Лидируют ли США в «новой экономике»?

Такой вопрос удивит многих читателей. Считается, что недавно достигнутое Америкой лидерство в «новой экономи-

Иррациональная алчность

ке» и ее возвращение к темпам роста производительности тридцатилетней давности обеспечены мощным фондовым рынком и культом акционерной собственности. Пусть крити­ки стонут по поводу приоритета краткосрочных финансовых результатов и тому подобного; но, быть может, высокоразви­тые и высоколиквидные американские биржи в самом деле создали основу успеха «новой экономики»? Биржи облегчают покупку и продажу акций компаний, поощряя граждан рас­ставаться со своими денежными сбережениями; граждане же получают возможность быстро вложить свои деньги туда, куда хотят. Без такой структуры, нацеленной на максимизацию ка­питализации компаний и подталкивающей инвесторов рис­ковать с целью получения прибылей, значительно превыша­ющих средние, венчурный капитал в масштабах, достигавших 90 миллиардов долларов в год, никогда бы не вливался во вновь создаваемые высокотехнологичные предприятия и ин­тернет-компании. «Новая экономика» никогда бы не возникла.

Биржи дали возможность развиться рынку молодых, еще не зарекомендовавших себя компаний, что стало неотъемле­мой частью интернет-революции. Венчурные фонды быстро окупали свои инвестиции в новые высокотехнологичные ком­пании за счет притока средств от первоначального размеще­ния акций на биржах. Даже горечь, оставшаяся после недав­него краха фондового рынка, никогда не сможет перечерк­нуть масштаба достижений 1990-х годов, которые явили миру одну из величайших волн инноваций и восстановили техни­ческое лидерство Америки. Как писал экономический редак­тор «Бизнес уик» Майкл Мэндел, «фондовый рынок в "новой экономике" - это не просто сторонний наблюдатель. Наобо­рот, с усилением роли венчурного капитала рынок превра­тился в решающее звено между экономическим ростом и ин­новациями»³².

Мэндел прав, но и он допускает в своей провидческой Книге «Грядущая интернет-депрессия», что тесная связь между фондовым рынком и «новой экономикой» может быть как созидательной, так и разрушительной. Доказательство состо­ит в следующем. Несомненно, бум акций высокотехнологич­ных компаний способствовал возникновению новых предпри-

Глава четвертая _________________________________________________________

ятий, он значительно ускорил темпы развития и распростра­нения информационных технологий; но это произошло за счет неимоверных издержек. Водоворот надувательства, сопровож­давшего «новую экономику», был создан порочной обратной связью, главным передаточным механизмом которой служила биржа. «Новая экономика» обеспечивала небывалые прибы­ли, а похвальба этими прибылями способствовала укреплению мнения, что происходит нечто весьма необычное. В результа­те не только американский, но практически все западные и азиатские фондовые рынки пострадали от временной утраты способности рационально оценивать ситуацию. Аппетиты Уолл-стрит в отношении краткосрочных прибылей за счет роста котировок акций оказались крайне вредны для компа­ний, подобных «Боингу». Они подрывали приверженность к: терпеливому взращиванию бизнеса, являющуюся залогом ус­пеха предприятия, и привели к появлению эпохального фон­дового «пузыря». Его схлопывание не только имеет пагубные последствия для американской экономики, но и раскрывает слабые стороны «новой экономики» как таковой.

Информационная технология и интернет весьма важны, но в ряду великих технических прорывов XX века они зани­мают более скромное место, чем, скажем, электричество или автомобиль. Правда, по мере расширения использования ин­формационно-коммуникационных технологий, у них есть шанс занять место в этом ряду. Хотя в период 1995-2000 годов про­изводительность в Америке росла, неверно было бы объяс­нять это одним лишь влиянием «новой экономики». Профес­сор Роберт Гордон из Северо-западного университета, ведущий американский эксперт в вопросах производитель­ности, доказывает, что 2/5 увеличения производительности можно объяснить традиционным ускорением роста на после­дней фазе хозяйственного подъема. Остальная прибавка кон­центрировалась в 12-процентном сегменте экономики, связан­ном с производством информационных технологий и соответствующего оборудования. Эти отрасли пожинали пло­ды происшедшего после 1995 года удвоения расходов на за­купки компьютерной техники (заметим, что такая же интен­сивность их роста отнюдь не гарантирована в будущем³³), а

Иррациональная алчность

вне его средняя производительность росла медленно или не увеличилась вовсе. В 2000 году вложения в высокотехноло­гичные товары составили половину всех инвестиционных рас­ходов американских компаний (в 1992 году - 15 процентов). Но, согласно обзору консалтинговой фирмы «Маккинси», этот показатель обязательно упадет, поскольку уже сделанные ин­вестиции не окупились⁸⁴. Обзор подтверждает выводы Гор­дона, показывая, что в США основной вклад в рост произво­дительности после 1995 года обеспечили всего шесть отраслей (прежде всего производство полупроводников, выпуск ком­пьютеров и телекоммуникационный сектор), а в остальных увеличение было незначительным или отсутствовало. Транс­формационный подъем производительности в США вряд ли продолжится в условиях падения инвестиций в высокотехно­логичный сектор до обычного уровня.

Гордон не верит, что ИКТ окажут такое же влияние на показатели производительности, как, например, изобретения в химической и нефтяной промышленности, а также новые технологии очистки воды. По этому вопросу пока рано делать окончательные выводы. Мое собственное мнение состоит в том, что в конечном итоге информационно-коммуникационные технологии сделают все организации более децентрализован­ными, транспарентными и взаимосвязанными. О потенциаль­ном размахе изменений в организационных структурах и со­кращения издержек можно только гадать. Но это дело будущего. В рамках данного обсуждения отметим лишь наду­манность тезиса, будто масштабы и темпы происходивших в США в конце 1990-х годов перемен определялись фондовым рынком, в частности - котировками акций компаний «новой экономики».

Консервативная идеология укрепила присущее рынку Желание верить фантастическим историям, оправдывающим небывало быстрые прибыли. В прошлом технические иннова­ции всегда предпринимались крупными корпорациями и государством. Сейчас средства массовой информации, магнаты Новых информационных технологий и фондовые спекулянты - все сошлись в том, что инновации быстрее и лучше осуществ­ляются «жадными до прибыли» венчурными фондами и быст-

Глава четвертая

ро развивающимися на основе ИКТ сетевыми структурами. После победы в «холодной войне» американское общество ощущалось новое торжество. «Мы уверены в успехах Амери­ки» - вопила «Меррилл Линч». А снижение инфляции и пло­ды технологической революции казались обоснованием пре­тензий на то, что страна вступила в новую эру.

Так Уолл-стрит породила самосбывающееся пророчество и иллюзорную благодать. Всеобщая вера в частную инициати­ву как движитель экономических перемен способствовала тому, что значительные объемы частного венчурного капита­ла направлялись в инновационную сферу. Этот энтузиазм со­здал и поддерживал оживленный спрос на фондовом рынке, что позволяло выгодно продавать вновь организуемые интер­нет-компании и окупать первоначальные вложения в них. Прибыли венчурных фондов обычно в среднем на 7-10 про­центов выше, чем в остальных сегментах фондового рынка; это служило свидетельством того, что «новая экономика» пред­ставляет собой нечто особое; и «мыльный пузырь» раздувался дальше. Таким образом, фондовый рынок, несмотря на неуп­равляемость и абсурдность котировок, имел существенное зна­чение для революции в сфере высоких технологий. В равной мере, эта революция сыграла первостепенную роль в появле­нии фондового «пузыря».

Фондовому рынку присуща также фатальная особенность, связанная с проблемой временных горизонтов. Речь идет о противоречии между стремлением финансового сообщества, с одной стороны, к ликвидности, дающей возможность выби­рать между различными вариантами действий, перемещать средства из низкоэффективных в потенциально более высо­кодоходные активы и фиксировать прибыль в нужный момент, а с другой - желанием и потребностью компаний иметь в сво­ем распоряжении преданных инвесторов, которые поддержи­вали бы их в трудные моменты и не впадали в чрезмерную эйфорию в лучшие времена. Фондовые рынки склонны ценить краткосрочные доходы выше долгосрочных³⁵. Существуют расчеты, показывающие, что деньги, вложенные в проекты со сроком реализации более пяти лет, обесцениваются в два раза быстрее, чем краткосрочные вложения. Такая иррациональ-

Иррациональная алчность

ность не препятствует развитию экономики до тех пор, пока находятся возможности ее компенсировать. Это может про­исходить либо за счет того, что часть акционеров предана сво­им компаниям независимо от котировок их акций (что харак­терно, например, для индивидуальных собственников, работников-акционеров и перекрестного владения акциями), либо благодаря такой системе корпоративного управления, которая оберегает компании от эксцессов рынка. Американс­кая же экономика предлагает мало компенсирующих возмож­ностей подобного рода. Фактически, фондовый рынок высту­пает центральным элементом всей финансовой системы. Когда охваченные энтузиазмом по поводу «новой экономики» инве­сторы потеряли голову (точно так же, как в Голландии XVII века - в связи с выращиванием тюльпанов, а в Англии XIX века - строительством железных дорог), это не просто приве­ло к классическому «мыльному пузырю» переоцененности ак­тивов. Последствия этого коллективного помешательства крайне неблагоприятно сказались на принятии решений кор­порациями и инвесторами, что в конечном итоге поставило под угрозу устойчивость самой «новой экономики».

Старое изречение величайшего английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса гласит, что цель большинства инве­стиций на фондовом рынке - купить ценную бумагу с расче­том на дальнейшее повышение ее котировок, а затем продать. Такой расчет обычно основан на расхожем представлении о состоянии бизнеса, а не на действительном знании. Как гово­рят валютные дилеры, нужно «оседлать тренд». В США в кон­це 1990-х годов этот принцип был доведен до абсурда. Прису­щее рынку стремление к получению скорых результатов было усилено сочетанием общекультурных и психологических фак­торов. Возникшую величайшую «ловушку иррациональной обратной связи» блестяще обрисовал йельский экономист Ро­берт Шиллер в своей книге «Иррациональное изобилие». Кейнс говорил, что смысл большей части инвестиций на фон­довом рынке лучше всего проясняет сравнение с игрой «му­зыкальные стулья». В ходе ее игроки бегают между стульями (число которых меньше, чем игроков). Каждый игрок надеет­ся, что когда музыка остановится, он успеет занять свой стул

Глава четвертая

(то есть, продать свои акции), а другой - останется ни с чем. В начале 2000 года казалось, что в «музыкальные стулья» играла вся Америка, начиная с 37 тысяч инвестиционных клубов и десятков тысяч биржевых трейдеров и заканчивая простыми американцами, верившими, что рынки действительно обеспе­чат им небывалые доходы. Каждый рассчитывал, что когда «мыльный пузырь» лопнет, в накладе останется кто-то другой. Это оказалось обманом.

Дело в том, что с приближением момента биржевого кра­ха главный расчет делается на то, что бум продлится еще ка­кое-то время; тогда за несколько предстоящих часов бирже­вой торговли можно провернуть еще одну сделку, сбыв пере­оцененную ценную бумагу большему простофиле, чем вы. Ко­тировки достигают заоблачных уровней. Например, в 1998 году компания «Сиско Системз» была оценена фондовым рынком в 160 миллиардов долларов, то есть более чем в 30 раз дороже объема ее продаж. В 1990-е годы объемы ее продаж и прибы­лей увеличились на 150 и 120 процентов, соответственно, тог­да как котировки ее акций росли в среднем на 2000 процен­тов в год. Падение ее, как и остальной части высокотехноло­гичного сектора, с этих заоблачных высот было неизбежным. Апологеты консерватизма доказывают, что котировка акций компаний на столь высоком уровне отражает стремление фон­дового рынка к долгосрочным финансовым результатам. Это ложь, если знать, сколько времени в среднем инвесторы дер­жали акции высокотехнологичных компаний. На пике бума акции поисковой интернет-системы «Яху!» меняли владель­цев в среднем каждые 8 дней, а акции интернет-магазина «Амазон» - 7 дней. Для сравнения: акциями компании «Кока-кола» акционеры владеют в среднем в течение 26 месяцев, а компа­нии «Дженерал электрик» - около 30 месяцев. С точки зрения серьезного научно-технического развития, которое может за­нять десятилетие, такие сроки вряд ли свидетельствуют о пре­данности акционеров своим компаниям, но по стандартам интернет-компаний они сравнимы с целым веком. Рынки ста­ли слишком недальновидными; фактически, их не интересуют перспективы развития высокотехнологичных компаний.

Рациональность перестала играть сколь-либо значимую

Иррациональная алчность

роль. Котировки компаний, специализировавшихся всего лишь на розничной торговле через интернет по примеру «Амазона» с его кажущимся успехом в продаже книг и компакт-дисков, достигали сумасшедшего уровня. Но такие компании разорялись сотнями. Как оказалось, даже интернет-магазин «Амазон», пользовавшийся всеми преимуществами первопро­ходца и обладания глобальным брэндом, основан на экономи­ческой модели, не обеспечивающей особой прибыльности. Скидки, с которыми он приобретает книги, приходилось пе­редавать покупателям, и после покрытия собственных наклад­ных расходов остается очень незначительный навар. «Амазон» получает лишь 2 процента прибыли с каждой проданной кни­ги - против 30 процентов у ведущей книготорговой компа­нии США «Варне энд Ноубл». В целях обеспечения ликвид­ности и стимулирования своих работников компания полагалась на безумные котировки собственных акций; одна­ко привлекательность опционов на акции снижается вместе с падением их котировок. Сотрудники «Амазона» обнаружили, что вместо того, чтобы вкушать плоды своего положения «гиб­ких собственников», находящихся на острие научно-техничес­кой революции (как их приучили думать о самих себе в пик бума с опционами на акции), они работают до 70 часов в неде­лю по низким часовым расценкам. И даже при этом они испы­тывают конкуренцию со стороны более низкооплачиваемых работников в самих США и в Азии. Как и на «Амазон», эта угроза распространяется на все американские компании, оказавшиеся под прессом необходимости обеспечивать высо­кую доходность на акции. Мотивация к труду ослабла. На мо­мент написания этой книги, несмотря на отмену гибкого гра­фика занятости и серию увольнений, «Амазон» зафиксировал лишь небольшую и хрупкую прибыль - хотя некогда имел бас­нословную рыночную оценку. Ведущий аналитик по вопро­сам информационных технологий компании «Леман Бразерс» Рави Суриа выражает сомнение в устойчивости его позиций³⁶. Все сказанное не перечеркивает значения инновационности компаний, находящихся в сердце информационно-ком­муникационной революции; речь идет лишь о том, что фондовый рынок, некогда оказавший им помощь и взрастивший их,

Глава четвертая

сейчас является их недругом. По любым стандартам поиско­вая система и интернет-портал «Яху!» является выдающейся компанией - даже если она никогда не стоила тех 150 милли­ардов долларов, в которые оценивалась. Нельзя переоценить и значительную роль компании «Майкрософт» в развитии программных продуктов, «дружелюбных» к пользователям компьютерных сетей. Но даже эти компании пострадали от падения своих чрезмерно высоких котировок на рынке, как и от алчности, порожденной этими котировками. Не только руководители, но многие рядовые сотрудники компаний на­стаивали на том, чтобы им платили опционами на акции. Их лояльность и преданность своим компаниям сохранялась лишь до тех пор, пока надувался «мыльный пузырь» акций высоко­технологичных компаний. Как только он лопнул и условия опционов ухудшились, интернет-компании и информацион­но-технологические фирмы обнаружили, что не в состоянии удержать свой персонал; текучесть кадров в 50 процентов и более в год стала обычным делом. Компания «Яху!» потеряла трех президентов по региональным операциям, а когда в фев­рале 2001 года в связи с падением доходов от рекламы предсе­датель совета директоров отказался от поста президента, ока­залось почти невозможным найти претендентов. Венчурные фонды обнаружили, что организации, созданные ими для ис­пользования возможностей фондового рынка, быстро распа­даются. Директора и ведущие сотрудники покидали компа­нии, учреждавшиеся с единственной целью быстро обогатить своих инвесторов. Даже могущественная «Майкрософт», пре­доставлявшая своим первым акционерам щедрые пакеты оп­ционов, сочла целесообразным нанимать новых служащих на временной основе (поскольку те не пользуются ни одной из привилегий постоянного персонала) с целью сохранить низ­кие издержки и активный рост прибыли, то есть действовала по принципу «разделяй и властвуй».

Функционирование сектора ИКТ характеризовалось тем, что доходы одних компаний этого сектора в значительной мере зависели от способности других зарабатывать деньги на пере­гретом рынке. Так, компания «Яху!» получала значительные суммы от других интернет-компаний, размещавших свою рек-

Иррациональная алчность

ламу на ее веб-страницах. По мере того как в результате кол­лапса биржевых котировок те разорялись, снижались реклам­ные доходы «Яху!». Шансы на скорый поворот к лучшему в ее судьбе незначительны; таковы же шансы всех президентов компаний, благосостояние которых определяется размерами опционов на акции. Фондовый рынок «как дал, так и взял».

Крах фондового рынка находит выражение в процессе жесточайшего сокращения бизнеса, сравнимого по масштабам с его прежним ростом. В рыночной экономике компании все­гда сокращают операции в условиях неустойчивости продаж и прибылей; но когда катастрофически падают котировки ак­ций, такая тенденция становится тотальной. Котировки ак­ций консультационной интернет-компании «Марчферст», имевшей годовой оборот порядка 1 миллиарда долларов, упа­ли на 92 процента. В ноябре 2000 года компания столкнулась с невозможностью получать какие-либо средства с фондового рынка. В попытке справиться с возникшими финансовыми трудностями она в течение трех месяцев уволила 2 тысячи человек, то есть 1/3 своего американского персонала. Тем не менее, в апреле 2001 года она объявила о своем банкротстве. Эфемерная перспектива обогащения за счет фондового рын­ка подвигла производителя телекоммуникационного обору­дования компанию «Люсент» к попытке превратиться в по­ставщика оборудования и программного обеспечения для до­ступа в интернет, основывая свой бизнес на цифровых техно­логиях и Всемирной сети. Компания использовала непомерно высокие котировки своих акций для приобретения ряда ин­тернет-компаний. Но ей не удалось осуществить намеченную трансформацию, поскольку на объемах ее продаж сказалась волна банкротств подобных фирм. В борьбе за сохранение прибыльности она уволила каждого десятого работника. «Лю­сент» не одинока: высококлассные компании, такие как «Ксе­рокс» и «Кодак», опрометчиво перешли на цифровые техно­логии, а в результате потерпели большие убытки. В целом, «фондовый пузырь» привел к крупным ошибкам в размеще­нии ресурсов из-за погони менеджеров за быстрыми доходами.

Сжатие экономической активности, вызванное такими ошибками, становится самовоспроизводящимся. Банкротство

Глава четвертая

и ослабление компаний сектора ИКТ провоцирует следую­щий раунд сокращений и потери доверия к подобному виду бизнеса; при этом случайные и временные работники оказы­ваются лишними в первую очередь. Компании традиционно­го сектора, затянутые в эту трясину, обнаруживают, что исправлять ситуацию придется именно им. Единственная надеж­да состоит в том, что нынешняя рецессия окажется кратков­ременной. Однако быстрому восстановлению препятствует структурная слабость сектора ИКТ. По словам консультанта по вопросам технологий и редактора Службы стратегических новостей Марка Андерсона, бум интернет-компаний оказался не более чем аферой; пенсионные фонды, послужившие основ­ными поставщиками рискового капитала для венчурных ком­паний, потеряли миллиарды³⁷. Хотя именно Соединенные Штаты инициировали революцию в информационных техно­логиях, финансовая система не позволяет Америке сохранять лидерство. Казино - не лучшая база для долгосрочных инвес­тиций и инноваций.

Крах интернет-компаний и тесно связанные с ним про­блемы телекоммуникационного сектора (которые будут рас­смотрены в шестой главе) обернулись крупнейшими убытка­ми американской финансовой системы со времен кризиса 1920-х годов. Американские потребители сокращают расхо­ды, финансисты пытаются улучшить подпорченные балансы, а экономика страны оказалась, судя по всему, в тупике. Ей пред­стоят годы вялого роста после рецессии 2001-2002 годов. Чу­десный рост производительности оказался миражом. Важней­шие хозяйственные активы Америки, начиная с системы банковской поддержки малого и среднего бизнеса и заканчи­вая инфраструктурой инвестиций в НИОКР, преданы забве­нию и чахнут. Налицо не только экономические издержки. Описанные события стали фоном для крупнейшего социаль­ного эксперимента по приватизации публичной сферы и вос­питанию в обществе терпимости не только к существующему неравенству, но и его углублению. Последствия этого экспе­римента проясняются только сейчас. И что самое печальное -в него волей-неволей вовлечен весь остальной мир. Поэтому американским консерваторам придется ответить за многое.

Пусть воздастся имущим

По размаху имущественного неравенства Соединенные Штаты опережают все остальные индустриальные страны За­пада. Доходы 20 процентов самых богатых американцев в 9 раз выше, чем у беднейших 20 процентов населения - что в 1,5 раза превышает показатели Японии, ФРГ и Франции. В США наиболее высока доля населения, живущего за чертой бедности - 19 процентов¹. Более того, 10 процентов амери­канцев с самыми низкими доходами, хотя и живут в более бо­гатом обществе, беднее своих товарищей по несчастью в Ка­наде, Японии² и Европе (за исключением лишь англичан). В то же время концентрация богатства и доходов у верхушки американского общества достигла огромных размеров и вы­ражена отчетливее, чем в любой другой развитой стране. В Америке насчитывается почти три миллиона миллионеров, а 1 процент ее населения владеет 38 процентами всего нацио­нального богатства.

В 1980-е годы неравенство в американском обществе еще более усугубилось. Из-за падения реальной заработной платы «синих воротничков» снизились средние доходы домохозяйств, что было особенно заметно для 1/5 населения с наиболее низ­кими доходами. В то же время резко возросли доходы самых богатых американцев. Ускорение этой тенденции в последние «О лет было подстегнуто сокращением налогов, предприня­тым вначале президентом Рейганом, а затем Бушем. Хотя на Последних стадиях экономического оживления второй половины 1990-х годов безработица снизилась и впервые с конца 1970-х годов стала расти реальная заработная плата «синих

Глава пятая

воротничков», рост доходов среднего класса сдерживался пе­риодическими волнами сокращения персонала. Темпы усиле­ния дифференциации между самыми богатыми и бедными за­медлились, однако разрыв между средним и высшим классом продолжал расширяться.

Подобное неравенство является жестоким фактом амери­канской действительности, оскорблением надежд каждого американца на равные шансы для свободной и счастливой жизни. Верхушка общества имеет значительно больше возмож­ностей и материальных условий для счастья, чем низший класс. В то же время, хотя американское общество чрезвычайно ком­мерциализировано, в нем распространено мнение, что каж­дый должен иметь свой шанс: происхождение, раса и пол не должны препятствовать продвижению вверх по социальной лестнице. Здесь отсутствуют титулы. Отцы-основатели глубо­ко верили в то, что Америке следует избежать вздорной арис­тократической иерархии. Республика даже запретила прак­тику преимущественного права на наследование: землю полагается не передавать старшему сыну, а распределять между всеми детьми. Индивидуализм американцев поддерживается доступностью собственности.

Каждый иммигрант, становящийся гражданином США, должен встать на ноги за счет собственного упорного труда. Здесь любят рассказывать истории о тех, кто добился успеха в жизни исключительно благодаря личным заслугам и усилиям. Для реализации этого нравственно справедливого социаль­ного императива необходима общедоступность образования. Соединенные Штаты на практике подтвердили свою привер­женность этому принципу: университеты были в числе пер­вых институтов, учреждавшихся каждым новым американс­ким штатом по мере освоения Запада. Уже в 1800 году в США насчитывалось больше университетов, чем в Англии. Чтобы определить, насколько заслуженными являются успехи уча­щихся, в США изобрели специальный тест на способность к обучению (scholastic aptitude test - SAT), имеющий целью дать объективное представление об интеллекте учащегося. Соглас­но сложившимся здесь взглядам, все имеют равные шансы на продвижение в жизни, что соответствует заложенному в аме-

Пусть воздастся имущим

риканской конституции понятию гражданства. Социальная мобильность выступает вознаграждением для всех, кто тру­дится. Таково наследие идей отцов-основателей США и фи­лософии Джона Локка.

Однако факты чрезмерного неравенства превращают в насмешку подобное изображение американской жизни, состав­ляющее неотъемлемый и существенный компонент консерва­тивной идеологии. Реальность подрывает всю систему убеж­дений консерваторов: с ее учетом справедливое общество невозможно представить как совокупность высокоморальных индивидов, отстаивающих свою свободу в условиях минималь­ного налогообложения, государственного вмешательства и социального обеспечения. Во всяком случае, оказываются бо­лее чем оправданными доводы Джона Роулза в пользу созда­ния «инфраструктуры справедливости», обеспечивающей каж­дому гражданину равные стартовые возможности и гарантии удовлетворения его минимальных основных потребностей. В этом состоит роль государства. Одного индивидуализма недо­статочно, чтобы получить результаты, которые имели в виду создатели американской конституции и на которые нацелена общественная культура Америки.

Именно поэтому консерваторы столь яро пытаются оп­равдать неравенство, оспорить цифры и переформулировать аргументы. Их предложения не обеспечивают правильного понимания того, как создается богатство (что показано в чет­вертой главе), и ведут к социальной несправедливости (что подтверждается существующей степенью неравенства). Вся система их теоретических и политических взглядов оборачи­вается примитивным обманом с целью оправдания власти богатых и предательством американской идеи. Это также оз­начает, что европейцам, желающим копировать опыт США, необходимо дважды подумать, а более самокритичные амери­канцы возможно поймут, что Америке есть чему поучиться у Европы, на порицание и насмешки в адрес которой тратится так много усилий.

Американские консерваторы оправдывают неравенство прежде всего тем, что дифференциация доходов необходима Для обеспечения экономической динамики. Она якобы при-

Глава пятая

носит свои социальные плоды, если даже они не находят не­посредственного отражения в статистике. Логика тут следую­щая. Америка, возможно, действительно выглядит страной со значительным имущественным неравенством граждан. Одна­ко за кадром остается активная ротация между верхними и нижними социальными группами, в результате которой люди постоянно меняют свое место в иерархии доходов. Можно начать карьеру с низким уровнем дохода, а закончить ее с вы­соким; родиться у бедных родителей, но стать богатым. В на­чале 1960-х годов Милтон Фридман изложил теоретическую аргументацию в пользу социального неравенства:

«Рассмотрим два общества с примерно одинаковым распреде­лением доходов. Одно из них характеризуется высокой соци­альной мобильностью (доходы отдельных семей ежегодно ме­няются), а другое - структурной жесткостью (распределение семей в иерархии доходов остается постоянным). Ясно, что второму обществу присуще большее неравенство. Первый тип неравенства сочетается с динамичными изменениями в обще­стве, мобильностью людей и равенством их возможностей, а другой является признаком закосневшего общества. Чрезвы­чайно важно различать эти две формы неравенства, поскольку благодаря конкурентному капитализму свободного предприни­мательства происходит замена второго типа общества на первый»³.

Как мы увидим далее, это ложные аргументы, хотя Фрид­ман и его последователи из числа консерваторов тщатся дока­зать их истинность. На деле, для Америки характерна не мень­шая, а даже большая, чем для Европы, жесткость социальной структуры.

Дата добавления: 2015-07-16