Глава девятнадцатая. Элспет.

Место пятое

30 июня 1916

Дорогая Сью,

Сью, ТЫ НЕ СДЕЛАЛА НИЧЕГО ПЛОХОГО. Нет ничего неподобающего в том, как ты реагируешь на смерть Иана. Как смеет кто-то пытаться заставить тебя чувствовать что-то другое! Плачь, если тебе хочется. Или, если пожелаешь, пой. В церковь носи черное платье, но дома тот час же переодевайся в ярко-желтое. Если хочешь сидеть в свитере перед огнем, не стесняйся делать этого. Но на следующее утро соверши прогулку босиком по прохладной росе.

Ни на одно мгновение не уходи в себя. Ты даже не представляешь, насколько полной жизнью силой ты являешься на этой земле. Ты не предназначена для скорби. Твое назначение — жить и любить. Пока ты живешь, пока любишь его, ты отдаешь ему дань уважения. Не забывай этого, Сью.

И помни, что «вот и я». Сразу за отворотом конверта.

Дэвид

Остров Скай

7 июля 1916

Мой рыцарь,

даже когда ты не знаешь, что сказать, ты подбираешь самые нужные слова. Конечно, меня подбадривает даже просто вид помятого конверта, подписанного твоей рукой, но слова в самом письме действуют как живительный бальзам для моего разбитого сердца.

У меня нет желтого платья, но по пути от почты я не могла сопротивляться порыву снять шляпку и воткнуть в волосы пучок голубых незабудок. День был таким прекрасным — теплым и навевающим дремоту, — что напомнил мне о дне моей свадьбы. Знаешь, на прошлой неделе была бы годовщина этого события — восемь лет. Я сорвала еще несколько незабудок, чуть-чуть ярко-желтой камнеломки, анютиных глазок, красных гвоздик и связала их ленточкой от шляпы в крошечный букетик. Затем я отнесла его на то место, где мы с Ианом играли детьми, и оставила цветы на волшебном холме, где он впервые поцеловал меня. Я не смогла бы придумать лучшего места, чтобы почтить его память.

Я стояла там, вспоминая этого человека, которого не видела почти два года, своего мужа, который внезапно стал мне незнакомцем, и вопрос о том, люблю ли я его до сих пор, непрошеным пронесся по моему сознанию.

Думаю, так или иначе я всегда любила Иана. Я говорила тебе, что знаю его уже многие годы. Мы прошли от детской привязанности до обожания юности. От смущенной влюбленности молодости до уюта брака. Так что, да, я все еще люблю его. Наверное, я не смогла бы представить себя не любящей его — так долго мы были вместе.

Забавно, что ты вдруг спросил о моих стихах. Я уже давно ничего не писала — с самого Рождества. Попыталась набросать что-нибудь прошлой ночью в попытках разобраться в своих чувствах, но строки выходили ужасно неестественными. Мысль не могла лететь так, как это было, когда я была с тобой. Помнишь то стихотворение, что я написала в Лондоне (в котором описывала, как ты лежал на кровати, прикрыв лицо рукой)? Само то мгновение было поэзией. Слова витали в воздухе — мне оставалось только поймать их и уложить на бумагу. Но прошлой ночью... У меня просто ничего не получалось. Неужели муза покинула меня? Смогу ли я когда-нибудь еще писать?

Как бы странно это ни звучало (особенно в данных обстоятельствах), рассказав тебе об Иане, я почувствовала себя легче, как будто бы эти мои слова были эпитафией. Поговорив о нем, возложив ему цветы, я чувствую себя так, будто затворяю какую-то дверь, делая это очень осторожно. Но, когда одна дверь закрывается, остается только открыть другую.

Сью

Место шестое

15 июля 1916

Сью,

судя по всему, ты начинаешь приходить в себя. Я знал: ты обязательно поймешь, что тебе следует делать.

Мы снова на новом месте. Я чувствую себя цыганом: живу в задней части своего автомобиля, сплю так мало, что на месте, где я прилег, не остается и следа моего присутствия. Официально мы сейчас стоим на месте, поэтому отсюда до линии фронта далеко, но все равно мы время от времени помогаем с эвакуацией, перевозя при этом больше больных (хворых), чем раненых («везунчиков»).

Место шестое — одно из самых красивых из всех виденных мною во Франции. Таковым его делают еще и предоставленные нам спокойствие и отдых. Как бы я хотел взять тебя за руку и показать его тебе. Мы стоим посреди небольшой зеленой и цветущей долины возле маленького городка. После того, как мы столь долго нюхали порох, кровь и гниль инфекции, мы не можем надышаться ароматом молодой травы и диких цветов. Этот мак для тебя, Сью. Заложи его между страницами «Приключений Гелькберри Финна» и сохрани для меня.

Помню, как ты писала в Лондоне то стихотворение. Сью, пришлешь мне его? Йейтсом и Шекспиром можно заниматься почти бесконечно, но мне не хватает оригиналов Элспет Данн.

Ты заметила: я не волнуюсь, когда ты говоришь, что, возможно, больше никогда не сможешь писать? Ты думала так же, как только началась война, но продолжила писать. Знаю, ты создала много произведений, пока мы были в Лондоне. Муза не покинула тебя, Сью. Прояви терпение.

Но даже сейчас ты не прекращаешь творить, что бы ты ни говорила. Твои слова не стали искусственными. Ты пишешь мне, и я считаю, что ты никогда раньше не писала более естественных, более искренних мыслей, чем те, что доходят до меня с твоими письмами.

Ах! Звучит сигнал на сбор. Должен закончить, но напоминаю тебе, что кое-кто во Франции думает о тебе.

Дэвид

Остров Скай

22 июля 1916

Дэйви,

вчера у меня было довольно задумчивое настроение. Пока я занималась своими делами, я все время размышляла о том, что значит быть замужем. Чего ждет от нас общество, чего мы сами от себя ждем. Я все еще не уверена, что значит быть вдовой. Я не знаю, что мне позволено чувствовать или делать.

Я уверена, мама Иана считает, что всю оставшуюся жизнь я должна оплакивать его, молиться за него каждое утро и зажигать свечу каждую ночь. И пока я размышляла об этом, копаясь в саду, я начала думать, что именно так мне и следует поступить.

А потом пришло твое письмо и напомнило мне, что в моей жизни есть мужчина, и пусть он далеко, но он жив и здоров, и любит меня.

Я отыскала для тебя стихотворение, и в один миг его строки вернули меня в тот ленивый полдень. Я вспомнила, как ты лежал на кровати, каким расслабленным и счастливым ты выглядел. В те дни мы почти не ели и мало спали, и, тем не менее, ты был совершенно доволен. Помнишь, как ты брал с блюда апельсины, и я ела их из твоих рук? Не знаю, что было для меня слаще: апельсины или ты.

Стихотворение напомнило мне не только о том полдне, но и о том, как давно я люблю тебя. И я поняла: вместо того, чтобы тосковать по тому, кто ушел навсегда, я могу ждать того, кто вернется. Если я стану молиться каждое утро, Дэйви, то буду молиться за тебя, молиться, чтобы эта война скорее закончилась, и ты был рядом со мной.

Э

В тишине

Он лежит, позолоченный светом,

Тишина окружила его.

Легкой тканью укрыто тело,

И разлито везде колдовство.

Весь спокойствие он — открыт, обнажен,

Плоть честна, прочь притворства навечно.

Ярость прочь, и ласкает рука,

Дрожь прошла, открыт путь в бесконечность.

И ладонью прикрыто лицо,

Вижу: полуопущены веки.

Как же жаром мне щеки жгло!

А любви в его голосе — реки.

Зевает, вскидывается — просто лев.

И снова неподвижность в его позе.

И прекрасных, сияющих дев

Так и манит к нему, словно к розе.

Место восьмое

31 июля 1916

Сью,

нас отправляли на работу по всей округе, но мы все еще вдали от фронта. Наш лагерь разбит на землях прелестнейшего загородного особняка, где палатками мы заняли часть парка. Работы здесь немного — лишь изредка приходится эвакуировать хворых — поэтому мы отдыхаем, читаем, гуляем, посещаем близлежащий городок. Иногда даже забываем, что мы на войне.

Твое стихотворение многое заставило вспомнить и меня. Да, помню, как кормил тебя апельсинами. С уголков твоих губ стекал сок, а я ловил его поцелуями. А как много мы плескались в воде! Знаю, ты бы не отказалась забрать ту ванну с собой в качестве сувенира. А вот я бы взял апельсины или же те цветы, что так понравились тебе на Пикадилли (которые, по твоему уверению, пахли Высокогорьем).

Не торопись пока покупать билеты на поезд, но, думаю, в начале сентября меня отпустят на побывку. Каждые три месяца нам полагается неделя отдыха, но через девять месяцев службы мы получаем право погостить дома целых две недели. Семи дней слишком мало, чтобы добраться до Шотландии, а потом обратно (почему я до сих пор и не отправлялся во время увольнений дальше Парижа), но вот четырнадцати нам будет предостаточно. Поэтому, дорогая, будь готова, что, если все сложится, мы увидимся в сентябре. Может быть, встретимся в Эдинбурге?

Дэвид

Остров Скай

7 августа 1916

Дэйви, мой Дэйви!

Смею ли я надеяться, что увижу тебя в сентябре? Знаю, насколько ненадежными становятся войска, когда дело доходит до увольнений. До сентября лишь месяц - мне стоит стереть пыль со своего чемодана. Да-да, на этот раз я его не позабуду. Эдинбург вполне подойдет. Я просто влюблена в этот город. Или же мы можем снова встретиться в Лондоне, если путешествие туда окажется более простым. Я не хочу потерять ни минуты твоего отпуска. Однажды я завезу тебя на Скай, но всему свое время. Всему свое время.

На прошлой неделе на моем пороге объявились мама с Крисси и детьми. Учитывая проблемы с продовольствием в Эдинбурге и весенние атаки «Цепеллинов» [1], Крисси решила, что детям будет безопаснее с нами на Скае. Они с матир обменялись взглядами, и последняя сказала: «А ведь у тебя хватает места...». Так и начались мои игры в дочки-матери.

Крисси на следующее же утро отправилась обратно в Эдинбург — сиделки сейчас слишком нужны, чтобы ей позволили отлучиться более, чем на несколько дней — но дети устроились вполне удобно. У меня только одна кровать и сейчас я делю ее с Эмили. Матир принесла сюда несколько полотняных мешков, и мы набили их сеном и сухим подмаренником. Его поиски по всей округе показались детям веселым приключением. Из всех них только Эмили, возможно, помнит, как в детстве жила на Скае. Когда они уезжали, Алли еще пешком под стол ходил, а Робби был совсем крошкой. И действительно, мальчикам знакома только городская жизнь, и визит к тетушке Элспет в горы Ская кажется им не меньшей одиссеей, чем путешествие Марко Поло в Китай.

Я понимаю, что Крисси и матир стараются отвлечь меня, заполнить чем-то мои дни и ночи, чтобы я не чувствовала себя так одиноко. Не могу винить их за эту заботу. Но они не знают, что с того момента, как четыре с половиной года назад одним дождливым весенним днем почтальон принес мне письмо от хитроумного американца, моя жизнь перестала быть одинокой. Я люблю тебя.

Э

Место девятое

14 августа 1916

Дорогая Сью,

пока мы валяемся и бездельничаем, наши разговоры постоянно сводятся к одной из двух тем. Вообще-то, должен признать, к одной из трех. Вопрос о девушках неизбежно всплывает в любой беседе хотя бы раз. Те, у кого дома остались подружки, всегда достают потрескавшиеся на сгибах фотографии. Плиний, очень умный парень, обычно достает непонятно где купленную непристойную французскую открытку и торжественно клянется, что это его «лучшая девчонка». Знаешь, что самое интересное? Каждый раз это новая открытка.

Еще одна излюбленная тема разговоров — что неудивительно — конец войны. Мы всегда оптимистичны и обычно связываем эту загадочную дату с очередным большим праздником. В это время года мы радостно говорим, что война закончится к Рождеству. Как только наступит январь, мы все скрестим пальцы в надежде на Пасху.

Также мы обсуждаем, чем каждый из нас займется после войны. И что бы это ни было, картина будущего неизбежно начинается пиршеством, способным превзойти даже те блюда, которые можно найти в «Дельмонико». Хлеб с настоящим маслом, густой суп из морепродуктов, стейк толщиной в руку, пирожные, пироги, пончики, кофе со свежими сливками, качественный бурбон. Прошу прощения за капли на бумаге; кажется, у меня уже текут слюнки.

После того как мы-будущие объедимся этим долгожданным изобилием (и, возможно, немного поупражняемся с уже упоминавшимися «лучшими девчонками»), нам придется выбрать профессию или жизненный путь. Старине Уорту ничего не нужно, кроме как жениться на своей девушке и начать работать над Уортом-младшим. У Плиния грандиозные планы баллотироваться в законодательное собрание штата. Он воображает себя большой шишкой, с нескончаемым запасом сигар и женщин. Гаджет — который лучше всех ремонтирует наши колымаги, да и вообще прекрасно справляется с ними, — хочет пойти работать на Генри Форда и проектировать автомобили. А Риглз хочет открыть автосалон и продавать их. Гарри вернется к своей Минне в Англию и, возможно, станет профессором. Он говорит, что навидался здесь достаточно увечий и травм, чтобы это отвратило его от медицинской практики.

Однако на самом деле все это пустые разговоры. Хорошо, конечно, заявлять о том, чем ты станешь заниматься, когда выберешься отсюда, но это просто сотрясание воздуха, пока ты действительно этого не сделал. Сегодня мы говорим о нашем будущем, а завтра можем его потерять.

Ну, кроме твоего Дэйви. Ты ведь знаешь, что я собираюсь вернуться к тебе, да, Сью? Как Фауст, я заключил сделку, чтобы быть уверенным, что я увижу мою Сью снова. Ах, наверное, непатриотично говорить о Фаусте в такое время. Если бы кто-нибудь из моих приятелей прочитал это, то меня бы наверняка обмазали смолой и вываляли в перьях. ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ БОШЕВСКАЯ ЕРУНДА! Вот, может быть, они сосредоточатся на прописных буквах и не обратят внимания на остальное.

Ох, дали команду заводить наших старушек. Я должен еще написать на конверте адрес и передать его на отправку.

Целую!

Д.

Остров Скай

22 августа 1916

Дорогой Дэйви,

что ты рассказываешь им о своей «лучшей девчонке»? Ты говорил, что я умопомрачительно прекрасна? Поразительно умна? Готовлю лучше любого по эту сторону Адрианова вала [2]?
О, Дэйви! Я только что осознала, что, если все пойдет хорошо, в этом году ты попробуешь мой всемирно известный рождественский пудинг лично! Закончится год, на который ты подписывался. Пойми, на самом деле мне неважно, закончится война к Рождеству или нет, потому что ты будешь принадлежать мне, а не Полевой службе.

Ты рассказал обо всех — рассказал, чего они хотят от будущего, — но ни словом не обмолвился о себе. У тебя появились секреты? Может это и «пустые разговоры», но я знаю: ты думал об этом. Ты слишком оптимистичен, дорогой Дэйви, чтобы не мечтать о будущем. Ты сводишь меня в «Дельмонико»? Научишь водить автомобиль? Умчишь меня в лыжный поход на Мичиган? Отправимся ли мы в кругосветное плавание, послав всем воздушные поцелуи? С тех пор, как я встретила тебя, я совершила гораздо больше, чем полагала возможным. Только за прошлый год я побывала в Лондоне, Париже и Эдинбурге. Я ужинала в «Карлтоне», спала в «Лэнгхэме» и делала покупки на Черинг-Кросс-роуд. Я чувствую, что смогу научиться кататься на лыжах или водить автомобиль. Рядом с тобой я готова к любым приключениям.

Любящая тебя,

Сью

Место десятое

31 августа 1916

Сью,

здесь царит совершеннейшая суматоха. Мне едва удается найти время переодеть носки. Мы обслуживаем сейчас только один пункт, но через него идет такое интенсивное движение людей, что все наши двадцать машин должны быть готовы ринуться с места в любую секунду. Только что я проработал почти сорок восемь часов без единой минуты отдыха. Сейчас я размачиваю в тарелке едва теплой похлебки кусок хлеба и надеюсь, что успею написать тебе до того, как закроются мои глаза.

О Боже, как я устал!

Никаких секретов о будущем, Сью. Я надеюсь открыть на шотландском Высокогорье первую балетную труппу, а ты будешь в самой гуще...

Прости, я засыпаю...

Целую...

Место десятое

1 сентября 1916

Сью,

прости, что последнее письмо было таким коротким и спутанным в конце. Я буквально заснул за столом. Моя голова повисла, и, клянусь, я увидел, как передо мною мельком пронесся суслик. Сейчас я сижу в своей санитарной машине и пытаюсь писать это послание на колене, при этом допивая кружку (кажется, десятую) кофе.

Все еще в______, и здесь творится само безумие. Пока ничего неизвестно о побывке, но можешь быть уверена: я сообщу тебе, как только узнаю сам.

Мы здесь уже — сколько? — две недели, поэтому, думаю, скоро нас либо отправят на отстой, либо вообще в отпуск. Если же нас так и продолжат заставлять работать в таком графике, мы все рухнем от истощения. Гаджет недавно подхватил что-то и сейчас в полевом госпитале, так что одного нам не хватает.

С планами на Рождество пока лучше не торопиться. Ты права, мой год почти завершен, но я могу записаться еще на три месяца. Может быть, а? Будущее ведь никуда не денется. Поговорим об этом при встрече. Скрещу пальцы — скорей бы!

Риглз запускает мотор, поэтому мне пора заканчивать. Последний глоток кофе!

Д

Остров Скай

11 сентября 1916

Дорогой Дэйви,

надеюсь, тебе удалось отдохнуть. Что там насчет отпуска? Ты сможешь добраться до Шотландии? Я могла бы отправиться тебе навстречу и вместо этого перехватить тебя в Лондоне. Матир у меня в полной боевой готовности — как только от тебя прибывает телеграмма, она примет на себя присмотр за детьми.

Господи, но звучит это странно: «матир присмотрит за детьми». Они не мои, но я не могу не чувствовать за них ответственности. Ведь я принимаю участие в формировании сознания этого молодого поколения!

Крисси не узнает своих ребятишек, когда приедет забрать их. Они все загорели на солнце, и у них появились веснушки. Мальчишки слегка поправились от того количества овсяной каши и сливок, которое я им предлагаю. Эмили все еще кажется мне тощей, но, по крайней мере, теперь, когда она получает больше солнечного света, она стала более энергичной.

Пожалуйста, пиши мне, каким бы усталым ты ни был. Даже фраза «люблю тебя», нацарапанная на обороте почтовой открытки, заставляет мое сердце пуститься в галоп.

Ну а я люблю тебя.

Э

Место одиннадцатое

11 сентября 1916

Моя дорогая, дорогая девочка,

прости, что последнее время я писал так мало. Нас отправили в самую настоящую горячую точку, и работали мы почти безостановочно. Не было времени больше ни на что, кроме вождения машины и попыток оставаться в стороне от неприятностей. Но хоть я и не успевал писать тебе, ты ни на минуту не покидала моего сердца.

Наконец мы получили заслуженный отдых. Думаю, нас могли бы оставить в болоте, и нам было бы все равно: настолько мы устали. Я совсем не забочусь, где нахожусь, пока имею возможность спать и писать моей Сью.

Мы побывали довольно близко к линии военных действий, так что и на наше отделение выпала доля страхов. Прямо перед машиной Гарри взорвался снаряд. Мой друг отделался лишь несколькими царапинами и звоном в ушах, но вот автомобилю не так посчастливилось. Мы все время от времени начинали клевать носом за рулем, но для Баки это кончилось несколько плачевно: он съехал с дороги и врезался в ограждение. Он в бинтах, как ты можешь себе представить, но заслужил себе право на отлучку.

Не знаю, как долго мы будем на отстое, но едва ли этого времени будет достаточно. Я уже не раз напоминал командиру о своем отпуске, так что посмотрим, что он скажет. Мы только что прибыли в место одиннадцатое, поэтому, как я понимаю, сначала ему нужно будет разобраться с некоторыми вещами, и только потом он подпишет мне увольнение.

Думаю, надо попытаться вздремнуть перед едой. О, как же приятно наконец прилечь и расслабиться!

Скучаю,

Д

ПОЧТОВАЯ ТЕЛЕГРАММА

ПАРИЖ

13 СЕНТЯБРЯ 16

Э. ДАНН ОСТРОВ СКАЙ=

ОТПУСК ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДНЕЙ ТЕЛЕГРАФИРУЮ КОГДА ПРИБУДУ АНГЛИЮ ВЫЕЗЖАЮ УТРОМ =

Д+

Улица Рейнуар, 21, Париж, Франция

13 сентября 1916

Посылаю открытку на случай, если ты не получишь телеграмму или открытка ее опередит.

Я получил отпуск! Ты не поверишь, четырнадцать дней. Я получил разрешение на поездку в Париж всего через несколько часов после того, как отправил тебе прошлое письмо, и в ту же минуту упаковал вещи. Вот она, привычка к частым переездам!

Тебе не нужно ехать в Лондон. Я отправлюсь на север, а ты — на юг, и где-нибудь посередине мы встретимся...

Д

ПОЧТОВАЯ ТЕЛЕГРАММА

ОПЛ 16.04 ПОРТРИ

13 СЕНТЯБРЯ 16

Д. ГРЭМ=

ЭДИНБУРГ=

ВСТРЕТИМСЯ ЭДИНБУРГЕ=

СОБОРА СВ МАРИИ ЭТОТ РАЗ Я ТАМ БУДУ=

МОЕ СЕРДЦЕ СНОВА НАПОЛНЕНО СТИХАМИ=

СЬЮ+

[1] *Цеппели́ны — дирижабли жесткой системы, строившиеся графом Цеппелином и немецкой фирмой «Лю́фтшиффбау Цеппелин ГмбХ». Использовались немецкой армией для воздушных атак в годы Первой мировой войны.

[2] *Вал Адриана - оборонительное укрепление длиной 120 км, пересекающее северную Англию от Ирландского моря до Северного у границы с Шотландией. Наиболее выдающийся памятник античности в Великобритании.

Дата добавления: 2015-07-19