Глава двадцать первая. Элспет.

Где-то между Эдинбургом и Лондоном

22 сентября 1916

О, Сью!

Как же трудно было сесть на поезд в этот раз. Это не значит, что когда-либо прежде расставание было легким, но оно особенно тяжело сейчас, когда я знаю, что такое быть в разлуке с тобой. Когда мы расстались в прошлый раз и я сел на поезд, стремясь на судно, которое должно было перевезти меня через пролив, мои мысли были полны тобой, но в то же время я чувствовал предвкушение и неопределенность. В этот раз я смотрю на мелькающие за окном английские пейзажи и думаю только о том, что каждая живая изгородь и каждое пастбище, которые мы проезжаем, разделяют нас еще больше.

Я планирую отправить это письмо до отъезда из Англии, так что могу писать более свободно, чем под бдительным оком цензоров. Не смог сказать это тебе лично, но я начинаю несколько уставать от всего этого. В последнем месте, куда нас назначили, рядом с замком Бильмон, мы были совершенно изнуренными и опустошенными, но, по крайней мере, я ощущал свое участие в войне гораздо больше, чем на других постах. До этого мне казалось, что мы постоянно были либо в пути, либо на отдыхе.

Мы слышим взрывы снарядов, иногда даже видим, как они падают на дорогу, но ближе к линии военных действий не подходим. Мы живем историями, что слышим от «везунчиков». Иногда мне кажется, будто мы бродим вокруг кинотеатра, подслушиваем разговоры выходящих из него зрителей и по этим кусочкам пытаемся понять, о чем был фильм.

В тот раз, когда я бежал вверх по насыпи на помощь раненому санитару на виду у бошей и их пушек, меня захватило знакомое чувство опасности и возбуждения. Я чувствовал себя настолько живым! Как будто я снова карабкался по стене с теми белками. Делать что-то, вместо того, чтобы просто ждать где-то там и смотреть, как это делают другие. Признаюсь, после выхода из госпиталя мне было очень трудно вернуться к обычной работе.

Ты понимаешь, почему я не мог сказать тебе этого, Сью? Ты бы обхватила меня своими удивительно сильными руками и никогда бы не отпустила. Не скажу, что мне бы сильно не понравилось быть в плену у такой тюремщицы, но, как я уже говорил, мне нужно закончить мой год. Мне нужно совершить что-нибудь в своей жизни. Если я не смогу продержаться год, то на что я тогда вообще способен? Ты бы не хотела быть с мужчиной, который ничего не доводит до конца.

Говоря о будущем, я не могу поверить, что в Эдинбурге нас ждала квартира! Пусть она была нашей только на неделю, но все же. Ты знала, что это будет для меня значить. Парню, который за последнее время почти не высовывался из санитарной машины и вдруг увидел на окнах шторки, показалось, что он дома.

Я все еще чувствую усталость, но мне больше нравится быть усталым от любви, чем от бесконечной работы. Я не хотел тратить ни минуты нашего времени на сон. Для этого есть поезд до Лондона.

Но, несмотря на свою усталость, чувствую себя заново родившимся. Чистота, сытость, постиранная и заштопанная одежда, новая теплая шинель. Удовлетворены потребности души и тела. Ты смеялась, но мне нужно было запастись этим «насыщением»! Я так долго жил без него, что теперь мне не хотелось терять ни мгновения, чтобы затем в минуты тоски я мог заново переживать эти воспоминания.

Даже тот случай ничего для меня не испортил. Знаю, ты расстроилась, Сью, но ты не совершила ничего плохого. Ему не следовало говорить того, что он сказал, но я уверен, он в любом случае так не считает. Надеюсь, ты успокоилась.

На этой ноте я заканчиваю, чтобы закрыть наконец глаза и погрузиться в одно из вышеупомянутых воспоминаний. Как думаешь - то, что родилось в ванной, подойдет?

Дэвид

Где-то между Эдинбургом и Скаем

22 сентября 1916

Дэйви,

как же я это ненавижу! Ненавижу то, что у нас есть только эти короткие встречи! Так сложно полностью раствориться в них, потому что я слышу, как тикают часы, отсчитывая секунды до твоего отъезда, подобно тому проклятому будильнику в парижском отеле.

И ненавижу то, что часть наших драгоценных каникул была испорчена моим братом. Ох, я просто в ярости! Он и так был сам не свой, когда его уволили из армии, а потом прибавились проблемы с Кейт и смерть Иана. В этом нет моей вины, и все же он свалил их на меня. Я все время говорю себе: он не имел в виду того, что сказал, эти слова были сказаны в гневе; я приеду домой, и мы вместе пойдем на берег гулять и искать камни, как мы всегда делали. Но то, как он плюнул мне под ноги, будто я пустое место, то, как он выглядел, когда уходил. Боюсь, в то мгновение что-то сломалось, и я понятия не имею, как это исправить.

Я не очень-то умею чинить испорченные вещи. Но, по крайней мере, для тебя я могу кое-что сделать.

Дэйви, если бы ты только знал, как много хорошего ты делаешь, даже когда находишься далеко от линии фронта. Ведь ты пожертвовал так много времени, которое мог бы провести со мной, просто чтобы быть там. Если бы ты знал, насколько важна твоя работа, то не стал бы беспокоиться о том, что должен сделать еще больше. Ты не стал бы завидовать тем, кто сражается на ничейной полосе.

Ты не представляешь, как я рада, что ты далеко от опасности. Рада, что это сохранит тебя живым и здоровым до следующей поездки в Эдинбург. В первую ночь после твоего приезда я долго не спала, просто лежала рядом и смотрела на тебя. Смотрела, как дрожат твои ресницы, как ты дышишь. Я приложила ладонь к твоей груди, просто чтобы почувствовать, как бьется твое сердце, и осознать, что ты здесь. И, Дэйви, как я благодарила Господа за то, что он вернул мне тебя. Было бы невыносимо потерять и тебя тоже.

Я уже замечала твои сомнения: ты отказался говорить о том, что происходит в твоем отделении, и неопределенно пожал плечами, когда я сказала, что нам повезло оказаться здесь вместе. И поэтому я так рассердилась на Финли: он растревожил эти сомнения и заставил тебя почувствовать, будто ты поступаешь неправильно, находясь здесь со мной.

А еще потому, Дэйви, что для тебя нет места важнее. Ты — мое дыхание, мой свет, ты единственный, к кому стремится мое сердце. Ты сказал: ты боишься отнять то, что когда-то было у нас с Ианом. Ты не хочешь соперничать с воспоминанием. Не хочешь быть мужчиной менее достойным, чем он. Но, Дэйви, он ушел. А я не сижу дома, тоскуя по нему. Всю неделю я была здесь. С тобой.

Сью

Улица Рейнуар, 21, Париж, Франция

25 сентября 1916

Сью,

как ты думаешь, кого я встретил, когда вернулся в Париж? Плиний, Гарри, Риглз, Уорт и еще несколько парней разбили лагерь здесь, в штаб-квартире на улице Рейнуар. Они только вчера прибыли.

Только я начал думать, что вокруг становится скучно, как возможность представилась сама собой. Французы попросили направить отделение в _______, что неподалеку от ______. По их словам, санитарам сложно доставлять «везунчиков» на перевязочный пункт на носилках. С тех пор как боши заняли близлежащий холм, дорога до него хорошо просматривается и постоянно простреливается. Им нужен отряд машин скорой помощи, способных быстро подъехать почти к самой передовой и обратно. Этот маршрут будет проходить ближе к передовым окопам, чем другие. К тому же все должно происходить по ночам.

Вместо того, чтобы отправить туда Первое отделение, в штабе решили создать новое и назначить старину Плиния его командиром. Ему прислали несколько новобранцев, но Плиний упрямо настаивает на самых быстрых и отчаянных ветеранах, которых сможет найти. Ему дали увольнительную, чтобы он выбрал группу парней из Первого отделения, а остальных назначат или из других отделений, или из новичков. Все мы слышали разговоры, так что знаем, насколько жесткими будут условия работы в новом отделении. Придется быть быстрым и ловким.

И поскольку я быстрый и ловкий (и, полагаю, отчаянный), Плиний попросил, чтобы я перевелся в его отделение. Можешь ли ты поверить, Сью? Но это не только билет в настоящее дело, по которому я так страдал, ведь там будут Гарри и остальные мои приятели. Думаю, будет здорово!

Должно быть, французы планируют масштабную атаку, раз они хотят, чтобы санитарные машины были на месте как можно скорее. Сейчас мы дожидаемся прибытия остальной части нашего отделения и новеньких фордиков. Пока отдыхаем.

Подробности позже!

Дэвид

Улица Рейнуар, 21, Париж, Франция

27 сентября 1916

Дорогая Сью,

только что получил письмо, которое ты написала в поезде. Не волнуйся насчет брата: это далеко не первый мой фингал. Он всего лишь защищал тебя. Все-таки ты его единственная сестра. Я его понимаю. А какой бы брат не сорвался с цепи, увидев свою сестру с американцем? Не забывай, мы все преступники и ковбои. Надеюсь, когда ты добралась до Ская, вы с ним все выяснили. Братья и сестры не могут вечно сердиться друг на друга. Особенно ты и Финли.

И поверь, Сью, если я и был разочарован, то вовсе не в тебе. Никогда в жизни! Это правда: я был сыт по горло Полевой службой и собственным бездействием в тылу. И также правда, что, пока я ехал к тебе, я испытывал совсем другие чувства, чем в прошлый раз: из-за гибели Иана. Ты так много писала о нем в своих последних письмах. Это понятно. И — забавно, не правда ли — в этот раз я ощущал его присутствие гораздо сильнее, чем раньше.

Но поверь, все мои разочарования улетучились, стоило мне положить голову к тебе на колени. Я уже говорил: когда увидел твое имя на двери квартиры, мне показалось, что я вернулся домой. И, Сью, этого мне достаточно. Знать, что я делаю что-то важное здесь, и что ты ждешь меня в Шотландии. Это все, что мне нужно.

Итак, после всех тревог по поводу пополнения нам прислали самых лучших. Среди них Рэкс Рэдман, велосипедист-каскадер, Лео Никлс, первоклассный пилот, до этого состоявший в эскадрилье [1], и — мой личный фаворит — автогонщик Рой Янссон. Я своими глазами видел его на треке в Чикаго. Ты не поверишь, но он мог разогнаться до скорости 100 миль в час!

Начали подтягиваться парни из других подразделений. Наше отделение уже начали неофициально называть «Ребята Плинстона», и сюда рекомендуют всех, кто заработал имя у себя в отряде. Нам обещают одну горячую точку за другой.

Мы должны отправляться завтра или через день, так что я не уверен, когда смогу написать еще. У Гарри целая кипа писем для Минны, и я попробую подложить между ними и свой конверт.

Дэвид

4 октября 1916

О, Сью,

я рожден для этого! Да, я работаю больше, чем когда-либо и к концу дня устаю как собака, и да, я понимаю, что моя работа просто плевое дело по сравнению с тем, чем занимаются ребята на ничейной полосе, — но именно это мне было нужно.

Мы обслуживаем всего два перевязочных пункта, к которым ведет одна-единственная дорога, прямая, как линейка, и почти такая же узкая. Здесь практически негде укрыться, а боши недавно заняли позицию, которая обеспечивает им меткую стрельбу по любому, кто окажется на дороге. До этого раненых доставляли на носилках, и бошам пришлось подстрелить достаточно санитаров, прежде чем французы сообразили, в чем дело.

Получив вызов, мы едем по этой дороге, на которой заброшенный сарай отмечает условную границу между безопасной зоной и простреливающейся. И в тот в момент, когда мы подъезжаем к этому сараю, мы отбрасываем все свои страхи и выжимаем из наших фордов все, на что они способны.

Гоня машины по этому коридору смерти, мы не можем думать или принимать решения, не успеваем ни на чем сосредоточиться. Мы не спускаем глаз с коричневого гребня траншеи, что отмечает конец коридора, и забываем про все остальное. Чтобы преодолеть эту дорогу, нужно только двадцать шесть секунд, но, кажется, что проходят минуты, поэтому мы отсчитываем время вслух. Вчера я справился за двадцать пять.

О Боже, я не знаю, как Риглз сможет довольствоваться продажей автомобилей, когда все закончится; как Гарри сможет довольствоваться обучением ноющих студентов. Не знаю, как любой из нас будет доволен, занимаясь тем, что не сможет подарить этого чувства неуязвимости.

Дэвид

Остров Скай

4 октября 1916

Дэйви,

мой брат исчез.

Когда он покинул меня в Эдинбурге, он покинул всю семью. Он даже не прислал матир телеграмму, чтобы попрощаться. Она несколько дней не вставала с постели.

Он всегда поглядывал на горизонт; думаю, все мы ожидали, особенно после его травмы, что однажды этот день наступит. Глубоко в душе я всегда думала, что когда-нибудь он покинет остров. Матир сказала, что он оставался на Скае только ради меня: когда он понял, что я никогда и ногой не ступлю на паром, он отбросил свои желания и позволил отцу взять себя в море. Я не могла уехать; он не стал бы.

Но теперь он так и сделал! Он уплыл, ни разу не оглянувшись. Мне следует радоваться, что он избежал жизни рыболова и фермера, к которой у него никогда не лежала душа, но я не могу сдержать слез. После всех прожитых нами лет, он оставил меня. Более того, он сделал это мне на зло.

Я написала Финли письмо, хоть мне и некуда его отправить. Сказала ему, что мне жаль, но он ошибается, и «мой американец», как он выразился, дал мне слово. Мой американец не забудет, что здесь, на острове, его ждет Элспет. Он не уплывет без оглядки домой в Америку. «А вот и я», — сказал он мне однажды. И вот он. Со мной, что бы ни происходило. А через месяц закончится его контракт, и он приедет и заберет меня отсюда.

Ты обещал мне Рождество, Дэйви. Я знаю, ты не покинешь меня, как мой брат. Пожалуйста.

Сью

Франция

18 октября 1916

Сью,

мне неприятно это говорить, но я не уверен, вернусь ли домой к Рождеству. Знаю, ты, наверное, отшвырнула это письмо в другой конец комнаты, но, когда ты все же его поднимешь, выслушай меня.

Когда я говорил тебе, что продлю свой контракт только до декабря, я чувствовал себя несчастным. Восторженность и возбуждение, которые охватили меня прошлой осенью, когда я записывался в полевую службу, начали затухать. Я только и делал, что сиднем сидел в тылу и ждал назначения в новый сектор. Мне хотелось лишь уйти в неограниченный отпуск и быть с тобой.

Но теперь в новом отделении я чувствую себя живым. Ты даже не поверишь, насколько. Сью, в первый раз за свою жизнь я совершаю что-то значимое.

Как ты помнишь, студент из меня не удался. Не вышло с преподаванием. Черт, я даже не смог быть хорошим сыном. Отец все еще считает меня паршивой овцой. Но теперь, используя ту браваду, что в детстве только доставляла мне неприятности, я преуспеваю. Ребята, которые иначе не прожили бы и нескольких часов, встают на ноги. И все благодаря моему фордику. Моему.

Поэтому, пойми, я не могу уйти сейчас. Сейчас, когда я только что по-настоящему начал. Понимаешь, Сью? Разве ты хотела бы, чтобы я оставил все это тогда, когда во мне больше всего нуждаются?

Дэвид

Остров Скай

1 ноября 1916

«Разве ты хотела бы, чтобы я оставил все это тогда, когда во мне больше всего нуждаются?» Да, да, хотела бы; здесь ты нужен мне больше. Дэйви, я беременна. Поэтому прекрати со всей этой ерундой и возвращайся домой.

Франция

12 ноября 1916

Разве так сообщают подобные вещи? Этого не должно было произойти. Потому-то я и привез «французские письма». Мы не в том положении, чтобы принимать подобные решения. Семья, Сью? Ты все еще в трауре, я «играю в войну». Между нами семьсот миль. И вспомни, как повел себя твой брат в Эдинбурге. Я заслужил каждый синяк. В конце концов, я — американец, который встал между тобой и твоим мужем. Тот, из-за кого ты поссорилась с братом. Так с чего бы твоей семье приветствовать меня с распростертыми объятиями?

Остров Скай

29 ноября 1916

Тогда приезжай и забери меня отсюда! Забери меня в Америку, где нет войны или неодобряющих братьев. Обо мне уже шепчутся соседи, и, о Дэйви, я просто хочу отправиться с тобой в далекие края и опробовать то будущее, о котором мы не устаем говорить.

Да, это неожиданно. Ошеломляюще. Даже немного жутковато. Но как может мысль о предстоящем отцовстве быть более страшной, чем ежедневная поездка по коридору смерти?

Я тоже напугана. Я разбила свою семью, я не смогу быть подходящей матерью. Возможно, я была права все те годы назад, когда говорила, что не готова к материнству. Не уверена, смогу ли я это сделать.

Дэйви, мне нужно, чтобы ты был сильным для меня. Чтобы ты был мужественен за нас обоих. Пожалуйста, приди и забери меня. Когда я с тобой, я чувствую себя неуязвимой.

Я очень устала. Не хочу спорить об этом. Об этом спорить нельзя. Посреди войны и смерти мы создали жизнь. Ребенок — еще одно приключение. И, помни, я готова к любым приключениям, если ты со мной.

Сью

3 декабря 1916

Дорогая Элспет,

сожалею, что мне приходится Вам это писать. Несколько месяцев назад Дэйв вручил мне этот конверт и попросил отправить его, если с ним что-нибудь случится.

Четыре ночи назад нас отправили на задание. Прибыв на место назначения, мы обнаружили, что перевязочный пункт только что был взорван. Врачи, санитары, «везунчики» — все исчезли. Какой-то офицер пытался навести порядок, разруливая потоки тех, кто появлялся от траншей.

Имея некоторые медицинские знания, я начал осматривать поступающих от окопов раненых, выясняя, кто из них доживет хотя бы до сортировочного пункта. Те носильщики, что еще могли стоять на ногах, скоро опускали своих подопечных на землю и неслись обратно, за следующей порцией раненых. Дэйв, этот дурачок, спрыгнул в окоп и последовал за ними. Несколько раз он возвращался, игнорировал мои окрики и снова бросался в траншею. В последний раз он не вернулся.

Фронтовая линия была не его работой, но Вы же знаете Дэйва. Он никогда не прислушивается к голосу осторожности. Но он делал то, что должно было быть сделано.

Последние четыре дня я колебался, отправлять ли Вам это письмо. Я продолжал надеяться, что он выйдет, хромая, из ничейной полосы с захватывающей историей об очередном счастливом спасении. Этого не произошло.

Едва ли я могу сделать для Вас что-нибудь отсюда, но, пожалуйста, напишите Минне, если Вам что-нибудь понадобится. Я знаю о Вашем положении. Дэйв рассказал мне в ту ночь, пока мы ехали к пункту назначения. Да, он был ошеломлен и напуган. Но в ту ночь он был полон надежды. И счастья.

Итак, исполняя последнюю волю моего лучшего друга...

Гарри Вэнс

Сью, моей самой милой девочке.

Это письмо ты никогда не должна была прочитать. Если же оно попало к тебе, значит, оно — мое последнее.

Сейчас май, и я только что вернулся после встречи с тобой в Париже. Меня ждала стопка лихорадочных писем. Читая их, я начал понимать, насколько напугана ты была, как волновалась, будучи так далеко от всего происходящего здесь. Я не хочу, чтобы ты снова пережила это незнание, поэтому делаю единственное, что может помочь. Пишу тебе письмо.

Не знаю, когда ты его прочитаешь. В следующем месяце, или через полгода, или через год. Надеюсь, никогда. Не знаю, каким тогда будет мир. Не знаю, о чем мы успеем поговорить к этому времени. Не знаю даже, не найдешь ли ты себе другого симпатичного американца — водителя скорой.

С уверенностью могу сказать (даже глядя в будущее), что никогда не найду себе другую Сью. Ты заставляешь меня хмуриться на утренней заре и улыбкой встречать вечернюю. Хмуриться — ведь меня ждет еще один день без тебя. Улыбкой — потому что из всех разделяющих нас дней одним стало меньше.

В одном из своих писем ты написала, что не считаешь себя достаточно сильной. Ты сказала: «Я не могу жить дальше, не зная, существуешь ли ты в этом мире». Ты сильная, Сью. Посмотри на себя: ты пересекла ради меня Ла-Манш! Когда я думаю обо всем, что ты совершила ради меня, мне хочется стать сильнее — ради тебя.

Знаю, ты не хотела, чтобы я ввязывался в эту войну. Ты желала, чтобы по прибытии в Лондон я отправился прямо на Скай и никогда его не покидал. Но я должен был поступить по-другому. Я не мог прийти к тебе неудачником, Сью. Я должен был доказать, что чего-то стою. Ты всегда называешь меня мальчиком. Мне нужно было вырасти и стать мужчиной.

Я знаю тебя, моя дорогая. Я знаю, что сейчас ты сердито качаешь головой и говоришь: «Но ты не был неудачником. Ты заставил меня влюбиться в тебя! Со мной у тебя все вышло». С тобой у меня все вышло, Сью. И в этом нет никаких сомнений. Не знаю, чем я заслужил это, но, должно быть, я совершил нечто великое, чтобы в моей жизни появилась ты. Моя жемчужина.

Я сожалею, что не сказал тебе этого раньше. Я хочу, чтобы мое лицо было первым, что твои заспанные глаза будут видеть по утрам. Я хочу наблюдать, как ты умываешься и натягиваешь чулки. Хочу готовить тебе завтрак и поцелуями собирать частички яичницы с твоих губ. Я хочу сидеть у окна с тобой на коленях, а ты бы читала, писала, говорила или просто дышала. Я хочу согревать твои ступни между своими коленями. Хочу, чтобы, когда я засыпал, мой подбородок щекотали твои волосы.

Я бы переехал на Скай и вытерпел бы недовольство твоих соседей и семьи, если бы таковым было твое желание. Ради тебя я бы отправился в самые глухие леса Сибири. Знаю, что сейчас я там, где ни один из нас не хотел бы быть.

Однажды, когда-то давным-давно, ты сказала, что слишком банально клясться кому-то в вечной любви. А есть ли слово, которое означает «дольше, чем вечно»? Столько я и буду тебя любить.

Сейчас, всегда и даже дольше. Я люблю тебя.

Дэвид

[1] *Эскадрилья «Лафайет» — истребительная эскадрилья, подразделение французских военно-воздушных сил во время Первой мировой войны. Состояла в основном из американских летчиков-добровольцев.

Дата добавления: 2015-07-19