Односторонность, сила и свободные рынки

Политика силы всегда груба и жестка. Америка никогда не соотносила свои представления о желательном для них мироустройстве с идеей глобальных общественных благ. Все государства во все времена преследуют собственные интере­сы. Тем не менее, в первые 25 лет после второй мировой вой­ны США предпочитали добиваться своего через систему мно­госторонних договоров и объединений (хотя всегда выступали первыми среди равных), считая это наиболее эффективным вариантом. В историческом противостоянии с коммунизмом у западных стран была общая цель. А Соединенные Штаты сознавали, что раз им выпало возглавлять Запад, то требуют­ся общие правила игры, признаваемые как ими самими, так и менее сильными державами (хотя США были в первую оче­редь озабочены укреплением собственных главенствующих позиций). После краха коммунизма и триумфа консерватизма все изменилось: Соединенные Штаты все чаще исходят из су­ществования одного набора правил для себя и своего народа, а Другого - для остального мира. Так, все страны придержива­ются международных норм при преследовании исполнителей террористических актов в национальных судах или выдаче их другим государствам. Однако Америка оставляет за собой ^право применять собственные законы военного времени. На­пример, после войны в Афганистане администрация прези­дента Буша в одностороннем порядке решила приостановить Действие Женевской конвенции в отношении захваченных боевиков «Аль-Каиды» и «Талибана». Лишь мощное международное давление заставило США частично изменить свою позицию: на задержанных талибов было распространено дей-

Глава шестая

ствие международных конвенции, хотя статус военнопленных им предоставлен не был⁵. Это стало еще одним проявлением притязаний Америки на исключительность, простирающихся на все вокруг, начиная с регулирования финансов и заканчи­вая обеспечением безопасности.

Несколько десятилетий назад ситуация была иной. Как только закончилась Вторая мировая война, были срочно про­ведены переговоры между американцами и англичанами. Речь на них шла о том, каким образом прекратить характерные для межвоенного периода разорительные внешнеторговые вой­ны и девальвацию национальных валют в целях повышения конкурентоспособности своих товаров. Тогда, пытаясь экспор­тировать свои экономические проблемы, западные страны спровоцировали развал международной торговли и кредита, что привело к острому кризису 1930-х годов и стало питатель­ной почвой для фашизма. Впредь мировую торговлю и фи­нансы предполагалось вести в рамках общих правил, которые побуждали бы к отказу от протекционизма и поиску скоорди­нированных в международном масштабе ответов на пробле­мы отдельных экономик. В 1944 году в гороке Бреттон-Вудс (штат Ныо Гэмпшир) была достигнута договоренность о создании системы, в соответствии с которой национальные ва­люты стран-участниц были привязаны к доллару США, а тот, в свою очередь, был привязан к золоту и свободно конверти­ровался в него. Для присоединения к этой системе государ­ства брали обязательство корректировать свою внутриэкономическую политику так, чтобы поддерживать обменные курсы валют на установленном уровне. Девальвации и ревальвации разрешалось проводить только после предварительных кон­сультаций с Международным валютным фондом. Со своей сто­роны, в обмен на выполнение странами-участницами жестких бюджетных программ МВФ должен был предоставлять им стабилизационные кредиты в главной твердой валюте (дол­ларах) для покрытия внешнеторговых дефицитов, если они оказывались неспособными сделать это самостоятельно. Тог­да же был создан Всемирный банк как многосторонний ин­ститут по оказанию помощи и предоставлению займов стра­нам «третьего мира» в целях содействия их развитию. Спустя

Глобализация консерватизма

три года было подписано Генеральное соглашение по тари­фам и торговле (ГАТТ), нацеленное на постепенное сокраще­ние послевоенного наследства протекционистских тарифов.

Система заработала, обеспечив послевоенный экономичес­кий бум. Европейские страны все чаще шли на снижение та­моженных тарифов и открытие своих границ, поскольку у них появилось активное сальдо торгового баланса, которое мож­но было конвертировать в обеспеченные золотом доллары. При этом в резерве оставалось право провести девальвацию национальной валюты для коррекции платежного баланса в случае экономических проблем. В 1947-1961 годы тарифы сни­зились на 73 процента, а международная торговля многократ­но выросла. Оборотной стороной достижения Японией и Ев­ропой (за исключением Великобритании, продолжавшей испытывать дефицит) активного сальдо во внешней торговле, стал рост внешнеторгового дефицита США. Процветание, которое тогда хотели взлелеять Соединенные Штаты, стано­вилось реальностью, причем это происходило на многосторон­ней основе.

На переговорах 1943-1944 годов США, применяя грубый нажим, настояли на том, чтобы международной расчетной еди­ницей стал доллар (обеспеченный золотом), а не банкор - осо­бая международная валюта (тоже обеспеченная золотом), как предлагал Кейнс. Более того, США получили право решаю­щего голоса как в МВФ, так и во Всемирном банке. Но все же тогда имела место силовая игра в многосторонних рамках. В общефилософском плане американские государственные дея­тели-приверженцы Нового курса признавали, что новой меж­дународной финансовой системе следует функционировать согласно либерально-кейнсианским рецептам. Страны-креди­торы и страны-должники несли одинаковые обязательства в плане корректировки своей экономической политики, а госу­дарственное управление и регулирование национальных эко­номик признавалось необходимым и важным инструментом Достижения большего равенства в доходах, занятости и эко­номической стабильности. Главный переговорщик со сторо­ны США министр финансов Гарри Декстер Уайт не поддался Давлению со стороны Уолл-стрит и не пошел на отмену конт-

Глава шестая

роля за движением капитала. Он был солидарен с мнением Кейнса, что такой контроль настоятельно необходим для того, чтобы национальные правительства могли управлять внутрен­ними процентными ставками с целью обеспечения полной занятости - даже за счет сдерживания международной экспансии Уолл-стрит. Через 30 лет подобная сдержанность в проявлении своих финансовых интересов и автономности действий стала для США неприемлемой. Но 1940-е годы были временем не только МВФ, Всемирного банка и ГАТТ, но и искренней поддержки НАТО и ООН со стороны Америки.

С точки зрения США Бреттон-Вудская система имела один хронический дефект. Доллар фактически превратился в меж­дународную денежную единицу, что давало Соединенным Штатам возможность расплачиваться своей валютой по всему миру. Оборотной стороной этого было то, что США приходи­лось поддерживать курс доллара относительно золота. Аме­рика не имела права проводить девальвацию доллара, и это сковывало ее экономическую политику. Рано или поздно эта плотина должна была прорваться. Даже гигантская американ­ская экономика с ее легендарной производительностью не могла обеспечить постоянства золотого содержания доллара. С конца 1950-х годов и на протяжении 1960-х годов золотые резервы США неуклонно сокращались.

Ни одна великая держава не может долго удерживать свои позиции или не способна платить за это. Первым крупным шагом к утверждению взглядов американских консерваторов и предвестником последующей переделки международного экономического порядка стал отказ со стороны США от роли кредитора последней инстанции в мировой финансовой сис­теме (1971-1973 годы). Наряду с крушением в 1989 году Со­ветского Союза это можно считать центральным событием послевоенной истории.

Существовало два возможных решения проблемы исчер­пания золотых резервов США. Одно заключалось в том, что­бы на многосторонней основе реформировать всю систему, заключив международное соглашение и создав новую миро­вую резервную валюту, которая бы уменьшила давление на доллар и контролировалась бы МВФ как своего рода миро-

Глобализация консерватизма

вым центральным банком. Или же американцы могли бросить всем вызов, заставив остальные страны мира ревальвировать свои валюты с тем, чтобы доллар сохранил свое соотношение с золотом, а в случае отказа с их стороны - просто сломать прежнюю систему и де-факто учредить мировой долларовый стандарт. На протяжении 1960-х годов администрации пре­зидента Кеннеди, а затем Джонсона пытались как-то соблюс­ти условия Бреттон-Вудской сделки между Америкой и осталь­ным миром, пойдя на ряд организационных и регулятивных уловок. В частности, они ввели ограничения на зарубежные инвестиции американских компаний через контроль за дви­жением капитала, а также добились «добровольных» ограни­чений со стороны американских банков в выдаче кредитов иностранцам. Но потребности Соединенных Штатов в иност­ранном капитале были столь велики, что удалось лишь несколь­ко отсрочить час окончательной расплаты.

Банки начали уходить из США, чтобы избавиться от кон­троля и возросшего финансового давления. А критика Брет­тон-Вудской системы со стороны Уолл-стрит была поддержа­на влиятельной группой сугубо консервативных экономистов, наиболее известными из которых были Милтон Фридмен и Алан Гринспен. Когда в 1969 году министерство финансов США решало, как ему следует действовать, они совместно с экономистами из «Чэйз Манхэттен», «Морган гаранта» и «Ферст нэшнл сити бзнк оф Нью-Йорк» (которых раздражал контроль над движением капитала) выступили за односторон­ние меры. Они считали, что США следует отказаться от фик­сации золотого содержания доллара и что валюты других стран Должны «плавать» относительно доллара, поскольку ему нет серьезных конкурентов. Предполагалось, что механизм пла­вающих курсов валют окажется эффективнее Бреттон-Вудс­кой системы, основанной на государственном управлении: обменные курсы быстро придут к естественному рыночному Уровню, восстановится их стабильность, а отток золота из США немедленно прекратится. Более того, Соединенные Штаты получали возможность снять контроль за движением капита­ла с тем, чтобы правительство, финансовые институты и кор­порации могли свободнее по своему желанию совершать рас-

Глава шестая

ходы. То есть речь шла о том, чтобы не США приспосаблива­лись к новой экономической ситуации, а весь мир приспосо­бился к амбициям Америки. Это обосновывалось тем, что Со­единенные Штаты взвалили на свои плечи бремя защиты «свободы» во всем мире от притязаний коммунистов, и мир должен быть благодарен им за это.

Так и произошло. США больше не могли одновременно финансировать вьетнамскую войну и свой внешнеторговый дефицит. В течение 18 месяцев вплоть до августа 1971 года американское правительство заставило иностранные цент­ральные банки скупить свыше 40 миллиардов долларов (свы­ше 100 миллиардов долларов в ценах 2000 года) с целью сба­лансировать платежный баланс страны. Обязательства такого размера грозили катастрофой в случае одновременного предъявления требований о конвертации долларов в золото. В мае 1971 года ряд европейских государств (Нидерланды, Австрия и Швейцария во главе с ФРГ) счел, что лучше допус­тить ревальвацию своих валют, отказавшись от их фиксиро­ванной связи с долларом, нежели в целях уменьшения давле­ния на доллар стимулировать свою экономику (что было чревато инфляцией). Так закончилась двухлетняя битва за удержание обменных курсов европейских валют в рамках, отвечавших планам интеграции и валютного союза. Европей­цы считали, что приняли на себя главный удар валютно-финансовой недисциплинированности США. Американцы же полагали, что европейцы проявляют неблагодарность, пресле­дуя собственную выгоду.

В атмосфере углублявшегося кризиса президент Никсон нанес ответный удар, отменив конвертируемость доллара в золото и введя 10-процентный дополнительный налог на весь импорт в США. На протяжении последующих двух лет Аме­рика отклоняла все попытки остальных стран убедить ее со­гласиться на какие-то компромиссы в ходе реконструкции, а в перспективе - и реформы международной валютно-финансовой системы. Соединенные Штаты выкручивали остальным руки, упорно добиваясь создания такой системы, где доллар был бы главной валютой, вокруг которой колебались бы про­чие валюты.

Глобализация консерва

Осенью 1973 года последние попытки достичь соглаше­ния относительно многосторонней системы разбились о че­тырехкратное повышение цен на нефть. В мире произошел переход от золотовалютного стандарта на основе международ­ного соглашения, к долларовому стандарту, причем США не признавали никаких обязательств по управлению собствен­ной валютой. Соавтор Никсона по этой политике, министр финансов США Джон Коннэли метко выразил безразличие Соединенных Штатов к взглядам других стран: «У нас есть проблема, и мы делимся ею с остальным миром точно так же, как своим процветанием. Вот для чего существуют друзья»⁶.

Циничное мнение Коннэли, что как бы ни жаловались «друзья» (Европа и Япония), США могут и будут делать толь­ко то, что им нравится, определила магистральные направле­ния американской внешнеэкономической политики последу­ющих 30 лет. Как говорил президент Никсон в выступлении перед немецким бундестагом два дня спустя после отмены конвертации доллара в золото, для своих военно-стратегичес­ких операций Америке необходимо получить в свое распоря­жение 80 процентов положительного сальдо по текущим опе­рациям промышленно развитых стран Запада⁷. Если бы союзники не согласились с этим добровольно, то США изыс­кали бы иной путь достижения того же результата.

С 1 января 1974 года США отменили всякий контроль за движением капиталов. Курс доллара резко упал, но поскольку у него не было конкурентов, это имело незначительные по­следствия для Соединенных Штатов. Американские консер­ваторы - сторонники свободного рынка, финансисты с Уолл­стрит и их союзники в правительстве - решили, что настал их час. Они настаивали на том, что путем односторонних дей­ствий США должны привести международный экономичес­кий порядок в соответствие с американскими интересами. Теоретическое обоснование этому демаршу обеспечили ульт­раконсерваторы, причем у них не было ясного понимания, куда он может привести.

Первым проявлением изменений в политике США стало то как они поступили с долларами, накопленными странами ОПЕК в результате повышения цен на нефть в четыре раза и

Глава шестая

удержания их на высоком уровне путем сокращения добычи. В рамках многостороннего подхода послевоенного периода можно было бы осуществить вложение долларов ОПЕК в МВФ и Всемирный банк, тогда они были бы в организованном и предсказуемом порядке «рециклированы» в промышленно развитые страны Запада и «третий мир». Это позволило бы финансировать повсеместно возникшие в результате нефтя­ного шока внешнеторговые дефициты и тем самым предотв­ратить синхронную рецессию вследствие одновременного падения спроса во всех странах. Из-за односторонней отмены Соединенными Штатами контроля за движением капитала события пошли по иному сценарию. Нефтедоллары вклады­вались в банки США и «рециклировались» в виде кредитов иностранным правительствам и корпорациям, причем исклю­чительно через американский частный финансовый сектор. В виду отсутствия в США контроля за капиталами в мире обра­зовался гигантский массив долларовой ликвидности. В 1976-1981 годы американские банки увеличили свои зарубежные активы с 89 до 300 миллиардов долларов, причем вложения осуществлялись главным образом через Лондон, где не дей­ствовали сохранившиеся в самих США ограничения на про­центные ставки по депозитам. Кредитование банками нацио­нальных правительств, особенно менее развитых стран, за десятилетие выросло в шесть раз⁸. Как цинично заметил пред­седатель «Ситикорп» Уолтер Ристон, национальные правитель­ства не становятся банкротами; в общем объеме прибылей его банка доля прибылей от зарубежных трансакций взлетела до 80 процентов⁹.

Инструменты финансового регулирования, применявши­еся в условиях Нового курса, начали все чаще давать сбои. Это описал Леонард Сибрук в книге «Власть США в между­народных финансах». В 1980 году, желая удержать у себя хлы­нувшие в Нью-Йорк после второго нефтяного шока нефте­доллары, американцы разрешили своим банкам проводить международные банковские операции внутри США, причем без установления потолка процентных ставок и требования хранить часть средств в ФРС в качестве так называемых ре­зервных требований. Отныне существовал единый рынок дол-

Глобализация консерватизма

даров внутри страны и за границей; более того, доллары везде вкладывались под одинаковые проценты, и этот процесс ни­как не сдерживался регулирующими органами. Упор на ры­ночные механизмы обеспечил американской финансовой сис­теме крупнейшие за все 50 лет козыри. Ее депозитная база и кредитные возможности вышли за пределы США, приобре­тая глобальный характер.

Это не единственное преимущество Соединенных Шта­тов. С начала 1970-х годов страна имела значительный и про­должавший расти дефицит внешнеторгового баланса. Одно­временно США наращивали прямые инвестиций в другие страны (на конец 1999 года их общая сумма составила около 1,1 триллиона долларов) и финансировали свои многочислен­ные военные операции за рубежом. Цель Никсона, состояв­шая в присвоении Соединенными Штатами 80 процентов по­ложительного сальдо по текущим операциям промышленно развитых государств, была полностью реализована. На возни­кавшие дисбалансы Америка отвечала дальнейшей рыночной «либерализацией», что увеличивало приток столь необходи­мых долларов. Например, в 1984 году Рональд Рейган отме­нил налог на проценты и дивиденды, взимавшийся с иност­ранных держателей американских финансовых активов у источника выплаты (так называемый налог на репатриацию), что сделало финансирование растущих дефицитов США бо­лее привлекательным для иностранцев. Соединенные Штаты также заставили своих партнеров ослабить и фактически от­менить контроль за движением капиталов, что облегчило им­порт капитала из других стран. В 1988 году было подписано Базельское соглашение, согласно которому коммерческие бан­ки были обязаны поднять уровень «капитальной базы» в ба­лансах для гарантирования своей кредитной деятельности. Оно обеспечило повышение спроса на государственные цен­ные бумаги США, считающиеся высоконадежными активами. Как сообщает Сибрук, в результате Базельского соглашения Только японские банки купили казначейских нот и облигаций США на сумму более 20 миллиардов долларов.

К 1989 году все основные европейские страны были вынуждены снять контроль за движением капиталов, поскольку

Глава шестая

сложились мощные офшорные рынки в марках, франках, фун­тах стерлингов, лирах, гульденах и кронах. У каждой валюты был свой офшорный рынок, а границы между внутренним и офшорным рынками было невозможно контролировать. Про­цесс развивался дальше. Вместе с размерами дефицита внеш­неторгового баланса США ежегодно увеличивался объем дол­ларовой ликвидности в мире. Американские банки хотели использовать это для дальнейшей кредитной экспансии внут­ри страны и за границей, настаивая на отмене регулятивных барьеров для роста своего бизнеса. В 1991 году Федеральная резервная система впервые после 1933 года позволила част­ному банку «Джей Пи Морган» заняться размещением госу­дарственных и муниципальных ценных бумаг. Это стало пред­вестником полного устранения финансового контроля в США в 1990-е годы, о чем уже говорилось в четвертой главе.

Таким образом, либерализация посредством интеграции основных мировых рынков капитала на основе долларового стандарта послужила интересам США в двух аспектах: укре­пила позиции американских частных финансовых институтов и облегчила финансирование внешнеторгового дефицита стра­ны. Лишь в 1995 году иностранные центральные банки купи­ли новых американских казначейских ценных бумаг на сумму 70 миллиардов долларов, то есть половину от их общего вы­пуска¹⁰. Вместе с потоками капитала и банковских кредитов чрезвычайно вырос валютный оборот. Инвестиции в финан­сы и страхование в настоящее время составляют 1/3 от обще­го объема американских инвестиций за рубежом, и главную роль в них играют «Ситикорп», «Пруденшл оф Америка» и «Стэйт фарм иншурэнс». В течение последних 20 лет доля аме­риканских банков на мировом рынке финансовых услуг удво­илась¹¹. Сейчас «Голдман Сакс», «Морган Гаранти» и «Мерилл Линч» господствуют среди инвестиционных банков Лондо­на. Результатом подобного развития международной валют­ной системы стал захват ее американцами.

Бремя обеспечения США необходимым им притоком дол­ларов за счет прямых и косвенных инвестиций взяли на себя японцы (в конце 1980-х годов) и европейцы (в конце 1990-х годов). С точки зрения Америки источник инвестиций имел

Глобализация консерватизма

не больше значения, чем перепады курса доллара. Ведь система сконструирована таким образом, чтобы максимизировать экономическую и финансовую автономию США. Периоды крайней слабости доллара (как в середине 1980-х годов) чере­довались с периодами его чрезвычайной силы (как в конце 1990-х годов), но это мало влияло на экономическую полити­ку США, целиком сосредоточенную на внутренних пробле­мах. Джорджу Бушу-старшему как-то задали вопрос относи­тельно падения курса доллара. В своем ответе он выразил всю беззаботность президентов США по этому поводу после сло­ма Бреттон-Вудской системы: «Изредка я немного думаю об этом»¹².

Таким образом, способность американцев финансировать свои громадные внешнеторговые дефициты 1990-х годов, не прибегая к сдерживанию роста национальной экономики, была отнюдь не случайным плодом некого чисто технического и анонимного процесса, называемого «финансовым дерегулиро­ванием». Бум на фондовом рынке и привлечение в финансо­вую систему страны огромных капиталов стали результатом ряда политических решений, принятых на протяжении 30 лет и отразивших глубинную предрасположенность США к од­носторонним действиям прорыночного характера. В 1970-е годы никто не мог четко предсказать, как будет развиваться ситуация. Расширяя свою финансовую автономию и роль нью-йоркских рынков в качестве финансовых посредников, а так­же настаивая на центральной роли доллара, США создали среду, в которой остальной мир оказался вынужденным лишь приспосабливаться к их экономическим решениям, постепен­но попадая в плен господствующей в Америке финансово-эко­номической идеологии. Однако это не имеет ничего общего с либерализмом.

Дата добавления: 2015-07-16