Итак, Европа указывает путь

В известном смысле Соединенным Штатам необходимо пройти путь, который, хотя и неуверенно, прошла послевоен­ная Европа. С тех времен, как Иммануил Кант радовался но­вой свободе ведения публичной дискуссии, предоставленной эпохой Просвещения²⁶, до появления определения, которое дает сегодня публичной сфере Юрген Хабермас, называя ее любым форумом, где могут иметь место споры и дискуссии, Европа придерживалась и придерживается идеи публичной сферы, которая шире официальных институтов демократии, правосудия и управления. Европа также признает легитим­ность действий государства, целенаправленно формирующе­го экономику и общество. И из научных журналов, где инфор­мация должна быть представлена как можно более широким слоям общественности, а не храниться в тайне от частных кли­ентов, и из политических колонок ведущих газет европейцы узнают о наличии целого ряда областей, где можно на закон­ных основаниях формулировать и обсуждать общественные ценности. Отсюда приверженность идее государственных те-

Глава вторая

леканалов, служащих всему обществу и выступающих гаран­тами того, что простые граждане будут иметь доступ как к важ­нейшим новостям, так и к наиболее объективным коммента­риям, - без чего затруднительно участие в общественной и государственной жизни.

Их аналогом в Америке является ОВС (Общественная вещательная служба), но она не получает государственных суб­сидий или льгот, которые могли бы позволить ей конкуриро­вать с коммерческими сетями. До консервативной революции американцы еще могли колебаться по поводу оказания ей под­держки со стороны государства; теперь это невозможно. На­оборот, ОВС стала организацией, существующей за счет под­писки и пожертвований членов общества, желающих к ней присоединиться. В уставе канала нет обязательства вещать для всех американских граждан, чтобы взамен пользоваться спе­циальной государственной поддержкой. В этом состоит его отличие от европейских общественных телеканалов, в кото­рых воплощен иной подход к идее публичности.

Это проблема обеих цивилизаций. В соответствии с за­падной традицией, берущей начало с Аристотеля, личность достигает совершенства тогда, когда способна выразить смысл своей жизни как единство индивидуального и общественного. Однако США все чаще отходят от этой традиции. Это не только вопрос признания того, как государство может и дол­жно действовать для создания инфраструктуры справедливо­сти, которая уменьшает неравенство, уравнивает возможнос­ти и стремится расширить способность личности к самоува­жению. По словам немецкого философа Ханны Арендт, мы нуждается в публичной сфере для того, чтобы обеспечить пол­ный расцвет наших человеческих чувств²⁷. Если довести эту мысль до логического завершения, общество, состоящее лишь из консервативных, «ничем не обремененных личностей», рев­ниво охраняющих свои индивидуальные свободы и личную жизнь, является отрицанием человеческого стимула к объе­динению и самовыражению. Музыкант в расцвете сил высту­пает перед публикой, демонстрируя свой талант, а мы, при­сутствуя при этом, испытываем наслаждение. Садовод наслаж­дается своим личным садом и знает его цену. Оценить же сто-

Хранители света

имость муниципального парка невозможно; однако он вопло­щает в себе коллективное пространство, которое является благом, дополняющим личный сад. Наличие такого парка под­черкивает уединенность; ее значение легче понять, когда есть с чем сравнивать. Аналогичным образом, город нуждается в местах общественного пользования, чтобы заставить нас ощу­тить и оценить частное; однако, если приватизирован каждый угол, те, кто не имеет доступа куда-либо, низводятся до поло­жения изгоев. Это все более характерно для современных аме­риканских городов: общественные территории там сокраща­ются, а частная собственность завоевывает все новые про­странства.

В мире, ставшем полностью частным, мы теряем ориенти­ры. В условиях отсутствия общественных опор ориентирами выступают только личные субъективные ценности. Обществен­ные парки, городские площади, общественное телевидение, общественные музеи, общественное искусство, общественная наука и общественный транспорт - это лишь немногое из того, что следует рассматривать не только в качестве необходимого выражения коллективного начала, но и в качестве важней­ших средств формирования и понимания индивидуального выбора людей.

Это понимают европейцы как левых, так и правых убеж­дений. Это понимают и американские либералы, но они нахо­дятся под натиском американского консерватизма, движимо­го процессом глобализации. В своих работах 1950-х годов Арендт выражала обеспокоенность тем, что под натиском рыночной экономики и рыночного общества происходит эро­зия представлений о публичной сфере. Она пророчески пре­дупреждала, что публичная сфера сжимается. Вследствие это­го государство будет превращаться в нечто большее, нежели административный механизм, а люди будут искать себе при­бежища в личных взаимоотношениях. Людям будет все труд­нее договариваться друг с другом из-за чрезмерной эмоцио­нальной нагрузки, возникающей из-за ослабления жизненных опор, которые обеспечиваются только активно функциониру­ющей публичной сферой. В первом десятилетии XXI столе­тия эти процессы зашли еще дальше. Ситуация усугубится, если

Глава вторая

окончательно возьмут верх американские консерваторы. За­щита европейских представлений о публичной сфере, обще­ственном договоре и обязанностях тех, кто богат и наделен имуществом, становится как никогда необходимой, причем не только для обеспечения справедливости в широком смысле слова, но и для нашего собственного благополучия. Ситуация в современной Америке служит ярким тому доказательством. Чтобы объяснить ее, следует проанализировать причины всплеска там консерватизма.

Бескровная война: крах американского либерализма

Американские консерваторы могут ликовать. В начале нового века они сумели увязать традиционные для Америки скептицизм относительно достоинств государства, протестан­тскую религиозность, веру в свое особое предназначение и упор на капитализм и индивидуализм в доминирующую в стра­не консервативную идеологию. Быть консерватором - значит быть патриотом и, что более необычно, быть популистом и защитником простых людей. Всего лишь 25 лет назад каза­лось, что эта разновидность консерватизма находится на по­литической обочине. Судьба консерватизма выглядела неопре­деленной в виду морального превосходства либерализма (добившегося повсеместного признания того, что государство играет центральную роль в создании справедливого и богато­го общества, а также в решении расовых проблем) и распрос­транения секуляризма (казалось, сумевшего подорвать рели­гиозные основы консерватизма). Сегодня либерализм обвиняют в идейной непоследовательности, он оказался в со­стоянии политической обороны. Либерал - это уже не только ругательство, это слово ассоциируется с особым преступлени­ем - не-американизмом.

Так было не всегда. В 1960 году Джон Кеннеди выиграл трудные выборы, которые должны были открыть новую вол­ну либеральных реформ, инициированных в прогрессистскую эру американской политики в начале века и возобновленных Франклином Д. Рузвельтом в рамках Нового курса. Именно прогрессивные деятели, сплотившиеся вокруг Теодора Руз­вельта, добились признания принципа [прогрессивного] на-

Глава третья

логообложения доходов и начали борьбу с монополиями. По­зднее сторонники Нового курса сумели укрепить банковскую систему, организовали долгосрочные кредиты для фермеров и покупателей жилья, обеспечили профсоюзам возможность отстаивать коллективные права, внедрили систему пособий по безработице. Они были готовы напрямую нанимать безра­ботных и создавать рабочие места для них в рамках крупно­масштабных программ общественных работ. Либеральный проект 1960-х годов состоял в дальнейшем развитии этих взглядов с целью сделать американский капитализм более цивилизованным путем защиты трудящихся и потребителей, а также обеспечения всем подлинного равенства возможнос­тей. Деятели Нового курса, хотя и полагались на голоса чер­нокожих избирателей, сделали очень мало или практически ничего не сделали для наделения тех реальными правами и возможностями. Приоритет отдавался тому, чтобы дать афро-американцам шанс стать равными гражданами и воспользо­ваться всеми благами и возможностями динамичной эконо­мики и общества.

Инаугурационная речь президента Кеннеди, в которой он, как известно, призвал своих сограждан спросить себя не о том, что может сделать для них страна, а что они могут сделать для своей страны, была не только классическим выражением луч­ших черт американской либеральной традиции; в ней содер­жался либерализм американского образца. После убийства Кеннеди эту программу развил Линдон Джонсон под лозун­гом Великого общества. Ставились задачи искоренить бед­ность, реально наделить всех американских граждан избира­тельными правами независимо от их расы, расширить медицинское обслуживание каждого американца, обеспечить защиту окружающей среды, широкомасштабное обучение не­квалифицированных трудящихся и строительство образцовых городов. Такой взгляд выражал не только идеализированные надежды либеральной Америки; эту программу с энтузиазмом поддерживала верхушка американского бизнеса. Уже когда Джонсон потерял пост президента, республиканская админи­страция Никсона была вынуждена пойти на создание Агент­ства по охране окружающей среды и осуществить меры по

Бескровная война: крах американского либерализма

обеспечению минимальных стандартов в области охраны здо­ровья и техники безопасности на рабочих местах.

Спустя 30 лет весь государственный аппарат и стоящие за ним идеи подвергаются хуле и поношению. Сегодня прежний энтузиазм по поводу деятельности государства невозможен -хотя бы потому, что он не находит широкой поддержки у биз­нес-сообщества. Джордж Буш грозит и далее выхолащивать то, что осталось от системы Нового курса, касается ли это прав трудящихся, регулирования бизнеса или прогрессивного на­логообложения. Его вариант консерватизма, прикрываемый маской «сочувствия», является апофеозом тридцатилетней борьбы по искоренению либерализма. Эта тема столь важна для Америки и всего мира, что на ней стоит остановиться под­робнее.

Дата добавления: 2015-07-16