыт. Морской владыка весь выгнулся и, как рыба, выскочил из воды, заслонив своим телом рыбака, который скорчился на дне лодки. Когти водяной лошади погрузились в плоть повелителя вод.

Из последних сил владыка дунул, поднимая ветер, и тот вынес лодку к берегу. Повелитель вод знал, что никакие дары не заставят Люсинду покинуть дом. Но, вернув ей рыбака, он совершил то единственное, что имело для нее значение.

Остров Скай

17 августа 1917

Дэйви,

этот человек — этот незнакомец, появившийся у моего порога, — не мой муж. Когда он уезжал три года назад, мой муж был сильным и гордым и стремился к чему-то. Теперь я знаю, что огонь в его глазах, который я приняла за фанатизм, был ревностью. Но этот мужчина — чужой мужчина, которого ты прислал ко мне, — он похудевший, нервный, голодный, оправдывающийся, робкий. Он совсем не такой, каким был Иан. Я не знаю, кто он.

Он сказал, что вы задумали какой-то большой побег. Что вы сшили поддельную форму и собирались просто выйти через главные ворота лагеря. Что он — единственный, кто выбрался.

Я хочу знать, какое право имели вы с Ианом принимать решение за меня? Что заставило тебя подумать, что я предпочту его возвращение? Что заставило тебя подумать, что я не буду ждать тебя?

Я не знаю, что с ним делать. Он целыми днями сидит в доме: судя по виду, ему тяжело на свободе. Он курит и вздрагивает и плачет, когда пытается заняться со мной любовью. Когда я надеваю ботинки, чтобы выйти на улицу, он хватается за мой передник, как будто думает, что я выйду за дверь и никогда не вернусь.

Я думала об этом. Но, сказать по правде, куда я пойду? Я не знаю, находишься ли ты до сих пор в плену. Не знаю, почему письмо, которое ты передал с Ианом, звучало так равнодушно. Не знаю, любишь ли ты меня. Я не знаю даже, откроешь ли ты это письмо и станешь ли читать.

Каждый раз, когда я бываю в Портри, я захожу в католическую часовню. Я молюсь о том, чтобы с тобой ничего не случилось, где бы ты ни был, и о том, чтобы все решилось само собой. Потому что сейчас все совсем не так, как должно быть.

Дэйви, ты мне нужен. Ты даже не представляешь, как сильно ты мне нужен. Без тебя все не так. Мне нужно самой сделать выбор.

Сью

Дата добавления: 2015-07-19