Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Уилл Хаттон

Бесплодный триумф консерватизма | Кредо и вызов | Критика | Остров, потерявший ориентиры | Особость европейцев | Европа: прошлое или будущее? | Собственность: американская концепция | Американская история развивается | Собственность: европейская концепция | Равенство и социальная солидарность -спор вокруг утопии |


Will Hutton

The World We're In

Little, Brown

Центр исследований постиндустриального общества

Журнал «Свободная мысль-ХХI»

Уилл Хаттон

Мир, в котором мы живем

Перевод с английского под редакцией В.Л. Иноземцева

Научно-издательский центр «Ладомир» Москва • 2004

УДК316.3/.4

Уилл Хаттон

Мир, в котором мы живем / Пер. с англ, под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: Ладомир, 2004. - 556 с. ISBN 5-86218-456-2

Книга посвящена анализу взаимоотношений между двумя глав­ными центрами силы современного мира - США и Европейским Со­юзом. Автор доказывает, что в своем нынешнем виде американский подход к бизнесу, социальным проблемам, общественному догово­ру и международным военно-политическим отношениям дискреди­тирует принципы либерализма и всю систему западных ценностей, угрожая стабильности глобальных процессов. Стать реальным про­тивовесом Соединенным Штатам может только объединенная Ев­ропа, опирающаяся на свой богатый исторический опыт, прочные ин­теллектуальные и культурные традиции, растущую хозяйственную мощь. Детально раскрыты особенности и различия американской и европейской социоэкономических моделей, исход исторического со­перничества между которыми во многом определит хозяйственную и геополитическую конфигурацию формирующегося взаимозависи­мого мира.

Для политологов, экономистов, социологов, историков, специа­листов в области международных отношений, а также для широкой общественности.

15ВЫ 5-86218-456-2 © МП Нийоп.Текст, 2002

© \Л/Ш Нийоп. Предисловие к

русскому изданию, 2004 © Центр исследований

постиндустриального

общества, 2004 ©В.Л. Иноземцев. Вступительная

статья, 2004 © Научно-издательский центр

«Ладомир», 2004

Содержание

ВЛ. Иноземцев. Мир Европы и мир Америки.............. VII

Предисловие к русскому изданию......................XXXVII

Предисловие............................................. Х1У

Слова благодарности....................................... L

1. Избавление........................................... 1

2. Хранители света.....................................56

3. Бескровная война: крах американского либерализма........................................ 103

4. Иррациональная алчность.......................... 144

5. Пусть воздастся имущим............................ 183

6. Глобализация консерватизма........................219

7. Великобритания в медвежьих объятиях

Америки............................................ 258

8. Европа работает....................................296

9. Подспудное родство................................322

10. Европейская идея...................................359

11. Ответный удар......................................394

Заключение............................................445

Примечания............................................470

Указатель.. 489

Мир Европы и мир Америки

Имя автора этой книги, как и названия других его работ, вряд ли знакомы широкому кругу наших соотечественников. Тем не менее, есть все основания утверждать, что именно эта книга, которая выходит в России спустя два года после ее из­дания в Великобритании, способна кардинальным образом изменить представления многих людей о том, что сегодня ка­жется едва ли не очевидным.

Карьера Уилла Хаттона, известного журналиста, социо­лога и общественного деятеля, весьма нетипична для британ­ца. Он родился в 1950 году в английском городе Кент; степень бакалавра получил в Бристольском университете и попытал­ся найти применение своим знаниям и способностям в бизне­се лондонского Сити. Но вскоре удачливый молодой брокер избрал для продолжения образования не одну из британских бизнес-школ, а прославленную Ш5ЕАВ - главный французс­кий центр подготовки менеджеров и управленцев. Затем пос­ледовали годы работы в Париже, Франкфурте, Цюрихе и Же­неве. В тэтчеровскую Англию он вернулся как человек, который впитал в себя дух европейских традиций, не позво­лявший ему смириться с курсом на американизацию, прово­димым консервативным правительством.

С бизнесом было покончено. Началась работа на Би-Би-Си, отмеченная престижной премией «[Лучший] политичес­кий журналист 1993 года», а затем в либеральной газете Guardian и ее еженедельном издании Observer, где Уилл Хат-тон вскоре занял пост главного редактора. Последовательный сторонник справедливого общества и социально ориентиро-

VII

В. Иноземцев

ванной экономики, он опубликовал две книги: «Революция, которой никогда не было» (1986) и «Государство, в котором мы живем» (1995); последняя принесла ему широкую извест­ность. К концу 90-х У. Хаттон был членом наблюдательных советов Института политических исследований и Исследова­тельского центра политической экономии, а также входил в совет управляющих Лондонской школы экономики. Основан­ный им и его единомышленниками в 1996 году журнал Prospect считается сегодня лучшим британским аналитическим жур­налом, в котором рассматриваются современные политичес­кие проблемы. С недавних пор У. Хаттон занимает пост ди­ректора Фонда труда, ранее получившего всемирную известность как Промышленное общество - организации, ко­торая, начиная с середины XIX века, последовательно высту­пала за права трудящихся, пропагандировала ценности гума­низма и социального консенсуса.

Новая книга Уилла Хаттона, «Мир, в котором мы живем», является в некотором смысле логическим продолжением пред­шествующей, но при этом она вполне самодостаточна. Ее за­мысел широк и амбициозен: автор стремится показать, что и экономика, и политика, и все остальные стороны обществен­ной жизни должны строиться исходя из потребностей социу­ма как целого, на основе осознания общественной природы человека и признания нравственных ценностей, которые не­соизмеримы по своему значению с прибылью или политичес­кими выгодами. Невольно вспоминая формулировку, прозву­чавшую при вручении в 1998 году Нобелевской премии Амартье Сену, - «за возрождение традиции нравственных оценок экономических процессов», - можно сказать, что У Хат­тон стремится к возрождению нравственных подходов к со­циологическим дилеммам, а также - к де-экономизации соци­ологической науки. В его работе читатель найдет глубокий анализ таких политических проблем, как взаимоотношения Европы и США в наступившем столетии; таких идеологичес­ких вопросов, как нарастание консерватизма и перспективы традиционной либеральной идеологии; таких социологичес­ких проблем, как соотношение в качественно новой ситуации, свидетелями становления которой все мы являемся, частного

VIII

Мир Европы и мир Америки

и публичного, человека и общества. Читателю, вне всякого со­мнения, нетрудно будет понять нравственный пафос этой кни­ги, но непросто вычленить ее центральную тему. Это та ред­кая книга, содержание которой идеально выражено в ее названии, - книга о мире, в котором мы живем.

Всякое определение есть ограничение. Всякое ограниче­ние предполагает «нечто» и «его иное». Европа и Америка оказались сегодня той идеальной парой, основательное рас­смотрение которой позволяет автору убедительно излагать свою позицию и свои выводы.

Из главы в главу У. Хаттон показывает, что противоре­чия, ставшие особенно заметными в европейско-американс­ких отношениях, определяются не столько нынешними пози­циями Европы и Соединенных Штатов, сколько их историей; это не столько политические или экономические, сколько иде­ологические и мировоззренческие противоречия. Именно поэтому автор уделяет большое внимание истории Европы и Америки; он старается доказать, что за те три с лишним столе­тия, когда сначала британские колонии в Северной Америке, а затем и Соединенные Штаты развивались автономно от ев­ропейского общества, траектории этого развития разошлись настолько, что эти регионы стали не просто различными, но в некоторых аспектах даже несовместимыми.

Начнем с идеологии. У. Хаттон определяет господствующую ныне в США идеологию как воинствующий консерватизм весь­ма специфического толка, существенно отличающийся, напри­мер, от британского или континентально-европейского (см. с. 9-11)..Европейский консерватизм был и остается социальным консерватизмом, он проистекает из специфического взгляда на человека и его отношение к обществу и в основном проти­востоит социалистическим теориям и движениям. Европейс­кий консерватизм по сути своей либерален, он уходит корня­ми в европейскую историю - христианскую и феодальную. Американский консерватизм возник и развивается ныне на основе индивидуализма, он исходит из убеждения, что человек -это автономный от социума субъект. Именно поэтому амери­канский консерватизм противостоит практически любым про-

IX

В. Иноземцев

явлениям общественной солидарности, как и большинству коллективных институтов; для него характерно «смешение социалистических и коллективистских целей с задачами обес­печения общественных интересов» (с. 352-353). «Американс­кий консерватизм, - пишет У. Хаттон, - фактически представ­ляет собой странную и своеобразную доктрину, имеющую мало общего с основополагающими ценностями европейской ци­вилизации, которые он якобы так ревностно отстаивает» (с. 55).

Причины такого положения вещей У. Хаттон объясняет чрезвычайно подробно. Он обращает внимание на индивиду­ализм и систему религиозных ценностей первых пуритан, на­селивших Америку в XVII веке (см. с. 64); анализирует причи­ны американской революции и ее ход, выявляя при этом ее анархический характер (см. с. 65); подчеркивает, что само аме­риканское правительство возникло «не как выражение обще­ственного договора или общей воли, а скорее как средство объективного урегулирования конфликта интересов» (с. 68). В результате, заключает автор, для Америки с самого начала ее исторического пути характерно представление о справед­ливом обществе как о таком, в котором «поощряются возмож­ности для всех, но при этом общество индифферентно к изна­чальному или последующему распределению рисков и выгод» (с. 51).

На протяжении столетий американское общество отли­чалось от европейских тем, что оно проповедовало безгранич­ную свободу, но лишь для некоторых, в то время как европей­ская модель основывалась на ограничениях свободы, однако для всех. Наиболее последовательно это может быть показа­но на примере феномена собственности, рассмотренном в кни­ге исключительно подробно (см. с. 60-79). В американской тра­диции собственность считается порожденной индивидуальны­ми усилиями отдельных людей, и поэтому каждый, кто добился материального богатства, может пользоваться им без каких бы то ни было ограничений; более того, считается данностью, что обогащение отдельных членов общества полезно, так как «приобретаемое ими богатство якобы просочится и к тем, кто стоит ниже на социальной лестнице» (с. 390). С этой точки зрения, весьма характерна 5-я поправка к Конституции США,

X

Мир Европы и мир Америки

которая еще в конце XVIII века узаконила, что «собственность не могла быть изъята для общественного использования без соответствующей компенсации» (см. с. 67); вместе с тем по сей день ни один американский закон не трактует собственность как комплекс взаимных обязательств индивида и общества. В отличие от США, в Европе современная концепция собствен­ности выросла из системы феодальных отношений, в рамках которой можно было говорить скорее о праве владения, не­жели о правах собственности, а владение в большинстве слу­чаев обусловливалось взаимными обязательствами сторон. Поэтому для европейцев, утверждает У. Хаттон, «собствен­ность - это не абсолютное право;...скорее, это уступка, сде­ланная обществом, которую, в свою очередь, надо заслужить» (с. 79).

Индивидуалистический характер американского общества обусловил отсутствие в нем важного механизма, который ав­тор, вслед за Дж.Роулзом, называет «инфраструктурой спра­ведливости» (см. 52, 87-93,100,105, 204, 286)1. Это привело к тому, что Соединенные Штаты на протяжении большей части своей истории оставались сегрегированным сообществом; даже Гражданская война 1861-1864 годов не дала афроамериканцам всей полноты гражданских прав (см. с. 106-108), а ради­кальные действия демократических администраций Дж.Ф. Кен­неди и Л.Джонсона в 60-е годы вызвали яростную контрреак­цию (см. с. 108-111)2, которая положила начало современному ренессансу консервативной традиции. Именно на этом этапе американский консерватизм обрел его нынешнюю неприми­римость, стремление «настоять на том, чтобы его принципы были приняты повсеместно и чтобы его противники были признаны настолько неправыми, что их взглядам следует про­тивостоять до последнего» (с. 14). Отсюда логично вытекает и констатируемая практически всеми политологами тенденция к возрастающей агрессивности Соединенных Штатов, в кото­рой на международном уровне воспроизводится агрессивный

' cm.: Rawls,John. A Theory of Justice, Cambridge (Ma.), London: Harvard Univ. Press, 1999, pp. 460-462.

2 cm. raKJKe: Schlesinger, Arthur M., Jr. The Disuniting of America. Reflections on a Multi­cultural Society, New York, London: W W Norton & Co., 1998, pp. 20-23.

XI

В. Иноземцев

индивидуализм, никогда не имевший никаких сдержек внут­ри самой Америки (см. с. б)3.

Мы не будем останавливаться в этой вступительной ста­тье на впечатляющей картине обретения американским кон­серватизмом нынешних его форм в 60-80-е годы (см. с. 118-119, 123-124, 140-143). Отметим лишь, что этот процесс стал возможен, с одной стороны, по причине возведения индиви­дуализма в ранг неоспоримого принципа экономической орга­низации американского общества и, с другой стороны, в силу того, что движение в сторону признания роли и значения го­сударства, а также усилия по созданию общества, более под­чиненного принципам равенства, побудили консерваторов к активизации наступательных действий и решительному отпору «европеизации» Америки, наметившейся в годы правления Дж. Ф. Кеннеди и отчетливо прослеживавшейся при прези­денте Б. Клинтоне. Попытаемся лишь рассмотреть экономи­ческие и социальные процессы, подчеркивающие растущую пропасть между европейской и американской моделями.

Оценка американской и европейской экономик позволяет серьезно усомниться во внутреннем единстве этих составных элементов «западного» мира. Согласно авторским наблюде­ниям (а одним из несомненных достоинств книги является их впечатляющая документированность), тремя главными прин­ципами организации американской экономической жизни слу­жат минимизация издержек, максимизация текущих финан­совых результатов и жесткое отрицание любой долгосрочной ответственности.

Минимизация издержек обусловливает откровенно эк­стенсивный характер американской экономики; в какой-то мере это отвечает специфике американского сознания, в ка­кой-то (что мы неоднократно отмечали в своих публикаци­ях) - порождено ходом американской истории4. Соединенные Штаты никогда не испытывали недостатка ресурсов и рабо­чей силы, масштабы страны позволяли создавать и затем ос-

3 См. также: Sardar, Ziauddin and Davis, Merryl W Why Do People Hate America1? Cambridge: Icon Books, 2002, pp. 13-14.

4 См.: Иноземцев, Владислав. Европа: "спокойная сила" в мировой экономике, Москва: Экономика, 2004, ее. 36—40.

XII

Мир Европы и мир Америки

тавлять на произвол судьбы целые промышленные регионы, требования к охране окружающей среды всегда были мини­мальными (см. с. 18-19). Америка сформировалась как страна иммигрантов, но именно на последние 40 лет - время резкого усиления влияния консерваторов - пришлась особенно мощ­ная волна иммиграции из наименее развитых стран, в силу чего работодатели получили беспрецедентные возможности по снижению оплаты труда. У. Хаттон указывает, что следстви­ем этого стали рост женской занятости, резкое повышение продолжительности рабочего времени и сокращение безра­ботицы, обусловленное не столько ростом возможностей тру­доустройства, сколько банальной невозможностью значитель­ной части населения выжить на социальные пособия, сокращавшиеся по мере увеличения численности рабочей силы (подробнее см. с. 198-204). Вывод, сделанный в книге, ради­кально расходится с наиболее распространенными оценками: «Короче говоря, - пишет автор, - американцы создали у себя сферу однообразного примитивного труда, но превознесли это как экономическое чудо» (с. 208).

Между тем некий элемент «чуда» все же присутствовал в американской экономике 90-х годов. Стремясь любой ценой обеспечить рост и пользуясь беспредельным индивидуализ­мом и потребительством граждан, американские банки и кор­порации взлелеяли настоящую культуру «жизни в долг», в ре­зультате чего к середине 2001 года накопленные долги домохозяйств превышали их суммарный годовой доход более чем на 20 процентов, но при этом ежегодно выдавалось около 800 млрд. долл. новых ссуд (см. с. 26). Основой для столь безот­ветственного поведения - причем как рядовых потребителей, так и руководителей корпораций - была уверенность в том, что растущая капитализация американского фондового рын­ка становится устойчивым основанием нового типа благосос­тояния. Однако это было ошибкой. Каждая американская ком­пания «не просто стремится побольше и побыстрее заработать денег, она сама постоянно готова к продаже» (с. 144), что обус­ловливает желание менеджмента повышать не столько при­быль фирмы, сколько ее оценку инвесторами. Вследствие это­го все больше средств расходуется на выплату дивидендов

XIII

В. Иноземцев

акционерам (если в 1960 году американские фирмы направля­ли на эти цели 44 процента остававшейся в их распоряжении после уплаты налогов прибыли, то сегодня этот показатель достиг 85 процентов - см. с. 163). Но «погоня за капитализаци­ей разъедает основы и смысл деятельности компании» (с. 283); менеджеры стремятся связать свое вознаграждение именно с этим показателем, что вызывает стремительный рост их дохо­дов, колебания цен акций усиливаются, нарастает волна слия­ний и поглощений, позволяющих как повысить суммарную ка­питализацию, так и скрыть результаты прошлых ошибок, и т. д. В результате волатильность усиливается, а растущее бо­гатство во все большей мере оказывается фиктивным.

Характерно и то, что поведение отдельных инвесторов воспроизводится на национальном уровне. Как чувство пре­восходства американцев порождает ощущение всемогущества и безнаказанности Америки, так и миф об экономическом бла­гополучии, соединенный с манией потребительства на инди­видуальном уровне, вызывает к жизни уникальное экономи­ческое позиционирование США по отношению к остальному миру. Страна, подчеркивает У. Хаттон, живет в долг, как и большинство ее граждан. На протяжении последних 40 лет федеральный бюджет сводился с дефицитом 37 раз, а отрица­тельное сальдо торгового баланса фиксировалось 34 раза. «Аме­риканцам удается сводить концы с концами без резкой деваль­вации доллара лишь потому, что иностранцы готовы инвестировать в американскую экономику гигантские сред­ства» (с. 29). На протяжении 1999-2001 годов иностранные инвестиции обеспечивали около половины всех капиталов­ложений в экономику США, и сегодня в собственности зару­бежных компаний находятся активы общей стоимостью 6,7 триллиона долларов. По последним оценкам, для поддержа­ния стабильности американской экономики ей необходим чистый приток капитала в сумме от 1,2 миллиарда долларов5 до 2,3 миллиарда6 в день.

При этом У. Хаттон обращает особое внимание на то, что

Todd, Emmanuel. Apres I'Empire. Essai sur la decomposition du systeme americain, Paris:

Gallimard, 2002, p. 228.

" cm.: Harvey, David. The New Imperialism, Oxford, New York: Oxford Univ. Press, 2003, p. 72.

XIV

Мир Европы и мир Америки

США рассматривают данную ситуацию как нормальную. Они осознанно пошли на демонтаж Бреттон-Вудской системы, ра­дикально обесценив в 1971 году долларовые резервы боль­шинства стран мира. Автор цитирует слова президента Р. Ник­сона, через несколько дней после отмены золотого стандарта заявившего в немецком Бундестаге, что «Америке для ее во­енно-стратегических операций необходимо получить в свое распоряжение 80 процентов положительного сальдо по теку­щим операциям промышленно развитых стран Запада» (с. 233). В те годы достичь этого было относительно легко, так как, уже не будучи отягощены необходимостью поддержания золотых резервов, американцы скупали товары за доллары, фактичес­ки получая гигантские доходы от не вызывавшей инфляции эмиссии, что с точки зрения экономической теории представ­ляется сеньоражем беспрецедентного масштаба. Повторяя знаменитую формулу, предложенную в 1990 году японским экономистом Кеничи Омае, согласно которой «до тех пор, пока доллар используется в качестве универсального средства меж­дународных расчетов, Соединенные Штаты в техническом смысле вообще не осуществляют внешнеторговых операций»7, У. Хаттон подчеркивает, что сохраняющееся доминирование доллара, равно как и масштабы американского контроля над информационными сетями и технологиями, продолжают спо­собствовать непрекращающемуся притоку в США финансо­вых средств со всего мира (см. с. 249). Но и сегодня, когда евро становится все более опасным конкурентом доллару, амери­канцы по-прежнему считают ситуацию контролируемой, хотя и по иной причине; выступая в январе 2004 года в Бундесбанке, председатель ФРС Алан Гринспен утверждал, что сформи­ровавшаяся в последние десятилетия изощренная система финансовых инструментов позволит Америке «скорректиро­вать существующие дисбалансы задолго до того, как они пре­вратятся в опасный дестабилизирующий фактор»8.

Важной заслугой У. Хаттона является, однако, не столько

Ohmae, Kenichi. The Borderless World. Power and Strategy in the Global Marketplace, New York: HarperCollins Publishers, 1994, p. 139.

Цит по: 'Fed Chief and Schroder Discuss Euro' in: International Herald Tribune, 2004, January 14, p. 4.

XV

В. Иноземцев

последовательное развенчание мифа об устойчивости совре­менной американской экономики (чем сегодня занимаются десятки экспертов), сколько убедительное доказательство пре­имуществ и достоинств европейской экономической модели.

Доказательства эти весьма многообразны и последователь­ны. Автор отмечает, что европейские экономические системы более инновативны и эффективны; что их относительная не­зависимость от необходимости удовлетворения текущих ин­тересов акционеров обусловливает большую склонность к инвестициям (за последние 30 лет общий объем капиталовло­жений в США вырос лишь на 65 процентов, тогда как во Фран­ции - на 150, а в Германии - на 175 процентов - см. с. 303), в расчете же на час рабочего времени персонала в 90-е годы французы инвестировали в основные фонды почти на 1/5, а немцы - почти на 1/3 больше, чем американцы (см. с. 168); что при этом продолжительность рабочего времени в Европе пос­ледовательно сокращалась, а средняя почасовая заработная плата - росла, и это резко контрастирует с ситуацией в США (см. с. 168-169). Еще более убедительно сопоставление резуль­татов деятельности конкретных европейских фирм. Сравни­вая успехи таких корпораций, как «Боинг» и «Эйрбюс», «Форд» и «Фольксваген», автор приводит впечатляющие примеры того, как европейские фирмы последовательно теснят американс­ких конкурентов на мировых рынках, убедительно объясняя это европейским видением перспективы, отсутствием жест­кого давления со стороны акционеров и чувством социальной и профессиональной ответственности менеджеров и владель­цев компаний (подробнее см. с. 299-310, 311-316).

У. Хаттон подчеркивает, что «европейские компании со­храняют приверженность органичному росту, а не финансо­вому инжинирингу по англосаксонским образцам» (с. 298), что разрыв в оплате менеджеров и персонала в Европе в десятки раз ниже, чем в Соединенных Штатах (см. с. 299-302), и, что самое важное, любая производственная компания восприни­мается в Европе как локальное сообщество, как социальный организм, имеющий общие цели и пронизанный нитями со­лидарности (см. с. 278), в силу чего «рабочая сила...рассмат­ривается как группа уважаемых человеческих индивидов», а

XVI

Мир Европы и мир Америки

сами предприятия «пользуются социальной и публичной ин­фраструктурой, в которую они встроены и в которой функци­онируют» (с. 3). «У европейцев, - пишет У. Хаттон, - есть соб­ственный подход к капитализму, отличающийся от американ­ского. Хотя в Европе существуют различные варианты капитализма, в них больше общего, чем разъединяющего» (с. 323). Европейский тип капитализма проявляется прежде всего на уровне корпорации, но та же «система ценностей рас­пространяется и за пределы корпоративной среды, создавая основу для выстраивания договора в масштабах всего обще­ства, согласно которому риски являются коллективной про­блемой, а доходы безработных, инвалидов и пенсионеров ус­танавливаются на достаточно высоком уровне, чтобы позво­лить им принимать полнокровное участие в общественной жизни. Мощные системы образования и профессиональной подготовки позволяют каждому в максимальной мере развить свой личностный потенциал» (с. 323-324).

Здесь мы незаметно оказываемся в сфере социального, и именно в этой области У. Хаттон прослеживает наиболее ра­дикальные отличия европейской и американской моделей развития. Различия эти обусловлены как историко-идеологическими, так и экономическими факторами; первые, по мне­нию автора, являются определяющими, но вторые радикаль­но обостряют проблемы, которые в случае их отсутствия могли бы оставаться потенциальными.

Главной причиной фундаментального отличия европейс­кой и американской моделей выступает, по мнению У. Хаттона, богатство исторического опыта Европы и прочность ее интеллектуальных и культурных традиций. Он считает, что монархические формы правления, доминировавшие в Евро­пе на протяжении столетий, исторически выросли из потреб­ности в центральной власти, способной действовать в интере­сах всего общества, и даже политическая эмансипация в эпоху Просвещения не отрицала этой функции государства. Таким образом, «с распространением по всей Европе демократичес­кой формы правления сочетание легитимности коллективной деятельности как воплощения общего интереса, потребности в свободной от контроля государства общественном простран-

XVII

 

В. Иноземцев

стве и публичном обсуждении, необходимости общественно­го договора, наряду с требованием о подотчетности и пред­ставительности власти, стало составной частью европейских воззрений на форму правления» (с. 94). Если в Америке наста­ивают на том, чтобы каждый имел в жизни свой шанс, то «ев­ропейское представление о справедливом обществе предпо­лагает более активную роль государства, примиряющего стороны социального конфликта, осуществляющего необходи­мые всему обществу услуги и регулирующего правила поведе­ния в бизнесе и повседневной жизни» (с. 52). Европейцам близ­ка идея общественного договора; они следуют традиции, восходящей еще к Аристотелю и предполагающей, что чело­век есть единство индивидуального и социального, тогда как американцы, беспредельно принижающие общественное в угоду личному и представляющие эти сферы независимыми друг от друга, находятся на пути, ведущем в тупик (см. с. 100-102). Индивидуализм американского типа несовместим с гар­моничным развитием общества, так как, по словам У. Хаттона, «чтобы добиться разумного баланса свобод, нужно признавать потребности других людей, а это приходит только из осозна­ния себя как члена общества» (с. 82).

Эти исходные предпосылки того, что автор называет «пу­стотой американской общественной жизни» (с. 98), резко усу­губляются характерными особенностями американской хозяй­ственной практики. Если в Европе корпорация воспринима­ется как одна из форм общественной организации, в США она рассматривается как проявление и воплощение частной ини­циативы; поэтому в то время как в Европе регулирование де­ятельности компаний воспринимается как само собой разуме­ющееся, в США оно нередко считается недопустимым вмеша­тельством в пределы частной сферы. В реальности же, показывает У. Хаттон, уважение частных интересов оказыва­ется гораздо большим именно в странах Европейского Союза, а не в США.

Автор последовательно придерживается позиции, соглас­но которой «результаты успешного экономического развития должны быть распределены так, чтобы создать преуспеваю­щее общество. Неравенство доходов и возможностей нельзя

XVIII

Мир Европы и мир Америки

оправдывать, его надо преодолевать, насколько это достижи­мо» (с. 1). Вполне вероятно, что читатель не во всем согласит­ся с автором, но трудно спорить с тем, что все без исключения граждане должны иметь доступ к целому ряду услуг, составля­ющих достижения цивилизованного общества, - обладать воз­можностью получить образование, воспользоваться медицин­ской помощью, быть защищенными от всякого рода антисо­циальных проявлений. С этой точки зрения, безусловно убедительна высокая оценка европейской системы социаль­ного обеспечения, существующей с конца XIX века (см. с. 347-349), равно как убедительны и выводы о вопиющих недостат­ках аналогичных программ, реализуемых в США. Поскольку в книге все эти проблемы рассмотрены весьма обстоятельно, мы остановимся лишь на двух примерах - образовании и здра­воохранении.

Хотя У. Хаттон с присущей ему объективностью отмечает успехи американской системы образования и называет луч­шие университеты США эталонами для всех других стран (см. с. 188), он вместе с тем пишет и о катастрофическом состоянии начального образования (см. с. 189), а также о резком удоро­жании обучения в элитных колледжах и университетах, кото­рые становятся доступны молодым американцам, принадле­жащим к наиболее обеспеченным социальным слоям (уже в начале 90-х годов около половины студентов ведущих кол­леджей происходили из семей, доход которых превышал 100 тыс. долл.9, а сегодня ситуация еще более обострилась - см. с. 189-191); именно это в значительной мере и формирует впе­чатление, выраженное в известных словах Ф. Фукуямы о том, что «основные классовые различия объясняются сегодня раз­ницей в полученном образовании»10. На деле же «разница в полученном образовании» скорее подтверждает, чем опреде­ляет социальный статус американца. Система здравоохране­ния, на которую в США расходуется порядка 14 процентов ВВП, также неэффективна, поскольку рассчитана в первую очередь на состоятельных клиентов и не обслуживает боль-

cm.: Lasch, Christopher. The Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy, New York,

London: WW Norton & Co., 1995, p. 177.

'" Fukuyama, Francis. 'The End of History and the Last Man, London: Penguin Books, 1992, p. 116.

XIX

В. Иноземцев

шинства тех, кто не охвачен медицинской страховкой (а чис­ленность таких граждан составляет в Америке около 43 мил­лионов). В результате средняя продолжительность жизни в США короче, чем во всех странах ЕС, за исключением Порту­галии, а уровень младенческой смертности в 1,3-1,8 раза выше, чем в Европе (см. с. 349).

Но особое внимание уделено в книге проблеме имуще­ственного неравенства и вытекающим из него социальной дифференциации и фрагментации. Основным источником не­равенства У. Хаттон считает открытую перед американскими компаниями возможность постоянной экономии издержек на найм рабочей силы в условиях постоянного роста вознаграж­дений управленческого персонала (см. с. 198-206). При этом отсутствие «инфраструктуры справедливости» вследствие рез­кого ограничения роли государства показано автором на шо­кирующих примерах. Он приводит богатый статистический материал, подтверждающий успехи европейской системы со­циального обеспечения в снижении доли граждан, живущих ниже черты бедности (в среднем до 6,5-7,6 процента населе­ния против 19,1 процента в США - см. с. 344), в предоставле­нии высоких пособий по безработице (жизненный уровень семьи с двумя детьми при потере ее главой работы снижается лишь на 10 процентов в Швеции и Нидерландах, на 14 про­центов - во Франции и на 26 процентов - в Германии, тогда как в США в аналогичных условиях уровень жизни падает в среднем в 2 раза - см. с. 345), в пенсионном обеспечении (доля пенсионеров, живущих ниже черты бедности, составляет в основных европейских странах 4,4—7,7 процента против 19,6 процента в США - см. с. 346)11. Автор подробно описывает феномен обособления представителей американского высше­го класса на примерах создания закрытых сообществ и кондо­миниумов, нередко называемых огороженными сообщества­ми gated communities)12, использования частных охранных структур, собственных самолетов и яхт, что во все возрастаю-

" О достижениях социальной политики европейских стран см. также: Иноземцев, Владислав и Кузнецова, Екатерина. Возвращение Европы. Штрихи к портрету Старого Света в новом столетии, Москва: Интердиалект*, 2002, ее. 42—75. 12 См., напр.: Putnam, Robert D. Bawling Alone. Tlie Collapse and Revival of American Community, New York: Simon & Schuster, 2000, p. 210.

XX

Мир Европы и мир Америки

щей степени делает американскую суперэлиту попросту нео­сведомленной о жизни своих сограждан (см. с. 195). Подобная картина весьма знакома и «дорогим россиянам» - свидетелям рыночных реформ, организованных по американскому образцу.

При всей риторике относительно неприкосновенности частных интересов, современная Америка - это страна, где вторжение органов государственной власти и корпоративных структур в частную жизнь граждан переходит все разумные границы13. В этой связи У Хаттон сравнивает американское законодательство (ставшее еще более жестким с принятием Patriot Act, последовавшим за террористическими атаками на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года) с директивой ЕС от 1998 года, которая определяет условия сбора и распро­странения сведений о частной жизни граждан; он напомина­ет в своей книге о ряде исков, проигранных американскими компаниями, добивавшимися получения данных о своих ев­ропейских клиентах, а также приводит примеры санкций, при­мененных ЕС в отношении Соединенных Штатов, квалифи­цируемых европейцами в качестве «страны с недостаточным уровнем защиты информации» (см. с. 356). Всю социальную политику США автор клеймит как «эгоистическое бессерде­чие, выдаваемое за моральность и экономическую эффектив­ность» (с. 204) и категорически настаивает на том, что «ни в Европе, ни в США нельзя больше позволять, чтобы в погоне за прибылью корпорации диктовали нам жизненные принци­пы и ценности» (с. 358).

Но реальность такова, что фактически никто не способен сегодня бросить вызов американскому экономическому и по­литическому доминированию. «США, - пишет У. Хаттон, -создали среду, в которой остальной мир оказался вынужден­ным лишь приспосабливаться к их экономическим решениям, постепенно попадая в плен господствующей в Соединенных Штатах финансово-экономической идеологии» (с. 237). Имен­но они инициировали нынешнюю глобализацию как страте­гию экономического и политического развития, отвечающую прежде всего их национальным интересам (см. с. 227-237).

Весьма ярко этот вопрос освещен в превосходной работе А.Этциони (см.: Goxe a.stlihohh (cm.: Etzioni, Amitai. The Limits of Privacy, New York: Basic Books, 1998).

XXI

В. Иноземцев

Пользуясь глобальным противостоянием между СССР и за­падным блоком, США предприняли попытку распространить свое политическое, а затем идеологическое и экономическое влияние на Европу - второй важнейший в хозяйственном и геополитическом отношении центр современного мира.

Европейцы во многом были восхищены американскими успехами - в первую очередь экономическими. Однако даже пример Великобритании, традиционно более приверженной американскому видению либерализма, чем континентальные страны Европы, показывает, что декларируемое многими ев­ропейскими лидерами желание «американизировать» свои страны наталкивается на непреодолимые препятствия. У. Хаттон подробно анализирует не вполне удачный экономичес­кий опыт Англии времен М. Тэтчер (см. с. 271-273)14, описы­вает вопиющую ситуацию, сложившуюся в сфере организации медицинского обслуживания и образования, пенсионного обес­печения, помощи безработным и малоимущим гражданам (см. с. 265-268, 291-294). Неудивительно, что американизация Британии была по сути отвергнута электоратом, дважды под­державшим лейбористов и приветствующим возврат к более «европейскому», социально ориентированному курсу. Неуди­вительно и то, что англичане все более негативно относятся к создаваемому американцами образу современного мира и ин­терпретации ими важнейших исторических событий; так, У. Хаттон упоминает фильмы о Второй мировой войне, где захват германской «Энигмы», ставший одной из самых успеш­ных операций королевских ВМС, изображается как подвиг Америки; его возмущает, в каком свете принято изображать британцев, принимавших участие в войне США за независи­мость, и т. д. (см. с. 45-46). Попытки американизировать Бри­танию и Европу в целом У. Хаттон воспринимает как само­уничижение и отказ от собственной культуры (см. с. 39), хотя, на наш взгляд, можно пойти гораздо дальше и признать, по­добно Ж. Бодрийяру, что американское и европейское миро­восприятие, соответствующий стиль жизни несовместимы в принципе, так как «исторические общества, ощущающие свою историю,., не имеют ни намерения, ни смелости примерить на

14 См также: Hutton, Will. The State We're In, London: Vintage, 1996, pp. 169-192.

XXII

Мир Европы и мир Америки

себя то, что можно было бы назвать полным отсутствием куль­туры, и потому американский взгляд на мир всегда будет оста­ваться за гранью нашего понимания, как и трансценденталь­ное, историческое мировоззрение (Шг11ап8спаиип§) Европы никогда не станет доступным американцам... Существуют раз­личия, которые оказываются определяющими и которые не могут быть преодолены»15.

Тем не менее, У. Хаттон доказывает, что «особым отноше­ниям» между США и Великобританией должен быть поло­жен конец (см. с. 40), и Англия должна «присоединиться к про­цессу формирования основ новой политической архитектуры Европы, которая позволит ей лучше определить собственную судьбу и судьбы всего мира» (с. 18; см. также с. 295, 461)16. В ином случае новый американский консерватизм имеет шансы стать глобальной политической идеологией. Именно США и Европейский Союз представляют собой основные центры силы и несут глобальную ответственность за судьбы мира (см. с. Х1ЛШ). И между этими центрами силы существует карди­нальное отличие, нередко ускользающее от внимания современ­ников.

Страны Европы, включая и Великобританию, имеют об­щую историю и культуру, восходящую к ценностям христиан­ства и традициям феодального вассалитета. И то, и другое сфор­мировало иерархичную структуру европейских обществ, которые не стремятся обеспечить полное равенство, но воз­водят в абсолют принцип справедливости и соучастия. Раз­личные доктрины и идеологии постоянно противоборствова­ли в Европе; некоторые этапы этой борьбы угрожали самому существованию европейской цивилизации, но в итоге она привела к выработке весьма гармоничного подхода к реше­нию большинства экономических и политических проблем -подхода, основанного если не на консенсусе, то на компромис­се. Европейцы создали социально ориентированную рыноч-

15 Baudrillard, Jean. America, London, New York: Verso, 1988, p. 78.

Иного взгляда придерживается известный британско-американский историк Р. Конквест, считающий базисом нового мироустройства тесный союз между США, Великобритании и другими «европеизированными» странами Британского содру­жества наций (см.: Conquest, Robert. Reflections on a Ravaged Century, New York, London: WW Norton & Co, 2000, pp. 170, 176).

XXIII

В. Иноземцев

ную зкономику, доказавшую как свою внсокую зффективность, так и способность поддерживать в обществе атмосферу ста-бильности и взаимопомощи. При зтом, пишет У. Хаттон, «со-вместннми хранителями главннх европейских ценностей и всей европейской системи стали социал-демократические и либеральнне партии на левом фланге и христианско-демок-ратические - на правом» (с. 340-341), а сами зти «ценности настолько глубоко укоренени среди европейцев, что едва ли могут бмть изменени, даже если би кто-то захотел от них от-казаться» (с. 59). Картина, нарисованная автором, фактически отрицает знаменитое уничижительное внсказьгаание Марка Блока: «II n'y a pas d'histoire de l'Europe, il y a une histoire du monde»*; читатель, перелистнувший последнюю страницу, может даже сделать для себя внвод, что не существует все-мирной истории, есть лишь история Европи.

Все зти особенности европейской культурн и европейс­кой социальной организации определяют то, что У. Хаттон назьгоает европейскостью (Europeanness- см. с. 341). Харак­терно, что термин, которнй мог би соответствовать зтому по-нятию применительно к Америке - Атепсаппея» - не встре-чается в литературе; вместо него используется, как правило, понятие Атепсашзт. Слово Еигореаппезз оказьтается нейт-ральннм в том отношении, что практически невозможно пред-ставить себе конструкцию агш-Еигореаппезз, хотя термин апй-Атепсагшт встречается сплошь и рядом. На наш взгляд, У. Хаттон нашел оптимальное средство для вьфажения корен-ного отличия Европм от Америки, подчеркиваемого тем, что -пеss применяется для обозначения зволюционно сложившей-ся данности, тогда как -ism - для обозначения направленности или устремленнности. По сути, в предложенной автором тер­минологии закрепляется то отличие Старого и Нового Света, которое заключается в подходах европейцев и американцев к ответу на вопрос «Кто мм есть?»: европейци в поисках ответа начинают с вьшснения того, кем ми били прежде, американ­ци же предпочитают задумнваться над тем, кем ми хотим стать

* Нет истории Европн, есть лишь всемирная история (франц.). 17 Подробнее об зтом различни европейското и американското мировосприятий см.: Clifford. Chosen Peuple. The Big Idea that Shapes England and America, London: Hodder & Stoughton.

XXIV

Мир Европы и мир Амери

в будущем17. Европейцы исходят из реалий, американцы - из идеологизированного представления о будущем. Именно по­этому Europeannes представляется более прочной основой для построения нового мира, чем Americanism.

У. Хаттон четко и откровенно определяет историческую задачу современной Европы: «...Миру нужен новый набор организующих принципов и иное руководство - более щед­рое и более уважающее разнообразие позиций, нежели это делают американские правые. Единственным блоком, облада­ющим достаточной экономической и политической мощью, чтобы предложить эти жизненно важные ценности миру, яв­ляются страны Европы; именно перед ними стоит этот вызов. Существует глубокий смысл в создании такой Европы, кото­рая была бы способна отстаивать свое видение капитализма и соответствующий этому видению общественный договор. Гло­бальная ответственность современной Европы - стать проти­вовесом США там, где можно сформировать более просвещен­ный и либеральный мировой порядок... Настал момент, когда Европа должна проявить свою зрелость» (с. 8-9,18). Он наста­ивает не только на том, что Европа должна объединяться и консолидироваться по возможности быстро и эффективно, но и на том, что жизненным интересам России отвечает полити­ка сближения и солидарности с Европейским Союзом. В пре­дисловии к русскому изданию своей книги автор отмечает, что большинство социальных и экономических механизмов, «о которых мечтает Россия, глядя на другие страны, и которые она не в состоянии построить сама», уже имеются в ЕС, и «Рос­сии пора пристальнее взглянуть на Европу», если она стре­мится проводить политику, ответственную как перед собствен­ными гражданами, так и перед всем миром (с. ХЫУ). Эта позиция У. Хаттона особенно актуальна теперь, когда россий­ский политический истеблишмент делает все возможное для поиска путей сближения с Соединенными Штатами и демон­стративно идет на обострение отношений с ЕС, забывая о сво­ей близости к Европе и традиционно европейском характере своей культуры.

Особые надежды У. Хаттона связаны с Европейским Со­юзом - новым наднациональным политическим образовани-

XXV

В. Иноземцев

ем, аналогов которому не знает история. В интеграции евро­пейских стран автор усматривает воплощение иного, альтер­нативного стихийной американизации глобализационного проекта. Принимая как данность, что «в эпоху глобализации все национальные государства должны кооперироваться и со­трудничать, если они хотят представлять интересы своих граж­дан», У Хаттон подчеркивает, что «подобное сотрудничество лучше всего осуществляется теми, кто разделяет одни и те же ценности и цели; лучше всего оно работает тогда, когда воп­лощено в постоянно действующих институтах» (с. 54). Евро­пейский Союз уже сыграл огромную роль в истории конти­нента, разрешив целый ряд экономических и политических противоречий, сблизив ведущие европейские державы и, что особенно важно, выступив мощным проводником идеалов за­конности и демократии, утверждаемых все в новых и новых странах Европы, пополняющих ЕС. Сегодня Европейский Союз - это главный гарант демократии и свободы на европей­ском континенте, заключает автор (см. с. 370).

Путь европейской интеграции был нелегок, однако это был единственно возможный путь, который европейцы могли избрать в послевоенные годы. У. Хаттон обращает особое вни­мание на позиции тех, кто скептически относится к интегра­ционным процессам, кто, в частности, критикует недемокра­тичность и некоторую нелегитимность общеевропейских институтов, неэффективность Европарламента и т. п. Он со­глашается со многими критическими выпадами евроскептиков и признает, что масштабные задачи, поставленные идео­логами создания «Соединенных Штатов Европы», и не могли быть решены в одночасье. В то же время он убедительно дока­зывает, что в современных условиях принципы экономичес­кой свободы и демократии претерпевают радикальные транс­формации. «Способность отдельных национальных государств к автономным действиям сокращается под действием мощных сил, над которыми они не властны,.. - пишет У. Хаттон; - в эпоху глобализации даже в пределах своей территориальной юрисдикции избранники народа уже не могут свободно де­лать все, за что проголосовал их электорат» (с. 389), поэтому обнаруживаемый скептиками недостаток демократичности

XXVI

Мир Европы и мир Америки

европейских институтов вполне компенсируется их эффектив­ностью в решении задач, признаваемых большинством евро­пейцев разумными и актуальными.

Современные проблемы Европы проистекают не из мас­штабов европейского интеграционного процесса, а из его не­завершенности. ЕС обладает сегодня многими элементами го­сударственности: граждане каждой из входящих в него стран являются гражданами Союза; существуют Европейский пар­ламент и Европейская комиссия, регулирующая конкуренцию и устанавливающая правила антимонопольной политики, оп­ределяющая стандарты и принимающая решения в области прав человека; ЕС признан большинством стран полноправ­ным субъектом международного права; так называемый acquis communautaire представляет собой кодекс европейских зако­нодательных актов, а Конституция находится в финальной стадии подготовки. Одной из важных проблем Европейского Союза остается то, что противоречие между надгосударственной его природой и наличием государств-членов пока не по­лучило своего разрешения (подробнее см. с. 359-362). Выход можно было бы видеть в возможности возникновения едино­го европейского «демоса избирателей, сплоченных идеей об­щего гражданства, которые могли бы по-настоящему обеспе­чить политическую ответственность европейских институтов, процессов, официальных представителей и политиков» (с. 362; см. также с. 440). Однако едва ли реально рассчитывать на ста­новление такого демоса в ближайшие десятилетия; мобиль­ность европейцев относительно низка: за пределами своих на­циональных границ, несмотря на отсутствие любых ограни­чений на передвижение и работу, живут сегодня не более 1,6 процента граждан стран ЕС. Некоторый оптимизм внушает активизация контактов между представителями различных национальностей, принадлежащих к молодому поколению: в конце 90-х годов более 90 процентов молодых людей считали, что обеспеченная в ЕС свобода передвижения и выбора места жительства намного важнее любых иных достижений евро­пейской интеграции, включая экономические; около 60 про­центов молодых людей проводили каникулы и отпуск за пре­делами своих стран, почти 5 процентов имели близких друзей

XXVII

-В. Иноземцев

и подруг в других странах, а 3 процента всех браков заключа­лось между европейцами, имеющими различное националь­ное гражданство18. Но несмотря на эти обнадеживающие тен­денции формированию общеевропейского демоса необходи­мо способствовать, также как и приверженность социальным ценностям и устоям нужно воспитывать и взращивать.

Именно это У. Хаттон считает наиболее важной задачей ближайшего этапа европейской интеграции. В своих рецеп­тах ускорения движения ко все более тесному Союзу он дела­ет особый акцент на тех мерах, которые могли бы способство­вать укреплению и умножению связей, сплачивающих европейцев в единый народ. В числе мер, которые относятся к технической сфере, автор называет совершенствование ин­фраструктуры общеевропейского пространства: строительство сети высокоскоростных железнодорожных магистралей, свя­зывающих между собой все европейские столицы, унифика­цию систем связи и тарифов на ее услуги, развитие программ обмена научными кадрами и сближение образовательных про­грамм, создание общеевропейских радио- и телеканалов. Эко­номические меры должны унифицировать европейское нало­гообложение, увеличивать общеевропейский бюджет и, несомненно, укреплять и совершенствовать общеевропейскую валютную систему. Именно введение евро У. Хаттон считает наиболее зримым успехом европейской интеграции; общеев­ропейскую валюту он рассматривает как действенный инст­румент обеспечения независимости европейской экономики от навязываемых ей извне правил Вашингтонского консенсу­са (см. с. 424), как фактор, объективно способствующий сниже­нию масштабов финансовой спекуляции в рамках европейс­кого рынка и повышению предсказуемости хозяйственной конъюнктуры, что вполне соответствует принципам органич­ного роста европейской экономики (см. с. 417). Разумеется, евро служит для населения европейских стран зримым свидетель­ством их экономической взаимозависимости.

Социально-политические меры по дальнейшему сближе­нию европейских стран выглядят в изложении У. Хаттона еще

18 cm.: Leonard, Mark. Rediscovering Europe, London: Demos, 1998, p. 51.

XXVIII

Мир Европы и мир Америки

более масштабными и амбициозными. Они, по его убеждению, должны привести к единой налоговой политике: «Европейс­кому Союзу нужно установить минимальные ставки корпора­тивного налогообложения, чтобы не позволить компаниям играть на конкуренции между отдельными странами и тем самым определять общую динамику изменений в налоговой сфере» (с. 403). В более отдаленном будущем, полагает У. Хаттон, потребуется также ввести новые общеевропейские нало­ги и добиться перераспределения значительной части средств, ныне поступающих в государственные бюджеты стран-участ­ниц, в единый бюджет, контролируемый Еврокомиссией и Европарламентом (см. с. 443), что позволит осуществлять за­имствования и выпускать ценные бумаги от имени ЕС как еди­ного целого (см. с. 430). Укреплению институтов центральной власти в ЕС способны послужить передача в их ведение воп­росов иммиграционной и внешней политики, обороны и бе­зопасности (см. с. 438^139), а также кропотливый процесс фор­мирования единых общеевропейских политических партий и объединений. Такие партии и объединения могли бы высту­пать с единых позиций на выборах в Европейский парламент и формировать общеевропейское сознание и общественное мнение, которые в конечном итоге станут источниками леги­тимности панъевропейских институтов и сделают принятие решений подлинно политическим в том смысле, что соответ­ствующие процессы окажутся под наблюдением и контролем со стороны общества, а для дипломатического сговора между правительствами останется меньше возможностей (см. с. 440, 442). К реализации всех этих мер ведет исключительно не­простой и трудный путь, и автор не строит иллюзий на сей счет. Но он убежден, что это «настоятельно необходимо не только самой Европе, а всем, кто верит в многосторонние дей­ствия по созданию международных общественных благ» (с. 393) и реформирование международного сообщества на основе принципов гуманизма.

Но возможно ли в современных условиях подобное ре­формирование? Многие эксперты и аналитики сомневаются в этом в силу явного геополитического доминирования Соеди­ненных Штатов. Однако ситуация меняется, и в последнее

XXIX

В. Иноземцев

время зазвучали новые сомнения - теперь уже в устойчивости и основательности американского доминирования19. События, которые последовали за вторжением в Ирак, демонстрируют всему миру ограниченность военных возможностей США. Несомненной заслугой У. Хаттона в этой связи является то, что он сумел аргументировать возможность эффективного противостояния американской стратегии односторонних дей­ствий еще два года назад, когда мало что предвещало обостре­ние трансатлантических противоречий, начавших резко на­растать с осени 2002 года.

В успехах американских консерваторов и фактическом отказе Соединенных Штатов от подлинно либеральных прин­ципов автор увидел то, что «Америка сама сделала себя неспо­собной» бороться за те идеалы, которые ценою многих жиз­ней отстаивали прежние поколения американцев в годы Первой и Второй мировых войн (с. 469), что в новых услови­ях именно Европа, обладающая равными с США экономичес­кими возможностями, представляющая собой самый крупный в мире рынок и выступающая единственным нетто-инвестором в глобальной экономике, должна взять на себя задачу по «созданию работоспособного и самостоятельного типа капи­тализма, воплощающего в себе историю и мировоззрение на­родов континента» (с. 393), по построению международной системы, основанной на тех же принципах взаимного уваже­ния и стремления к согласию и консенсусу, на которых бази­руется и европейский интеграционный проект.

Противостояние Америке, упивающейся своим господ­ством и мощью, не может быть свободно от элементов конфронтационности. Прекрасно понимая это, У. Хаттон предос­терегает от разжигания вражды между двумя сторонами Атлантики. По сути, предлагаемый им рецепт преодоления американской гегемонии предельно прост - нужно просто перестать верить в иллюзорную мощь США и оценить послед­ствия этого шага. Не «слабость» Европы, о которой в после-

19 См., напр.: Kupchan, Charles A. The End of the American Era. U.S. Foreign Policy and the Geopolitics of the Twenty-First Century, New York: Alfred A. Knopf, 2002; Soros, George. The Bubble of American Supremacy. Correcting the Misuse of American Power, New York: Public Affairs, 2004.

XXX

Мир Европы и мир Америки

днее время стало так модно рассуждать в Соединенных Шта­тах20, обнаруживается на фоне силы Америки, а «сила» Аме­рики в значительной мере зиждется на неуверенности евро­пейцев в самих себе. Поэтому конфронтация возможна, и даже, скорее всего, неизбежна, но лишь конфронтация отмеченного выше свойства.

По мнению автора, «Европейский Союз должен действо­вать мощно, совместно и последовательно, чтобы сформиро­вать собственное видение мира и убедить Соединенные Шта­ты в необходимости сменить курс» (с. 408). Средства такого «убеждения» очевидны. Минимальное ослабление налогово­го бремени в Европе и некоторый рост процентных ставок в зоне евро - меры, вполне компенсирующие друг друга - не­медленно вызовут сокращение оттока капиталов из ЕС и об­нажат всю нестабильность американской финансовой систе­мы, что может завершиться даже масштабным долларовым кризисом; однако в новых условиях евро может успешно вы­полнить функцию мировой резервной валюты, и спасать дол­лар, платя по американским счетам, ни для кого не будет иметь смысла (см. с. 449). Нет необходимости доказывать, что масш­табный экономический кризис заставит американцев надолго забыть о каких-либо консервативных рецептах хозяйствен­ного «оздоровления» и умерит внешнеполитические амбиции крупнейшего в мире безнадежного должника. Европа должна применить в отношении остальных стран те же методы, кото­рые применяют сегодня американцы: например, резко огра­ничить право на ведение коммерческой деятельности в пре­делах ЕС для тех фирм, которые не признают европейских стандартов бухгалтерской отчетности или принятых в Евро­пейском Союзе норм охраны окружающей среды (см. с. 406, 461-462). Пришло время дать отпор Соединенным Штатам и в сфере внешней торговли, где США открыто игнорируют правила, которые сами установили в рамках Всемирной тор­говой организации, если они противоречат интересам амери­канских компаний, и ввести жесткие ограничительные меры в отношении американских товаров, явно субсидируемых пра-

См.: Kagan, Robert. Of Paradise and Power. America and Europe in the New World Order, New York: Alfred A. Knopf, 2003.

XXXI

В. Иноземцев

вительством или перепродаваемых американскими фирмами через офшорные зоны (см. с. 449)21. Наконец, автор предлагает фактически выставить ультиматум правительству США, пре­вратившему Всемирный банк и Международный валютный фонд в своего рода департаменты американского министер­ства финансов, потребовав от руководства этих организаций отказаться от политики разнузданного рыночного консерва­тизма, насаждаемой ими в странах, сталкивающихся с финан­совыми кризисами типа тех, что поразили в 1997 году Юго-Восточную Азию, а в 2000-2001 годах Бразилию и Аргентину; в противном случае, полагает У. Хаттон, Европе следует вспом­нить, что страны, составляющие ЕС, имеют большинство го­лосующих паев как во Всемирном банке, так и в МВФ, а инве­стиционный потенциал европейских стран достаточен для того, чтобы рефинансировать эти организации, даже если Со­единенные Штаты полностью самоустранятся от участия в их деятельности (см. с. 405-406).

Осуществится ли когда-нибудь сценарий, представленный в книге У. Хаттона? Кто знает... Его прогнозы, в некоторых случаях феноменально точные, не всегда могут быть провере­ны; предлагаемые им рецепты далеко не для всех одинаково приемлемы. Книга У. Хаттона впечатляет прежде всего не решениями, готовыми к реализации, а теми вопросами, над которыми она заставляет читателя глубоко задуматься. Ин­формация, учат нас американские теоретики технетронного общества, - важнейший ресурс вступающего в новую эпоху человечества. Это не так, - отвечают европейские социологи; гораздо важнее знание, воплощенное в способности осмысли­вать эту информацию и делать ее основой для генерирования новой. В книге У. Хаттона мы не находим каких-то сенсацион­ных новых данных; большинство приводимых в ней фактов и цифр, расчетов и статистических свидетельств способно по­служить расширению кругозора хорошего студента, но они известны любому квалифицированному специалисту, работа-

21 Следует отметить, что недавно Комиссия ЕС приняла решение наложить пошли­ны на ввоз ряда американских товаров, поставляемых в Европу через офшоры, всту­пившее в действие с 1 марта 2004 года.

XXXII

Мир Европы и мир Америки

ющему в области международной политики и мировой эконо­мики. Зато мы встречаем вопросы, лежащие, казалось бы, на поверхности, но практически никогда не задаваемые и не об­суждаемые даже в профессиональной среде.

Является ли экономика адекватным базисом для форми­рования сплоченного и стабильного социума? Экономические ли ценности лежат в основе европейского образа жизни? На чем основаны мощь и процветание современной Америки? Способна ли она переосмыслить свое историческое наследие или навсегда останется для европейцев примером того, к чему не нужно стремиться и чего желательно избегать? Имела ли когда-нибудь место реальная «европеизация» Америки и воз­можна ли «американизация» Европы? Существуют ли хозяй­ственные или политические преимущества, способные стать основанием для отказа от своей национальной или истори­ческой идентичности? Все это - лишь малая часть вопросов, рождающихся при чтении книги У. Хаттона.

Но есть и более конкретные, более актуальные вопросы, занимающие сегодня многих исследователей и постановку которых автор предвосхитил по меньшей мере на несколько лет. Почему столь устойчивы мифы о европейской слабости и американской силе? Не потому ли многие страны и народы пытаются копировать американские политические и эконо­мические стереотипы, что ими не осознаны ни подлинное бо­гатство, ни глубина европейской традиции? Не оказались ли Соединенные Штаты таким экономическим «центром», основ­ной функцией которого является притягивание и последую­щее аннигилирование гигантских финансовых средств, что лишает прочих членов международного сообщества возмож­ности подняться с колен и превращает в их глазах Америку в мифического великана? Не слишком ли странными выглядят американские экономические и политические программы пос­ледних десятилетий, в которых мы никогда не находим ясной Цели, но видим лишь преграды, которые надлежит устранить? Ограничение роли государства в экономике, дерегулирование корпоративной активности, борьба за снижение налогов, война против терроризма- эти меры не вызывают возражений толь­ко до тех пор, пока мы все не потрудимся задуматься о том,

2 Мир, в котором мы живем

XXXIII

В. Иноземцев

что же расширяется при ограничении роли государства, что повышается при снижении налогов и что будут делать те, кто победит в войне против террора, даже если предположить, что такая победа возможна.

Вступая в схватку со злом, мы всегда должны помнить, что зло есть не более, чем отсутствие блага. Инициируя поход против тьмы, нельзя забывать, что темнота есть не что иное, как отсутствие света. И потому в периоды тяжелых потрясе­ний, в годы неопределенности и растерянности взгляды чело­вечества обращались и обращаются не к борцам с мраком, а к хранителям света. Именно хранителями света считает Уилл Хаттон людей, впитавших в себя европейскость - дух конти­нента, как традиционность, так и изменчивость которого не имеют аналогов в мировой истории. И вместе с автором нам остается верить в то, что этот свет не будет потушен ветрами, которые с небывалой силой веют сегодня над нашей малень­кой планетой.

Владислав Иноземцев, март 2004 года

XXXIV

Посвящается Джэйн, Саре, Элис и Эндрю


Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 133 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Плих и Плюх| Мир, в котором мы живем

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.053 сек.)