Глава двадцать пятая

Мы с Блейком сидели в салоне джипа друг против друга. Жизнь занял место рядом с Дженной, спиной к Блейку, и что-то вдохновенно рассказывал ей, не умолкая ни на секунду. Время от времени она поглядывала на меня в зеркало, желая убедиться, что я веду себя скромно, но, встретившись со мной взглядом, немедленно отводила глаза. Она знала, и я знала, и обе мы все знали: бывшая девушка и девушка-претендентка кружили, как два ястреба, нацелившиеся на одну добычу. Гарри, к которому вернулся нормальный цвет лица, и чадолюбивая блондинка трещали с пулеметной скоростью, обмениваясь восторгами по поводу полета, беспрерывно перебивая друг дружку радостным «И я тоже!!!». Блейк, похоже, потерял таким образом свой шанс стать суррогатным отцом. Джереми, второй инструктор, смотрел исключительно в окно, равнодушный и скептический ко всему, что происходило вокруг, но остальные были в приподнятом настроении. Моя душа? Она парила где-то очень высоко. У меня в крови тоже бурлил адреналин, но причина была иная, чем у моих спутников. Я была влюблена, но вместо того чтобы радоваться, терзалась внутренними противоречиями. Что же мною движет – сила привычки или истинное чувство? Одна часть меня мечтала оказаться в объятиях Блейка, соединиться с ним душой и телом, я действительно привыкла думать о том, что это будет замечательно и прекрасно. Но другая часть уже научилась думать по-новому. Долгие часы, проведенные в обществе Мистера Пэна, не прошли даром. И сейчас, именно, черт побери, сейчас – надо принять решение. Сделать выбор. А я боюсь, колеблюсь, и нет на свете человека менее уверенного в себе, чем я.

Блейк улыбался мне во весь рот, он сиял, как новая лампочка у меня в ванной, и хоть может показаться, будто новая лампочка – вещь обыденная, ничуть не романтичная, но, когда год моешься в потемках, эта самая лампочка радует чрезвычайно. Дженна сказала что-то такое, от чего Жизнь разразился веселым кудахтаньем, но пока Блейк смотрел мне с улыбкой в глаза, обещая миллион счастливых ночей – или, во всяком случае, одну, сегодняшнюю, на которую я непременно соглашусь, – их стремительно развивающаяся дружба меня не напрягала. Отвращение Жизни к Блейку ушло, и я говорила себе, что в этом заслуга Блейка. С первых дней нашего с Жизнью знакомства я представляла себе, как они встретятся. Жизнь умел быть на редкость неприятен, и я была очень признательна Блейку, что он не обратил на его гнусные проявления особого внимания. Какое будущее ожидало бы нас, если б Блейк возненавидел мою жизнь? Кого из них двоих я бы выбрала? Мысль о том, что между ними вообще можно выбирать, меня пугала. Мне хотелось надавать себе по щекам. Перестань думать, Люси, лучше от этого еще никогда не было.

– Все как раньше, – вдруг сказал Блейк.

И меня покоробили его слова. Я проанализировала свою реакцию, наученная Жизнью, и поняла – раздражение вызвано не тем, как он это сказал, а тем – что. Да, все и правда похоже на «раньше», но нас разделяют прожитые годы, несказанные слова, нас разделяет огромная куча запрятанных глубоко «под ковер» проблем, и с каждой минутой она становится все выше, заслоняя нас друг от друга. Но я не хочу сдергивать ковер, не хочу ворошить эту кучу проблем. Я хочу вечно парить в небе, где все безмятежно и спокойно, прижавшись друг к другу под куполом парашюта.

– Ты еще побудешь здесь?

Не очень понятно, что он имеет в виду – приглашает меня остаться или спрашивает о моих планах. А это большая разница. Я уклонилась от прямого ответа.

– Мне нужно сегодня вернуться. У него встреча, они уже договорились.

– Кто?

– Он и парень по имени Дон. – Я сначала ответила, а потом осознала: Блейк опять забыл про мою Жизнь. – Моя Жизнь, – твердо сказала я, – должен встретиться с человеком по имени Дон.

– Но ты же можешь остаться, правда? – Он одарил меня одной из своих неотразимых улыбок, и я немедленно растаяла. – Давай оставайся. – Он наклонился и пощекотал меня под коленкой, отлично зная, что это мое слабое место.

Дженна бросила на меня взгляд в зеркало. Я ничего не могла с собой поделать и рассмеялась, вовсе не над ней, как она наверняка решила, а потому что было очень щекотно.

– Джерри сегодня устраивает вечеринку, – он щекотал меня все сильнее, а я, хохоча, отбивалась, – ему нынче тридцать стукнуло.

– Да, это точно, – с улыбкой подтвердил Джереми, по-прежнему глядя в окно.

– С днем рождения, – поздравила я, но он не повернулся.

Есть такие люди – создается впечатление, что они либо не знают о том, что вы рядом, либо им абсолютно на это наплевать. А если они и знают, что вы существуете, то в грош вас не ставят, как вам кажется. И двадцать лет спустя они вдруг признаются, что были от вас без ума, но не сумели этого выразить.

Вы говорите:

– Как? Да я и подумать не могла, что тебе нравлюсь!

И слышите в ответ:

– Ты ненормальная? Я просто не знал, как это сказать!

Именно так, во всяком случае, произошло с Кристианом Берном, которого я встретила в клубе четыре месяца назад. Кристиан, ах, Кристиан… самый крутой парень в теннисном лагере, куда я поехала в пятнадцать лет. Он заигрывал и целовался со всеми девочками, кроме меня. И вот решил мне признаться спустя еще пятнадцать лет, что все эти годы страстно меня обожал, а я даже поцеловаться с ним не могла, потому что у него беременная девушка, с которой они должны вскоре пожениться. Место для признания он выбрал хоть куда – стрип-клуб. (Для особо любопытных сообщаю, что в ту ночь там работала Мелани.)

– Мы бы с удовольствием пришли, если вы не против, – сказала я Джереми.

Джереми никак не отреагировал. Джереми не знал или не хотел знать, что я с ним разговариваю. Втайне Джереми был в меня влюблен, но он обнаружит это чуть погодя, когда будет уже слишком поздно, потому что я вернусь к Блейку. Их дружба даст трещину, ему невыносимо будет видеть, как его друг обнимает женщину его мечты, и он уволится и уедет отсюда, чтобы найти себе другую любовь, но не найдет ее никогда, ибо это невозможно – истинная любовь только одна. Он женится, у них родятся дети, но каждый раз после занятий любовью, когда жена его заснет, он будет лежать без сна, вспоминая женщину, которую оставил в Бастардстауне, в графстве Уэксфорд. Меня.

– Конечно, он не против, – ответил за Джереми Блейк. – Мы собираемся в «Бойране» в шесть. Как только закончим здесь, так сразу и приедем. Давай приходи. – Он игриво пощипывал меня под коленкой, приговаривая: – Давай, давай, давай.

– Ладно, ладно, – смеясь, согласилась я и попыталась остановить его, но он ведь гораздо сильнее! В итоге он нежно сжал мои пальцы, и так мы и сидели, рука в руке, глядя друг другу в глаза. – Я приду, – пообещала я.

– Конечно придешь, – тихо отозвался он, и сердце у меня бешено подпрыгнуло.

– Мы не можем пойти, – сказал мне Жизнь, когда мы уже сидели возле фургона Деклана, дожидаясь его, Анни и Джоша, и смотрели на голубое небо, откуда совсем недавно спустились обратно на землю. Гарри отправился охмурять хорошенькую блондинку, явно надеясь проложить путь к ее сердцу или чуть пониже с помощью остроумной болтовни.

– Почему не можем?

– Из-за Дона!

– Заколебал этот Дон! Пошел он… в Пизу!

Я немедленно пожалела о своих словах, а Жизнь язвительно заметил, что в этом месте Дон уже, кажется, побывал.

– Ну пойми же, Блейк будет меня ждать. Мы ведь именно ради этого и приехали сюда. Неужели ты не рад за меня?

Он помолчал.

– Да, ты права. Я очень за тебя рад. Ты ведь так этого жаждала, начиная с вечера воскресенья. Оставайся и отдайся драгоценному Блейку, человеку, который разбил твое сердце, а я вернусь в Дублин и встречусь с Доном, славным парнем, с которым ты разок переспала. И который пригласил выпить меня сегодня в восемь вечера в «Барже». Я там буду, не сомневайся. Сообщаю на тот случай, если мистер Летун решит снова тебя бросить.

– Ты не веришь в нас? – грустно спросила я.

– Я не верю в него, но кто я такой? – Он вздохнул. – Ах да, я твоя жизнь. Как думаешь, что делает большинство людей, переживающих кризис? Прислушиваются к своей жизни или, как ты сейчас, мечутся по стране в поисках географического счастья?

– Это еще что за бред? Какое географическое счастье?

– Люси, разумный человек понимает, что успех и счастье заключены в нем самом, а ты, бестолочь, надеешься, что переедешь в другое графство и обретешь желаемое.

Я сердито фыркнула, потом успокоилась и сказала:

– Ну пойми, я же хочу, чтобы ты увидел – Блейка есть за что любить.

– О, я видел за что. Достоинство есть, несомненно. Туго перетянутое ремнями, оно выглядит особенно убедительно.

– Я серьезно говорю.

– Серьезно? Я видел, за что ты его любишь, и я выпью сегодня с Доном.

Но я все же пыталась настоять на своем:

– Мне кажется, между тобой и Блейком есть какие-то ненужные разногласия. Он тебя обидел, я понимаю, он унизил тебя, и ты пытаешься защититься. Но дай ему шанс, пожалуйста. Иначе ты никогда не узнаешь, мог ли он составить мое счастье навеки, а значит – твое счастье!

– Я не верю в счастье навеки, – покачал головой он. Впрочем, кажется, он немного смягчился.

– Я знаю, тебе не хочется подводить Дона, но ведь речь идет лишь о паре кружек пива. Дон взрослый человек, он все поймет.

Жизнь колебался, и тогда я вбила последний, решающий гвоздь:

– К тому же Себастиан лежит в канаве, и одному богу известно, сколько нужно времени, чтобы извлечь его оттуда. Как ты доберешься до дому?

– Ладно, – кивнул он, покоряясь судьбе. – Я останусь. Позвоню Дону и скажу, что сегодня не получится. Он знает, где я, и сочтет, что я выбрал Блейка. И больше не захочет меня видеть.

Я ласково потрепала его по плечу.

Мы замолчали и, задрав головы, смотрели на легкие белые облачка в голубых небесах.

А потом пошли в фургон переодеться, и тут как раз явился Деклан с той же самой целью. Он честно выполнил условие пари, во всяком случае в том, что касалось бровей.

Бойран – это ирландский рамочный барабан. Его корпус делают из дерева, а сверху натягивают козью кожу, оставляя одну сторону открытой. Играют на бойране палочкой с двумя наконечниками, ударяя по мембране то одним, то другим концом. Получается очень быстро. Называется эта палочка «кипин». Другой рукой можно приглушать мембрану и менять высоту звука. «Бойран», в который направлялись мы, был местный паб в пяти минутах езды от гостиницы. В семь часов вечера там было полно народу и играла музыка – оркестр лихо исполнял традиционные ирландские мелодии. Мы приехали позже, потому что Деклан покрылся сыпью в свежепобритых областях. Она чесалась со страшной силой, и бедняга настоял, чтобы мы заехали в ближайшую аптеку, для чего пришлось сделать крюк. Деклан прикупил крем и какую-то присыпку с тальком, которую засыпал себе в штаны, после чего долго извивался и вращал бедрами, распределяя целебное средство в нужных местах.

Гарри, выигравший злосчастное пари, по идее должен был радоваться, однако вместо этого он злился – хотел как можно скорее встретиться с блондинкой и явно опасался, что кто-то успеет его опередить. Я посмеивалась над юношеским нетерпением и страхами прозевать свое счастье, опоздав на двадцать минут, но потом вспомнила про Дженну и присоединилась к Гарри, который требовал, чтобы Деклан дал по газам и показал всем в Уэксфорде, на что способен фургон его мамы. Раздражение Гарри передалось мне, а мое, в свою очередь, Жизни, и без того злившемуся, что пришлось подвести Дона. Из-за этого его снова одолела сыпь, и они с Декланом мазали и присыпали свои прыщи, передавая лекарство друг другу, а мы с Анни передавали друг другу бутылку сидра. Джош лежал на спине и курил травку, пуская замысловатые колечки. Я не пила сидр с тех пор, как вышла из того возраста, в который они только что вошли, и мне было весело и свободно в их отвязной юной компании. Ко мне вернулось ощущение жизни, хотя к Жизни, к сожалению, вернулось раздражение. Я и припомнить не могла, когда мне в последний раз было так легко. Я не боялась оступиться и наткнуться на свою собственную ложь. Они ничего обо мне не знали, им было все равно, и я могла быть собой. Господи, как давно я не была собой!

Когда мы приехали в паб, ласковое закатное солнце еще не зашло, стоял прекрасный вечер и за длинными деревянными столами на веранде сидело много народу. Я быстро просканировала пространство в поисках Блейка, Гарри быстро просканировал его в поисках блондинки, от которой мечтал заиметь детей. Мы поняли, что предмет интереса – и мой, и его – в пабе. Он пошел вперед, я следом. Гарри зря беспокоился, она сидела за столиком, оставив подле себя свободное место, и просияла, увидев его. Я огляделась. Где же Блейк? За столиками было полно людей, многие весело подпевали оркестру, все гомонили, и шутили, и смеялись. Потом я увидела Дженну, рядом с ней тоже было свободное место. У меня упало сердце, я испугалась, что это для него. Чего я боюсь, я же знаю, что между ними ничего нет? Это я так… по привычке. Он стоял возле барной стойки, окруженный людьми. Как обычно – Блейк душа компании, как обычно, в центре внимания. Он что-то увлеченно рассказывал, и они слушали раскрыв рот. Я наблюдала за ним, а потом увидела, что Жизнь тоже на него смотрит. Блейк дошел до кульминационного момента, и все дружно расхохотались. И я тоже. И Жизнь. Мне хотелось прошептать ему на ухо: «Ну, ты видишь, какой он замечательный?»

Тут Блейк заметил меня, извинился и, оставив своих приятелей, стал пробираться ко мне сквозь толпу. Дженна с нас глаз не спускала.

– Ты все-таки пришла. – Он радостно улыбнулся, обнял меня и поцеловал в макушку.

– Пришла, конечно, – улыбнулась в ответ я, всем сердцем надеясь, что Дженна это видит. – С моей Жизнью ты уже знаком. – Я отстранилась от Блейка, давая им возможность поздороваться.

– Да, точно, – сказал Блейк.

– Привет, – непринужденно сказал Жизнь. – Вам, наверное, все это кажется очень странным, и вы удивлены. Позвольте вас чем-нибудь угостить.

Блейк настороженно поглядел на него, потом на меня, потом опять на него.

– Чтобы, так сказать, растопить лед, – пояснил Жизнь.

Блейк неопределенно молчал, обдумывая его слова, что меня реально взбесило. Я не могла понять, чего он добивается. Дон прекрасно завтракал в обществе меня и Жизни в постели, с голой задницей, и ничуть не смущался. Жизнь даже отыскал ему его трусы, которые Мистер Пэн утащил в качестве подстилки к себе в корзинку. Пока я была в душе, Дон приготовил еду нам всем, и они с Жизнью уплетали вдвоем омлет. Нет, я не сравниваю Дона с Блейком – ни в коем случае, – но уж очень разнятся их реакции на Жизнь. В защиту Блейка, а надо быть справедливой по отношению к нему, можно сказать, что наша с ним история была долгой, насыщенной и порой очень непростой, да и нельзя сопоставлять отношения, длившиеся пять лет и одну ночь. Разумеется, у него есть основания чувствовать себя неуютно. Или… Не должно ли все быть ровно наоборот?

– Угу. Ладно, давайте выпьем вон там. – Очевидно, приняв какое-то решение, Блейк повел нас в уголок паба, отгороженный стеной, где не так громко была слышна музыка.

– Ну вот и замечательно, – нервозно сказала я: было понятно, что Жизнь оскорблен и весь ощетинился. – Здесь хоть поговорить можно спокойно.

– Итак, что вы будете? – спросил Жизнь у Блейка.

– «Гиннесс».

Ох, нет, пожалуйста. Я смотрела на них обоих умоляюще – не надо ссориться. Оба были напряжены, и я не понимала, что происходит.

– Блейк, ты в курсе, он – моя жизнь, он не мой любовник, не мой бывший любовник? Его не надо остерегаться, – сказала я, когда Жизнь ушел за выпивкой.

– А кто сказал, что я остерегаюсь?

– Никто. Просто ты странно себя ведешь.

– А как обычно люди с ним себя ведут? Как они реагируют на него?

– С интересом, – моментально выпалила я. – Обычно люди, которые меня любят, интересуются моей жизнью. Они в восторге, что познакомились с ним. И даже уделяют ему куда больше внимания, чем мне. Треплются с ним напропалую. Представляешь? Ну, если не считать моего отца, конечно.

Блейк оживился:

– Слушай, а как дела у твоего отца?

Еще один неожиданный поворот в разговоре.

– Мы с ним не общаемся.

– Почему? Что случилось? Вы же всегда были так близки.

– Мы никогда не были близки, а случилось то, что я изменилась, и ему это не нравится. Он не изменился, и это не нравится мне.

– Ты правда изменилась? – Блейк склонился ко мне и пристально смотрел мне в глаза.

Я проглотила комок в горле. Во многом мой ответ зависел от того, что он хотел услышать, но отчасти я и сама не знала правду. Я изменилась с тех пор, как встретила Жизнь, безусловно, но стала ли я той, какой была до Блейка, или изменилась настолько, что вообще стала другой? Я так растерялась, что мне даже захотелось пойти посоветоваться с Жизнью. Конечно, я этого не сделала, это было бы глупо, а к тому же лицо Блейка, его губы были так близко, что почти касались моих, и ни за что на свете я бы не нарушила очарование.

– Я спрашиваю, потому что все совсем как раньше. Все хорошо.

Сейчас он меня поцелует. Я напряглась как струна.

И тут что-то холодное дотронулось до моей руки – Жизнь поставил на стол кружку с пивом.

– «Гиннесс», – сказал он. – Прошу вас.

Главный момент моей жизни был упущен из-за Жизни.

– Итак. – Он протянул мне бокал белого вина и отхлебнул пива.

Никто не бросился поддержать разговор, поэтому он продолжил сам:

– Сегодня все было просто потрясающе. – Жизнь честно старался изо всех сил. – Я никогда не испытывал ничего подобного. А что, так клево бывает каждый раз?

– Да, наверное, – кивнул Блейк.

– Даже если прыгаешь… сколько раз вы сегодня это сделали?

– Три. У нас было три вылета.

– Ну надо же. Я бы еще раз прыгнул, железно. И всем посоветую.

– Здорово. Спасибо большое. Давайте я вам вот это оставлю, – Блейк пошарил в кармане, – на случай, если захотите нас кому-то порекомендовать.

Он передал Жизни свою визитку. На ней была его фотография.

Жизнь задумчиво вертел ее в руке, и на губах его бродила легкая усмешка. Я скрестила пальцы, чтобы он не сказал ничего язвительного. Но он просто посмотрел на меня и улыбнулся. Блейк отметил эту улыбку. Нам было так неловко втроем, что я мечтала об одном – пусть бы оно все поскорее закончилось. С меня уже хватит. Я судорожно придумывала, что сказать, однако в голове не было ни одной мысли. Странно, весь день они там так и кишели. Мы сидели молчаливым, напряженным трио, и каждый искал подходящие слова. Но их не было. Вообще.

– Хотите, я вас с кем-нибудь здесь познакомлю? – наконец выдавил Блейк.

– Нет, спасибо, я вон вижу кое-кого, с кем уже успел познакомиться. – Жизнь встал, ухватившись за возможность уйти. – Люси, если я буду нужен, то я тут.

– Ладно. – Мне было неловко и досадно разом.

Музыканты заиграли во всю мощь «Виски в кувшине», народ радостно принялся подпевать, и говорить стало невозможно.

– Пошли. – Блейк взял меня за руку и повел сквозь толпу.

Последнее, что я видела, выходя, было лицо Дженны – такое потерянное и несчастное, что крошечная частичка меня ощутила малюсенькую каплю вины. Мы выбрались из главного зала туда, где посетителей было поменьше и они были попроще. Прошли мимо компании худых старикашек, облокотившихся о стойку и проводивших нас безразличными взглядами, миновали пованивающие туалеты, и коридор с выщербленным кафелем, кое-где заляпанным пролитыми напитками, привел нас к служебному выходу. Дверь на улицу кто-то подпер пивным бочонком, чтобы она не закрывалась. На улице я огляделась, решив было, что мы в пивном саду.

– Слушай, а где…

Но мне не удалось договорить – Блейк закрыл мне рот поцелуем. Потом он забрал у меня бокал, снова прижался к моим губам, а его руки ласкали мои плечи, грудь, бедра и властно ерошили волосы. И я немедленно обняла его, провела руками по крепкой груди, его рубашка была расстегнута почти до пояса, и мои ладони гладили его изумительное сильное тело. Это было упоительно, именно так, как я представляла себе в последние дни. Я ощущала привкус пива у него во рту, запах геля для бритья на щеках, я разом вспомнила все то хорошее, что у нас было. Наконец мы оторвались друг от друга, чтобы перевести дух.

– М-м-м, – восхищенно протянул он.

– Тебе со мной хорошо?

– Нам с тобой хорошо, – пробормотал он и снова поцеловал меня. – Чем мы только думали все это время, пока были не вместе? – Он поцеловал меня в шею, а меня точно ледяной водой окатило.

Все это время. Я хотела что-нибудь сказать ему, но любой ответ, возникавший в голове, был полон горечи и гнева, поэтому я молчала и ждала, что гнев утихнет. Он перестал меня целовать и, взяв за руку, отвел на лужайку, залитую лунным светом. Сев на траву, мы рассмеялись – просто тому, что мы здесь, вместе, после «всего этого времени».

– Почему ты приехала? – спросил Блейк и отвел мне прядь волос с лица за ухо.

– Чтобы увидеть тебя.

– Я очень рад.

– Я тоже.

Наши губы встретились, и его поцелуй едва не побил по времени рекорд, поставленный Доном. Мысленно я дала себе подзатыльник, что опять их сравниваю.

– Днем нам не дали договорить, правда? – спросила я чуть погодя, возвращаясь к разговору в ангаре.

Наконец этот момент настал. Пора все прояснить. Я отпила глоток вина и приготовилась.

– Да, точно. – Он кивнул, вспоминая, о чем шла речь. – Мой марокканский пирог. «На вкус Блейка».

Я думала, он шутит, но ничуть не бывало. И он принялся рассказывать мне старинный рецепт, а дальше пустился в подробные объяснения, как он его усовершенствовал. Я была настолько потрясена, что толком ничего не слышала, и мысли у меня в голове напрочь спутались. Уже пять минут я не произносила ни звука, и, покончив с пирогом, он перешел к чему-то другому, что он мариновал, и вымачивал, и высушивал сорок дней и сорок ночей, или, во всяком случае, так мне показалось.

– А потом надо взять немного тмина…

– Почему ты ушел от меня?

Он даже не понял поначалу, о чем я, – так прочно засел в своем маленьком мирке, что крайне удивился, когда я его оттуда выдернула. А потом перешел в оборону:

– Да брось, Люси. Тебе обязательно это обсуждать? Зачем?

– Затем, что сейчас очень подходящий момент. – Голос у меня дрожал, и я надеялась, что он этого не разберет, хотя это было слишком явно. – Прошло уже почти три года, – он потряс головой, будто не мог поверить, что так много, – и ты ни разу не дал о себе знать. А теперь мы сидим здесь, и вроде бы все как прежде, но очевидно, что есть тема, которой мы всячески избегаем. Я думаю, нам надо ее обсудить. Мне это необходимо.

Он оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости.

– Ладно, о чем ты хочешь поговорить?

– Почему ты ушел от меня. Я этого до сих пор не понимаю. Я не знаю, что сделала не так.

– Ничего, Люси. Ты все делала так. Дело только во мне. Да, это звучит избито, но мне просто нужно было найти что-то свое.

– Что?

– Ну, понимаешь… свое. Поездить, посмотреть мир…

– Потрахаться на стороне?

– Что? Нет, я не поэтому ушел.

– Но ведь я ездила с тобой повсюду, мы постоянно бывали в новых местах, я ни разу не сказала тебе: этого не надо, или это у тебя не получится. Ни единого разу.

Я пыталась изо всех сил сохранять спокойствие – если я позволю чувствам взять верх, он замкнется.

– Но дело же не в этом, – сказал он. – Дело во мне. Мне нужно было… самому. Мы с тобой были такие молодые, такие, знаешь, серьезные. У нас была квартира, ну… пять лет, всякое такое. – В том, что он говорил, на посторонний взгляд не было никакого смысла, а я все понимала.

– Ты хотел быть один, – сказала я.

– Ага.

– И у тебя никого не было.

– Нет. Господи, Люси…

– А сейчас? – Я с волнением ждала его ответа. – Ты все еще хочешь быть один?

– Ох, Люси. – Он отвернулся и посмотрел в темноту. – У меня такая трудная жизнь. Нет, не для меня, для меня все это просто, но для других…

В голове у меня прозвенел сигнал тревоги. Я почувствовала, что физически отдаляюсь от него. Впрочем, не только физически.

–…все спонтанно, неожиданно, очень захватывающе и насыщенно. Мне нравится ездить, открывать новые места и испытывать новые ощущения. А знаешь, – он оживился, – я провел как-то неделю в Папуа-Новой Гвинее…

И затоковал.

Минут десять я его слушала и под конец поняла, зачем я здесь. Мы сидели рядом на траве, и человек, которого я вроде бы хорошо знала, что-то говорил мне, а я понимала, что он был совершенно мне незнаком. Десять минут – но их вдруг оказалось достаточно, чтобы я взглянула на него как на кого-то другого, по-новому взглянула. Уже не как на божество, а как на старого приятеля. Бестолкового старого друга, потерявшего свою дорогу в жизни, бессмысленно самовлюбленного, интересующегося только собой и больше никем. Уж точно не мной. И не моей жизнью. Жизнь сидел в пабе и слушал ирландскую народную музыку. Мне вдруг остро захотелось встать и уйти от Блейка, уйти к своей жизни. Но нельзя, сначала надо сделать то, зачем я сюда пришла.

Он умолк, и я улыбнулась, спокойно, безмятежно, немного грустно, но без всякой обиды.

– Я очень рада за тебя, Блейк. Я рада, что ты доволен своей жизнью, и я горжусь твоими успехами, всем тем, чего ты сумел достичь.

Он немного смутился, но ему было приятно.

– А что, тебе надо идти? Ты торопишься?

– Почему ты спросил?

– Ты так сказала, как будто попрощалась.

Я снова улыбнулась:

– Да, может быть.

– Нет, – протестующе простонал он. – У нас же все так хорошо.

И наклонился, чтобы поцеловать меня.

– Ничего не получится, Блейк.

– Люси, ну перестань.

– Нет-нет, послушай меня. Здесь нет ничьей вины. И я не виновата, я не сделала ничего плохого, просто так вышло. Ну что делать, бывает. Мы что-то утеряли, и этого больше нет. Раньше оно было – а теперь нету. Мы не сможем вернуть это обратно, честно. Оно ушло, Блейк. Я изменилась.

– Это он сделал? – спросил Блейк, глядя в сторону.

– Нет. Это сделал ты. Когда ушел.

– Но я же здесь. И нам так хорошо вместе. – Он снова потянулся ко мне.

– Хорошо, – рассмеялась я, – хорошо, пока мы не говорим о том, что важно. А моя жизнь важна для меня, Блейк.

– Я знаю.

– Неужели? Моя Жизнь здесь, сидит в пабе и пьет пиво, и мне не кажется, что он тебе хоть сколько-нибудь интересен. Ты не задал мне ни одного вопроса о том, как я живу, ни одного.

Он нахмурился, обдумывая мои слова.

– Возможно, кого-то это устроило бы, раньше это и меня устраивало, но теперь – нет.

– Значит, ты меня бросаешь.

– Э-э, нет, – засмеялась я и твердо посмотрела на него. – Больше этот номер не пройдет. Никто никого не бросает, по второму кругу мы это проходить не станем.

Мы помолчали, и прежде, чем он встал, чтобы уйти и навсегда закрыть мне доступ в свой мир, я заговорила снова:

– Но я рада, что ты это сказал, потому что именно ради этого я и приехала.

– И ради чего же?

Я глубоко вдохнула:

– Ты должен сказать нашим друзьям, что это ты от меня ушел.

Дата добавления: 2015-11-16