Особость европейцев

Европейскую суть Великобритании определяет отнюдь не география, а система ценностей, порожденная единой по сво­ей сути историей. И когда страна находилась под господством римлян, и когда она боролась с социализмом, в последние две тысячи лет британский опыт отражал то, что происходило в Европе. Эта история имеет большое значение. К примеру, мы не можем разделять равнодушие американских консервато­ров к неравенству в распределении доходов, собственности и благосостояния. Католическая феодальная Европа, частью которой была Великобритания, настаивала на том, что благо­состояние и собственность связаны с глубинными и взаимны­ми социальными обязательствами. Именно этим этическим подходом отчасти вдохновлялся социализм, когда отстаивал общественную собственность на средства производства и ува-

Избавление

жение к правам трудящихся. Хотя и христианство (или, ско­рее, организованная церковь), и социализм сейчас находятся в упадке в качестве ведущей или доминирующей философии, лежащая в их основе этика сохранилась. Ни в одной европей­ской стране население не разделяет взглядов американского большинства, согласно которым государству не следует зани­маться перераспределением доходов; например, за перерасп­ределение доходов выступают 63 процента англичан по срав­нению с 28 процентами американцев³⁷. Это важная статистика, отражающая глубоко укоренившуюся систему ценностей.

Исходным пунктом для понимания того, что американс­кий социолог Сеймур Мартин Липсет называет «американс­кой исключительностью», является американская конституция. Это замечательный документ, обеспечивающий восхититель­ную защиту личных свобод. Начиная со свободы информации и кончая свободой слова, права американцев являются образ­цом для всего мира. Однако американская конституция содер­жит концепцию гражданства, в которой права имеют прежде всего политический характер: право голосовать, право на спра­ведливое рассмотрение дела в суде и право на ношение ору­жия. Парадоксальным образом та же конституция оказывает­ся источником слабости либерального крыла американской политики. Дело в том, что содержащееся в ней определение прав не распространяется за пределы политической сферы, в сферы экономическую и социальную, делая таким образом политические права воплощенными в индивиде и противо­поставляемыми государству. Это подарок консерваторам. Предусмотренный конституцией судебный орган, а именно, Верховный суд США в составе девяти членов отстаивает этот по своей сути консервативный порядок. В американской ис­тории был момент, когда Верховный суд сблизился с прогрес­сивными элементами американского общества, в частности, в деле защиты гражданских прав на Юге в 1950-1960-е годы. Однако в целом он оставался бастионом консерватизма, от­стаивая минимализм государства и приоритетность прав час­тной собственности. В наибольшей мере этот консерватизм проявился в известном решении относительно пересчета вруч­ную избирательных бюллетеней в штате Флорида в ходе пре-

Глава первая

зидентских выборов 2000 года. Суд признал такой пересчет бюллетеней разумным в принципе, но не применительно к Флориде - из-за опасений субъективности в интерпретации результатов пересчета. За это решение выступили пять судей против четырех, что отразило раскол между консерваторами и либералами. Не потребовав ни новых выборов, ни пересче­та голосов во всей Флориде, суд фактически подарил выборы Джорджу Бушу. В противном случае Буш выиграл бы воле­изъявление в четырех спорных графствах (но проиграл бы во Флориде в целом, если бы были учтены так называемые лиш­ние голоса, когда избиратели вписывали в бюллетени желае­мых кандидатов по несколько раз³⁸). Тем не менее, как живо описал Винсент Буглиози, это стало самым тенденциозным судебным решением в современной политический истории³⁹.

Европейская концепция прав человека и гражданина го­раздо шире, а юридические барьеры на пути социально-эко­номического прогресса гораздо ниже. Право на здоровье, на образование, на страхование от безработицы, на справедли­вое отношение на работе и так далее - все это рассматривает­ся в качестве ключевых элементов общественного договора и гражданства, столь же важных, как и политические права. В рамках Нового курса и позднее американские либералы суме­ли обеспечить американцам права на образование и на учас­тие в профсоюзах. Однако это было отходом от минималистс­кой и индивидуалистической в своей основе модели, и в этом смысле легитимность упомянутых прав всегда оспаривалась американскими правыми. К примеру, из-за оппозиции кон­серваторов демократы так и не смогли превратить програм­мы «Медикэйд» и «Медикэйр» в общенациональные системы здравоохранения для всех американцев. Мнение, что подоб­ная схема приведет к чрезмерным полномочиям федеральных властей и правительства в целом, оказывается сильнее аргу­ментации социального характера.

Дело не в том, что европейские идеи социально-экономи­ческих прав граждан, как и идея общественного договора, не находят никакого отклика в США. Дело в том, что отстаиваю­щие эти идеи либералы делают это в условиях враждебной социокультурной среды. Это одна из причин, почему в США

Избавление

никогда не было влиятельного социалистического или рабо­чего движения. Некоторое продвижение вперед имело место; например, в США была создана весьма прогрессивная систе­ма налогообложения, а в американской истории были перио­ды, характеризовавшиеся социальным прогрессом и заботой о социальной справедливости. Как доказывают комментато­ры Джон Джудис и Рэй Тейксейра в книге «Формирование демократического большинства», не исключено даже, что со­четание либеральных ценностей «новой экономики», появив­шейся на основе информационной революции, динамичного роста сторонников демократов среди испаноязычного и чер­нокожего населения и растущей озабоченности относительно характера американского общества предваряет новый пери­од усиления либерализма. Конечно, есть признаки того, что новый либерализм борется за то, чтобы быть услышанным, -например, в подходах к уголовному праву, поскольку расту­щая доля американцев выступает за реабилитацию криминаль­ных элементов, а не только за их наказание. В 1994 году 16 процентов американцев считали предназначением тюрем реа­билитацию; в 2001 году их доля увеличилась до 40 процентов⁴⁰. Тем не менее, условия, в которых развивается этот либе­рализм, глубоко отличны от существующих в Европе. В США главная посылка - получить шанс, возможность. Ответное обя­зательство состоит в том, что, используя имеющиеся возмож­ности, индивид принимает на себя и риски, не ожидая, что общество вмешается, чтобы смягчить удар или неудачу. Та­ким образом, справедливое общество по-американски - это такое общество, в котором поощряются возможности для всех, но при этом общество индифферентно к изначальному или последующему распределению рисков и выгод. Огромную роль играют частное образование и здравоохранение, а государство почти не проявляет готовности использовать свою силу для выравнивания шансов тех, кто находится на стартовой линии, или подстраховать их, если они окажутся в неудачной ситуа­ции или попросту потерпят крах. Профсоюзы и понятие со­циального партнерства рассматриваются с глубокой подозри­тельностью. Бизнес должен преследовать свои интересы, будучи максимально свободным от ограничений.

Глава первая ______________________________________________________________

Европейское представление о справедливом обществе предполагает более активную роль государства, примиряю­щего стороны социального конфликта, осуществляющего не­обходимые всему обществу услуги и регулирующего правила поведения в бизнес и повседневной жизни. Оно рассматрива­ется не просто как «ночной сторож» или рефери; это участ­ник, обеспечивающий справедливое распределение рисков и выгод в рамках того, что либеральный политический философ Джон Роулз назвал инфраструктурой справедливости. Мощ­ная система коллективной страховки компенсирует риски, связанные с плохим здоровьем, инвалидностью или безрабо­тицей. Права трудящихся поддерживаются и укрепляются. Риски и выгоды распределяются не по прихоти случая или рыночных сил; скорее, их конечный баланс устанавливается активно действующим государством, выражающим и претво­ряющим в жизнь сделанный обществом выбор. В Европе было много социальных и политических теоретиков, подчеркивав­ших приоритет публичной сферы (подобно Хабермасу в Гер­мании). Они настаивали на том, что капитализм должен быть встроен в общество (в духе великой социологической тради­ции Дюркгейма), и доказывали, что исходным условием соци­альной справедливости является сокращение неравенства (британская традиция, воплощенная Ричардом Тауни).

Более того, за этими политическими ценностями стоит совершенно иная морально-религиозная концепция. Европа всегда считала, что разум и наука составляют суть и движу­щую силу западного общества; что религиозная вера не может превозмочь науку или помешать ей, а должна искать прими­рения с нею. К примеру, ни в одной европейской стране не согласятся с тем, что теорию Дарвина нельзя преподавать, поскольку она противоречит заветам Библии. Библию препо­давать можно, но то же самое относится и к науке. В Соеди­ненных Штатах это не так, особенно на Юге.

Первые американские поселенцы верили, что США - свя­щенная страна, имеющая особое предназначение. Эта вера жива по сей день, придавая американскому протестантизму чересчур евангелический и персонализированный характер, что усиливается присущим Америке культурным эгалитариз-

Избавления

мом. Простые верующие считают, что могут получить инди­видуальное благословение и спасение. Действительно, их по­ложение как самоуправляющихся и богобоязненных граждан Америки не требует ничего большего. Они могут быть «рож­дены заново», и это происходит. В результате, американская религиозная культура (во всяком случае, ее не столь закоснев­шая часть) в последние 20 лет делала упор на моральности личного интереса и самопомощи, расценивая социальные и публичные инициативы типа тех, что нашли широкую под­держку в Европе и в США со стороны либералов, как нечто враждебное моральности, поскольку они минимизировали ответственность индивида.

Это различия не в акцентах; они касаются сути того, что разделяет американскую и европейскую культуры. Вот поче­му американские консерваторы оказались сейчас столь дале­ки от европейского мэйнстрима. Подходы к гражданству, спра­ведливости и правосудию трансформируются в то, как европейцы относятся к собственности, благосостоянию и не­равенству, а также в то, как они разграничивают обществен­ный и частный сектор. Это не говорит о неэффективности ев­ропейской социально-экономической модели. Результатом этого, как будет показано в восьмой и девятой главах, являют­ся высокоэффективные компании и справедливое общество.

Великобритания должна действовать сообща с другими европейскими странами в деле сохранения этих ценностей и результатов; их надо развивать и защищать, в частности - от американских консерваторов. Если мы хотим сохранить про­грессивную систему налогообложения, обеспечивающую бо­лее справедливое распределение доходов, мы не должны вы­деляться на фоне других европейских государств. Если мы хотим снизить выбросы углекислого газа в атмосферу и в то же время не потерять международную конкурентоспособность, нам следует убедить остальные европейские страны последо­вать нашему примеру. Если мы хотим восстановить какой-то контроль над обменным курсом фунта стерлингов и процент­ными ставками в ситуации, когда масштабы перемещения ка­питалов способны дестабилизировать целые континенты, луч­ше скооперироваться с другими европейскими странами в

Глава первая _______________________________________________________________

создании единой валюты. То же самое и в области обороны, а также борьбы с мафией и международными преступными кар­телями.

В эпоху глобализации все национальные государства дол­жны кооперироваться и сотрудничать, если они хотят пред­ставлять интересы своих граждан. Подобное сотрудничество лучше всего осуществляется теми, кто разделяет одни и те же ценности и цели; лучше всего оно работает тогда, когда воп­лощено в постоянно действующих институтах, то есть когда совместные мероприятия не являются чем-то совершенно новым. Более того, чтобы быть легитимными, эти институты должны быть подотчетными. Вот почему Европейский Союз в своем развитии продвигается от чисто дипломатических вза­имоотношений к более транспарентным и политически ответ­ственным формам взаимодействия. Это основная сфера спо­ров между европейскими правыми и левыми. Нам следует обсудить формы наших совместных институтов, а не сводить политические споры к тому, на какой стороне Атлантики на­ходится высшая цивилизация. Даже если бы мы хотели пре­вратить Европу в часть Америки, это было бы попросту не­возможно.

Нам предстоит новая дискуссия. Евроскептики правы в том, что в существующих условиях подобным политическим институтам не хватает легитимности, поскольку нет ни реаль­но функционирующего европейского политического сообще­ства, ни политических причин, по которым Европа наделила бы их ответственностью. Они предлагают не нарушать статус-кво, заморозить общеевропейский эксперимент, не предпри­нимать никаких усилий по конструированию подобного сооб­щества или сопутствующих ему институтов. Однако такой ста­тус-кво неустойчив. Парадокс состоит в том, что для восста­новления суверенитета и легитимности национальных политических процессов европейские государства должны дей­ствовать совместно. Страной, которая больше остальных по­страдает от подобного открытого утверждения общеевропей­ских интересов и сопутствующего этому стремления к интер­национализму, являются США. Все поддерживаемые ЕС меж­дународные соглашения и договоры - идет ли речь о

Избавление

Международном уголовном суде или пересмотре соглашений по контролю над климатом - затрагивают Соединенные Шта­ты. Если Америка не будет реагировать на это, результатом станет ее растущая изоляция и подрыв лидерства в западном мире.

Таким образом, нам надо преодолеть слабость существу­ющих институтов и процедур ЕС, на основе переосмысления мощных европейских ценностей построить более прочный и ответственный Европейский Союз. Это должно послужить как нашим собственным интересам в Европе, так и противовесом засилью консерватизма. В результате подобного политического структурирования получат большее влияние те силы в США, которые придерживаются европейских либеральных ценностей. Если в XX веке либеральный мировой порядок отстаивала Америка, то в XXI веке его должна отстоять Евро­па - либо в одиночестве, либо в партнерстве с образумивши­мися США. Вполне возможно, что жестокие террористичес­кие акты 11 сентября 2001 года вызовут перемены в Соединенных Штатах. Но они произойдут только после транс­формации там внутринационального дискурса и ослабления влияния консерваторов. Европа не может повлиять на это. Во имя лучшего мира мы должны создать более самодостаточ­ную и интегрированную Европы, более ясно осознающую свой потенциал. Для этого необходимо понять, что есть общего у Великобритании и континентальных европейских государств. Американский консерватизм фактически представляет собой странную и однобокую доктрину, имеющую мало общего с ос­новополагающими ценностями европейской цивилизации, ко­торые он якобы ревностно отстаивает. Насколько ограничен и в конечном итоге опасен консерватизм, мы покажем ниже

Хранители света

Даже при самых благоприятных обстоятельствах Европа и США никогда не были удобными друг для друга партнера­ми, а приход ко власти в Америке консерваторов еще больше осложнил взаимоотношения. Список обвинений, выдвигаемых в адрес континентальной Европы со стороны Соединенных Штатов, весьма обширен. В 1960-х и 1970-х годах темпы эко­номического роста Европы превзошли американские, замет­но увеличилось активное сальдо ее торгового баланса. Тогда заокеанские критики упирали на то, что европейцы не прояв­ляют себя подлинными сторонниками свободной торговли, нечестно эксплуатируют открытость американского рынка и практически ничего не предпринимают для поддержания ро­ста мировой экономики. По их мнению, европейские государ­ства даже не в полной мере оплачивали собственную оборо­ну, своекорыстно пользуясь щедростью Америки, защищавшей свободный мир и в то же время оставлявшей свой рынок дос­тупным для импортных товаров.

Дата добавления: 2015-07-16