Глава одиннадцатая

Мы договорились увидеться на следующий день в «Старбакс» на углу моего дома.

А в тот день, после всего, что случилось, у меня не было ни сил, ни желания видеть кого бы то ни было, кроме Мистера Пэна и моей кровати. Но мама узнала о происшествии в нашем офисе из сводки ежечасных новостей и ужасно разволновалась. Отец тоже места себе не находил. Мама передала ему через кого-то из сотрудников, что у дочери на работе произошло вооруженное нападение, и он объявил перерыв в слушаниях по важному делу, которое вел в тот момент. Впервые в жизни он все бросил и со страшной скоростью примчался домой, к жене. Они вместе сидели за столом прямо на кухне, пили чай с яблочным пирогом, плакали в обнимку и вспоминали забавные истории из жизни Люси, оживляя в памяти мои смешные поступки и словечки, как будто меня и впрямь застрелили.

О'кей, я соврала.

Не знаю, какие на самом деле чувства испытал отец – возможно, в глубине души он считал, что я это заслужила, перейдя на паршивую работу, где меня окружали «простые» люди, – я была не в том настроении, чтобы интересоваться его соображениями по этому поводу. Мама просила меня приехать к ним, но я отказалась, заверив ее, что у меня все отлично. Однако даже мне было понятно, как неубедительно звучал мой голос, и в итоге Райли явился ко мне сам, без предупреждения.

– Карета подана, – сказал он из-за двери вместо приветствия.

– Райли, со мной все в порядке, – неуверенно пробормотала я, выйдя на площадку.

– Ни черта не в порядке, – заявил он, – ты выглядишь дерьмово.

– Спасибо большое.

– Давай собирайся быстренько, и поехали ко мне. Мама нас ждет.

Я взвыла:

– Господи, у меня и так был кошмарный день!

– Не говори так о маме. – Он произнес это уже вполне серьезно, и я почувствовала себя негодяйкой. – Она переживает за тебя. Целый день от телевизора не отходит.

– Хорошо. Подожди меня здесь.

Я закрыла дверь и попыталась собраться, но не могла толком сосредоточиться и поэтому просто натянула плащ. Когда я вышла из квартиры, Райли болтал с соседкой Не-могу-запомнить-имя. Он склонился к ней и разливался соловьем, не замечая, что я уже здесь, и мне пришлось громко, протяжно откашляться, чтобы привлечь его внимание. Он обернулся, слегка раздосадованный, что его перебили.

– Привет, Люси, – поздоровалась соседка.

– Как дела у вашей мамы?

– Не очень хорошо. – Она нахмурилась, и на лбу пролегли морщинки.

– Вам удалось ее навестить?

– Нет.

– Ох, ну что же, если надумаете, то помните… я готова – ну, вы знаете.

– Приятная у тебя соседка, – заметил Райли, когда мы уже сели в машину.

– Она не в твоем вкусе. Не твой типаж.

– Что ты имеешь в виду? У меня нет типажа.

– Есть-есть. Пустоголовая блондинка.

– Неправда. Брюнетки мне тоже нравятся.

Мы рассмеялись.

– Она говорила тебе о своем ребенке?

– Нет.

– Занятно.

– Ты надеешься, что я разочаруюсь? Если так, то зря, ребенок меня не отпугнет – я как-то встречался с женщиной, у которой было двое детей.

– Ха, так она тебя очаровала?

– Может быть, чуть-чуть.

Меня это удивило. Какое-то время мы ехали молча, и я вспоминала, как Стив наставил на меня пистолет. Мне не хотелось обсуждать это с Райли.

– А где ее мать?

– В больнице. Не знаю, что с ней, но, похоже, что-то серьезное.

– Почему она к ней не съездит?

– Говорит, что ни с кем не хочет оставлять ребенка.

– Ты предложила посидеть с ним?

– Да.

– Это мило с твоей стороны.

– Да, я еще не совсем закоренела во зле.

– В тебе нет ни единого злого кусочка, – сказал он, повернув ко мне голову.

Я не хотела встречаться с ним взглядом, и он опять стал смотреть на дорогу.

– А почему она не может поехать в больницу с ребенком? Не понимаю.

Я пожала плечами.

– Ты же знаешь, Люси, скажи мне.

– Нет, не знаю. – Я смотрела в окно.

– Он совсем маленький? Сколько ему?

– Не знаю.

– Да ладно тебе, Люси.

– Честно, не знаю. Он в коляске.

– Так это мальчик?

– Мальчик, девочка – какая разница? Маленькие все одинаковые. Лично я их не различаю лет до десяти.

Райли рассмеялся.

– Может быть, ее мать не одобряет, что она живет одна, без мужа? Возможно, дело в этом?

– Что-то в этом роде. – Я пыталась сосредоточиться на том, что видела в окне, и забыть про дуло пистолета, направленное мне в лицо.

Райли живет в паре километров от центра, в Рингсенде, рядом с парком, и окна его пентхауса выходят на Большой канал.

– Люси! – Мама бросилась ко мне, едва я переступила порог. Глаза большие, испуганные. Я спрятала руки за спину, а она крепко обняла меня и прижала к себе.

– Мам, ничего страшного не случилось. Меня вообще даже не было в офисе, так что я пропустила все самое интересное – обедать ходила.

– Правда? – Она вздохнула с видимым облегчением.

Зато Райли глаз с меня не сводил, и это сильно нервировало. Последние дни он вел себя довольно странно: не как мой прежний брат – доверчивый и веселый, а как человек, подозревающий, что я постоянно вру.

– Словом, это все ерунда. Я тут тебе кое-что принесла.

И я вручила ей коврик для ног, который только что потихоньку от Райли стырила у соседней двери. Отличный коврик, абсолютно новый, с надписью «Привет, я половичок».

Мама засмеялась:

– Люси, спасибо тебе большое, ты такая милая.

– Да уж, Люси, – сердито сказал Райли.

– Брось, не переживай, он не дорогой. – Я похлопала брата по плечу и прошла в гостиную. – Рэй дома?

Они на двоих снимают эти апартаменты. Рэй врач, и они почти никогда не пересекаются, потому что работают в разное время. Впрочем, если маме удается его застать, она беззастенчиво с ним флиртует, хоть и спросила меня однажды, не думаю ли я, что Рэй – бойфренд Райли. Это ее мечта – сын-гомосексуалист, в полном соответствии с духом времени. Тогда он уж точно не променяет свою обожаемую мамочку ни на какую другую женщину.

– Он на работе, – ответил мне Райли.

– Вот беда, вы толком не можете уделить другу время. Обидно, верно? – Я пыталась не засмеяться, но Райли посмотрел на меня так, точно сию секунду сделает подсечку и я свалюсь на пол, – как нередко бывало в детстве. И я быстренько сменила тему: – А чем это пахнет?

– Это еда из пакистанского ресторанчика, – небрежно сообщила мама.

Ей доставляет огромное удовольствие приходить в гости к сыну-холостяку, в его шикарную квартиру, и вести себя чрезвычайно легкомысленно: есть пакистанскую еду, смотреть автошоу Top Gear по Би-би-си-2 с их отвязными ведущими и с помощью дистанционного пульта управлять в камине огнем, который меняет цвет. От их с отцом дома до ближайшего пакистанского ресторана очень далеко, а по телевизору отец не смотрит ничего, кроме Си-эн-эн.

Мы открыли бутылку вина и расположились за столом со стеклянной столешницей, возле окна с видом на канал. Все сияло, сверкало и переливалось в лунном свете.

– Итак, – сказала мама таким голосом, что стало ясно – она нацелилась на серьезную беседу.

– Как продвигается подготовка к торжественному событию? – побыстрее встряла я.

– О… – Она забыла, что хотела сказать, и радостно клюнула на мою приманку. – Нам столько всего надо с тобой обсудить. Начать с того, где лучше всего устроить прием.

И двадцать минут кряду она рассказывала о том, в чем я ничего не смыслю, о плюсах и минусах приема в четырех стенах и под крышей или в трех стенах без оной.

– А сколько будет гостей? – спросила я, ошарашенная некоторыми ее идеями.

– Пока что в списке четыреста двадцать человек.

– Сколько? – Я едва не поперхнулась.

– Ну, это в основном коллеги твоего отца. Учитывая его положение, нельзя одних позвать, а других нет. Люди могут очень обидеться. – Опасаясь, что сказала нечто бестактное, она поспешно добавила: – И совершенно обоснованно.

– Так не приглашайте никого, – брякнула я.

– Что ты, Люси, – она улыбнулась мне, – я не могу.

У меня зазвонил мобильный, и на экране высветилось имя – Дон Локвуд. Прежде чем я успела сделать непроницаемое лицо, губы сами расплылись в улыбке.

Мама вопросительно подняла бровь и поглядела на Райли.

– Простите, я отойду на минуту.

Я вышла на балкон. Он дугой опоясывает квартиру, так что я оказалась вне поля их зрения и слуха.

– Алло?

– Ну как, вас сегодня уволили?

– Не совсем. Точнее, пока еще нет. Человек, с которым я общалась по-испански, оказался не в курсе, кто такой Том. В любом случае, спасибо за добрый совет.

Он весело рассмеялся:

– В Испании было то же самое. Никто не знал – кто такой Том, где он. Ну, не переживайте, могло обернуться и хуже, как в том офисе, где сегодня один парень слетел с катушек.

Я насторожилась. Сперва я решила, что это ловушка, но по здравом размышлении отвергла эту мысль – да каким образом он мог узнать, где я работаю, если ему даже мое настоящее имя неизвестно?

– Алло? – Он немного встревожился. – Вы еще тут?

– Да, – тихо сказала я.

– О, ну ладно. А я было решил, что сболтнул что-то не то.

– Нет, все нормально. Просто… в общем, это было у нас в офисе.

– Вы серьезно?

– Да. К сожалению.

– Господи. У вас все хорошо?

– Всяко лучше, чем у него.

– Вы его видели?

– Сосиску? Конечно.

– Простите, не разобрал?

– Я дала ему прозвище Сосиска. Он самый безобидный человек у нас в конторе. И сегодня он целился мне в лоб из пистолета.

– Черт побери. С вами точно все в порядке? Он вас не поранил?

– Со мной все прекрасно.

Все было отнюдь не прекрасно, и я знала, что он это понимает, но я его не видела и мы были незнакомы, так что какая разница.

– На самом деле пистолет был игрушечный, обычный водяной пистолетик. Это уже потом выяснилось, когда они его… скрутили. Сосиска втихаря взял у сына. И сказал жене, что собирается вернуть себе работу. Господи, гребаный водяной пистолет заставил меня всю жизнь заново переосмыслить.

– Это нормально. Я хочу сказать, вы же не знали, что он игрушечный, правда? – мягко сказал он. – А нажми он на спуск, так у вас, чего доброго, волосы бы дыбом встали.

Я засмеялась, откинула голову назад и хохотала, не в силах остановиться.

– Бог ты мой, я почти надеялась, что меня наконец уволят, а он пошел на такой отчаянный шаг, чтобы вернуть себе работу.

– Не до конца отчаянный, пистолет-то ненастоящий. Но он сильно рисковал. Кто его знает, может, это смертельно опасное зрелище – вы с волосами дыбом. У вас есть волосы? Я ведь вас не целиком видел.

Я улыбнулась.

– Каштановые.

– Ну вот, еще один фрагмент пазла.

– Расскажите теперь, как ваш день прошел, Дон.

– Уж точно не так интересно, как ваш. Позвольте пригласить вас выпить, уверен, это пойдет вам на пользу, – мягко предложил он. – И я вам расскажу про свой день.

Я промолчала.

– Пойдем куда-нибудь, где полно народу, вы сами скажите куда. Если хотите, прихватите с собой десяток друзей. Десять парней с крепкими мышцами. Не подумайте, что я любитель крепких парней или вообще парней, по мне, так лучше бы и без них обойтись, это я так говорю, если вы подумали, что я решил взять вас в заложницы. – Он вздохнул. – Я готов на любые уступки, вы оценили?

Я улыбнулась:

– Спасибо, Дон. Но я не смогу. На вечер меня уже взяли в заложницы мама с братом.

– Такой у вас, видно, сегодня день. Тогда в другой раз. Может, на выходных? Вы должны убедиться, что я состою не из одного красивого левого уха.

И снова я расхохоталась.

– Дон, вы просто замечательный, но…

– Э-хе-хе.

– Правда, я в полном раздрае.

– Что ж тут странного, любой был бы в раздрае после таких приключений.

– Нет, дело не только в этом, у меня вообще все не ладится.

Я устало потерла лоб, осознав, вопреки собственным постоянным заверениям, что у меня и впрямь в жизни творится бардак.

– Я вам и так рассказала куда больше, чем своим домашним. Вот и ошибайся после этого номером.

Он весело рассмеялся, и из трубки до меня долетело его дыхание. Я вздрогнула – мне показалось, он стоит рядом.

– Так это же добрый знак, разве нет? – Он оживился. – Решайтесь. Если обнаружится, что я жирный мерзкий урод, которого вы ни за что не захотите видеть еще раз, вы спокойно встанете и уйдете, и я никогда больше вас не потревожу. А если вы мерзкий жирный урод, то и вовсе волноваться не о чем – я сам вас не захочу видеть еще раз. Разве что… вам нужен именно жирный урод, тогда нам действительно нет смысла встречаться, потому что я не такой.

– Я не могу, Дон. Извините меня.

– Нет, это невозможно. Вы хотите со мной порвать, а я даже не знаю, как вас зовут.

– Я же вам говорила – Гертруда.

– Ну да, Гертруда. – Он был немного разочарован. – Что ж, Гертруда, а ведь это вы первая начали.

Я засмеялась:

– Я ошиблась номером.

– Ладно, – решительно сказал он. – Оставлю вас в покое. Я рад, что сегодня все обошлось.

– Спасибо, Дон. Удачи вам.

Я не сразу вернулась в гостиную, а еще постояла, облокотясь о перила и глядя на огоньки, отражавшиеся в темной воде. Телефон запищал.

Прощальный подарок.

Нажала на картинку и увидела замечательно синие веселые глаза. Я так долго в них смотрела, что мне почудилось, будто правый мне подмигнул.

Когда я присоединилась к маме с Райли, они были столь любезны, что не задали ни единого вопроса, но потом Райли пошел в ванную, прежде чем отвезти меня домой, и мама воспользовалась моментом.

– Люси, у меня не было возможности поговорить с тобой после того, как ты у нас обедала.

– Да, мам, прости, что я так поспешно ушла тогда. Все было очень вкусно. Я просто вдруг вспомнила, что опаздываю на важную встречу.

Она слегка нахмурилась:

– Вот как? А я подумала, это из-за того, что мы подписали бумаги насчет твоей жизни.

– Нет, что ты, – перебила я, – конечно нет. Я сейчас не помню, куда так торопилась, но это на самом деле было срочно. По глупости назначила два дела почти на одно время. Ты же знаешь, какая я бываю забывчивая.

– А я-то решила, ты на меня обиделась. – Она внимательно вглядывалась мне в лицо. – Я пойму, скажи, если тебя это задело.

О чем она толкует? Силчестеры не выставляют свои чувства напоказ.

– Все прекрасно, мама. Я знаю, ты просто обо мне беспокоилась.

– Да, – призналась она, – но я никак не могла решиться. Долго не подписывала эти документы. Я все думала, может быть, если что-то не так, ты придешь и расскажешь мне. Хотя я знаю, Эдит очень часто тебе помогает, и наверное, поэтому ты больше привыкла обращаться к ней.

Она смущенно улыбнулась и легонько откашлялась.

Неловкий, неловкий, ужасный момент. Ясно, что она ждет моих возражений, но я не уверена, что хочу ей возражать. И я ничего не сказала. Где оно, мое мастерское вранье, сейчас бы оно так пригодилось.

– И в конце концов я обсудила это с твоим отцом, а потом все же решилась подписать.

– Он тебе это посоветовал? – спросила я как можно нежнее, но внутри у меня неудержимо закипал гнев. Да что он знает о моей жизни? Он ни разу не спросил меня, как я живу, не выказал и тени интереса…

– Не совсем так. Он сказал, что все это полная чушь, и тогда я поняла, что не согласна с ним. Я не думаю, что это полная чушь. И потом, ну чем это может тебе повредить? Понимаешь? Если бы моя жизнь захотела со мной встретиться, я была бы в восторге. По-моему, замечательно, когда происходят такие захватывающие вещи.

На меня произвело большое впечатление, что она поступила вопреки указаниям отца, и меня заинтриговало ее желание встретиться со своей жизнью. От нее я такого никак не ожидала. А как же «Что-скажут-люди»?

– Но больше всего я переживала, что тут есть и моя вина. Ведь я твоя мама, и если с тобой что-нибудь не так, то…

– Мама, со мной абсолютно все так.

– Ну конечно, я просто неправильно выразилась, я имела в виду…

– Я понимаю, что ты имела в виду, – спокойно сказала я, – и твоей вины уж точно ни в чем нет. Если бы что и было не так, ты в этом никоим образом не была бы виновата. Ты не сделала ничего плохого.

– Спасибо, Люси.

Она вдруг помолодела лет на десять, и я впервые поняла – она чувствует себя виноватой из-за того, как я живу. А я всегда была уверена, что это только моя забота.

– И что же, – она явно приободрилась, – ты с ней встретилась?

– Вообще-то это он. Да, мы виделись на прошлой неделе.

– Он?

– Я тоже удивилась.

– Он симпатичный? – Она не удержалась и хихикнула как школьница.

– Мам, это непристойно! Он же моя Жизнь.

– Ох да, разумеется. – Она пыталась скрыть улыбку, но я слышала, что в голове у нее уже звучат свадебные колокола. Подходящий зять, в крайнем случае неплохой бойфренд для Райли.

– Он вовсе не симпатичный, на самом деле настоящий урод.

И я описала его: потные ладони, запах изо рта, шмыгающий нос и потертый костюм.

– В любом случае все хорошо. Мы пообщались, но я не думаю, что он еще раз захочет со мной увидеться.

Мама слегка сдвинула брови:

– Ты уверена?

Она вышла в прихожую и вернулась со своей сумкой, из которой извлекла целую стопку знакомых конвертов с тройной спиралью. Все на мое имя и на их домашний адрес.

– Они приходили ежедневно на прошлой неделе. Последнее мы получили сегодня утром.

– Ох, он, наверное, забыл мой адрес. Неудивительно, что я от него ничего не получала. – Я покачала головой и засмеялась. – Похоже, главная проблема моей Жизни – неорганизованность.

Мама улыбнулась, но улыбка у нее получилась грустная.

Райли вернулся к нам с ключами от машины в руках, увидел стопку конвертов и со словами «Вот вы чем занимаетесь» открыл письменный стол, где обнаружилась еще одна куча конвертов. Он бросил их поверх маминых, взял хрустящую лепешку, сунул ее в рот и сказал:

– Сделай одолжение, сестренка, перестань игнорировать свою жизнь. У меня весь почтовый ящик забит этой писаниной.

Поначалу моя Жизнь был мне безразличен, потом он стал меня злить, а после всех сегодняшних событий я была близка к тому, чтобы его возненавидеть.

Мы ведь договорились, что завтра увидимся в «Старбакс». Благо на работе нам дали выходной, чему я была искренне рада, в первую очередь потому, что мне была неприятна дурацкая ситуация с испанским. Мало того что он загнал меня в ловушку, подверг мою жизнь опасности, так он еще и всем моим близким и знакомым не дает покоя. Завтра нам будет о чем поговорить.

На другой день, когда я обдумывала все те упреки, которые намеревалась ему высказать, зазвонил мобильный. Номер был незнакомый, и я не стала отвечать. Но он все звонил и звонил. А затем раздался стук в дверь. Я бросилась открывать и увидела соседку Не-могу-запомнить-имя. Она была в панике.

– Простите, что беспокою вас. С мамой плохо. Мне только что позвонил брат, сказал, что я должна немедленно приехать.

– Нет проблем.

Я взяла ключи и закрыла дверь. Соседку буквально колотила нервная дрожь.

– Все будет хорошо. Вам непременно нужно съездить в больницу. – Я говорила как можно мягче.

Она кивнула.

– Понимаете, я никогда не оставляла его раньше…

– Все будет в порядке, поверьте мне.

У себя дома она ничуть не успокоилась. Ее трясло, и она суетливо объясняла мне, что где лежит и что я должна делать.

– Я уже приготовила бутылочку, но ее надо согреть, прежде чем его покормить. Иначе он не будет пить, только теплое. Он ест в полвосьмого, а перед сном любит смотреть «В ночном саду». Диск уже в плеере, надо только включить. Да, без Бена он не заснет. Бен – это вон тот медвежонок. Если он вдруг проснется и заплачет, спойте «Огонечек-огонек», и он успокоится.

Она совала мне в руки соски, игрушки, стерилизатор для бутылочки – на случай, если я уроню ее. Потом посмотрела на часы.

– Ох, боже мой, уже пора. – И вдруг испугалась и дала задний ход: – Или, может быть, лучше не надо, лучше все-таки остаться?

– Поезжайте. Здесь все будет хорошо.

– Да-да, вы правы.

Она накинула плащ и открыла дверь.

– Ко мне никто не должен прийти, а вы ведь тоже не приведете сюда друзей и… вообще?

– Конечно нет.

– У вас ведь есть мой мобильный?

– Да, вот здесь. – Я показала ей свой телефон.

– Все, я пошла. Спасибо вам.

Она чуть было не расплакалась, но все же наконец ушла.

А у меня возникла проблема. Я позвонила Жизни в офис, но там никто не взял трубку. Наверное, его секретарша ушла, а он, скорей всего, уже на пути в «Старбакс». Я подождала до того времени, на которое мы условились, и позвонила в кафе.

– Алло, – сказал нелюбезный юноша, которого явно все достали.

– Здрасте, у меня встреча в вашем кафе, и мне нужно предупредить человека…

– Имя? – перебил он.

– Я не знаю его имени, но он в костюме, на вид такой усталый и…

– Эй, вас к телефону, – заорал он прямо мне в ухо и шваркнул трубку на стойку.

Ее тут же взяли.

– Алло?

– Привет, – я старалась говорить как можно дружелюбнее, – тут такое случилось, вы просто не поверите.

– Я надеюсь, вы звоните не для того, чтобы отказаться, – немедленно заявил он, – а сообщить, что опаздываете. Это само по себе невежливо, но отказ я расценю как оскорбление.

– И все же я именно для этого звоню. Но не приду я совсем не потому, почему вы думаете.

– А что я, по-вашему, думаю?

– Что мне на вас наплевать, а это вовсе не так, то есть отчасти так, но я пытаюсь как-то это изменить и не приду совершенно по другой причине. Моя соседка попросила меня посидеть с ребенком. У нее серьезно заболела мать, и ей пришлось срочно поехать в больницу.

Он помолчал, обдумывая мои слова.

– Ну да. «Собака съела тетрадь с моим домашним заданием».

– Да нет же, ничего общего.

– Как зовут вашу соседку?

– Я не помню.

– Из всего вашего вранья это самое никчемное.

– Потому что это не вранье. Если бы я врала, я бы придумала ей имя. Что-то типа… Клэр. Ну точно! Ее действительно зовут Клэр. Черт, вспомнила наконец. Она Клэр.

– Вы пьяны?

– Нет. Я сижу с ребенком.

– Где?

– У нее в квартире. Напротив моей. Но вам сюда нельзя, сразу говорю. Она меня специально попросила, чтобы никаких посторонних.

– Я бы не был посторонним, если б вы со мной побольше общались.

– Ну хорошо, однако не будем наказывать ее за мои ошибки, ладно?

Под конец разговора он злился уже не так сильно и, я надеялась, поверил тому, что я ему рассказала. Как бы то ни было, я уселась в кресло-качалку и наблюдала, что поделывает Макка Пакка «В ночном саду», но мысли мои бродили совсем в иных местах. И тут я второй раз за вечер услышала, как кто-то стучится ко мне домой. Я выглянула из квартиры Клэр и увидела, что он стоит у меня под дверью.

– Проверяете меня?

Он обернулся.

– О, вы побрились. – Я была удивлена. – Вид уже не такой кошмарный, как раньше.

Он попытался заглянуть в квартиру мне через плечо.

– И где же ребенок?

– Вам сюда нельзя. Это не мой дом, я не могу вас впустить.

– Хорошо, но ребенка-то вы можете мне показать. Сколько я знаю, с вас станется забраться в чужую квартиру, лишь бы спрятаться от меня. И не смотрите на меня так, вы безусловно на это способны.

Я вздохнула:

– Ребенка я вам показать не могу.

– Просто поднесите его к двери. Я и пальцем до него не дотронусь.

– Я не могу вам показать ребенка.

– Нет уж, покажите мне его, – настойчиво повторял он. – Покажите, ну. Покажите!

– Заткнитесь, – прошипела я. – Нету никакого ребенка.

– Я так и знал.

– Да ни черта вы не знаете, – я перешла на громкий шепот, – она думает, что ребенок есть, а его нет. Ребенок был, но он умер, а она думает или делает вид, или я не знаю, что она делает, но ведет себя так, точно он есть. А его нету.

Он неуверенно посмотрел на меня, потом в прихожую:

– Там повсюду валяются детские вещи.

– Да. Она и с коляской выходит на прогулку, только коляска пустая. Она думает, что у него режутся зубки и он плачет по ночам, но кроме нее этого никто не слышит. Нет здесь никакого ребенка. Я видела фотографии, и на этой он старше всего. Мне кажется, ему было около года, когда он умер. Вот, посмотрите.

Я взяла фото со столика в прихожей и протянула ему.

– А кто этот мужчина?

– Я думаю, ее муж, но за целый год я его ни разу здесь не видела. Наверное, не выдержал всего, что случилось, и ушел.

– Все это очень грустно. – Он отдал мне фото, и какое-то время мы подавленно молчали. Наконец Жизнь спросил: – Значит, вы должны сидеть тут, хоть никакого ребенка и нет?

– Если она вернется и не застанет меня, мне придется сказать, что я ушла потому, что его нет. Это было бы жестоко.

– И вы не можете отсюда уйти, и я не могу сюда войти. Вот так штука.

Он улыбнулся, и на долю секунды лицо у него сделалось приятным.

– Мы можем поговорить здесь, – предложил он.

– Мы уже так и делаем.

Он сел на корточки, прислонясь спиной к моей двери. Я последовала его примеру и устроилась напротив, возле квартиры Клэр. Из лифта вышел сосед, окинул нас взглядом, ничего не сказал и пошел к себе. Мы молча смотрели друг на друга.

– Люди вас видят, да? – сказала я.

– Вы что, считаете, я привидение? – Он закатил глаза. – Это вы меня в упор не замечаете, а все остальные уделяют мне массу внимания. Многие очень мною интересуются.

– Ладно, ладно. Какой обидчивый.

– Вы готовы поговорить?

– Кстати, об обидах. Я зла на вас. – Я тут же вспомнила все, что заранее наметила ему высказать.

– За что?

– За то, что вы вчера устроили у меня на работе.

– Я устроил?

– Да. Зачем было втравливать их всех в ваши крученые подачи, или как вы там это называете?

– Погодите. Вы что, думаете, я манипулировал людьми, чтобы случилось то, что случилось?

– Ну… а разве нет?

– Нет! – отрезал он. – Да за кого вы меня принимаете? Не надо, не говорите. Все, что я сделал, – это синхронизировал приезд Агусто Фернандеса, но я не имею ни малейшего отношения к этому, как его…

– Стив, – твердо сказала я. – Его зовут Стив Робертс.

Он насмешливо прищурился:

– На прошлой неделе вы, помнится, называли его куда менее уважительно. Как вы его окрестили? Сосиска?

Я отвела глаза.

– Я ничего не подстраивал. Вы сами несете ответственность за то, что происходит в вашей жизни, как и любой человек – за свои поступки. И за вчерашнюю историю вы отвечать не должны. Вам кажется, что вы виноваты. – Это не было вопросом, и я промолчала.

Уткнулась лбом в коленки:

– У меня голова трещит.

– Это от мыслей. Вы давно ни о чем не задумывались, вот и отвыкли.

– Но вы признаёте, что подстроили приезд Фернандеса. Вы вмешались в его жизнь.

– Нет. Я синхронизировал ваши жизни. Заставил их пересечься, чтобы помочь вам обоим.

– Чем же вы ему помогли? Он, бедолага, оказался под дулом пистолета, вряд ли ему это сильно помогло.

– Бедолага оказался под дулом водяного пистолета, и, я думаю, со временем вы убедитесь, что это пошло ему на пользу.

– В чем?

– Не знаю. Подождем, время покажет.

– Кто ж тогда знал, что пистолет водяной, – пробормотала я.

– Это точно. Вы как, в порядке?

Я не ответила.

– Э-эй. – Он вытянул ногу и шутливо пнул меня в щиколотку.

– Да. Нет. Я не знаю.

– Ох, Люси, – вздохнул он.

Встал, подошел ко мне и обнял. Я попыталась высвободиться, но он обнял меня еще крепче, и я перестала сопротивляться, а тоже обняла его и прижалась носом к лацкану дешевого пиджака, вдыхая его кислый запах. Потом он отодвинулся и ласково провел пальцами мне по щекам, вытирая несуществующие слезы. Лицо у него стало доброе и заботливое, он выглядел почти симпатичным. Потом он протянул мне бумажную салфетку, и я шумно, протяжно высморкалась.

– Потише, ребенка разбудишь. – Он улыбнулся, и мы оба виновато рассмеялись.

– Я жалкое создание, да?

– Склонен был бы согласиться, но сначала хочу спросить – почему ты так считаешь?

– Сначала меня до смерти напугали водяным пистолетом, теперь вот сижу с ребенком, которого нет.

– В компании со своей жизнью, – добавил он.

– Верно подмечено. В компании со своей жизнью, которая при этом человек. Дальше, кажется, некуда.

– Очень даже есть куда. Мы только-только начали.

– Почему ее жизнь не ходит за ней по пятам, навязывая свою помощь? Отказывается признать очевидное? Ведь это все так невыносимо тяжело. – Я мотнула головой в сторону прихожей с разбросанными по полу детскими игрушками.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я не взаимодействую с жизнями других людей. Ты моя единственная забота.

– А тебе бы следовало взять пример с ее жизни. И не вмешиваться. Видишь, она просто ждет, пока ее подопечная сама справится и выбросит эту страницу из книги своей жизни.

– А мне выбросить страницу из твоей?

Я вздохнула.

– Ты правда так несчастлив?

Он кивнул и отвернулся. Скрипнул зубами, но справился с собой.

– Но я не понимаю, почему у тебя все так плохо. У меня ведь все отлично.

– Да ничего у тебя не отлично. – Он грустно покачал головой.

– Ну, может, я и не просыпаюсь со звонкой песней на устах… – я понизила голос, – но я и не делаю вид, что что-то существует, когда оно не существует. И наоборот.

– Ты уверена? – Он насмешливо хмыкнул. – Вот смотри. Если ты упадешь и сломаешь ногу, тебе будет больно, и ты пойдешь к врачу. Он сделает рентген, поднесет снимок к свету, и все увидят, что кость сломана. Так?

Я кивнула.

– Или у тебя заболит зуб, ты пойдешь к зубному, он заглянет тебе в рот, посветит лампочкой, увидит дырку, запломбирует канал. Так?

Я снова кивнула.

– Все это совершенно обыденные вещи в современном мире. Заболела – идешь к врачу, он прописывает антибиотики. Подавлена – идешь к психотерапевту, он, возможно, прописывает антидепрессанты. Появились седые волосы – идешь к парикмахеру, он тебе их закрашивает. Но в жизни… в жизни случаются ошибки, неудачи, однако ты просто продолжаешь жить. Верно? Никто не может заглянуть в твою жизнь так глубоко, чтобы понять, что там реально творится, – нет такого рентгена, чтобы сделать снимок твоей жизни. А то, что нельзя просветить, увидеть, зафиксировать, – то, по нынешним меркам, и не существует. Но вот он я, здесь. Я другая часть тебя. Рентгеновские лучи твоей жизни. Твое отражение в зеркале. Я тебе показываю, как ты страдаешь, как тебе плохо. Все это отражено во мне. Доступно объясняю?

Да, доступно. И это объясняет запах изо рта, потные ладони, кошмарную прическу. Я все обдумала, а потом сказала:

– Но это нечестно по отношению к тебе.

– Мне выпали такие карты. Теперь от меня зависит, сумею ли я удачно их разыграть. Понимаешь, я завязан в этом ровно так же, как и ты. Чем больше ты проявляешься, чем бодрее живешь, тем лучше я себя ощущаю. Ты собой довольна – я здоров.

– Значит, от меня зависит твое счастье?

– Я бы предпочел говорить «от нас». Я как Ватсон для Холмса или Винни-Пух для Кристофера Робина.

– Как рентген для сломанной ноги, – усмехнулась я, и он усмехнулся в ответ. Похоже, мы заключили перемирие.

– Ты говорила с родителями о том, что случилось? Уверен, они очень волновались.

– Ты же знаешь, что говорила.

– Я думаю, лучше, если мы с тобой будем обсуждать все так, словно я ничего не знаю.

– Не беспокойся, я вчера виделась с мамой и Райли. Ездила к нему домой. Наслаждались пакистанской кухней, а потом мама приготовила мне горячий шоколад – она так меня утешала, когда я в детстве разбивала нос или коленку.

– Звучит неплохо.

– Так оно и было.

– Но ты рассказала им, что произошло?

– Я сказала, что меня не было в офисе и все закончилось до моего возвращения.

– Почему?

– Не знаю. Не хотела, чтоб они переживали понапрасну.

– Какая же ты заботливая, – саркастически заметил он. – А ведь ты вовсе не их оберегала, а себя. Ты не хотела вдаваться в подробности, чтобы, не дай бог, не проявить свои чувства. Что, я не прав?

– Может быть, и прав. Ты очень сложно это формулируешь, по мне так все проще.

– У меня есть на этот счет одна теория. Сказать?

– Давай. – Я подперла рукой подбородок.

– Пару лет назад, когда Блейк, – он помедлил, – был тобою брошен…

Я улыбнулась.

–… ты начала врать всем подряд. А поскольку ты врала им, тебе уже было нетрудно врать и себе.

– Очень увлекательная теория, только не знаю, верная ли.

– Давай проверим ее. Как только ты перестанешь всем врать – что, кстати, гораздо тяжелее, чем ты думаешь, – ты начнешь узнавать о себе правду, что тоже гораздо тяжелее, чем ты думаешь.

Я устало потерла ноющий затылок, с тоской размышляя о том, как я угодила в этот переплет.

– И как же оно так выйдет?

– Ты позволишь мне проводить время с тобой.

– Давай. На выходных?

– Нет. Я имею в виду все время: я буду ходить с тобой на работу, встречаться с твоими друзьями и прочее.

– Нет, это невозможно.

– Почему?

– Да не могу я прийти с тобой на обед к родителям или на встречу с друзьями. Они решат, что я придурочная.

– Ты боишься, что они о тебе что-то узнают.

– Если моя жизнь, в смысле ты, сядет с ними за стол, они узнают практически все.

– Что в этом ужасного?

– Это личное. Мое, личное дело. Ты – в первую очередь. Люди не притаскивают на вечеринки свою жизнь.

– Полагаю, ты еще убедишься, что большинство тех, кого ты любишь, именно так и поступает. Но суть не в этом, а в том, чтобы мы начали действовать вместе.

– Я за, но только давай не будем вместе общаться с моими друзьями и семьей. Это пусть будет отдельно.

– Это и так отдельно. Никто из них ничего о тебе на самом деле не знает.

– В общем, этому не бывать.

Он не ответил.

– Ты намерен вторгаться куда считаешь нужным?

Он кивнул.

Я вздохнула:

– И знаешь что, я вру не всем подряд.

– Знаю. Не врешь по «неправильному номеру».

– Видишь? Странная история. Еще одна жалкая глупость с моей стороны.

– Не скажи. Иногда неправильный номер – и есть правильный.

Он улыбнулся.

Дата добавления: 2015-11-16