Глава двадцать первая

Сидя за обеденным столом у родителей, я нервно сжимала руки. Поскорей бы уж покончить со всем этим. Надо набраться храбрости и сказать им, что я опять стала безжизненной – не потому что, как обычно, прячу голову в песок и замираю, притворившись сухим стручком, а потому что Жизнь не принял моих активных действий и от меня ушел. Полдня кряду я названивала ему якобы с целью извиниться, но на самом деле – чтобы он отменил семейный ужин. Он не отвечал, а после шестой попытки просто выключил телефон. Сообщение я отправлять не стала – не могла подобрать верные слова, потому что не чувствовала себя настолько виноватой, чтобы просить прощения, а неискренность он бы сразу учуял. Дурацкая ситуация: одно дело, когда ты игнорируешь свою жизнь, и совсем другое – когда она сама тебя посылает куда подальше. Уж если Жизнь от меня отступился, на что тогда вообще рассчитывать?

Вечер был слишком прохладный, чтобы ужинать в саду, и Эдит накрыла стол в парадной столовой, которой пользовались в самых торжественных случаях. Поначалу я решила, что таким манером она мстит мне за пирог, украденный у нее и выданный за мое личное произведение, а также за букет, изъятый в прошлый раз, но потом поняла – Эдит хочет представить Жизни семейство Силчестер во всем его великолепии.

Мама тоже постаралась не ударить в грязь лицом. В холле и столовой она поставила хрустальные вазы со свежими цветами, на стол постелила белоснежную льняную скатерть и достала лучшее столовое серебро. Она уложила волосы феном, надела розовато-бирюзовое свободное платье от Шанель, подобрав к нему идеально гармонирующий по цвету жакет и пару своих любимых туфель-лодочек на высоком каблуке.

Большинство людей называют свою столовую столовой, иногда обеденной комнатой, но Силчестеры зовут ее Дубовая зала. За это следует сказать спасибо Великому Писателю, который велел обшить здесь все стены – от пола до потолка – дубовыми панелями. Хрустальные светильники освещают эклектичную коллекцию картин, развешанных по стенам, – от абстрактных композиций маловнятного свойства до сугубо натуралистичных: мужчины в низко надвинутых на лоб твидовых кепках работают на болотах в графстве Мейо.

– Тебе помочь? – спросила я, когда мама в третий раз впорхнула в комнату с подносом столовых приборов, которых и так уже было столько, что за всю жизнь не используешь, не то что за один ужин. Теперь она принесла крошечные серебряные соусники – для горчицы, майонеза, оливкового масла и кетчупа, а также мятного соуса – каждый на своем подносике и рядом с каждым – малюсенькая серебряная ложечка.

– Нет, милая, ты наш гость. – Она оглядела стол: – Бальзамический уксус?

– Мам, и так все отлично, более чем достаточно, правда.

– Может, он захочет полить им салат из двух фасолей, который ты принесла, – невинно заметил Райли.

– Да. – Мама кивнула, соглашаясь. – Ты прав. Пойду принесу его.

– Она любит салаты, – сказала я в оправдание своему подарку.

– Очень. Особенно в пластиковом контейнере из буфета у тебя на работе. Это придает фасоли специфический шарм. – Он улыбнулся.

Я не предупредила их заранее, что Жизнь не придет. Во-первых, я не знала, вдруг он все же заявится, а во-вторых, идиотски рассудила, что это не имеет большого значения. Кто же мог вообразить, что они устроят в его честь парадный ужин? В воздухе ощущалось оживленное предвкушение встречи и даже, странным образом, некоторая нервозность. Да, именно так. Мама нервничала. Она суетилась, придирчиво проверяя, все ли в полном порядке. Она хотела ему понравиться и порадовать его. И Эдит тоже, что меня глубоко поразило. Строго говоря, они хотели порадовать меня, и это должно было бы мне льстить, но я, наоборот, все больше переживала. Вряд ли они легко воспримут мои новости, и чем дальше, тем паршивее мне становилось.

На воротах кто-то позвонил по домофону, и у мамы сделался такой вид, какой бывает у оленя, попавшего ночью под свет фар на дороге.

– У меня волосы в порядке?

Я была так удивлена ее поведением – Силчестеры не суетятся, – что ничего не ответила, и она подбежала к зеркалу над огромным камином, где ей пришлось встать на цыпочки, чтобы разглядеть свою макушку. Послюнила палец и пригладила выбившийся завиток.

Я оглядела стол на восемь персон и тоже страшно занервничала.

– Может быть, это и не он, а тот, что придет чистить ковер, – сказала Эдит, чтобы слегка ее успокоить.

– Кто придет? Сегодня? – У меня бешено застучало сердце.

– Твоя Жизнь любезно порекомендовал нам чистильщика ковров, сказал, что он прекрасно поработал у тебя дома. Хотя, – Эдит слегка нахмурилась, – лучше бы он пришел после ужина… Ты знаешь, по телефону он был просто очарователен, я буду очень рада познакомиться с ним лично.

– Я тоже, – сказала мама и нежно приобняла меня за плечи.

– С кем? С чистильщиком?

– С твоей Жизнью, солнышко, – рассмеялась она.

– А что случилось с ковром, Шейла? – осведомилась бабушка.

– Кто-то пролил кофе на персидский ковер, и мне надо, чтобы его срочно привели в порядок, – завтра я жду в гости Флори Фланаган. – Мама посмотрела на меня. – Ты помнишь Флори?

Я покачала головой.

– Ну как же, ее дочь Элизабет только что родила мальчика. Его назвали Оскар. Прелестно, правда?

Интересно, почему она никогда не спрашивает у Райли, прелестно ли, что кто-то кого-то родил?

За дверью раздались шаги. Мама сделала глубокий вдох и заранее улыбнулась, а я спешно соображала, как себя вести, когда либо Дон, либо Жизнь войдет сюда. Напрасно беспокоилась – в дверь просунулась улыбающаяся физиономия Филиппа.

Мама разочарованно выдохнула:

– О, так это ты.

– М-м, спасибо за теплый прием. – Филипп отступил в сторону, пропуская вперед свою семилетнюю дочь Джемайму. Она, по обыкновению, была абсолютно невозмутима, ни один мускул на лице не дрогнул, когда она вошла в комнату, разве что глаза чуть блеснули при виде нас с Райли.

– Джемайма, – мама поспешила обнять ее, – какой чудесный сюрприз!

– Мама не смогла сегодня приехать, поэтому папа разрешил мне навестить вас, – произнес ребенок тихим, ровным голосом.

Райли схватился за грудь, я с трудом удержалась от смеха. Жена Филиппа Маджелла за последние десять лет столько раз меняла внешность, что на лице у нее не осталось ни клочка кожи, способного выразить хоть малейшую эмоцию. Филипп называл это «восстановительной пластикой», но мы с Райли сомневались, можно ли считать это косметическим ремонтом, учитывая, как изменилась «личность» Маджеллы. Я давно заметила, что дочь, подражая ей, избегает выражать свои чувства. Лицо ее всегда бесстрастно – и когда ей хорошо, и когда плохо. Она не хмурится, улыбается лишь уголками губ, почти не морщит лоб – точно так же, как накачанная ботоксом мать. Проходя мимо Райли, она подняла ладошку, и он весело хлопнул по ней. Бабушка сердито цокнула языком.

– Привет, утка Джемайма! – крепко обняв ее, поздоровалась я.

– Можно я с тобой сяду? – спросила она.

Мама сделала озабоченное лицо и стала переставлять тарелки и карточки с именами, размышляя вслух, все ли она правильно делает. Наконец она дала Джемайме добро, и та уселась рядом со мной. Мама ушла за дополнительными приборами, но, вернувшись, обнаружила, что они не нужны, и растерялась. Силчестеры никогда не теряются.

– А в химчистке сказали, кого они пришлют?

– Я говорила с неким Роджером. Он сообщил, что не работает после семи, так что приедет его сын.

Сердце у меня подскочило, потом упало, потом опять подскочило, словно буек на высоких волнах. Как ни странно, я очень хотела его видеть, но только не здесь.

Мама суетливо поправляла ножи-вилки, которые и без того лежали идеально.

– Как продвигается подготовка к вашей церемонии, мам? – спросил Филипп.

Она подняла голову, и мне показалось, что на лице ее промелькнула болезненная гримаса, но она так быстро исчезла, что я засомневалась.

– Все идет прекрасно, спасибо, милый. Я заказала вам с Райли костюмы, они великолепны. Да, Люси, Эдит передала мне твои размеры, спасибо большое. Я выбрала прелестную ткань, но не хотела ее покупать, не показав сначала тебе.

Я не говорила Эдит свои размеры, наверное, это сделал Жизнь – теперь понятно, почему как-то утром я проснулась с лентой-сантиметром вокруг груди. Вдохновляет, однако, тот факт, что она просит моего одобрения, прежде чем заказывать ткань.

– Спасибо, мам.

– А потом выяснилось, что, если не начать шить до понедельника, они не успеют к сроку, поэтому я сказала, чтобы они приступали к делу. – Она встревоженно на меня посмотрела. – Ты не против, милая? Я тебе звонила и звонила, но ты была очень занята, вероятно с… как мне звать его, дорогая?

– Да никак не зови, – пренебрежительно махнула я, а потом процедила сквозь зубы: – Уверена, платье будет хоть куда.

Райли поперхнулся.

– Оно полиняет, – оживилась вдруг бабушка, – помяните мое слово, оно точно полиняет. – И добавила, повернувшись ко мне: – Люси, мы не можем сидеть с ним за одним столом и никак к нему не обращаться.

– Зовите его Космо.

– Как мне его звать? – переспросил Райли.

Джемайма засмеялась, почти не шевельнув лицевыми мышцами. Поразительное явление природы, ведь у нее под кожей нет ни капли крысиного яда.

– Не понимаю, что это за имя, – поджав губы, изрекла бабушка.

– Такое имя – Космо. А полностью – Космо Браун.

– О, это ведь из фильма… – Мама щелкнула пальцами, вспоминая. Бабушка неодобрительно нахмурилась, заметив этот жест. – Его играет Дональд О'Коннор в… – мама прищелкнула еще и еще раз, – в «Поющих под дождем»! – радостно заключила она. А потом сразу же обеспокоенно спросила: – У него же нет аллергии на орехи, правда?

– У Дональда О'Коннора? Не знаю, мне кажется, он умер несколько лет назад.

– Орехов объелся? – уточнил Райли.

– У него была застойная сердечная недостаточность, – сообщил Филипп.

– Нет, я имела в виду твоего друга, Космо, – пояснила мама.

– Ну нет, он жив.

Райли и Филипп рассмеялись.

– Да и чего мы о нем столько говорим, – улыбнулась я. – Разве не замечательно, что мы все здесь собрались вместе, какая нам разница, тут он или нет?

Райли почуял что-то неладное и попытался заглянуть мне в глаза. Я поспешно отвела их в сторону.

В этот момент в столовую торопливо вошла Эдит с разгоряченным лицом.

– Люси, – мягко сказала она, – ну когда же приедет твой друг? Дело в том, что барашек уже готов, именно так, как любит мистер Силчестер, к тому же в восемь у него важный телефонный разговор.

Я посмотрела на часы. Жизнь опаздывал уже на десять минут, а отец, как выяснилось, отвел всего полчаса на встречу с ним за обеденным столом.

– Скажите мистеру Силчестеру, что он может отложить свой разговор, – резко сказала мама, чем немало нас всех удивила, – и что он может поесть чуть более прожаренное мясо, чем обычно.

Ее слова были встречены полным молчанием, и даже бабушка не проронила ни звука.

– Есть более важные вещи, – сказала мама, распрямив спину и вновь поправив какую-то вилку.

– Может быть, отец присоединится к нам сейчас, а мой друг чуть позже? – предложила я Эдит. – Нет смысла ждать, вдруг его что-то сильно задержало. – Я послала ей многозначительный взгляд в надежде, что она его правильно истолкует: «Он не придет, помоги-и-и!»

И в ту же секунду кто-то позвонил по домофону.

– Это он, – радостно сказала мама.

Я выглянула в окно и увидела желтый фургон Дона с медленно вращающимся красным ковром на крыше, который, казалось, неизбежно должен задеть за ворота. Тогда я вскочила, резко задернула занавески на всех трех окнах и сказала, что пойду его встречу.

– А вы все оставайтесь здесь.

Райли внимательно наблюдал за мной.

– Я хочу, чтобы это был настоящий сюрприз, – пробормотала я и бегом выскочила из комнаты, закрыв за собой дверь. В холле меня поймала Эдит, выглянувшая из дверей кухни.

– Что ты затеваешь?

– Ничего, – ответила я, грызя ногти.

– Люси Силчестер, я знаю тебя всю твою жизнь, и я вижу: что-то не так. У меня одна минута, прежде чем я пойду звать твоего отца к столу, и мне надо знать, к чему быть готовой.

– Ладно, – прошептала я, – мы поссорились с моей Жизнью, и он сегодня не придет.

– Господи помилуй. Что ж ты им не сказала?

– А ты как думаешь? – прошипела я.

– Тогда кто там приехал?

Мы услышали шум машины, а потом мотор затих.

– Чистильщик ковров.

– А с ним что не так?

– Я спала с ним прошлой ночью.

Эдит застонала.

– Но люблю я другого.

Она застонала в голос.

– Мне кажется.

Она жалобно взвыла.

– О боже, что же мне делать? Думай, думай, думай, Люси.

Неожиданно у меня возник план. Наверное, Эдит поняла это по моему лицу.

– Люси, – предостерегающе сказала она.

– Не волнуйся. – Я взяла ее за руки и крепко сжала их, пристально глядя ей в глаза. – Ты ничего не знаешь, никто тебе ничего не говорил, ты ни в чем не замешана и ни за что не отвечаешь. Это все придумала я.

– Сколько тысяч раз я уже это слышала?

– А разве в итоге не было все о'кей?

Эдит возмущенно подняла брови:

– Люси Силчестер, из всех твоих безобразных проделок эта – самая худшая.

– Они никогда не узнают. Обещаю тебе.

Печально причитая, она медленно потащилась за моим отцом.

Я вышла на крыльцо и резко захлопнула за собой входную дверь. Дон как раз выбрался из фургона и теперь с удивлением смотрел на меня.

– Привет, добро пожаловать в мое загородное обиталище.

Он улыбнулся, но не так широко, как раньше. Поднялся на крыльцо и встал рядом со мной, а мне вдруг страшно захотелось поцеловать его. Я не знала, что ему сказать, но тут услышала, что хлопнула дверь в кабинете отца и в холле раздались его быстрые шаги.

– Люси вышла его встречать, сэр, – запыхавшись, сказала Эдит, пытаясь его догнать.

– Отлично. Надо поскорее управиться со всей этой ерундой и покончить с ней, не так ли? – Мы оба услышали его слова.

– Прости меня за сегодняшнее утро, – сказала я совершенно искренне.

Дон пристально поглядел на меня.

– Я же тебе говорила, у меня в жизни полная неразбериха. Это меня не извиняет, но это правда. Сама не знаю, чего хочу. Думала, что знаю, но Жизнь показал мне, что это не так. Пока я не могу понять, как распутать этот клубок, но я стараюсь.

Он кивнул, а затем спросил:

– Ты все еще любишь его?

– Думаю, да. Но не знаю наверняка.

Он помолчал.

– Твоя Жизнь сказал мне, что у него, возможно, появилась новая девушка.

– У моей Жизни?

– Нет, у Блейка. Он сказал мне, пока ты была в ванной.

– Это очень даже возможно.

Дон посмотрел на свой фургон, на фонтан и на дом.

– Я не люблю тебя, Люси. – И добавил после паузы: – Но ты мне нравишься. Очень.

Я прижала руку к сердцу.

– Это самое чудесное признание, какое я слышала.

– Я не хочу быть частью эксперимента в твоей жизни.

– Ты можешь быть в этом уверен.

– И не хочу быть вторым номером.

– И в этом тоже. Понимаешь, мне просто необходимо окончательно во всем разобраться.

Похоже, это его устроило. Я не знала, что еще ему сказать.

– Ты нервничаешь из-за всего этого?

– Очень. У меня не было никакого романа три года. И я ошибаюсь везде, где только можно.

Он улыбнулся.

– Нет, я о том, как они отнесутся к Жизни?

– А. Нет. Абсолютно не нервничаю. Мне физически плохо.

– Все будет отлично, он прекрасно умеет вести разговор.

– Его здесь нет, и думаю, он не приедет. Сегодня я потеряла работу, а Жизнь со мной не хочет общаться. – Я нервно поежилась, поняв, как глубоко увязла.

Он присвистнул.

– Чем-то я могу помочь?

Заглянув в комнату, я увидела, что все чинно сидят за столом – отец, как ни странно, не во главе, это место оставлено для почетного гостя.

– Прошу у всех прощения, что опоздали. Отец, я знаю, у тебя скоро важный телефонный разговор, мы бы не хотели, чтобы ты откладывал его из-за нас. Как бы то ни было, позвольте вам представить…

Я открыла дверь пошире, пропуская вперед Дона.

– Это моя семья. А это, – я посмотрела на Дона, – это моя жизнь.

Он улыбнулся, и на щеках заиграли ямочки. А потом засмеялся, чего я, признаться, ожидала от него меньше всего на свете.

– Простите. – Он перестал смеяться. – Для меня большая честь познакомиться со всеми вами.

Он протянул руку Джемайме:

– Привет.

– Джемайма, – застенчиво сказала она, пожимая его руку.

– Рад познакомиться, Джемайма.

Дон пошел дальше, и мама вспорхнула со стула. Бабушка не шелохнулась, лишь вяло подала ему пальцы лодочкой.

– Виктория, – небрежно произнесла она.

– Жизнь Люси, – почтительно сказал он.

– Да. – Она окинула его взглядом снизу доверху и неопределенно хмыкнула.

– Я Райли. – Райли встал и крепко пожал Дону руку. – Надо же, у меня точно такой пиджак.

– Опиджачительное совпадение, – пробормотала я и потянула Дона знакомиться с мамой.

– Н-да, я его оставил в… – Райли посмотрел на дверь, ведущую в холл. Пока Дон с мамой раскланивались и пожимали руки, Райли приоткрыл занавески, выглянул в окно и увидел фургон с волшебным ковром, после чего бросил на меня предостерегающий взгляд. Я ответила ему тем же, и он, с сомнением покачав головой, сел за стол. Все были так заняты Доном, что никто не обратил внимания на этот краткий обмен предостережениями.

– Позвольте представить вам отца Люси, мистера Силчестера, – сказала Дону мама.

Дон поглядел на меня и направился к моему отцу. Я сжала губы и постаралась удержаться от нервного смеха, и он тоже. А затем он уселся на уготованное место во главе стола.

– У вас замечательный дом, – он оглядел столовую, – это дуб?

– Да, – с воодушевлением подхватила мама, – мы зовем эту комнату Дубовой.

– Оригинально, верно? – сказала я, и Дон рассмеялся.

– Ну, расскажите нам, как вы ладите с Люси, – попросила мама, сцепив руки в замок.

– Мы с Люси, – Дон пристально глядел на меня, и сердце мое бешено заколотилось, – ладим просто прекрасно. Она необычайно энергична, – при этих словах Райли слегка сполз вниз на стуле, – так что мне нелегко держаться с ней наравне, но я от нее просто без ума.

Он не отрывал от меня глаз, а я от него.

– Как это чудесно, – прошептала мама, не желая разрушать очарование момента, – быть влюбленной в свою жизнь. Я вижу это по ее лицу. Это волшебно.

Она, оказывается, глаз с меня не сводила. Я фыркнула.

– Да, но… – мне пришлось прочистить горло, и щеки у меня горели от волнения, потому что все они внимательно на меня смотрели, – может быть, мы немного расскажем ему о себе?

– Мы с мистером Силчестером скоро обновим наши брачные обеты, – радостно сообщила мама, – правда, Сэмюэль?

Отец лениво, протяжно и совершенно равнодушно сказал «да». Дон, по вполне понятным причинам, решил, что это шутка, и засмеялся, но, поскольку это была не шутка, смех вышел неуместным.

Смутившись, мама пояснила:

– В этом году у нас тридцатипятилетний юбилей свадьбы, и мы решили, что это хороший способ его отпраздновать.

– Поздравляю вас, – вежливо сказал Дон.

– Спасибо. Я попросила Люси быть подружкой невесты. Надеюсь, вы тоже придете.

Дон глянул на меня с улыбкой.

– Уверен, Люси в восторге от предстоящего события.

– Прошу меня простить, я ничего не знаю о ваших планах… как долго вы намерены пробыть вместе с Люси?

– Я бы хотел пробыть с ней весьма долго, – ответил он и снова внимательно посмотрел на меня. – Но это зависит от Люси.

Я отвела глаза, и Райли немедленно мне подмигнул. И вопреки своим надеждам вернуться к Блейку я широко улыбнулась.

В столовую вошла Эдит. Она привезла столик на колесиках с тарелками и огромной супницей. Раздала всем тарелки и принялась разливать суп.

– С цукини и горошком, – сообщила она Дону, а потом метнула на меня быстрый взгляд, напоминая, что не желает иметь с нашей затеей ничего общего.

– М-м, – преувеличенно восхитилась я, – мой любимый. Спасибо, Эдит.

Она проигнорировала мои восторги и наполнила мою тарелку в последнюю очередь.

Зазвонил домофон.

– Это, наверное, по поводу ковра, – сказала мама. – Эдит, вы откроете?

– Да, я провожу его в гостиную, – кивнула Эдит и с тревогой поглядела на меня.

Неловко получилось. Если это и в самом деле Жизнь, вряд ли он обрадуется, когда его приведут в гостиную, чтобы он почистил персидский ковер, и, разумеется, будет возмущен, что я так грандиозно всем наврала. Да нет, это не он. Он меня бросил, оставил один на один с моим семейством – и был бы распоследним дураком, если б дал задний ход, ведь он хотел меня как следует проучить. Хотя, конечно, если он почуял, что я вру… тогда самое время ему появиться и проучить меня и того лучше.

– Вы были у Люси на работе? – спросил Филипп, и у меня упало сердце.

– Да, – поспешила вмешаться я. – Забавно, что ты об этом спросил. У меня как раз есть небольшая новость.

Я старалась, чтобы это прозвучало бодро. Дурные известия надо подавать в позитивном ключе. Чего уж теперь откладывать, Жизнь все равно не преминет разоблачить все мое вранье.

– Тебя повысили! – Мама была в экстазе, она только что не взвизгнула от восторга.

– Ну вообще-то нет. – Я посмотрела на Дона, ища моральной поддержки, а потом опять на маму. – С сегодняшнего дня я больше не работаю в «Мантике».

У нее округлился рот.

– И где ты теперь работаешь? – спросил Райли, ожидая услышать приятные новости.

– Э-э, пока нигде.

– Мне очень жаль это слышать, но они уже столько лет несут убытки, что сокращения были неизбежны.

Я была благодарна Филиппу за эти слова.

– Они выплатят тебе выходное пособие? – участливо заметил Райли.

– Н-нет. Потому что я ушла сама. Это было мое собственное решение.

Отец с размаху ударил кулаком по столу. Все подпрыгнули, а посуда жалобно зазвенела на белоснежной скатерти.

– Все в порядке, детка, – успокоил Филипп Джемайму, широко раскрывшую глаза и в ужасе глядевшую на папу – наверное, в ужасе, поскольку на бесстрастном личике не дрогнул ни один мускул. Я нежно обняла ее за плечи.

– Это ваши проделки? – спросил отец у Дона.

– Может быть, мы не станем сейчас это обсуждать, – мягко предложила я, надеясь, что он тоже сменит тон.

– А я думаю, сейчас самое время это обсудить, – взревел он.

– Джемайма, идем со мной. – Филипп вывел дочку из комнаты под неодобрительное прицокивание бабушки.

Когда они выходили, я увидела, что Эдит как раз впустила Жизнь в дом, и он успел меня заметить, прежде чем дверь в столовую закрылась.

– Итак, я жду вашего ответа, – требовательно повторил отец, обращаясь к Дону.

– Мы не на судебном процессе, – задыхаясь, сказала я.

– Не смей со мной так разговаривать в моем доме!

Я ничего не ответила и продолжала есть суп. Все молчали и сидели не шевелясь. Отец редко выходит из себя, но, когда это случается, он становится грозен. Сейчас он взбешен до крайности, это ясно, но и во мне все сильнее закипал гнев, хоть я старалась держать себя в руках.

– Он не имеет к этому никакого отношения, – сказала я ровным голосом.

– А почему, собственно? Разве он не несет ответственности за твои поступки?

– Нет, потому что на самом деле он не…

– Нет, Люси, все нормально, – остановил меня Дон. Я не знаю, почему он это сделал, но в лице его не было и тени страха или смущения, а лишь желание помочь и защитить. И легкое раздражение, пожалуй.

– Какова конкретно ваша роль во всем происходящем? – спросил отец.

– Сделать ее счастливой, – спокойно ответил Дон.

– Чушь.

– А когда Люси будет счастлива, она найдет верный путь. И я смогу за нее не беспокоиться.

– В жизни не слышал такой ахинеи. Бессмысленная болтовня. Если вы и впрямь хотите указать ей верный путь, то, похоже, это вам не удается.

– А как вы оцениваете свои усилия? Вам удается роль заботливого отца?

Желая защитить меня, он невольно затронул самую болезненную тему. Удивительно, он едва-едва знаком со мной, а знает меня, кажется, лучше всех моих родственников. Я боялась поднять на них глаза, боялась увидеть их лица.

– Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне! – закричал отец и встал. Он высокий мужчина, а сейчас казался просто гигантом, нависающим над пигмеями, сидящими за столом.

– Сэмюэль, – тихо произнесла мама.

– Люси ушла с работы, где ей было плохо, – продолжал Дон. – Я не вижу в этом ничего ужасного.

– Люси плохо на любой работе. Люси ленива. Люси никогда не найдет такого места, где сумеет себя применить. Это ей ни разу не удавалось. Она всегда бросает то занятие и тех людей, от которых ей могла бы быть польза. Она не воспользовалась прекрасным образованием, которое мы ей обеспечили, она живет, как свинья, в квартире размером с эту комнату, она порочит и позорит нашу фамилию – и вы, судя по всему, точно такой же.

Силчестеры не плачут. Силчестеры не плачут. Не плачут. Я повторяла это, как заклинание, после каждого его непереносимо обидного слова. Да, моя паранойя опять не подвела, я всегда знала, что именно так он обо мне думает, а теперь он сказал это вслух, при всех. При Доне, который не был моей Жизнью, но стал мне совсем небезразличен. Это было слишком больно, слишком унизительно, гораздо хуже, чем расставание с Блейком или потеря какой угодно работы.

– Я устал от ее поведения, от ее бесконечных неудач и провальных попыток чем-нибудь заняться. В нашей семье все, из поколения в поколение, добивались успеха. В этой комнате сидят ее братья Райли и Филипп, оба талантливые, компетентные люди, умеющие работать, в то время как Люси из раза в раз доказывает, что ни на что не способна. И это при том, что мы предоставили ей все возможности для достижения успеха. Шейла, я поддался на твои уговоры и согласился на этот дурацкий курс, но очевидно, что Люси не может сама принимать решения, а потому отныне я буду принимать их за нее.

– Люси не ребенок, – сказал Дон. – Она взрослая женщина и в состоянии решить, что ей делать.

– А вас, сэр, – прогремел отец так громко, что эхо, наверное, разнеслось по всему зданию, – я более не желаю видеть в этом доме.

Все ошеломленно молчали. Я с трудом могла дышать.

В полной тишине, так что слышно было, как скрипнул стул, когда он поднялся из-за стола, Дон вежливо ответил:

– Рад был познакомиться с вами. Благодарю за гостеприимство. Люси?

Он предлагал мне уйти вместе с ним, и я хотела этого больше всего на свете, но не смела даже поднять на него глаза. И вообще ни на кого. Может быть, если я буду сидеть тихо-тихо, совсем неподвижно, то получится, будто меня и вовсе тут нет. Я чувствовала, что жаркие, постыдные слезы вот-вот хлынут из глаз, но нет – ни за что, не перед ним, не перед ними, никогда, никогда, никогда.

– Я провожу вас, – еле слышно сказала мама. Она беззвучно встала и тихо вышла из комнаты. Когда дверь открылась, в холле я увидела Жизнь с пепельно-серым лицом. Его я тоже подвела.

– Люси, в мой кабинет, сейчас же. Мы должны составить план действий.

Я не могла ни на кого смотреть.

– Твой отец к тебе обращается, – процедила бабушка.

– Думаю, ты должен позволить Люси закончить ужин, а обсудить все можно и позднее, – твердо сказал Райли.

Позволить Люси. Позволить мне.

– Эдит может потом разогреть ей, это не важно.

– Вообще-то я не голодна, – спокойно сказала я, глядя в тарелку.

– Люси, ты никого не позоришь, – нежно произнес Райли. – Отец просто очень беспокоится за тебя, вот и все.

– Я сказал ровно то, что думал, – заявил отец, но, помедлив, сел обратно за стол и говорил уже гораздо тише.

– Никто из нас не считает, что ты неудачница. Люси, ну посмотри на меня. – Райли перегнулся ко мне через мамин стул.

Но я не могла. Мама вернулась в комнату и встала в дверях, точно хотела проверить воду, прежде чем нырять.

– Простите, что так всех расстроила и разочаровала, – голос у меня дрожал, – Эдит, спасибо за ужин, извините, но мне надо уйти.

Я встала.

– Сядь! – велел отец, словно хлыстом ударил. – Сядь на место!

Я помедлила, потом пошла к двери. Проходя мимо мамы, я не смогла посмотреть ей в глаза и просто тихо закрыла за собой дверь.

Жизнь и Дон стояли бок о бок в холле, дожидаясь меня.

– Прости, что опоздал, – сказал Жизнь. – Таксист заблудился. Я что-то пропустил?

– Показать ему, где у вас персидский ковер? – спросил Дон.

У обоих в глазах горел хулиганский огонек, и оба они говорили очень нежно. Они пытались подбодрить меня – и я улыбнулась.

Дата добавления: 2015-11-16