Усугубляемая гибкостью рынка труда

Для тех, кто находится в плену идеи наращивания капи­тализации, магическим и обожествляемым свойством рыноч­ной экономики является ее гибкость. Это понятие подразуме­вает сообразительность, адаптивность, ум и хорошую реакцию, став почти синонимом доблести. В лексиконе американцев вряд ли есть другое слово, в которое вкладывалось бы столько

Пусть воздастся имущим

позитивного смысла. Гибкость - это то, что заставляет рыноч­ную экономику работать. Например, финансовый капитал мобилен и гибок; он не привязан к одному месту и не требует этого от других. Его предназначение - приносить максималь­ные прибыли своим владельцам. В последние 30 лет амери­канские корпорации стремились придать такое же свойство рабочей силе. Если компании решают свернуть какое-то про­изводство, они стремятся сделать это быстро и с наименьши­ми издержками. Когда идет наращивание выпуска, они хотят иметь возможность быстро высвободить вложенные в это сред­ства в случае изменения рыночных условий (например, если снижаются биржевые котировки акций). Соответственно, они заинтересованы в «гибком» найме работников, что подразу­мевает уже не трудовой контракт с взаимными обязательства­ми сторон, а разовую сделку, которую работодатели имеют право произвольно аннулировать.

Американское законодательство всегда активно отстаи­вало свободу корпораций в сфере занятости. Согласно преце­дентному решению Верховного суда штата Теннесси 1884 года они могут «увольнять или нанимать рабочих по своему усмот­рению как при наличии, так и отсутствии веских причин для этого; даже в последнем случае их формально нельзя обви­нить в противозаконных действиях»²². Доктрину «занятости по усмотрению» долго критиковали как наследие времен Дик­кенса, и в последние 25 лет суды большинства штатов стали делать исключения из этого общего принципа. Однако, хотя суды выносят решения в пользу прав трудящихся, на практи­ке работодатели продолжают придерживаться старой докт­рины. По данным опросов, более 3/5 из них порой не заключа­ют никаких трудовых контрактов; а более половины включают в контракты оговорки, позволяющие увольнять работников в любой момент без объяснения причин²³.

В результате, американский рынок труда характеризует­ся неустойчивостью, от которой не защищены даже лица сво­бодных профессий и менеджеры. В 1993 году среди безработ­ных впервые было больше «белых воротничков», чем «синих воротничков». Во второй же половине 1990-х годов наблю­дался дефицит кадров. Особые преимущества тогда получили

Глава пятая

работники с редкими специальностями, которые в «войне та­лантов» могли выторговывать себе более высокую заработную плату. Те же, у кого почасовые ставки повысились незначи­тельно, стали дольше работать.

Однако циклические движения не отменяют основных тенденций в сфере занятости США. Постепенно повышается коэффициент текучести кадров, получили распространение разовая работа и удлиненный рабочий день, резко увеличил­ся спрос на услуги агентств, предоставляющих временных ра­ботников. В настоящее время среднестатистический амери­канец в течение жизни меняет девять рабочих мест; каждый третий вынужден соглашаться на нестандартные условия тру­да - работу по вызову, временную, однодневную или на не­полный день. На хорошо функционирующем рынке труда опас­ность долговременной безработицы невелика, поскольку может быть быстро найдено новое рабочее место. В обстанов­ке кадрового дефицита конца 1990-х годов снова выросла за­нятость на стандартных условиях, поскольку работодателям приходилось чаще идти на заключение трудовых контрактов, где оговариваются права работников. Однако трудно ожидать, что эта тенденция продолжится. Работодателям выгодны не­стандартные условия найма, поскольку они не предусматри­вают гарантий важнейших прав трудящихся. Например, толь­ко 60 процентов разовых работников и 40 процентов временного персонала имеют медицинскую страховку.

Неудивительно, что на американском рынке труда наибо­лее динамично увеличивалось количество временных рабо­чих мест. В 1990-е годы этот сектор ежегодно рос на 11 про­центов; сейчас он обеспечивает занятость около 2,5 миллиона рабочих; в США 10 процентов всех вакансий заполняются специализированными агентствами по обеспечению фирм временными работниками. Например, фирма «Мэнпауэр» со штатом 600 тысяч человек стала крупнейшим американским работодателем. Отношения работодателя с временным работ­ником представляют собой чистейший пример «гибкой» ра­зовой сделки, не предусматривающей никаких прав работни­ка. Все риски изменения рыночных условий перекладываются на эту категорию трудящихся, менее всего защищенную от

Пусть воздастся имущим

превратностей судьбы. Аналогичное стремление к минимиза­ции обязательств перед рабочими лежит и в основе использо­вания неполной занятости, которая определяется как любая работа, требующая меньше 40 часов в неделю. Работники, за­нятые неполный день, не получают права на сверхурочные, а их зарплата обычно определяется из расчета 2/3 часовой став­ки такого же сотрудника, но работающего полный день.

Американские трудящиеся осознают, что эти тенденции отражают растущие трудности работодателей. В 1990-е годы непрерывно шла гонка корпоративного реинжиниринга. В результате, в 1995 году (последний год, за который имеются данные) 15 процентов американских рабочих-мужчин поте­ряли свои рабочие места, на которых они трудились в течение трех предыдущих лет. В 1993-1995 годах (опять-таки наибо­лее поздний период, по которому доступны данные) было лик­видировано приблизительно столько же рабочих мест, как во время рецессии 1981-1983 годов. В 1980-1995 годы 31 милли­он американцев так или иначе пострадал от сокращения пер­сонала²⁴.

В подобной обстановке даже в периоды дефицита кадров американские трудящиеся были осмотрительны в стремлении к повышению своей зарплаты. Сокращения персонала, рас­пространение разовой занятости, угроза перемещения произ­водства в регионы Северной Америки с более низким уров­нем оплаты труда и за границу (например, «Дженерал моторе» перенесла свыше 40 заводов в Мексику) - все это указывало на реальность опасности потерять работу. В результате, в те­чение более чем 20 лет (вплоть до 1995 года) устойчиво сни­жалась средняя реальная зарплата всех категорий занятых, но особенно верхних 20 процентов. Четверо из пяти амери­канцев, столкнувшихся с падением своей реальной зарплаты, были вынуждены начать работать дольше, чтобы компенси­ровать это. Так продолжалось и во второй половине 1990-х годов, когда реальная зарплата стала постепенно повышать­ся. Только бум конца 1990-х годов (который к настоящему ^времени выдохся) обратил эту тенденцию вспять. В среднем, сейчас американцы работают около 50 часов в неделю (в 1973 году _ 40 часов), то есть дольше, чем в любой другой индустри-

Глава пятая

ально развитой стране, исключая Португалию. В то же время у них короче оплачиваемый отпуск²⁵.

Жизнь тяжела для большинства работающих по найму американцев. Однако для приблизительно 20 процентов, со­ставляющих нижнюю группу, чьи доходы не превышают 1/2 среднестатистических (европейское определение бедности), жизнь стала практически безнадежной. Более того, агрегиро­ванные данные по этой части населения маскируют крайне бедственное положение чернокожих и испаноязычных, среди которых нищета встречается в два раза чаще, чем среди бе­лых. Права на получение дополнительного дохода и государ­ственной помощи неуклонно урезаются; к 1998-1999 годам они уменьшились вдвое по сравнению с уровнем двадцатилетней давности²⁶. Малообразованные и практически не имеющие доступа к программам профессионального обучения люди ока­зываются в западне бедности: в 1990-е годы в нижней группе по доходам оставались 54 процента тех, кто был в ней и в 1960-е годы; в верхние 20 процентов переместился лишь 1 процент из них²⁷.

Журналистка Барбара Эренрейх в 1998 году провела соб­ственный социальный эксперимент, поработав официанткой, горничной в гостинице, уборщицей, домашней сиделкой и продавщицей в «Уолмарте». Ее книга «Разменная монета» -замечательное, в духе Оруэлла, свидетельство того, как труд­на жизнь низкооплачиваемых американских трудящихся из числа беднейших 20 процентов населения. У нее не было аб­солютно никаких свободных денег, весь заработок тратился на аренду жилья и предметы первой необходимости; откла­дывать сбережения или найти время для обучения, чтобы по­высить свой статус, было невозможно. Она пишет: «В наибо­лее цивилизованных странах низкий уровень заработной платы компенсируют путем предоставления относительно щедрых социальных услуг, таких как медицинское страхова­ние, бесплатные или субсидируемые детские сады, льготное жилье и общественный транспорт. Но США, несмотря на свое богатство, заставляют граждан кое-как перебиваться на зарп­лату, определяемую рынком. Все, что есть у миллионов амери­канцев - 10, а то и 8 или 6 долларов в час»²⁸.

Пусть воздастся имущим

По мнению сторонников «реформы» системы социально­го обеспечения, отказ от государственной поддержки мало­имущих вкупе со вновь введенными пятилетними ограниче­ниями на получение пособий дал хорошие социальные результаты. Они выразились в снижении числа семей, получа­ющих социальные пособия, с 4,4 миллиона человек в 1996 году, когда был принят соответствующий федеральный закон, до приблизительно 2 миллионов в 2001 году. Многие штаты ог­раничили период предоставления пособия на время поиска новой работы даже более жестко, чем предусматривалось этим законом: например, в штате Вирджиния это всего 90 дней. В целом, после принятия закона число получателей социальных пособий уменьшилось на 4,5 миллиона человек²⁹. Власти шта­тов заинтересованы сделать все возможное, чтобы претендент на получение пособия нашел себе работу. В результате, упал уровень безработицы даже среди одиноких матерей - с при­близительно 40 в 1996 году до 30 процентов в 2001 году, хотя по мере углубления рецессии их численность снова начинает расти. Аналогичным образом, в 2001 году детская бедность упала до самого низкого уровня за 21 год³⁰.

Пока не подсчитано, в какой мере эти результаты следует отнести к общему росту экономики США, а также инвестици­ям, осуществленным властями штатов в детские учреждения (что дало возможность работать многим малоимущим мате­рям), а в какой они связаны с активизацией поиска бедняками работы из-за угрозы потери пособий (что составляло суть ре­формы системы социального обеспечения). Учитывая углуб­ление рецессии и сокращение числа рабочих мест, неясно, на­сколько устойчивым будет улучшение социальной ситуации, а также смирится ли американская общественность с бедствен­ным положением тех, у кого истечет пятилетний срок соци­ального пособия (в отношении женщин - уже начиная с 2002 года). Но даже если считать, что реформа системы социально­го обеспечения дала те результаты, о которых заявляют кон­серваторы (а это далеко не так), по-прежнему остается нере­шенной проблема, сформулированная Роулзом. Находясь за завесой неведения, мы думаем, что сами не окажемся в той же ситуации, что и беднейшие 20 процентов наших сограждан;

Глава пятая

иначе невозможно признать их положение приемлемым. Эти люди не вооружены квалификацией, их основными потреб­ностями пренебрегают, они находятся в западне низкоопла­чиваемой работы, у них нет возможностей для продвижения наверх, они не обеспечены медицинским страхованием и шко­лами, которые дали бы их детям хотя бы подобие равенства возможностей. Даже если те пройдут по конкурсу в колледж или университет, плата за обучение окажется непомерной, а соответствующая помощь со стороны властей штатов умень­шается. Короче говоря, в США «инфраструктура справедли­вости» практически отсутствует. Вместо нее внедрена систе­ма, освобождающая средний класс от уплаты налогов, за счет которых можно было бы поддерживать такую инфраструкту­ру, - якобы во имя социальной мобильности, но ее фактически тоже нет. Это эгоистическое бессердечие, выдаваемое за мо­ральность и экономическую эффективность.

Существующее в США положение можно было бы час­тично оправдать при условии высокой мобильности доходов и социального положения. Однако ее нет. Авторы ежегодни­ка «Положение американских трудящихся» Лоуренс Мишель, Джаред Бернштейн и Джон Шмитт сравнили мобильность наемных работников в Америке, четырех крупнейших евро­пейских и трех скандинавских странах. Они обнаружили, что в США наиболее низка доля тех, кто поднимается из нижних 20 процентов в следующую группу по уровню дохода, - как и тех, кто попадает в следующие 60 процентов населения. Зато здесь больше всего людей, не имеющих возможности трудить­ся полный рабочий день³¹. Вывод о крайне малых шансах са­мых низкооплачиваемых американских рабочих повысить свой социальный статус подтверждается и обширным исследова­нием, проведенным ОЭСР. В нем также показано, что доходы тех, кто занят полный рабочий день, в Великобритании, Ита­лии и ФРГ растут значительно быстрее, чем в Соединенных Штатах (которые по этому показателю находятся приблизи­тельно наравне с Францией)³². В США же более заметна мо­бильность в сторону понижения социального статуса; у аме­риканских рабочих больше шансов пострадать от снижения реальных доходов, чем у их коллег в Европе. Даже эксперты

Пусть воздастся имущим

ОЭСР, часто выступающие в роли верховных жрецов дерегулирования, признают, что в странах с наиболее дерегулированными трудовыми и товарными рынками (в частности, в США) не удалось выявить повышения социальной мобильно­сти или увеличения шансов низкооплачиваемых работников выбраться из нужды, ОЭСР ломает собственные штампы: опыт США хуже, чем Европы.

Эти результаты не столь неожиданны. Они лишь подтвер­ждают накопленные со времен окончания Второй мировой войны данные, согласно которым Соединенные Штаты, несмот­ря на всю пропаганду их успехов, практически не отличаются от Европы по показателям социальной мобильности. Авторы новаторского исследования «Социальная мобильность в ин­дустриальном обществе» Липсет и Бендикс не нашли свиде­тельств того, что в 1950-е годы американские рабочие-мужчи­ны переходили от ручного труда к механизированному быстрее, чем работники в других индустриальных странах. Сравнение мобильности по доходам в США, скандинавских странах и ФРГ также показало отсутствие различий и даже отставание Америки³³. Социологи Роберт Эриксон и Джон Голдторп пришли к такому же результату на основе детально­го анализа социальных перемещений в течение жизни одного человека и нескольких поколений³⁴. Фактически, они доказа­ли, что для США характерно завышение показателей соци­альной мобильности, поскольку используемое там определе­ние такой подгруппы высшего класса, как «лица свободных профессий, технические специалисты и им подобные работ­ники», включает в нее тех, кто в более жесткой европейской классификации оказался бы в более низкой категории. Как пишут Эриксон и Голдторп, остается загадкой, почему, несмот­ря на отсутствие свидетельств, продолжает существовать миф об американской исключительности и более высокой социаль­ной мобильности.

Ответ связан с тем, что в американском обществе, обра­щенном исключительно вовнутрь себя, никто не может пове­рить, что иностранцы могут делать что-либо лучше американцев; интеллектуальное доминирование консерваторов не позволяет выйти из этого заблуждения. Подчеркнем еще раз

Глава пятая

сказанное выше. Ретроспективные данные показывают, что Америке середины XX столетия были присущи весьма уме­ренные по международным стандартам показатели мобильно­сти в плане доходов и социального положения и что в после­военный период не произошло улучшения ситуации. Сочетание гибкости рынка труда с сокращением возможнос­тей получения образования для малообеспеченных студентов (что консерваторы подают как якобы великое достижение) может иметь только один результат: в будущем мобильность неизбежно снизится еще больше.

Америка создает «аристократию богатых» и сопутствую­щее ей рабство бедных, тем самым ставя под угрозу жизнеспо­собность собственной экономики. Она вводит в заблуждение не только себя, но и мир в целом, навязывая свою социально-экономическую модель как образец для подражания.

Дата добавления: 2015-07-16