Крах публичной сферы

Правда, надо иметь в виду, что политическая среда, в ко­торой может происходить обсуждение соответствующих про­блем, ухудшилась в США, причем за счет действия тех же сил. По словам Майкла Сэндела (см. вторую главу), сегодня США -не более чем «процедурная республика». Рынок проник в по­литический процесс и извратил его. В обстановке снижения интереса граждан к непосредственному участию в политике и обострения конкуренции партий за финансовые средства нео­бычайно выросло влияние корпораций и бизнеса, что актив­но используется последними в своих интересах. Как проде­монстрировал миллиардер Майкл Блумберг, успешно купивший пост мэра Нью-Йорка в 2001 году, деньги стали главным фактором достижения политического успеха.

Политика в США стала более централизованной и актив­нее использует средства массовой информации для воздей­ствия на электорат. Соответственно, резко выросли расходы на выборы. Общность интересов республиканской партии и бизнеса, о которой говорилось в третьей главе, обеспечила республиканцам серьезные преимущества в финансировании победоносной предвыборной кампании. Из тех, кто в 1997 году вкладывал деньги в партии и кандидатов, 81 процент зараба­тывал более чем 100 тысяч долларов и был в возрасте свыше 45 лет; половина из них считали себя консерваторами, а чуть менее половины - либералами³⁷. Сейчас республиканская партия располагают как никогда богатой электоральной ба­зой, обеспечивающей ее гигантскими финансовыми средства­ми. Это один из побочных эффектов чудовищного и продол­жающего углубляться социального неравенства в американс­ком обществе. Попытки демократов восстановить равновесие ведут лишь к дальнейшему наращиванию затрат со стороны республиканцев. Таким образом, даже участие в американс­кой политике стало запретительно дорогим.

Пусть воздастся имущим

Политическая система США обладает эффективными встроенными сдержками и противовесами, благодаря которым корпорации и отдельные богачи не могут непосредственно купить власть. Согласно правилам, нельзя напрямую финан­сировать конкретную партию или кандидата, можно выделять только «мягкие» деньги - на поддержку идеи. Однако, как от­мечалось в первой главе, бизнес-элита имеет свою политичес­кую программу и стремится воплотить ее в жизнь. Все это ве­дет к деформации американского политического дискурса. Вступив в конкуренцию за средства на финансирование сво­ей деятельности, демократы оказались вынужденными взять курс на защиту свободного рынка, выступая, как и республи­канцы, против системы социального обеспечения и увеличе­ния налогов. Таким образом, обе партии используют центри­стскую политическую философию и действуют в защиту бизнеса, поскольку это наиболее легкий способ добыть деньги на предвыборную кампанию. Более того, ключевыми фигура­ми в отборе политиков, представляющих партию, стали «фанд-райзеры» - люди, ответственные за формирование фондов, которые - в противоположность «мягким деньгам» - могут быть непосредственно истрачены на такую кампанию. Они факти­чески имеют право вето, если считают, что не смогут «про­дать» политика финансовым донорам. Таким образом, в США как имидж политика, так и проводимый им курс фактически диктуются деньгами.

Лоббисты направляют средства, выделяемые на финанси­рование предвыборных кампаний, в пользу конгрессменов, имеющих максимальные шансы на переизбрание. В ответ мол­чаливо предполагается возможность обратиться к последним Для изменения того или иного законопроекта, наложения на него вето или внесения поправок к действующему закону. Шеф вашингтонского бюро журнала «Форчун» Джеффри Бернбаум пишет в книге «Денежные люди», что на поминальной служ­бе в честь видного демократического «фандрайзера» и лобби­ста Дэна Дутко президент Клинтон открыто признал, что никогда не стал бы президентом без его умения добывать день­ги. Большинство конгрессменов могут сказать то же самое. Именно способность собирать средства на предвыборные кам-

Глава пятая

пании обеспечивает влияние лоббистов и общественных орга­низаций типа Национальной стрелковой ассоциации и Аме­риканской ассоциации пенсионеров. Напомним факт, приво­дившийся в первой главе: последние 20 лет на всех президентских выборах выигрывали кандидаты, собравшие больше всего денег. Под демократической политической сис­темой подразумевается механизм, благодаря которому в стра­не можно вести публичный и рациональный спор по поводу общественных интересов, а также путем голосования призы­вать к ответственности тех, кто принимает решения. В этом смысле США демонстрируют печальный пример демократии по форме, но не по содержанию.

Деформация политической системы оказывает влияние на остальные компоненты публичной сферы. Выражать обще­ственные цели и поддерживать общедоступность инфраструк­туры становится все труднее. В 1990-е годы доля в ВВП феде­ральных расходов на дороги, школы и университеты падала даже при президенте-демократе. Лишь несколько штатов рис­кнули увеличить свою налогооблагаемую базу, чтобы компен­сировать снижение соответствующих федеральных ассигно­ваний. Большинство же штатов пошло дальше, чем федераль­ное правительство, в сокращении таких расходов. Бюджетные планы администрации Буша нацелены на ускорение этого процесса.

Транспортная инфраструктура США, с ее постоянными пробками и упадком общественного транспорта, выходит из строя: по оценкам Администрации федеральных автодорог, ремонта требуют 50 процентов магистралей и шоссе; свыше 1/ 3 железнодорожных переездов больше пяти лет не проверя­лись Администрацией федеральных железных дорог. Поддер­жанию стандартов государственной системы образования вряд ли способствует сокращение средней начальной ставки учи­телей до 97 процентов от уровня среднего начального жало­ванья выпускников колледжей, а также связанное с этим сни­жение квалификации новых учителей. Ухудшение ситуации наблюдается не только на транспорте и в сфере образования. Например, в 1997 году бюджет Администрации по продоволь­ствию и лекарствам позволил ей осуществить проверки лишь

Пусть воздастся имущим

5 тысяч предприятий по производству продуктов питания (в 1981 году - 21 тысячи)³⁸.

Развал системы общественных услуг и государственных инвестиций в нее является лишь верхушкой айсберга. Обще­ственный дискурс и культура подчинены погоне за личной и корпоративной выгодой. Сейчас американцы как никогда сла­бо защищены от индивидуализации и разобщенности. Перс­пективы их трудовой карьеры все более неопределенны, все меньшее значение имеет участие в делах общества. В этих ус­ловиях компании использовали телевидение и массированную рекламу для создания неких альтернативных источников смыс­ла жизни, а заодно для увеличения своих оборотов и прибы­лей. Так появилась система брэндов как средство выражения определенного социального статуса, поскольку этого уже не обеспечивают имеющиеся социально-экономические структу­ры. Директор по маркетингу компании «Старбакс» Скотт Эдби ясно обрисовал суть дела, заявив, что цель его компании со­стоит в том, чтобы «не отставать в этом величайшем начина­нии бизнеса по поиску связи с вашей душой». То, что верно для «Старбакс», верно и для «Мальборо», «Форд», «Найк», «Гэп» и так далее. Дезориентированные американцы ищут комфор­та под сенью крупных брэндов.

В большинстве случаев покупатели узнают о брэндах бла­годаря телерекламе. В Америке телевидение является одно­временно и универсальной формой общественной коммуни­кации, и основой ее коммерческой культуры. В каком-то смысле повсеместность телевидения есть благо - оно доступно и в боулинг-клубе, и на выходе из супермаркета, и в залах ожида­ния аэропортов. Однако это означает и его растущую тривиализацию. В среднем, американцы смотрят телевизор четыре часа в день, им доступны не менее 45 телеканалов³⁹. Около половины американцев не отрываются от телевизора во вре­мя ужина, а 1/3 - во время завтрака. Только 2,2 процента зри­телей смотрят общественное телевидение, остальные предпо­читают телевидение, финансируемое за счет либо спонсоров, либо рекламодателей. Ежедневно демонстрируется 500 рек­ламных роликов⁴⁰, а поскольку плата за них напрямую связана с размером и покупательной способностью зрительской

Глава пятая

аудитории, между телеканалами идет безжалостная битва за рейтинг. Учитывая, что внимание зрителей мимолетно, и они в любой момент могут переключиться с канала на канал, со­ставители всех телепрограмм - от драматических «мыльных опер» до эмоциональных ток-шоу - используют невероятную изобретательность для удержания интереса аудитории.

Гиперконкуренция в 45-канальном рыночном простран­стве (дополнительно обостряющаяся из-за возрастающего от­влечения зрительского времени на интернет) - такова одна из движущих сил американского телевидения. Вторая сила - по­гоня за уже известным нам фетишем капитализации. Покро­вительница данной доктрины - «Дженерал электрик» - в 1986 году захватила «Эн-Би-Си»; девятью годами позже картину довершили покупка «Си-Би-Эс» компанией «Вестингауз» и поглощение «Эй-Би-Си» компанией «Дисней». Первоочеред­ной задачей американских телесетей стало поддержание ко­тировок акций их владельцев. Причем с развитием кабель­ных и спутниковых каналов, оттянувших на себя от 10 до 40 процентов аудитории, конкуренция между обычными телека­налами приобрела жесточайший характер. Бывший президент «Эн-Би-Си ньюс» Рейвен Фрэнк заявлял: «Продукт коммер­ческого телевидения - не программы. Мы изготавливаем то­вар для продажи, и нашими потребителями - то есть теми, кто его покупает, - являются отнюдь не зрители. Надо понимать, что наш товар покупают рекламодатели, они платят за него деньги. А они покупают не телепередачи. Они покупают и оплачивают аудиторию»⁴¹.

Американская культура - это в основном поп-культура. Американцы хотят, чтобы их развлекали и отвлекали от про­блем; и это делается элегантно и профессионально. Качество некоторых передач, например, «Сейнфелд» и «Элли МакБил» впечатляет. По любым стандартам, это телевидение высшего класса. Но острая необходимость завладеть вниманием теле­аудитории заставляет создавать передачи, в которых акцент делается на человеческих пороках и драмах на грани сюрреа­лизма. Насилие и секс удерживают внимание зрителей, и все более очевидно, что этот перекос сказывается на американс­кой культуре, особенно на детях. К восемнадцати годам сред-

Пусть воздастся имущим

американец может увидеть по телевизору 200 тысяч ак­тов насилия и 40 тысяч убийств⁴². Америка уже столкнулась с трагическими последствиями публичной демонстрации наси­лия. Во время резни в школе города Колумбайн в апреле 1999 года преступники-подростки использовали идеи, почерпнутые из средств массовой информации - начиная от черных пла­щей до смеха во время убийства, чтобы стилизовать соверша­емую ими жестокость.

По мнению Роберта Патнэма, продолжительность време­ни, проводимого гражданами перед телевизором, и содержа­ние большинства передач выступают главными причинами сокращения социального капитала в США. Заядлые телезри­тели в меньшей степени склонны участвовать в обществен­ных делах, а телевидение способствует их еще большему от­рыву от социальных реалий. Телевидение стало безответствен­ным инструментом «каннибализации» американской культуры и демократии.

Жесткая конкуренция за аудиторию при максимальной экономии средств, выделяемых на создание передач, меняет способ подачи новостей. Телевидение отказывается от соци­альной ответственности; нынешние репортажи и дискуссии не создают платформы для публичного обсуждения проблем страны. Высококачественные новости стоят дорого, а их рек­ламная отдача невелика. Это вызвало серию сокращений но­востных программ на «Эн-Би-Си», находящейся в собствен­ности «Дженерал электрик»; по тому же пути пошли и другие телесети. Ни одна из американских телекомпаний больше не Держит корреспондента в Верховном суде, сеть их зарубеж­ных корреспондентов уменьшилась в десятки раз. Вопрос со­стоит не только в объеме освещения событий; чтобы привлечь аудиторию, их подача должна быть напористой и конфронтационной. Политика уступила место передачам, представляю­щим «общечеловеческий интерес»: историям о чудачествах, скандалах и знаменитостях. Звуковой ряд становится все короче, новостные репортажи - отстраненными, а картинка бы­стро меняется. Бал правят эмоции. Политика лишается благородства, рациональности и всякого смысла в качестве предмета общенационального обсуждения. Скорее, она становится раз-

Глава пятая

новидностью спорта, в котором любое движение связано с личным успехом и соперничеством.

В глубоком упадке пребывает журналистика независимых расследований, поскольку она дорога и сопряжена с риском вызвать недовольство важных спонсоров и рекламодателей. Растет число примеров, когда стремление угодить корпора­циям определяет стиль тележурналистики. Например, во вре­мя войны в Персидском заливе «Си-Би-Эс» решила сократить репортажи таким образом, чтобы каждый десятиминутный сегмент передачи прерывался на самом интересном месте для показа рекламных роликов. Во время войны в Афганистане журналисты отложили в сторону свои критические стрелы, позволив администрации Буша практически произвольно трактовать ключевые американские свободы. Тогдашние дей­ствия администрации, конечно, могли рассматриваться как оправданные и заслуживающими поддержки общества, но простые американские граждане были лишены возможности поразмышлять над какими-либо контраргументами в силу их отсутствия. Демократия попросту перестала действовать, посколь­ку владельцы вещательных каналов не потерпели бы споров.

Как признает Джеймс Фоллоуз, многие тележурналисты стали знаменитостями и получают заоблачные гонорары; оче­видно их нежелание кусать кормящую руку корпораций. Фол­лоуз заключает: «То, как современная журналистика препод­носит новости, а именно то, что мир неуправляем, что у власти находятся мошенники и что соотечественники хотят убивать друг друга, способствует тому, что граждане чувствуют себя несчастными, бессильными, преданными и недовольны поли­тической системой»⁴⁴.

Газеты и журналы испытывают аналогичное давление. Институциональные акционеры пришли вместе со своим при­оритетом капитализации и в издательский бизнес: они владе­ют 57 процентами «Нью-Йорк тайме» и 52 процентами «Ва­шингтон пост»⁴⁵. Результат - выхолащивание новостей, акцент на эмоциях и растущее нежелание противоречить потенци­альным рекламодателям и спонсорам, что снижает качество печатной журналистики. Американцы слабо информированы и мало интересуются окружающим их миром. Великая амери-

Пусть воздастся имущим

канская традиция серьезного комментария сходит на нет. Как заметил один крупный журналист, «нас уже не вдохновляет великая цель, определяемая нашей способностью информи­ровать людей. Мы всего лишь развлекаем и ублажаем их. Наша цель - продать свой товар»⁴⁶. Нил Постмэн охарактеризовал эту странную ситуацию в книге «Развлекаться до смерти» сле­дующим образом: как и политика, новости стали сегментом развлекательного бизнеса.

США - страна потребления, здесь 28,5 тысячи крупных торговых центров (моллов). Свыше половины всех покупок американцы совершают в этих научно спроектированных «фабриках потребления»⁴⁷, где расположение и внутренние планы магазинов выверены таким образом, чтобы максимизи­ровать расходы потребителей. Моллы финансируются и во многих случаях находятся в собственности пенсионных фон­дов и страховых компаний; для последних это идеальные ин­вестиционные проекты с точки зрения гарантий увеличения прибыльности. Принцип одинаков и для небольшого и для регионального супермолла: это крытая территория с частной охраной, огражденная от любых неприятностей - погодных или социальных; а набор магазинов выбран исходя из много­численных обследований рынка и точно соответствует запро­сам потенциальных покупателей.

Приватизация духа и дезинтеграция концепции граждан­ственности начинаются со сжатия общедоступного публично­го пространства. Американские города по-прежнему полны жизни. В них оставили свой отпечаток многие волны иммиг­рантов, города наполнены атмосферой космополитизма и де­мократии, отличаются величавостью расположения и разме­ров зданий, что внушает благоговение и возвышает дух. Однако деловая часть городов реконструируется и неуклонно приватизируется. Вместо суматохи урбанизированного город­ского центра, где общественное пространство - для отдыха, образования, спорта, политических собраний - сочетается с частным, возникают новые небоскребы корпораций и торго­вые моллы, символизирующие господство частной собствен­ности. Это не оживленная улица, где царят общественные нравы и права. Тут человек оказывается в частном простран-

Глава пятая

стве, сформированном так, чтобы побудить его потратить больше денег. Система безопасности приватизирована. Все при) надлежит землевладельцам и собственникам магазинов, заинтересованным в максимизации арендной платы и объемов товарооборота и не признающим никаких требований граж­данственности. Как пишет Маргарет Кроуфорд, «мир моллов... стал для американцев вселенной»⁴⁸.

Культура потребительства, слабость публичного дискур­са, тривиализация политики и доминирование денег - все это) помогает консерваторам укреплять свою власть и не позво­лять никому бросить ей вызов. Они торгуют мифами об Аме­рике, обеспечивающей равенство возможностей и высокую социальную мобильность, не имея реального результата. Не­равенство и лишения простых американцев практически не включены в публичное обсуждение. Выступления консерва­торов против коррупции среди вашингтонских политиков служат частью их антигосударственнического подхода, хотя сами они используют слабости системы для укрепления соб­ственных позиций.

Тем не менее, США меняются. В первых пяти главах этой книги я опирался на обширную американскую литературу, в которой выражен протест против того, что сейчас происхо­дит в американской экономике и американском обществе. Не только иностранные критики считают, что Соединенные Шта­ты не решили извечного вопроса о том, как обеспечить эконо­мический и социальный порядок или как пользоваться реаль­ной демократией. Все большее число американцев разделяет аналогичную точку зрения. Как мы увидим далее, аргументы в пользу того, что Европе следует копировать США, неправо­мерны. Это Соединенным Штатам нужно заимствовать евро­пейские социальные достижения и демократическую практи­ку. Экономика Европы не столь склеротична, как любят заявлять американские консерваторы. В США на произвол судьбы оставлено множество бедных и немощных граждан; страну раздирают внутренние конфликты и противоречия. Тем не менее, Америка преподносится всему миру как обра­зец для подражания. Каким образом так случилось, мы рас­смотрим в последующих главах.

Глобализация консерватизма

Я начал эту книгу была с выражения озабоченности тем, что публичная сфера в Великобритании оказалась в полосе затмения. В обществе больше не проявляется ни желания сдер­живать рост неравенства, ни веры в необходимости этого. В нашу цивилизацию проникло весьма специфическое понима­ние капитализма. Британцы живут в тени американской кон­сервативной концепции, согласно которой капитализм - это чисто экономический мир. Успех в нем якобы естественным образом обеспечивается максимальным ограничением государ­ственного вмешательства и свободой каждого следовать эко­номическому императиву: «покупай дешево - продавай доро­го» с целью извлечения наивысших прибылей. Дух предпри­нимательства, к которому так часто взывают консерваторы, определяется ими исключительно в хозяйственных терминах. Он не зависит ни от каких форм общественной организации, будь то внутренняя структура компании или интеллектуаль­ный, социальный, человеческий и физический капитал. Прин­ципы успешного капитализма - свобода, гибкость, собствен­ный интерес и предприимчивость. Его враги - «путы» регули­рования, налогообложения, социального обеспечения и других форм социальных обязательств. Им нет места в сценарии аме­риканских консерваторов, несмотря на всю их важность для создания доверия в обществе, а также социальной, человечес­кой, материальной и интеллектуальной инфраструктуры ры­ночной экономики.

Это крайне одностороннее понимание того, что лежит в основе как успешно функционирующей рыночной экономи-

Глава шестая

ки, так и справедливого общества. В предыдущих пяти главах этой книги было представлено достаточно свидетельств, заставляющих по меньшей мере усомниться в разумности подхо­да, получившего развитие в США в последние 25 лет. Амери­канское общество стало еще более несправедливым. Снижа­ются жизненные возможности большинства населения, за исключением тех, кто находится на вершине социальной пи­рамиды. Ослаблена общественная инфраструктура; а по мере того, как страна приходит в себя после бума «новой экономи­ки», основные экономические показатели выглядят более чем скромно. Хозяйственные достижения Америки 1990-х годов покоились на наращивании небывалых и недопустимых дис­балансов. Прекращение бума на фондовом рынке уже оказы­вает депрессивное влияние на экономику США, и, несмотря I на некоторые признаки восстановления, ее рост на какое-то время замедлится. В погоне за капитализацией многие амери­канские компании скорее подорвали свою конкурентоспособ­ность, нежели укрепили ее. Нельзя отрицать поставленные Соединенными Штатами рекорды в создании новых рабочих мест, технологических инновациях и реструктуризации про­мышленности, но их следует рассматривать в более широком и критическом контексте.

Тем не менее, приведенный выше набор консервативных аксиом - в лучшем случае спорных, а то и абсолютно ложных -превратился в новый международный консенсус. Он служит теоретической основой оправдания существующих форм про­цесса глобализации, когда действие используемых в США принципов распространяют на весь мир. США получают при этом ряд преимуществ. Указанные аксиомы обосновывают правильность американской социально-экономической моде­ли и применяются в качестве своего рода идеологического тарана, с помощью которого Америка заставляет другие стра­ны следовать ее примеру и открывать свои рынки на услови­ях, изначально дающих американским компаниям фору в меж­дународной конкурентной борьбе. Их используют и для обоснования крайней односторонности действий Соединен­ных Штатов, их нежелания поступаться малейшей частью сво­его экономического и политического суверенитета во имя раз-

Глобализация консерватизма

вития многосторонних институтов и процессов. США изоб­ражают себя как исключительную цивилизацию, священный долг которой как перед самой собой, так и перед всем миром -служить хранителем единственно истинного пути. США ус­пешно боролись с фашизмом, а позднее с коммунизмом. И сей­час они якобы остаются немеркнущим маяком свободы, ука­зывающим, чего возможно достичь благодаря ей в экономике и обществе.

И в экономическом, и в социальном плане этот весьма некритический и сосредоточенный на себе подход ведет к не­пониманию реальной ситуации. Только в таких условиях быв­ший председатель Нью-йоркской фондовой биржи мог недав­но сказать: «В вопросах финансов и политики, не говоря уже о культуре, мы становимся миром, а большая часть мира желает стать нами». А один бывший министр заявил без тени смуще­ния или оговорки, что «нельзя отрицать того факта, что из всех народов в истории человечества народ Америки наибо­лее справедлив и терпим,...мы олицетворяем наилучшую мо­дель для будущего»¹. После страшных террористических ак­тов 11 сентября 2001 года - которые президент Буш объяснил своим соотечественникам именно тем, что Соединенные Шта­ты «являются самым ярким в мире маяком свободы и равных возможностей»², - общенациональный дискурс в США еще больше погрузился в водоворот самовосхваления. В такой об­становке самокритичный анализ крайне затруднен.

Дело не только о том, что риторика мешает американцам правильно понять, как их воспринимают в окружающем мире; она мешает Соединенным Штатам осмыслить собственные сильные и слабые стороны. Как мы уже знаем, Америка от­нюдь не является самым ярким образцом страны равных воз­можностей. Формулировать такой вывод - не значит впадать в крайний антиамериканизм или огульно критиковать роль Америки в современном мир. Например, нет сомнения в том, что операция США в Афганистане была правильной реакци­ей на угрозу со стороны международного терроризма, и что в Результате мир станет более безопасным. С помощью этого вывода хотелось бы лишь подчеркнуть, что триумф консерва­тизма привел к распространению в США довольно эксцент-

Глава шестая

ричных и специфичных взглядов на то, как должен функцио­нировать капитализм. Более комплексная (но также основан­ная на признании важности рынков и стремления к прибыли) концепция справедливого социально-экономического поряд­ка отвечала бы и американским, и глобальным интересам.

Теперь рассмотрим ситуацию в Великобритании. Только после двух внушительных побед новых лейбористов на всеоб­щих выборах политический класс страны понял, что следует со всей серьезностью относиться к мнению избирателей о не­обходимости улучшения системы общественных услуг. Нако­нец-то он признал, что расходы на здравоохранение надо по­высить до среднеевропейского уровня и что осуществление этой задачи будет неизбежно сопряжено с увеличением нало­гов и/или взносов по социальному страхованию. Появляется осознание того, что, хотя частные возможности, смекалка и знание дела могут быть полезны и даже жизненно важны для совершенствования системы общественных услуг, это не ос­вобождает государство от ответственности. Для улучшения ситуации с образованием, здравоохранением и транспортом необходимы государственные инициативы и налоги. В рав­ной степени, следует учитывать, что индивидуальные сбере­жения - дело рискованное и ненадежное, поэтому они лишь в определенных пределах могут обеспечить людям возможность жить после выхода на пенсию. Становится все более очевид­ным, что рост социального неравенства вызывает серьезные негативные эффекты. Например, на рынке жилья многие рай­оны оказываются недоступными даже для хорошо обеспечен­ных семей, а в сфере образования в верхних строках списков по академической успеваемости доминируют богатые частные школы. Все это превращает равенство возможностей в насмеш­ку, а в средне- и долгосрочной перспективе вызовет трудно­излечимые социальные противоречия.

Почему понадобилось столько времени, чтобы правитель­ство лейбористов ответило избирателям? Потому что в тече­ние 25 лет публичная политика в Великобритании преданно подражала консервативным аксиомам, господствовавшим в Соединенных Штатах, а критики этих аксиом оказывались на политическую обочине. Последний раз подоходный налог в

Глобализация консерватизма

Великобритании поднимали в 1977 году. Регулирование рын­ка труда здесь даже менее жесткое, чем в США. Государствен­ные инвестиции упали до крайне низкого уровня. Железно­дорожный транспорт приватизирован, что имеет пагубные результаты. Это хорошо знакомое скучное перечисление. Не­сомненно, указанные явления объясняются отчасти полити­ческой восприимчивостью Великобритании к консерватизму, а отчасти - неудачей в поиске жизнеспособного социал-де­мократического решения проблем, достигших кульминации в 1970-е годы. Все это дало политический шанс тэтчеризму. Па­тентованные средства теории невмешательства государства в экономику показались заманчивым способом борьбы со стагф­ляцией и низкой производительностью. Как и в США, в Вели­кобритании эта теория была умело увязана со многими наци­ональными культурными символами. Но она не пустила бы здесь столь глубокие корни, если бы американские правые не захватили всеобъемлющего контроля в собственной стране, если бы в мире существовало более активное противодействие пропаганде американской модели как наилучшей для всех, а также если бы глобализация несколько иной характер.

Опыт Великобритании повлиял и на континентальную Европу, где американские консервативные принципы поко­лебали либеральные социально-демократические основы (это мы рассмотрим в последующих главах). Европейский обще­ственный договор, представленный государством благососто­яния, попал под огонь критики со стороны американских кон­серваторов и новообращенных в их веру европейцев, считающих его виновным в высоком уровне безработицы. Европейцам советуют реорганизовать свою финансовую сис­тему и подход к законодательству о компаниях по примеру Америки. Конечно, европейская система социального обеспе­чения имеет изъяны. Не лишена их и европейская система отчетности корпораций: ей в значительной мере недостает прозрачности. Но нападки имеют односторонний характер. Критики не принимают в расчет преимуществ европейской системы. А они проявляются в том факте, что в настоящее время производительность в Европе не ниже, а в некоторых странах даже выше, чем в США, а также в несравнимо лучших

Глава шестая

социальных результатах, если рассматривать их в терминах концепции Роулза о справедливости и равенстве возможностей. Европе не следует пытаться переиначить себя согласно американским принципам. Наоборот, в процессе модерниза­ции следует отстоять собственные идеалы. Во всяком случае, высокая безработица в некоторых частях Европы (а это глав­ный повод для критики) имеет комплексные причины и не связана лишь с особенностями европейского общественного договора.

Нас убеждают, что применение американского опыта в международном масштабе через интеграцию финансовых и торговых потоков на основе свободно-рыночных принципов Вашингтонского консенсуса является средством обеспечения глобального благосостояния. Однако, как и в Америке, в мире создание богатства отнюдь не сопровождается его справедли­вым распределением. За последние 20 лет неравенство воз­росло как в США, Великобритании и большинстве государств -членов ОЭСР, так и в мировом масштабе (по семи из восьми возможных показателей). Как утверждает профессор между­народной экономики Роберт Уэйд, в настоящее время распре­деление общемирового дохода можно представить в виде бо­кала для шампанского: наверху широкая мелкая емкость (20 процентов наиболее богатых, располагающих 82,7 процента дохода в мире), а под ней длинная тонкая ножка (это 60 про­центов населения Земли, на которых приходится всего 5,6 процента его дохода)³. Низкие цены на сырьевые товары спо­собствовали десятилетнему подъему американской экономи­ки (за счет невысокой инфляции и дешевых денег), но породи­ли растущую бедность в большей части остального мира. Заимствования на рынках частного капитала с целью выйти из этой ситуации сопряжены с опасностью массированного оттока инвестиций и финансовых кризисов. Эффекты типа «победитель получает все» еще сильнее ухудшают ситуацию: технические инновации и инвестиции концентрируются в богатых странах. Без целенаправленного вмешательства, об­легчения долгового бремени и помощи «третьему миру» вряд ли можно сократить разрыв между ним и развитыми государ­ствами. Хотя между этим разрывом и появлением междуна-

Глобализация консерватизма

родных террористических сетей нет прямой связи, ясно, что последние возникают неспроста. В мире растет чувство раз­дражения огромной несправедливостью, и Западу надо что-то делать с этим. Однако американские консерваторы так не считают, иначе они погрешат против своих канонов. Их отно­шение к неравенству в глобальном масштабе пронизано без­различием.

Нетрудно интерпретировать новый миропорядок как форму американской империи. Ведь после 1945 года США ста­ли ведущей капиталистической державой, а после крушения Советского Союза в 1991 году - и единственной мировой сверх­державой. Вполне очевидно, что США обладали достаточной силой, чтобы добиваться своих целей. Тем не менее, подоб­ный вывод страдает упрощенностью. В частности, надо учи­тывать и то, что другие страны были согласны с созданием такой системы, а некоторые из них, в частности Япония и ази­атские «тигры», получили реальные выгоды от ее функциони­рования. Да и сам Вашингтон не имеет политической струк­туры, вырабатывающей долговременную и последовательную политику по созданию империи и управления ею. Американ­ская политика в мире - это равнодействующая многообраз­ных представлений о национальных интересах, выражаемых различными государственными учреждениями и политичес­кими партиями. Конгресс, Белый дом и президент отвечают за экономику континентального масштаба, для которой харак­терен широкий спектр несовпадающих и конкурирующих между собой интересов. Например, представители американ­ской обрабатывающей промышленности и занятых в ней ак­тивно выступают против доминирования Уолл-стрит при оп­ределении приоритетов экономической и внешней политики страны.

Таким образом, представлять США как монолитную и Целеустремленную силу, возводящую мировой порядок по заранее намеченному стратегическому плану, было бы некор­ректно. Но столь же неверно характеризовать глобализацию ^как некую политически нейтральную реальность, берущую начало в информационно-коммуникационных технологиях и безымянных силах, выступающих в пользу либерализации тор-

225

Глава шестая

говли и финансов. Это пытается сделать, например, ведущий теоретик в области глобализации профессор Лондонской школы экономики Энтони Гидденс⁴. Глобализация была иниции­рована Соединенными Штатами путем использования - сначала от случая к случаю, а затем все чаще в качестве генеральной установки - трех принципов. Во-первых, это дей­ствия в одностороннем порядке при минимальном участии в международных союзах и договорах. Во-вторых, первоочередное продвижение интересов тех секторов экономики и ком­паний США, которым в виду их господствующих позиций на рынке или технического превосходства глобализация идет на пользу прежде всего (в частности, секторов финансовых услуг и информационно-коммуникационных технологий, а в самое, последнее время - секторов, в которых основное значение имеет интеллектуальная собственность). В-третьих, предпоч­тение рыночных решений и средств. Это связано не только с доминирующими в США теоретическими и идеологическими взглядами, но и с тем, что такой подход отвечает американс­ким интересам. Более крупная и мощная страна имеет больше шансов преуспеть на «свободных», нерегулируемых рынках.

Подобные тенденции всегда были характерны для США как великой державы, убежденной в своем особом предназна­чении и исключительности своей цивилизации. Но они полу­чили особое развитие в результате подъема американского консерватизма и исчезновения внешних ограничителей для реализации американской мощи. Конечно, центром мира могла стать и более агрессивная держава; а что касается идеологии, то защита свободы лучше, чем фашизм и коммунизм, изуродо­вавшие Европу в первой половине XX столетия. Однако все это не означает, что США олицетворяют собой идеал эффек­тивной экономики и справедливого общества. Если для нас важны публичная сфера, равенство людей и общественный договор, если мы хотим обеспечить справедливость и равные возможности, если верим, что эти ценности должны состав­лять основу миропорядка, то необходимо бросить вызов аме­риканскому консерватизму. Америку необходимо переубедить, доказав, что в некоторых вопросах даже она зависит от дру­гих стран и что многостороннее сотрудничество - в ее инте-

Глобализация консерватизма

ресах. Выступить в качестве противовеса США и предложить миру свои ценности может только Европа. К этому вопросу мы скоро подойдем. Но сначала необходимо понять, как ^{по­влияли} на формирование современного миропорядка указан­ные выше особенности международной политики Соединен­ных Штатов и какую роль при этом сыграл подъем консер­ватизма.

Дата добавления: 2015-07-16