Так как насчет безработицы в Европе?

Самая печальная страница в истории болезни Европы (свя­зана с неубедительными результатами предпринимавшихся в 1990-е годы усилий по повышению занятости и сокращению безработицы. Это подрывает ее веру в себя и создает повод для критики со стороны приверженцев консерватизма. Прав­да, как уже было упомянуто в седьмой главе, в конце 1990-х годов тенденции в области создания новых рабочих мест во Франции, Италии и ФРГ стали выгодно отличаться от возоб­ладавших в Великобритании и США. Тем самым было опро­вергнуто представление, будто в европейском рынке труда есть некий внутренний дефект, делающий неизбежным высокий уровень безработицы. Отсутствие рабочих мест неверно пред­ставлять исключительно как результат ошибочного стремле­ния европейцев распространить идеи общественного догово­ра на рынок труда, тем самым обременив его заботами и регулированием, не дающими возможности поддерживать за­нятость. ОЭСР считает, что степень защиты занятости очень мало сказывается или совсем не сказывается на общем уровне безработицы в Европе. Она отражается скорее на демографи­ческом распределении рабочих мест, а не на общем их коли­честве¹². В другом исследовании выявлено, что в период с 1988 по 1995 год безработные среди мужчин в возрасте от 25 до 54 лет составили 11,9 процента в США (за вычетом лиц, отбы­вавших тюремное заключение, процент которых там крайне высок), а в ФРГ, Италии и Франции - в среднем 11,7 процен­та¹³. США удалось обойти Европу лишь в создании рабочих мест для женщин; но, как уже было показано выше (см. пятую главу), это в большей мере связано с тем, что в США сексуаль­ная революция произошла раньше, чем в Европе, а потому там выше стремление и готовность женщин работать (чему также способствуют общественные структуры и сложившиеся в обществе представления). Кроме того, многие американки пошли работать вынужденно, по семейным обстоятельствам,

Европа работает

а высокий потребительский спрос создал соответствующие возможности.

Ни одно из консервативных объяснений причин безра­ботицы нельзя счесть логически последовательным. Напри­мер, ведущий немецкий экономист Фриц Шарпф, всесторон­не исследовав взаимосвязь между государством благосостояния и безработицей, доказывает, что безработица не зависит от уровня социальных расходов¹⁴. Хотя США и Япония действи­тельно смогли добиться высокой занятости при низких соци­альных расходах, верно и то, что скандинавские страны дос­тигли высокой занятости при крупных социальных расходах и щедрой поддержке безработных. Еще важнее то, что его ис­следование показывает отсутствие корреляции между уров­нем социальных расходов и безработицей, если вычленить сектора экономики, в которых сильна международная конку­ренция. Действительно, в аналогичных секторах показатели занятости у США такие же, как и у Франции, и ниже, чем в Австрии и ФРГ! Следовательно, масштабы системы всеобще­го благосостояния и щедрость пособий по безработице отнюдь не сказываются на занятости. Не является причиной безрабо­тицы в Европе и недостаток международной конкурентоспо­собности¹⁵. На сей счет Шарпф пишет: «Для стран, имеющих наивысшие уровни занятости в секторах экономики, где силь­на международная конкуренция, характерны формы корпо­ративного управления, ориентированные на интересы всех участников, и сотрудничество с профсоюзами; тут налицо су­щественное отличие от американских (и британских) форм корпоративного управления, ориентированного на акционе­ров, и дерегулированных рынков труда»¹⁶.

Далее, американские критики утверждают, что структура спроса в условиях новой «экономики знаний» благоприятству­ет высоко-, а не низкоквалифицированным работникам. В Европе из-за бремени регулирования и сильных профсоюзов неквалифицированные работники не идут на малооплачивае­мую работу - и в этом якобы состоит основная причина высо­кой безработицы. Шарпф опровергает и данный тезис. Его опровергнет практически любой ученый, добросовестно изу­чающий цифры. Профессор Лондонской школы экономики,

Глава восьмая

член Комитета по денежной политике Банка Англии Стивер Никелл доказывает в своей работе, что безработица в Европ! практически одинаково затрагивает неквалифицированныхи квалифицированных работников и что, например, для ФРГ не характерна особо высокая безработица среди неквалифи­цированных рабочих¹⁷. Он также подчеркивает, что благода­ря развитой системе образования и профессиональной подготовки в ФРГ даже рабочие из категории «неквалифицирован­ных» владеют базовыми навыками, в силу чего они вполне способны получить работу. Выводы Никелла подтверждают Джон Шмитт и Лоуренс Мишел. Они сообщают, что показа­тели безработицы в среде малообразованных взрослых, нахо­дящихся на обочине предложения рабочей силы, во Франции и ФРГ лишь немногим выше, чем в США. Однако это именно та категория работников, для которых любая форма гарантий занятости якобы должна (если правы консерваторы) еще боль­ше ухудшать шансы на получение работы. Как было показано в четвертой главе, соотношение между количеством безра­ботных, окончивших колледж, и тех, кто не имеет квалификации, в США выше, чем в Европе. Это вновь подводит мысли, что европейский рынок труда недурно справляется с задачей привлечения на работу неквалифицированные работников¹⁸.

Еще один момент. Декларируемая «гибкость» американского рынка труда подразумевает, что текучесть кадров спо­собствует появлению вакансий. Однако, фактические показатели текучести в США ниже, чем в сильно защищенной Италии, и такие же, как во Франции. Самая невысокая актив­ность людей в смене места трудоустройства характерна для Великобритании, имеющей наилучшие цифры по безработи­це среди четверки крупнейших европейских экономик¹⁹.

Как представляется, единственное воздействие, оказыва­емое системой всеобщего благосостояния на показатели без­работицы и занятости квалифицированных и неквалифици­рованных рабочих, связано с тем, насколько жестко получение пособий по безработице и доплат малоимущим увязывается с требованием, чтобы претенденты прошли профессиональное обучение, более активно искали приложение своим силам и/|

Европа работает

или участвовали в общественных работах. Так, во Франции, Швеции и Финляндии, где начиная с 1998 года свыше 10 про­центов трудоспособного населения приняли участие в про­граммах активных поисков работы, безработица быстро по­шла на спад²⁰, а в Дании и Нидерландах, где солидные пособия по безработице сопровождаются жестким требованием, что­бы безработный искал работу, она оставалась низкой. Однако важно то, что эти тенденции не зависят от общего уровня ре­гулирования на рынке труда, силы профсоюзного движения и щедрости социальных выплат.

Примитивное суждение, будто безработица в Европе - это вина профсоюзов, государственного регулирования и соци­альных обязательств, не выдерживает серьезной критики. Создание рабочих мест зависит от системы в целом, и роль спроса здесь как минимум столь же важна, как и характер рын­ка труда. Во всяком случае, к такому выводу приходят Шарпф, Никелл и Шмитт с Мишелем. Особенно выразительная черта, свойственная США и Великобритании, состоит в том, что эко­номики и рынки труда обеих стран выиграли от устойчивого роста личного потребления, что не было бы возможно без финансовых систем, позволяющих потребителям накапливать огромные объемы личных долгов и долгов по закладным. По сути дела, американская и британская экономики воспользо­вались преимуществами долговременной рефляции.

Так, в течение пяти лет, вплоть до 2000 года, личное по­требление росло в реальном исчислении на 4,5 процента в год в США и на 3,9 процента в год в Великобритании. Для срав­нения: в ФРГ соответствующая цифра составляла 1,7 процен­та, а во Франции - 2 процента. Это, в свою очередь, позволило поддержать расцветающий сектор услуг как в Великобрита­нии, так и в Америке, что сопровождалось появлением новых рабочих мест²¹. Относительно слабый рост личного потребле­ния во Франции и ФРГ не был компенсирован наращиванием государственного потребления. До 2000 года в течение пяти лет в ФРГ государственное потребление увеличивалось на 0,5 процента в год, а во Франции - на 1,8 процента. В Великобри­тании и Америке оно поднялось в реальном выражении на 1,6 процента, дополнив высокий объем личных расходов,

Глава восьмая

вследствие чего совокупное внутреннее потребление там из­рядно возросло²².

Важнейшим компонентом стимулирования спроса было сочетание дерегулирования финансового рынка и финансо­вой системы, организованной так, чтобы направлять кредиты потребителям. Франция и ФРГ оказались не в состоянии ни воспроизвести, ни компенсировать отсутствие этого традици­онными кейнсианскими методами «денежной накачки» через государственный сектор. Обе страны были связаны обязатель­ствами по Маастрихтскому договору, согласно которому члены Европейского валютного союза обязались вести жесткую монетарную политику в период введения в оборот единой валюты. В довершение всего, на протяжении 1990-х годов ФРГ ежегодно переводила около 4,5 процента ВВП в свои восточные регионы (бывшую ГДР), что заставляло немецкое прави­тельство придерживаться исключительно жесткой бюджетной дисциплины. В такой обстановке экономического аскетизма ни одна из европейских стран не имела возможностей иници­ировать крупные программы финансового дерегулирования, создав тем самым условия для кредитного и потребительско­го бума.

Задача, стоящая перед политиками континентальной Ев­ропы, очевидна. Нужно, сохраняя имеющиеся преимущества, поднять государственный и частный спрос до американского и британского уровней. Если удастся сделать это, а также при­влечь большее число женщин на рынок труда, то европейская экономика сможет продемонстрировать такие же темпы рос­та ВВП и занятости, которых Америка добилась в последние 20 лет.

До сих пор европейцы видели свои финансовые системы в ином свете, отдавая приоритет долговременному экономи­ческому развитию, а не увеличению предложения денег для стимулирования личного потребления. Как уже отмечалось, такой подход, возможно, придется модифицировать; но нельзя отбросить его вообще. Характер финансовой системы накла­дывает серьезнейший отпечаток на реализацию прав собствен­ности, а это, в свою очередь, принципиально важно для креа­тивности и производительности корпоративного сектора.

Европа работает

Европейская социально-экономическая модель, то есть комплекс подходов к собственности, равенству людей, обществен­ному договору и публичной сфере, выступает как неразрыв­ное целое. Она обеспечивает высокий уровень производитель­ности, квалификации работников, организационной изобре­тательности и социальной защиты. Вопреки утверждениям консерваторов, безработица вовсе не является неизбежной платой за такие преимущества. Скорее это кратковременный побочный эффект потрясений, которые в последние десяти­летия пережили европейские страны, особенно ФРГ, а также ограничений на рост внутреннего потребления. Европейская модель может быть усовершенствована стимулированием спро­са и более активным применением мер, подталкивающих без­работных к поиску нового места трудоустройства, - при со­хранении масштабов и щедрости сложившегося государства благосостояния. Европу ждет прекрасное будущее, если она сохранит то лучшее, что ей присуще.

9 Подспудное родство

Европа - это совокупность стран, полных идущей издрев­ле неприязни и не объединенных общим языком или культу­рой. Соединенные Штаты Америки выросли на иммиграции из Европы, а английский язык используется здесь повсемест­но. Тем не менее, США добились лишь ограниченного слия­ния разных культур на базе наименьшего общего знаменате­ля - принципов свободы и свободного рынка, не преуспев в создании общественного договора и публичной сферы обще­национального масштаба. Тогда каковы же шансы континен­та, с которого прибыли основатели США? Вот ежедневный вопль, издаваемый британской армией евроскептиков. Како­го рода единство экономических и социальных целей лежит в основе евро? Каким можно представить себе общество, из ко­торого могли бы вырасти подотчетные ему общеевропейские политические институты? Из аргументации скептиков выте­кает, что жизнеспособна только Европа, у которой нет иных амбиций, кроме обеспечения в своих пределах мирной тор­говли при гарантиях сохранения капитализма и демокра­тии; Европа, не покушающаяся на суверенитет, институци­ональные структуры и культуры составляющих ее госу­дарств.

Такая аргументация выглядит убедительно, и ее как буд­то подтверждает европейская действительность. Сближение уровней инфляции, процентных ставок и приоритетов финан­совой политики стран ЕС (что понадобилось для создания зоны евро) можно считать чисто поверхностной конвергенцией -ведь некоторым странам пришлось заплатить за нее высокую

Подспудное родство

цену в виде безработицы и падения ВВП. Основополагающие же социально-экономические структуры государств Союза все еще сильно различаются между собой. Сложилась целая от­расль науки, занимающаяся классификацией и переклассифи­кацией европейских стран на основе моделей, выстраиваемых с учетом особенностей национальных правительств, профсо­юзов, компаний, систем социального обеспечения, режимов регулирования рынков труда и финансовых рынков, а также взаимоотношений между всеми этими компонентами. Тем са­мым подкрепляется мнение тех, кто способен видеть только различия и препятствия на пути к реализации европейского проекта. Более того, предупреждают скептики, все компонен­ты национальных социально-экономических систем неразрыв­но связаны друг с другом. Если ради построения единой Евро­пы ослабить какой-либо из них, то последствия могут оказаться непредсказуемыми.

Впрочем, есть и доводы иного рода. По главным экономи­ческим показателям страны Европы значительно ближе друг другу, чем обычно считается. У стран, пользующихся единой валютой, различия в уровнях инфляции, процентных ставках и бюджетных дефицитах сейчас минимальны¹. Происходит также конвергенция моделей налогообложения и государ­ственных расходов, и она имеет отнюдь не поверхностный характер. Более того, параллелям в экономических показате­лях соответствуют сходство ценностей и задач, лежащих в ос­нове различных и казалось бы несовместимых институциональ­но-системных матриц. Отсюда и общность представлений о собственности, общественном договоре, равенстве и публич­ной сфере, которая вновь и вновь дает о себе знать во всех странах континента. У европейцев есть собственный подход к капитализму, отличающийся от американского. Хотя в Евро­пе существуют различные варианты капитализма, в них боль­ше общего, чем разъединяющего.

В предыдущих главах мы показали, как проявляет себя европейская разновидность капитализма на уровне компаний. Эта же система ценностей распространяется и за пределы кор­поративной среды, создавая основу для выстраивания договора в масштабах всего общества, согласно которому риски

Глава девятая

являются коллективной проблемой, а доходы безработных, инвалидов и пенсионеров устанавливаются на достаточно высоком уровне, чтобы позволить им принимать полнокров­ное участие в общественной жизни. Мощные системы образо­вания и профессиональной подготовки позволяют каждому в максимальной мере развить свой личностный потенциал. Ев­ропейские страны стараются обеспечить равенство возмож­ностей всем своим гражданам без исключения, поэтому они выгодно отличаются от США в плане социальной и имуще­ственной мобильности. Европа не разделяет американского пренебрежения в отношении половины населения, оказавшей­ся внизу общества. Ее социальная прочность обеспечена кон­цепцией публичной сферы, в которой подчеркивается значе­ние государственной науки, общественного транспорта, публичного искусства, общедоступной инфраструктуры, бесплатного здравоохранения и общественных интересов как таковых. Это и сообщает европейской цивилизации присущие ей уникальные черты, в то же время обеспечивая конкурент­ные преимущества многим европейским предприятиям. Бла­годаря своей инновационности и креативности, а также высо­ким темпам роста капиталовложений и производительности европейские компании уже начали обгонять своих американ­ских конкурентов. Все варианты европейского капитализма родственны друг другу. Они используют разные средства, но их конечные цели определяются общей системой ценностей. Построить Европейский Союз на основе этих ценностей и с единым обществом, перед которым несли бы политическую ответственность интеграционные институты, - задача вполне реальная. Дорога к ее решению открыта. Это утверждение будет рассмотрено в последующих двух главах. А сначала уточним, как много у Европы общего.

Дата добавления: 2015-07-16